Текст книги "Коротенькие рассказики. Том II"

ЮРА ЛИНЬО

Он был на стройке ДК в селе при Хрущёве лишь бригадиром. И сказал в обед собравшимся рабочим:

– Вот, что, ребята, начальник наш промолчал, но я предлагаю хоть какой-то орнамент выложить, потому что ДК строим на века, и наши дети будут ходить в клуб, и дети наших детей ещё, поэтому я договорюсь со снабженцами насчет красного кирпича. Так что простоя никакого не будет… Значит, тут на рисунке показано как надо выложить.…И скажу прямо – нам здесь жить, нам в этот клуб ходить, я хочу, чтобы он отличался, пусть не внутри, зато снаружи. А то районный ДК выложили белым кирпичом просто – вышел сарай сараем! Есть ко мне вопросы?

– Есть. Что, районный ДК в Горьковке выложили без узора?

– Да. Я видел ихнюю кладку, на сарай похоже. Больше нет вопросов? Тогда поехали.

Он привык мало говорить, а больше делать. Вот и здесь, только упомянул начальника и всё. Некоторые мужики приходили домой к Юре рассмотреть расцветку орнамента: как будет выглядеть ДК. Некоторые ждали конца работ, тоже, как будет выглядеть ДК. Хвалили, что это он придумал разукрасить ДК красными кирпичами. Хвалили общую длинную кладку в два кирпича, хвалили ромбики.

– Нет, здорово получилось! – говорил один мужик. Но один мужик всё-таки пожаловался начальнику стройки, а тот просто промолчал, повернулся и ушел, но Юрий знал, кто это мог сделать.

ДК далеко узнавали благодаря Юриным стараниям, что получился не сарай, а ДК. Около сорока лет прокрасовалась Юрина кладка.

МАМА И АНДРЮША

Андрюше три годика. Мама балует, милует, целует его везде…

– Ой, да ты мой хорошенький такой, моя хрустальная ласточка. Кровиночка моя, моя радость.

Сходил на горшочек, неприятно пахнет:

– Да ты умненький такой – прямо я не знаю!

И опять продолжает его хвалить и баловать. Ну разве что-то скажешь, что неприятно пахнет?

– Будешь ли ты Андрей или Андрей Викторович или просто Андрюша – неважно, но не забывай маму. Помнишь, да ты не вспомнишь, но знай, как она тебя любила, баловала…

– Ой, забыл поздравить старуху-мать… Нет, надо поздравить – нехорошо… Мать, я совсем забыл поздравить мать, ведь большой праздник, сбегаю на почту, хотя бы открыточку послать надо. Пусть позже получит на денек-на два, но получит, порадуется. Говорит мать – его жена:

– Сходи, раз тебе надо… А мне не обязательно.

Сноха не разговаривает с его матерью – поссорились. Мать, поди, уже умерла, стала болеть всё… они живут в городе, пока снимают квартиру, а сами копят на однокомнатную для начала. А мать-старуха в деревне. Сынок всё ближе к жене да к жене.

ДРАМА МОЛОДЫХ

Жила молодая чета. У них была дочь-красавица годиков четырех-пяти, квартира. Он – красавец-мужчина – высокий, стройный, всегда хорошо одет, техник-электрик. Звали его Валентином. У электриков он был просто Валик. Был у него закадычный друг Сергей Щелкуногов. Все электрики об этом знали. Друг был художником.

Однажды посылают Валика в командировку. Начальство обещало интересную работу и хороший заработок.

Пробыл он с неделю в командировке, приехал домой. Весёлый, жены дома не было, спросил у дочки:

– Кто был у вас без меня?

– Мама не велела говорить.

Он отдал дочке обе шоколадки, припасенные заранее.

– Вот тебе шоколадки.

– Если только маме не скажешь.

– Не скажу…

И рассказала ему всё на ухо, хотя в комнате никого не было. Он не хотел от дочери услышать того, что услышал, сердце у него затрепетало, и он стал дочь расспрашивать о подробностях.

– А дяденька тот, что с такими волосами, – и показывал на себе волосы как у Тарзана, – что он делал? Ночевал он у нас?

Дочь всё подробно рассказала отцу. Отец пошел и напился. Пришел бледный как покойник. Жена сразу поняла что-то недоброе.

Надо пару слов сказать о жене. Звали её тоже красиво, как она сама – Лилей, она была стройной, мужу под стать, хоть и выкормила ребенка грудью. Правда, кормила она всего четыре месяца, но это всё неважно.

– Был, – сразу созналась она, зная, что дочь могла всё рассказать.

На завтра он уехал туда, куда ездил в командировку. Через несколько дней он, оказывается, отравился. Два дня не было на работе, комнату вскрыли…

Приехал нарочный к жене. Она сразу поняла. И сразу же говорит:

– Можете привезти и похоронить здесь.

Она не повезла труп. Вышла замуж за друга Сергея Щелкуногова, хотя он был против Валика далеко некрасивым малым, разве, что только волосы…

Валентин был тихим, никого не обругает. Но он её, видимо, сильно любил, хоть и говорят, все мужики – кобели.

А эти и сейчас живут вместе…

– Сила любви мужчины и подлость друга. Я не её ругаю, а друга его, – рассказывает мне сварщик – ихний сосед по дому.

ЖЕНЩИНАМ

…Будьте на протяжении всей жизни немножко кокетливы, немножко шаловливы, с улыбкой как в юности, когда вы в первый раз понравились нам, юным парням, теперь вашим мужьям…

И ещё очень важное обстоятельство. Старайтесь нравиться вашим мужьям и внешне. Почему вы забываете те счастливые часы и минуты, когда вы стеснялись показаться любимому, когда вы случайно были плохо одеты или ещё что-нибудь «плохое»?

Почему вы стараетесь у зеркала и так и сяк пробуете прическу, перебираете помаду, когда собираетесь на вечер, и там хочется кому-нибудь понравиться? Ведь стирая бельё и моя посуду, то есть в самом рабочем состоянии, можно вести себя – внешне и интеллектуально так, что мужу будет приятно смотреть на вас.

Если бы все женщины помнили юность, не забывали о ней на протяжении всей жизни, мужчины были бы в два раза счастливее за свою любовь.

ЭЛЕГИЯ

Вечная мечта городского жителя, когда он увидит в кино или в телевизоре живую натуральную сельскую природу: её леса, поля, речушки, озёра с белыми лилиями и огненными кувшинками, с кваканьем лягушек. До боли в сердце хочется побывать в этих райских местах! Уединение, уединение, уединение!

Но не всегда нам горожанам удается, чтобы исполнилась эта небольшая мечта. То то, то сё – всё время что-нибудь да мешает.

Природа для человека – это не только Родина – родные края, не только мать-Земля родная, которая его взрастила, но ещё и вечный и святой храм всех искусств и наук. Погибнет природа – сгинет с лица Земли и человек.

Вот, почему я верю, что наступит такое время, за уничтожение природы – малое или большое – будут карать по самым суровым законам.

СТИХОТВОРЕНИЕ В ПРОЗЕ

Когда прожил с женой ты много лет, не правда, что жену не любишь, что от любви осталась лишь причина совместной жизни и т. д.

С годами жена становится дороже и роднее с каждым днем… Всё больше одинаковыми становятся характеры, всё больше понимаешь друг друга с полуслова.

И это ценишь, это делается годами труда и заботами семейной жизни.

…И стало меньше разногласий, споров, размолвок, ревностей. И т. д.

МУЖЧИНАМ-МУЖЬЯМ

Как себя нужно вести по отношению к жене? Не нужно быть навязчивым. Не надо извращать слова Пушкина: «Чем меньше женщину мы любим, тем больше нравимся мы ей…». Другое дело, что здесь речь идет как раз о ненавязчивости. Для этого подчас лучше сдержать чувства, подчас незаметно скрыть, зато на другой час их излить в два раза сильнее,, в два раза горячее, именно под тот другой час, когда жене этого и нужно, без чего, говорят, нет любви, нет семьи.

Всё, что дано мужчине, дано и женщине. Однако, надо помнить, что женщина любит больше ласку, чем мужчина. Это не следует забывать.

Делюсь мнением, которое пришло мне в голову на опыте жизни.

КАК У НАС В ДЕРЕВНЕ РАЗРУШАЛИ ЦЕРКОВЬ

Её строили на века. Гораздо дольше собирали деньги. Деньги собирали по всему району (волости) у всех, всех: и у бедных, и у богатых. Поэтому она построена полностью на народные деньги, называлась она мирской.

Церковь была не очень большая, но и не очень маленькая – средняя. По красоте и крепости не уступала ни одной такой. Прошло уже добрых двести лет со дня постройки, но шарниры, двери, крыша не пострадали. В ограде было много камней – памятников тех, кто строили и церковным деятелям. И целый лес деревьев, которые не могли заслонить красоту белокаменной. А также стояла крепко ограда церкви – с метр высотой и столбы, а между ними железные решетки, также крытые зеленым железом. В Великую Отечественную войну хотели забрать кирпич с ограды, но взорвалось большими частями, так и бросили. А взрывать церкви Сталин не давал ни тротил, ни пороху, – Как хотите, так и ломайте.

Люди же, боявшиеся заблудиться, выходили на поляну, и по белокаменной выходили с грибами и с ягодами благополучно на дорогу. Помню, как был большой религиозный христианский праздник – на руках несли меня и мать и ещё дорогой давали из кружек сладкой каши. Видимо, был праздник, и моя мать давала мне отведать причастие. И вот началось время разрушения церкви. Пришел приказ из района: «Убрать церковь». Приехал на гусеничном тракторе с длинным стальным тросом, обмотали купол, и – поехали! Несколько раз пятился назад тракторист, чтобы ослабить трос и снова дёрнуть. Так было раза два или четыре – не помню, но потом полетел купол с крестом и выломился столб – шестиметровый, толстый. На этом лигроин кончился в тракторе. Люди стояли. Некоторые молились. Некоторые крестились, но церковь закрыли. Поп успел вынести главные иконы и церковную рухлядь. На этом народ стал расходиться.

P.S. Церковь стояла пустой всю войну. Она стала прибежищем мальчуганов. После, намного после стал там клуб. Люди также выходили из лесу по белокаменной, но были видны издалека малый купол и четыре маленьких купола.

Происходило это в деревне Беляковка, и было и есть.

ПОЗНАКОМИЛИСЬ, ПОЗНАКОМИЛИСЬ…

Они познакомились в ломбарде.

– Простите, а как вас зовут? – задал он прямой вопрос.

– Антонина Владимировна

– А меня зовут Анатолий Львович, – тихо ответил он, – бутылочку бы надо распить за знакомство с такой барышней.

– На, сходи, у тебя, наверное, и денег нет с собой, – он промолчал, она добавила – магазин рядом, «Продукты» называется.

Смотри-ка, она меня на ты, а я тогда тоже буду на ты, – подумал Анатолий. Пока он бегал в магазин, она рассматривала его кольцо, которое он принес сдать, а назад не брать.

– Вы уже сходили в магазин?

Она знала, что он следил за ней, знала, что нужно ему.

Как раз была амнистия – кто за что сидел – выпускали на свободу, он подошел по статье.

– Давай поженимся, – почти шутя сказал он. Потом подумал и заговорил, вроде, серьезно. – Мне бы бабу какую-нибудь найти…

Антонине показался разговор очень даже серьезным. Она встала из-за своего стола и взмахнула руками:

– А что же я не подхожу, что ли?

Ей было жаль терять такого прекрасного мужчину. Она закрылась, и они пошли вдвоем в другую комнату, где было полутемно.

Потом он быстро снова сел. Потому что не хотел работать и что-то натворил. Так что, они мало пожили вместе.

Был суд. Кстати, она даже не пришла на суд. Ему дали снова наибольший срок, как по второму разу.

Она была маленькая. Её легко было уломать. Она поддалась мимолетному увлечению и скуке, отдалась ему. Как она говорила после, что он был боров и грубый жеребец, ему лишь бы удовлетворять свою страсть, похоть…

Но нет худа без добра. Скоро приходит из тюрьмы снова письмо, где товарищ пишет, что не сегодня-завтра выйдет из этого ада «и больше меня обратно не загонишь – буду тише воды, ниже травы».

– Ты, что, его ждешь и хочешь изменить ему?

– Да, на мне нет места, которое он мне бы не целовал. Это тот – боров, жеребец, как я его называла. А этот – спокойный такой, но по глазам видно, что любит… А тот всё врал мне, хорошо, что я с ним не расписалась. Как чувствовала, что он – боров… По пьянке в двадцать два года я отдалась ему в Новый год в Екатеринбурге.

АФГАНЕЦ

Володя воевал в Афгане. Демобилизовался. Стал работать на тракторе, как в молодости. Однажды у автобуса с пассажирами случилась беда. У автобуса вдруг отказали тормоза. И он погнался с горки всё быстрее и быстрее, набирая скорость.

Он заметил, что гора длинная, машины на горе ехали тихо, а этот автобус ехал всё быстрее и быстрее. А впереди был мост через реку Ошань. Заметив неладное, Владимир, долго не раздумывая, подставил под автобус свой «Беларусь», развернув колеса так, чтобы автобус ударился и остановился. Но сам он отскочить не успел. Все пассажиры приготовились к сильному удару, и никто не пострадал. А тракторист истекал кровью. Конечно, нашлись врачи, но уже не успели ничего сделать. Он умер, но попросил людей, чтобы те передали его предсмертные слова:

– Передайте родителям по адресам: город Свердловск, улица Горная, четырнадцать и город Талица, улица Белехова, тридцать семь, что их дети в плен-у, – букву «у» Володя Тихомиров буквально выдохнул. И умер, истек кровью ввиду повреждения грудной клетки.

Хоронили Владимира, стояла длинная – с километр – очередь. Все хотели бросить горсть земли в могилу и проститься с товарищем Афганцем, как его звали местные сельчане. Приехал «живой» автобус, на котором могли бы разбиться люди.

ЖЕНЩИНЫ

…Не говори так, женщины – чистые прекрасные жёны – были, есть и будут. А если они, подчас, становятся плохими, так это потому, что мы сами не умеем ценить их чистоту, верность, преданность, их любовь…

Я немало знаю чистых и любящих мужчин, но всё-таки женщины лучше нас, и никто меня в этом не переубедит. Я сейчас вам расскажу доказывающий это случай.

Был у меня приятель Анатолий Русенков. Где-то на стройке – он был одно время строителем – подцепил заразу, гонорею. Переспал с молодой женой. Женщины, как известно, гораздо позднее узнают ЭТО, мужчины – где-то через три дня. Ну, мне он не врал. Говорит:

– Можно я у тебя сегодня побуду? Переночую. А утром я уеду из дому.

– Толя, а что случилось? Ты говоришь такие серьёзные вещи.

И он мне всё рассказал.

– Домой я не пойду. Рубаха-перемываха на мне. Всё на мне. Матери ты скажешь, что уехал срочно в дальнюю командировку.

– Ну ладно, я-то скажу… Но тебя я всё равно сейчас отвезу к жене, честно расскажу всё, может, она тебя, как её зовут? – Лида, – может, она ещё простит тебя дурака.

– Тогда я в жизни не свяжусь ни с какими бабами!

– Ну, поехали, я «запрягая своего коня».

Хоть я играл на баяне у него свадьбу, но всё равно он мне говорит и показывает дорогу. Приехали. Я захожу, а Толя остался в машине.

– Так и так, – говорю я, – Толя не хочет жить. Но я его уговорил лучше уехать, потом, когда всё успокоится, возьмёт отпуск и приедет.

Лида поняла меня, что я не шучу.

– Везите меня, где он? – спрашивает она меня.

– Он в машине на улице. Мы подъехали…

– Пойдёмте, – только одно слово сказала она.

Мы вышли на улицу. Толя ходил возле машины. Я всё понял и говорю ему:

– Ну ладно, я поехал.

Сам быстро завожу машину и уезжаю. Я оглянулся и в зеркало увидел, как она прижала его к своей груди, а руки её были брошены на плечи Анатолия. По всему видно было, что она простила и пожалела его.

– Ну вот, – подумал я, – а жить не хотел…

На повороте я успел заметить, что они идут рука об руку.

– Наверное, к матери, – решил я.

Я искренне позавидовал, что он нашел сое счастье. Боюсь, только, оценит ли он, сбережет ли её любовь? Ведь мы мужчины, к сожалению, не умеем ценить и беречь чистоту своих жён, а подчас из-за неуважения сами толкаем их в грязь… Но не надо забывать, что женщины относятся к слабому полу.

– Вот так, ребятки, а вы говорите…

И мне показалось странным, что мужчины молчали.

БУКВАРЬ НА ДВОИХ

Нас было много в классе – сорок человек в первом классе. Мать сшила мне сумку из лоскутов – она была единственная в деревне портная и шила всем за деньги. Мать сразу говорила, сколько стоит. Но много не брала – знала, что денег у деревенских колхозников нет. Отвлёкся я.

Итак, самой учительницы уже нет в живых. Я был случайно на кладбище. И прочитав, обомлел! Она, первая моя учительница, уже похоронена, значит, и мне скоро пора, ей было восемьдесят! Она же нас учила!

Первый раз ей доверили класс после учебы. Вот здорово! Прошло много-много лет! Она учила нас ещё в войну. Правда, один год. Затем война закончилась. Мы были первыми её учениками. Звали её Таисья Павловна.

Дело в том, что в войну и после войны нам не хватало учебников. А тогда давали их бесплатно. И никого не удивляло, что давали их на несколько человек. Например, «Родную речь» дали даже на четырех человек.

Меня посадили за одну парту с Юриком Колябой. Так его все дразнили – голова у него была большая и немного раздвоена. Наверное, поэтому его и прозвали «Колябой». Ему дали отдельно учебник «Букварь». Дали и сказали:

– На двоих с Уськовым.

А мы с ним сидели за одной, повторяю, партой. Когда его спрашивали, он читал плохо. Я учил до занятий наизусть, на память. Я читал быстро и громко, так, что все сорок человек смотрели на меня.

Знала учительница или нет, что я читаю по памяти, но меня она стала просить читать очень редко.

Вот и все наши дела с Юриком Колябой.

ДЕВОЧКА НАСТЯ

Он бросил её с тремя детьми, сказав при этом: «Возись со свои скотом, тебе только скота и надо!»

Кузьма работал плотником. Как раз ремонтировали двухэтажный дом, вот, они и познакомились с Тамарой Прокопьевной, с её мальчиком Сашей. Дома говорил при том:

– Сегодня суббота. Холодает. Торопят. Опять работаю.

– Надо, так иди, – говорит она.

Муж её звал Люсей, Людмилой, значит.

Так продолжалось недолго. Людмила стала замечать новое в его поведении. Стала говорить ему. А он ушел на станцию, где ремонтировали брусовый дом и не вернулся.

Новая жена Тамара работала в совхозе дояркой. Удобно было заходить в обед – она всегда дома. Мальчик ходил перед школой в детсад.

Девочке его Насте шел шестой годик. Та спрашивала мать:

– Когда папа вернется?

Мать врала дочери, что. Когда много денег заработает. Затем врать ей надоело и сказала дитю своему:

– Папа твой ушел к другой маме и больше не придет.

Настенька стала думать, думать о папе. Душа была эмоциональная, очень чувствительная. Сначала стали замечать соседи, что заговаривается Настя, затем мать стала больше разговаривать с Настей, затем повела её в больницу. Там проверила фельдшер и сказала маме:

– Вы, что, не видите, что она заговаривается? Ваша дочь растет умалишенной. Повлияло, видно, то, что ушел от вас папа. У неё тихое помешательство. Она неизлечима. Только поддерживается. Мать заплакала.

– У меня старше её немного – их ещё двое, все мальчики.

– Ну ничего, отдашь её в специальный дом, где их учат читать, писать, а сама занимайся с ребятами.

Мать ещё пуще заплакала. Вдруг открывается дверь, и входит дочь.

– А почему ты плачешь?

– Да так, захотелось маме.

И перестала плакать. А дочери, Насте понравились медицинские инструменты.

– Пойдем, Настя, домой.

– Возьми всё это, – говорит Настя и показывает на медицинские предметы.

– Нельзя, доченька, – и снова зарыдала мать…

СПАСИТЕ МОЮ ДУШУ!

Танцевали в клубе они все время вместе. Один раз другой парень с ней был – один только вальс станцевал, но Женя что-то сказал ему и он больше не приглашал.

А Женя не отставал весь вечер.

Но до своего дома она пошла одна. Она фактически сбежала от солдата. Идти со станции надо было одной целых четыре километра! Было ещё светло. Летнее время! Вдруг её догоняет тот самый в отпуске солдат, который весь вечер танцевал с ней. То-ли он следил за ней, то-ли ему кто сказал… Но он пристал к ней, говорил: «возьму замуж, буду писать остаток дней».

Как мне было рассказано позднее, он был со станции, отслужил свое, осталось несколько месяцев, когда солдаты начинают оставшиеся дни считать. От него пахло мужскими духами. Ну, чем не жених, чем не мужчина! И робу свою солдатскую не снял, как другие…

Ей было девятнадцать лет. Деревня её называлась «Зырянка». От неё пахло цветами, носик прямой, горячий, сама вся горячая. Ну, чем не невеста, чем не будущая жена для мужчины! Училась она в областном центре, перешла на следующий курс. Училась, кстати, на фельдшера-акушера.

«Всё, он на мне женится. Я так решила. Письма буду ему писать…»

А идти надо было ещё километра полтора-два. Тут, в лесу она и отдалась ему – уговорил, зацеловал, уломал.

На завтра он наверняка рассказывал о своем «подвиге» дружкам. О своем «подвиге» он, конечно, не забыл, но она случайно от подруг узнала, что вчерашний вечер для него был очередной «подвиг», что он жениться собрался тоже на Люде – так совпало, а вовсе не на ней. У него была на той же станции невеста.

– Девочки, я же вчера стала женщиной…

И рассказала всё, как было, со слезами.

– Девочки, спасите мою душу!

Одна из них говорит:

– А что спасать? Не ты первая, не ты последняя…