Текст книги "Охватить всё 2. Встреча"

Охватить всё 2
Встреча
Виктор-Яросвет

© Виктор-Яросвет, 2016

ISBN 978-5-4483-1015-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Вступление

Что должен автор выразить в своём произведении? Описание событий и поверхностный обзор мыслей и чувств. Но каждый человек, если это человек, имеет не только внешний мир событий и все переживания, связанные с этими событиями, но ещё и мир внутренний, который он, чаще всего, скрывает даже от себя. В своём произведении я попытался выразить не только события, которые происходили, а то, что творилось с героями в их внутреннем мире, во всём многообразии их чувств, мыслей, переживаний, состояний, все муки или радости души. И никто не упрекнёт меня, ибо это исследование моей внутренней жизни я начинаю с себя. Да, это оказалось завлекательно, и я весьма глубоко проник в эти палаты внутренних покоев, но об этом позже, наверное, в следующем произведении, которое назову – «Танец Времени», а пока попытаюсь ввести новый символы понятия выраженья мысли в чувствах и чувства в мыслях.

Глава первая

Может ли знать человек, что произойдёт завтра?.. Может!.. но это знание, в любом случаи, будет только предположением. Елисею было уже тридцать девять лет, скоро сорок… скоро?.. Возраст весьма приличный и удивительный, возраст первых предварительных выводов и переосмысления своей жизни. Так ли он проживает свою жизнь, правильно ли, и какой след оставляет на земле?..

Вспомнил свою бурную молодость, свои похождения, женитьбу, создание семьи, неплохой семьи, свои устремления и накопления, опыт… Дети растут и радуют доброе отцовское сердце. Да!.. почему же он вспомнил?.. и почему стал задумываться о своём грядущем сорокалетии?.. Ещё тогда, когда было ему всего семнадцать лет, один человек предложил в шуточной форме посмотреть по его руке его жизнь. Конечно, Елисей ни во что не верил и, смеясь, протянул ему свою руку.

– Ждёт тебя бурная молодость – начал без предисловий «хиромант», – даже, когда женишься, будешь искать то, не знаю что и устраивать себе нагрузки, но!.. – Елисей непроизвольно замер, – жизнь размеренно-бурная прекратится в сорок лет. В сорок лет, Елисей, в твоей жизни начнут происходить большие изменения, а дальше… – «хиромант» замолк.

– Что?.. – не выдержал паузы Елисей, но «хиромант» опустил руку и закончил:

– А дальше после бурной жизнедеятельности накопление мудрости, нахождение себя и достаточно спокойная жизнь.

Елисей задумался и после небольшой паузы сделал заключение:

– Спокойно жить, значит с чётко обозначенной целью…

– Не совсем так – ответил «хиромант», – такие, как ты спокойной жизнью называют не обывательское благополучие, а установка равновесия, только вот есть ли оно, это равновесие?..

– Да, да, и я об этом.

И, тем не менее, жизнь установилась. Внешние изменения и бури Елисея не пугали, он ушёл в себя, много читал и, что самое главное, последнее время начало открываться давно забытое восприятие мира, но будто всё сначала. Он назвал это открытие – касание вечности. Вспомнил, что когда-то в юности и детстве мир иначе видел, видел через краски песен, стихов, что сочинял, через сиянье звёзд, шум ветра, зарево заката и рассвета, через первый солнца луч, через любовь, что возникает, чтобы украсить мир, наполнить смыслом.

Но, разве он не любит?.. не встречает солнце чуть не каждый день?.. И вспомнил вновь, что в детстве, юности и позже приходилось защищать свой мир, сейчас он просто спрятался от мира, ушёл в себя и никого туда не допускал. «Жизнь надо прожить так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы»… вспомнил Елисей, это критерий жизни для него.

Как он живёт?.. кругом развал, утеря нравственности и морали, предательство и рынок… Как выжить в мире, в котором всё перевернулось, как найти и сохранить?.. Он видел, как рушились не только предприятия, и государство, разрушались семьи, коллективы, законы волчьи захватывали всё большие пространства жизни… Для себя искал он выход и нашёл его, считал… Начал опять стихи писать, да и не только, начал рассказывать себе о том, что будоражило сознание, рассказывать в стихах, в рассказах, в виде искусства, творчества, познания.

Такие мысли всё чаще возникали, волновали сердце, просились к проявлению. Это нормально!.. ненормально то, что люди углубились в рынок и в духовной сфере, в том числе, не только продавали, а душа стала копейки стоить. Когда-то… он помнит, что люди другими были, люди понимали, песни пели, что в полюшке поют, радовались и огорчались, были более общины. А сейчас?..

Шел тысяча девятьсот девяносто восьмой год. Прошло два года, как Елисей работал в модельном цехе, и это радовало и успокаивало хоть чуть-чуть, потому что здесь сохранилась доля культуры, которая сознание определяла, сопротивлялась рынку, но рынок наступал и всюду проникал…

Мимо Василиса проходила, что мастером его была. Он часто наблюдал за ней, как бы тайно. Было интересно, то, что он видел её не в месте, где она идёт, а где-то впереди. Это состояние ему знакомо было, особенно, когда писал стихи. Они писались не тогда, когда записывались на бумаге, а, именно, в такие вот моменты жизни и по этим признакам понял, что Василиса тоже стихи пишет. Решил проверить.

Однажды, когда она мимо проходила, он её окликнул:

– Василиса Михайловна, можно вас?..

Василиса подошла:

– Что-то непонятно?

Елисей достал чертёж и сделал вид, что непонятно. Она убеждённо стала объяснять, но он её не слушал. Само присутствие её возле него почему-то будоражило сознание, особенно в последнее время, мелкой рябью волнения охватывало Елисея, будто он входил в её пространство жизни. Не это удивляло, это не считал он чудом, удивляло то, что её пространство было чистым, даже звенящим искорками электрических разрядов, которые охватывали тело, наполняя лёгкой негой.

Василиса, по-видимому, поняла, что Елисей не слушает её, прекратила объяснять, только спросила:

– Вам понятно?

Елисею вдруг захотелось с ней поговорить не в рабочей обстановке, но как к этому прийти, пока не знал, тем не менее, спросил:

– С вами можно не в рабочей обстановке поговорить?

Василиса замерла, хоть и не удивилась. К ней часто обращались люди со своими проблемами в семье и в жизни. Почему-то многие считали, что её советы продуктивны, а она не отказывала в советах никому. Конечно, чаще просто выливали все свои проблемы, жалобы и просто грязь души, но к этому она привыкла. Ей и самой хотелось излияния, понимания и хоть чуть-чуть внимания к себе… Вот и сейчас поняла вопрос, как желание совета, поделиться с ней какими-то проблемами в семье.

– Я не против, но где же вы хотите встретиться?..

Елисей не стал торопить события. Он видел, что Василиса пишет стихи скрытно или занимается каким-либо искусством, тема для разговора просто прекрасная… решил просто, достал из шкафа несколько листов бумаги и Василисе протянул:

– Почитайте…

– Что это?.. – спросила Василиса.

Но Елисей уклончиво ответил:

– Дома только. Хорошо?

– Хорошо. – Заметила, что Елисей чуть покраснел или показалось, взяла листы бумаги, аккуратно свёрнутые в небольшой рулончик и, молча, удалилась.

Елисей сел на табуретку, которую сам и сделал, углубился в память, которая стала открываться почему-то, как страницы давно забытой книги. Состояние, в которое попал во время разговора, ему знакомо было до боли в сердце. Ощущение, что это уже было с ним когда-то, нет не разговор сам по себе, а состояние, которое возникло от присутствия Василисы, та чистота и непосредственность, которая не вне, внутри и где-то очень глубоко. Так глубоко, что будто нет его, вернее было, но ушло бесследно. Он будто просыпался от гипнотического сна, но ещё не понимал, что происходит.

На передний план сознания всплывала дивная картина жизни, его жизни… тех времён далёких, когда он только в жизнь входил… Как же зовут её?.. как?.. Ах, вспомнил!.. Люся!.. дочь народа манси. Чиста, как маленький ребёнок…

*** Она шла к нему из леса в лёгком платье с распущенными волосами и улыбалась, будто говорила:

– Ты звал меня?.. мой милый!.. мой любимый!..

– Нет – ответил Елисей, – даже образ твой забыл.

Как это страшно!.. он всё забыл, осталось в памяти лишь состояние, то состояние, что искорками электрических разрядов его пространство жизни наполняло свежестью в хрустальном перезвоне чистоты самой и радостью присутствия любимой, как озон после грозы.

По натуре был добрым Елисей, только всегда приходилось прятать эту доброту, потому как мир жестоким был, так ему казалось. Он, как ёжик, спрятался в себя, подняв иголки. Иногда к нему тянулись люди, чувствуя ту доброту, но чаще на иголки натыкались и в покое оставляли.

Люся всё ближе подходила, на поверхность всплыли её глаза… какие же они, её глаза?.. опять не помнил, вспомнил только чистую улыбку…

– Ты такой колючий, Елисей – тихо прошептала Люся.

– Зачем?.. зачем ты появилась?.. Чтобы колдовать опять?..

– Нет, любить!..

– Это невозможно, Люся, ты осталась там, далеко за горизонтом, как мираж, как прекрасное мгновенье жизни… Останься в нём.

Засмеялась Люся.

– А ты, как ёжик в тумане, да в таком тумане плотном, что и себя уже не видишь, одни клочки воспоминаний да колючки.

– Да – согласился Елисей, – не вижу и видеть не хочу.

– А что же делать будешь, когда рассеется туман?.. ведь солнце поднимается всё выше, туман тает всё быстрее.

Она стояла возле Елисея в пяти метрах, не решаясь подойти поближе, будто ожидала приглашения:

– Ты обнять меня не хочешь?..

Волна нежности от Елисея устремилась к Люсе.

– Хочу.

– Так подойди и обними… Какой же ты несмелый стал, – засмеялась Люся.

Елисей напрягся весь, душа вот-вот к ней устремится, но сдерживало что-то…

– Тогда не подходи, я всё равно останусь рядом, ты сам позвал, – капризно заявила Люся.

Елисея это рассмешило почему-то, ведь понимал прекрасно, что это невозможно, но пусть прекрасные воспоминания вернутся.***

– Елисей!.. – услышал голос Василисы. Быстро встал, чуть покраснел, будто уличили в чём-то…

– Что?

– С вами всё в порядке?..

И!.. он увидел тот же взгляд, но это был взгляд Василисы, который наполнял пространство свежестью и чистотой.

– Всё в порядке, Василиса Михайловна. Просто задумался я-а… что-то с памятью моей стало, – улыбнулся мило.

Василиса пожала чуть плечами и пошла… нет, поплыла в заоблачную даль, как ручеёк водички родниковой, что у Елисея в сердце заструилась, пытаясь вырваться наружу.

Елисей дал Василисе почитать свои стихи, не все, а самые простые. Он никогда и никому не рассказывал о своих увлечениях, и почему-то захотелось поделиться с ней, энергия кипела, рвалась к проявлению. Почему же ей?..

И!.. будто всё, что происходит, уже было. Он это точно вспомнил, но что, не помнил… Восьмое марта – международный женский день!.. В канун в цехе устраивали праздник, сами рабочие. Рабочий день заканчивался праздником всеобщим. Он сам не понимал причины, Василисе решил подарить один цветок – искусственную розу, но так получилось, что эту розу он просто подарил всем женщинам, работающим в цехе. Тогда кто-то спросил… может Василиса:

– Почему искусственная роза?..

– Как символ – ответил Елисей, смутившись, – символ любви большой!.. завянет сорванная роза, эта не завянет никогда, и жизнь её только от вас зависит.

Тогда увидел, как Василиса посмотрела на него… не как на работника, как на мужчину, как на человека, а Елисей в себе увидел перекрёсток трёх дорог, два из которых принадлежат не человеку, а жизни, року иль судьбе, но третий путь коварства. На третьем человек бросает вызов жизни. Он понимал, что если вступит в битву с жизнью, с самой судьбой, то или победит и всё изменится глобально, или проиграет и повержен будет. И опять?.. что-то с памятью его стало, всё, что было с кем-то, помнил, а свои мгновенья жизни туманом укрывались, который иногда рассеивался чуть, чтобы вновь укрыть воспоминания. Всё это вспомнил Елисей, ещё не понимая, что с ним происходит.

Вечером домой он не поехал, а решил немного прогуляться, в порядок мысли привести. Он не понимал ещё, что вновь, как в молодости, включился в опасную игру, ещё не понимал, что жизнь, сама природа уже включилась и поздно отступать. В таком случае события определяются иначе, он просто выпадает, будто из общего потока жизни и чем дальше, тем больше людей будет привлекаться в эту орбиту жизни.

«Что-то я сегодня загрузился» – подумал Елисей.

Он шёл не торопясь к остановке по центральной улице микрорайона. До остановки было километра два. Жил он в пригороде и на работу их возил автобус, но сегодня не поехал Елисей, а просто не спеша шёл по улице, иногда садился в сквере отдохнуть. В поле зрения попал кабак, небольшая забегаловка, в которой кроме водки и, скорее всего, палёной водки и простенькой закуски ничего не продавалось. Почувствовал, что чуть замёрз, решил зайти, выпить стаканчик, чтоб согреться и идти на остановку. Таких маленьких забегаловок в девяностые годы было много и это люди свободой называли. Да, была свобода – свобода блуда, пьянства, бандитизма, даже свобода совести, что понималась в виде веры в бога, но это и неважно, хоть в дьявола, но лишь бы вера… Своеобразная свобода, которая мораль уничтожала и всё свободное, что в человеке оставалось.

В Советские времена не было свободы… так считалось. Она была где-то внутри – свобода мыслей, чувств, совести, культуры, свобода самовыражения, труда, образования, но не было свободы блуда, спекуляции, это пресекалось и каралось. Зато сейчас… Выпив пару стопок водки, Елисей согрелся и пошёл на остановку. Кровь, разогретая спиртным, в сознании воспоминания вскрывала, но будто клочьями бессвязных мыслей, образов, картин.

До остановки оставалось метров триста, и шёл он быстро, надо было успеть на последний автобус, да и на улице уже темно, только редкие фонари немного дорогу освещали. Неуютность, неорганизованность и хаос чувствовался всюду и во всём. Впереди вдруг увидел женщину лет сорока с двумя большими сумками. По-видимому, она тоже шла на остановку. Решил помощь предложить, но без всякой надежды на то, что согласится. Время такое, люди верить людям перестали, слишком много всплыло всякой грязи на поверхность жизни, но… как не странно, женщина согласилась сразу.

– Спасибо вам!.. а то чувствую, что и на последний автобус опоздаю. Елисей взял сумки и кивнул, показывая ей, чтоб шла вперёд. Она замешкалась чуть, но пошла, сначала как-то обречённо, изредка оглядываясь на Елисея. Метров через пятьдесят успокоилась, так как Елисей не отставал. Более того, чтобы женщина не волновалась, постоянно говорил:

– Вы работаете то на заводе что ли?

– Нет, я в невродиспансере работаю медсестрой, вот, иду со смены.

– Понятно. В сумках, конечно, зарплата?.. – не спросил, а сделал вывод. Он прекрасно понимал, какая у медиков сейчас зарплата, да и платят через раз.

– И да, и нет. Что там брать то?..

– Действительно, что, разве, что отоварка… Меня Елисеем зовут, – сказал для убедительности того, что его не надо бояться, и он честен и бескорыстен в помощи своей.

– Меня Татьяна – промолвила она, как окатила водичкой родниковой.

– Татьяна-а?.. – Елисей остановился, даже поставил сумки. Татьяна остановилась тоже, глядя с вопросом:

– Что?..

В сознании клочья воспоминаний стали собираться в яркую картину его жизни, которая вот-вот грозой взорвётся, но он приглушил воспоминания, улыбнулся Тане, поднял сумки.

– Пошли, Татьяна, а то опоздаем, придётся куковать всю ночь на остановке.

– Как это, куковать?.. – не поняла Татьяна.

– Ну, если опоздаем, но мы не опоздаем, – заверил Елисей.

Татьяна посмотрела на часы, когда проходили мимо фонаря:

– Нет, не опоздаем, ещё двадцать минут, – не оборачиваясь, проговорила Таня.

Но Елисей уже забыл.

– Вот так и ходите каждый день?.. – спросил её.

– Нет, не каждый день, мы по двенадцать часов работаем. Завтра в ночь.

Елисей понял вдруг, что это приглашение на более близкое знакомство, отметил это…

– Всё равно, часто. И не страшно здесь, как на пустыре и некуда бежать в случае чего?

– Боюсь – призналась Таня, – а куда деваться?..

– Да, действительно, куда деваться… живёте то где?.. на какой улице, что-то раньше не встречал?

– На Колхозной – ответила Татьяна. Это было дальше, куда ехал он на пару остановок.

К остановке подходили в самый раз, вскоре автобус подошёл, народу было много, и Татьяна в автобусе невольно плотно прижималась к Елисею.

– Далеко живёшь от остановки?.. – перешёл на ты как-то непроизвольно Елисей.

– Не очень, но прилично, – ответила Татьяна.

Ему раньше выходить, придётся с ней местами поменяться, и она, по-видимому, поняла, прижималась к нему ещё плотнее.

– Я уступлю, вы-ы… ты не переживай.

Когда автобус к остановке Елисея подъезжал, чуть отступила в сторону, как-то обречённо, глядя на него.

– Проходи-и!..

– Не суетись, Татьяна, я провожу тебя, – посмотрел прямо в глаза, – не до дому, а чуть-чуть, а потом на этом же автобусе обратно.

Успокоилась Татьяна:

– Дома то не потеряют?

Улыбнулся Елисей:

– Уже потеряли, так что часик не сделает погоды.

Что-то с ним происходило, а что, понять не мог, будто краски мира изменились или только меняются. Он вдруг увидел красоту!.. вот и в глазах у Тани, незнакомой женщины, помог которой. Красоту не внешнюю, а где-то глубоко-о, сменились запахи, запах женщины почувствовал, не только просто пассажирки, почувствовал прикосновение, влечение и что-то ещё-о…

– Елисей!

– Да – очнулся Елисей.

– Я приехала.

Он быстро сумки взял и вышел за ней следом. Шёл рядом, и почему-то немного кружилась голова, подумал: «Это от того, что выпил и… женщина»!.. – он чувствовал её!.. Она что-то говорила, но он ничего не понимал, он просто чувствовал её, как женщину, манящую, прекрасную, доступную-у… а почему доступную?.. вспомнил молодые годы, понял.

– Муж увидит, приревнует?..

– Не увидит и не приревнует, – грустно ответила она.

Подошли к небольшому дому, остановилась Таня:

– Вот и пришли, спасибо Елисей, – повернулась и пошла, взяв у него сумки. Почувствовал, что она хочет, чтобы он зашёл к ней в гости…

Наверное, так бы и случилось, но что-то сдерживало напроситься, воспоминания роились в голове, но хаотически, бессвязно:

– Мы встретимся когда-нибудь ещё?..

– Не знаю, Елисей. Но, адрес знаешь, в гости придёшь, не выгоню, чаем напою-у.

Понял, что это, по сути, приглашение… стоит окликнуть и здесь останется с ней до утра, понял, что мужа нет, во всяком случае, сегодня, но не окликнул, просто стоял, смотрел ей вслед. Она уходила и уносила что-то с собой, будто за ниточку тянула и с него что-то слетало.

Надо идти домой, вспомнил, что обратно автобус не поедет, это последний был. Посмотрел последний раз на дом Татьяны, подумал почему-то, что, наверное, он ещё придёт сюда, в окне лицо её увидел, но повернулся и пошёл домой, время уже много было, а идти около двух километров.

*** Будто ниоткуда женщина возникла впереди. Непроизвольно произнёс:

– Татьяна!..

Обернулась женщина, остановилась. Было темно, но он ясно увидел ту Татьяну из его молодости бурной.

Картина сменилась сразу и вот он сидит возле калитки Таниного дома, он и она, рядышком друг с другом. Он смотрит на неё с вопросом.

– Вижу, хорошо всё у тебя?.. – просто сказала, не спросила.

– Наверное, – ответил Елисей, – двое детей!.. – вдруг понял, что эти дети могли быть не его, у них, у него с Татьяной.

– Могли, конечно, Елисей, но тогда жизнь замерла бы у тебя.

– А сейчас?.. разве не сплю я?.. всё забыл…

– Но проснёшься, просыпаешься уже, а я бы не позволила тебе.

– Почему?..

– Тогда ты Василису бы пошёл искать.

Проснёшься, просыпаешься, не позволила-а тебе!.. что за чушь… все что-то хотят.

– Я вещь какая что ли?

– Ты не вещь, но я тебя любила и люблю и потому, хотела бы взаимности, но ты очень много хочешь, нет у меня столько.

– А у Марии есть?

– Нет, поэтому она и просчиталась, может этим мне помогла тебя понять.

– Тогда зачем мне просыпаться?

Но Татьяна разговор не поддержала, а спросила о другом:

– Ты нашёл свою Василису?

– Василису-у?..

– Ну ту, что вселенную в себе несёт, которая тебя достойна?

Образ Василисы в сознании мелькнул. Дал ей свои стихи!.. зачем?.. мелькали целые картины жизни. Василиса!.. такое ощущение, что они уже встречались, но где?.. зачем?.. не важно.

– Я не знаю.

– Я знаю, Елисей, иначе бы нас не позвал к себе.

– Кого это, вас?

– Всех, кого любил когда-то.

– Я не звал. Зачем мне будоражить сердце, боль туда пускать?.. вроде никогда не был мазохистом.

– Значит, это она позвала, чтобы тебя понять.

– Кто, она?.. – не понял Елисей.

– Василиса.

– Зачем ей понимать меня?

– Ты же сам стихи ей дал, создал бурю… мне даже жалко чуть её, знаю, на что способен ты, – но улыбнулась, – в хорошем смысле, Елисей.

– Я ничего не создавал.

– Создал, скоро сам напишешь, но я рада. Елисей.

– Что напишу?

– Я не знаю, но что-то вроде о вихре, который в буре заплутает.

Наклонилась Таня к Елисею:

– Поцелуй меня!..

– Я женатый, Таня.

Улыбнулась Таня:

– Это ведь не по-настоящему, только, как напоминание, и ты об этом знаешь.

Елисей поцеловал, привлёк к себе, почувствовал тепло её-о… то из молодости, вспомнил…

– Фу-у… ты пахнешь водкой, но я тебе прощаю. Беги к Василисе и в ней меня ищи, тогда встречаться чаще будем.

– К Василисе?.. у меня ведь есть жена.

Засмеялась Таня:

– Я ведь знаю, на кого меня ты променял, но за всё надо платить, мой милый Елисей. Так я жду тебя!.. – просто встала и исчезла в мареве тумана.***

Елисей очнулся, видит, стоит возле дома своего. Он всё понимал и ничего не понимал. Он знал, что развито воображение у него, но полностью владел процессом. Воображение было нужно для творчества ему, легче вживаться в образ, что творишь, а творить он любил, и в квартире у себя музей устроил, музей резьбы, дизайна, и просто красоты. Но сейчас в сознании образы мелькали ярко, чётко, они летели, будто лошадей табун, всё сметая на своём пути.

Вспомнил детство, юность, вспомнил, как… что?.. Как много пройдено тропинок, как много пройдено дорог, как много стоптано ботинок!.. Когда зашёл, все были дома, смотрели телевизор, ждали его. Самый маленький Алёша играл в соседней комнате в игру с приставкой. Увидев папу, все кинулись его встречать, радостные и счастливые. И Елисей был рад веселью, упали на пол и устроили кучу малу.

– Пап, а когда пойдём за берёзовым соком?.. – спросила доченька Олеся.

– Скоро. Когда снег сойдёт, и берёзки соком нальются.

– Так долго-о – огорчился сын.

– Не долго. Вот что, вы сделали уроки?

– Сделали, сделали – скороговоркой дочка заверила его.

– Тогда спать пора, время уже много.

Зашла Мария:

– Ты чё так долго?

Повернулся Елисей, посмотрел, будто в тумане, на неё:

– Так, прогулялся.

Мария уловила взгляд его, он изменился, она вспомнила его, этот взгляд, такой же, как тогда, когда только познакомились они. Мелькнула искорка и у неё, но тут же начала затухать. Уловил и Елисей!.. подумал, что вот ведь можно всё вернуть… но что вернуть?.. почему всегда поэзия в прозу превращается, а то и вовсе в попсу?..

Он создал ей все условия для жизни, такие, которые её вполне удовлетворяли, наслаждайся и украшай, его люби, как он того желает и всё прекрасно будет. Да и так прекрасно всё, только блеск из глаз уходит почему-то… Не понимал он, что не способна Мария зажигать огни…

Мария тем временем, на стол накрыла:

– Ешь, иди, мы давно поели.

Елисей пошёл на кухню, сказав детям:

– А вы идите спать, я поем и к вам приду.

Дети убежали.

– Ты чё напился?.. чё за праздник?

Елисей тихо подошёл, поцеловал Марию, та ошарашено смотрела на него:

– Ты чё-о?

– Ничего. Что, вообще, случилось?

– Напился, и целоваться лезешь.

– Только потому, что выпил, ты не хочешь?.. так всегда так…

– Дети не спят ещё, да чего, молодые что ли?..

– Только молодые целуются?

– Отстань!.. спать ляжем, тогда.

Елисей забыл, что всё только в постели, а игра, романтика, авантюризм, в конце концов?..

– Хотя, что думать?.. ляжем, конечно.

Когда поел, детей уложил спать, легли и они с Марией. Елисея колотило от чего-то, переполняло какой-то силой. Мария сделала вид несчастной, которая терпит пьяного мужа… а куда деваться, она ведь жена. Елисей, действительно, навалился на неё всем телом, но прежде полностью раздел, чего не было уж много лет.

– Скажи, ты меня любишь, Маша?

– Ты, похоже, спятил, кровь взыграла, захотел любви?..

– А как иначе?.. ведь на всю жизнь она должна быть, а не только, когда молодые.

Он видел, что жена его не понимает, решил с другого края подойти. Поцеловал её, ожидая реакции, взаимности.

– У тебя сегодня глаза блудливого кота.

Свет был притушен, но не выключен, дети спали в другой комнате, он так захотел. Видел её тело, не старое, лощёное и мягкое, любил такие.

– Любвеобильные, Мария!.. – поправил Елисей, – это потому что кот в душе скребёт когтями.

Не понимала его Маша.

– Делай своё дело, ведь завтра на работу.

Елисей даже застонал…

– Плевать, мы животные что ли?.. ты не хочешь?.. всегда меня терпишь?..

Промолчала Маша.

– Ладно, спать давай. Действительно, чего пристал, – упал рядом Елисей.

Мария оторопела, возмутилась вдруг:

– Зачем тогда раздел?

– Оденься, я же не знал, что ты не хочешь.

Наступила тишина, что угнетала почему-то. Спустя пару минут Мария повернулась и легла к нему на руку, прижимаясь к телу. Видно было, что в чём-то она себя ломает.

– Сегодня куртизанка ты, я так хочу – сказал вдруг Елисей, вспомнив Татьяну.

Мария не понимала, но, видя огонь в его глазах, замолкла, смирилась. Ночь была бурной, стонала Маша, ей понравилось, но почему так мерзко у Елисея на душе.

День закончился, ночь пролетела, и закружило Елисея, закружило, он падал в пропасть, иль поднимался в небо, как всё понять?.. Что изменилось?.. Да ничего не изменилось, всё, как всегда, вспомнил просто, что раньше поэзия была, сейчас проза. Кто эту прозу кормит?.. мы сами, когда чувства в привычку переходят. И вот сейчас у него чувства взбунтовались, требуют внимания к себе, он помнит, но воспоминания мелькают хоть и ярко, но хаотически, бессвязно. Последнее время, даже годы, он много читал и это, в основном, была эзотерическая литература, он даже практиковать пытался, и что-то получалось, но угасали чувства. Решил, что надо прекращать, а то так недолго и свихнуться.

Как он живёт?.. По привычке!.. почему?.. так все живут, но он не хочет больше… – сидел и думал Елисей на кухне. Мария спала сладким сном. Для чего она живёт?.. чтобы детей родить и бросить на эшафот жизни?.. А он для чего живёт?.. смотреть, как мерзость процветает всюду. Шёл тысяча девятьсот девяносто восьмой год, сменился не только внешний облик мира, менялось содержание и краски и то, что получалось, не имело права на существование, не говоря о жизни, так ему казалось.

Понял Елисей, что что-то происходит и не когда-то, а прямо сейчас, будто всегда всё это было. Скоро сорок лет ему, он ждал, хоть и забыл… он просто ждал всегда! Сейчас он перед выбором стоит, на перекрёстке тех самых трёх дорог. Сейчас вызов он бросает самой жизни, ведь он решил, что так не может быть, а значит и не будет. Но что он может сделать?.. нет у него возможности что-то менять… но так ли это?..

Надо искать что-то иное, искать, искать, искать!.. Надо сильнее жизни стать, судьбы сильнее, а там посмотрит, делать что. Понимал и то, что вызов брошен, и он или победит, или погибнет, но!.. победит, конечно. Юношеская категоричность возвращалась, хотя так много препятствий, сомнений, и сколько будет людей вовлечено в круг ускорения, непредсказуемости, авантюризма… Это где-то глубоко чуть вспоминалось, но не осваивалось полностью пока.

Понял одно, что этому причина Василиса, встающая из памяти, как чистый образ, как идеал, что создан ещё в детстве. Надо как-то это понять, пока события не опрокинут всё, что было, есть и будет. Голова гудела, но сердце бунтовало, нет чёткости, что делать и куда стремиться, как-то следует определить… Сел, взял ручку, и начал записывать слова, которое в душе звучали и, казалось, они определяли суть его противоречий и указывали цель.

 
Опять стою на перепутье,
У перекрёстка трёх дорог,
Где камень выбора извечно,
Стоит, как огненный порог.
– Иди на право – ветер шепчет, —
Там слава, деньги и почёт!..
Или налево!.. там
Птица райская поёт!
Не надо славы, райских песен,
Пойду любовь свою искать,
И не Кощей, не Змей Горыныч
Не смогут Витязю мешать.
Найду тебя, моя отрада!..
Где бы, и кто бы ты не была,
Иди по тропинке!.. шепчет сердце
Куда бы она не привела!
 

И понял, что предстоит идти туда – не знай куда, чтобы найти то – не знаю что, но!.. улыбнулся Елисей, он определился и потому готов. Пусть не обозначен путь, но кто мешает самому решать?..