Текст книги "Повелитель стали"

Глава восьмая. Свадьба

На малой лодке до Тывая Белов просто долетел, было достаточно холодно. Октябрь высасывал из остывающей воды и земли последние крупицы тепла, пришлось частенько грести вёслами для согрева. Пришвартовавшись к мосткам возле Тывая, он поднялся в селение, уже привычно передал гостинцы – полведра красных помидоров – и похвастал, что поехал сватать невесту для своего названого сына. К его удивлению, один из молодых охотников сразу вызвался помочь соседу в таком деле. Пока Белов разговаривал с седобородым угром, Ойдо, как звали охотника, уже собрался и вышел в красивой меховой одежде с бубном, с котомкой за плечами.

До вечера гребли вверх по Каме по очереди, разговаривали, Белов пытался говорить только по-угорски, получалось плохо, но к общему пониманию пришли. Ночевали у костра, настроение было приподнятое не только у него, но и у Ойдо. Он напевал песни у костра, постукивал бубном, спрашивал, красивая ли невеста. Белов отшучивался, в свою очередь спрашивал, какая у Ойдо жена, ревнивая или нет. Не будет ли она его бить после сватовства. Ойдо понимал шутки и сам добродушно улыбался Белову, рассказывая о жене и трёх детях. На этот раз ночлег не принёс никаких сюрпризов, природа готовилась к зиме, никому не было дела до двух вооружённых путников. Медведи готовились к спячке, лоси гоняли друг друга, устраивали поединки в поисках самки для спаривания. Гуси, утки, журавли и прочие перелётные птицы понемногу тянулись на юг, наполняя воздух грустными криками прощания с родиной. Что делали тигры, Белов не знал, но ни они, ни другие хищники не беспокоили сватов этой ночью.

До Выселков дошли к двум часам пополудни второго дня. Лодка Окуня уже стояла у причала, там же виднелась лодка булгарского купца Алима. Белов сразу пошёл их искать, оставив Ойдо в лодке. Он уже как старый знакомый поговорил со стражем на воротах, узнал единственную новость, – это был сегодняшний приезд купцов, который удивил жителей Выселков. Ни разу так поздно купцы не приезжали, до ледостава оставалась неделя, от силы две. По пути к гостевому дому сват с удовольствием приветствовал почти всех встречных, как и они его, впрочем. Народ в этих краях был наблюдательный и коммуникабельный, третье появление за лето незнакомого славянина делало его практически сородичем, тем более, все знали, что он спас Слада от гибели. Многие жители Выселков даже называли гостя по имени, Беловым, естественно.

Оба купца сидели у костра за углом гостевого дома, наблюдали, как закипает котелок с душистым варевом. Белов сразу всех поприветствовал и пошутил, что пришёл прямо к обеду. Глядя на его приподнятое настроение, развеселились и торговцы. Настроение Окуня стало ещё лучше, когда наш герой шепнул ему про зеркало. Варево уже поспело, и его разлили в три чашки. Белов вытащил три пластиковых стакана, разлил в них остатки водки и предложил выпить веселящего напитка за предстоящую свадьбу, на которую пригласил своими дружками обоих купцов. Он показал пример, а за ним, недоумевая, выпили купцы, у которых сразу перехватило горло с непривычки от крепкого напитка. Будущий сват достал из-за голенища сапога свою блестящую ложку из нержавейки и стал хлебать варево, бывшее до неприличия вкусным.

Когда размякшие купцы похлебали горячего, Белов ошарашил Окуня, подробно рассказав про предстоящее сватовство к его родственнице. Купец, к счастью, отнёсся к затее положительно и предложил ещё выпить жгучего напитка. Алим тоже согласился быть сватом, а Белов попросил их подождать и сходил на берег за Ойдо. Собравшись вчетвером, мужчины допили остатки жидкости из фляжки и взялись обсуждать предстоящее действо. Опытные торговцы сразу взялись за дело профессионально, с большим пониманием происходящего, нежели прибывший сват и невеста, шестнадцатилетняя девица.

Свата заставили надеть парадную одежду и предъявить подарки для родственников невесты. Для этого зашли в гостевой дом, где было достаточно светло, чтобы блестели все пуговицы и прибамбасы на кителе и фуражке. Костюм и подарки удовлетворили купцов, а Ойдо после показа просто замолчал, видно, поражённый богатством соседа. Окунь, как самый старший и опытный, да ещё родственник невесты, сразу взял руководство сватовством в свои руки, против чего никто не возражал. Он несколько раз подробно рассказал, кому и что нужно делать, немного изменив сценарий, предложенный Владой. По его указанию один из подручных сбегал к родителям Влады и передал им сообщение о предстоящем сватовстве. Ошеломлённые родители Влады не смогли ответить отказом сразу, а потом подручный ушёл и было уже поздно. Затем Окунь послал второго подручного к Скору, сообщил ему о намерениях свататься и о том, что торга завтра не будет. После чего, спохватившись об угощении для жителей Выселков, Окунь вместе с Беловым отправились в домик, стоявший за пределами ограды, позвав с собой двух подручных.

В логу, в сотне метров от частокола, светилось окошко небольшого домика, куда добрались уже затемно. В единственной комнате сидел толстый лохматый мужик, а в доме густо пахло брагой. Несмотря на специфический запах, мужик оказался трезвым. Окунь сторговал у него два бочонка браги, расплатился за неё Белов, который тут же потребовал проверить качество напитка.

После ковша, выпитого всеми четырьмя покупателями, вопросов по качеству напитка не возникло, однако донесли два бочонка до гостевого дома с трудом. Напиток благоразумно поставили в угол, а сами будущие сваты улеглись вокруг бочонков со словами – утро вечера мудренее.

С утра пораньше, пока все готовились к предстоящему празднику, Белов сходил к кузнецу, получил свой заказ и расплатился. Он успел расспросить кузнеца, делают ли здесь арбалеты из железных полос с железными же болтами. Кузнец удивлённо ответил, что все самострелы делают из дерева, на зверя и так хватает. Затягивать разговор путник не стал, сразу вернулся в гостевой дом, возле которого уже собрались любопытные подростки. Взрослым тоже было интересно, поскольку известие о предстоящем сватовстве разнеслось по всем Выселкам, но они к дому не подходили, а собирались компаниями по дороге к дому Влады.

Купцы оделись красочно, как на картинах Рябушинского, красные кафтаны, золотистые кушаки, новые сапоги и шапки, синие шаровары. Белов тоже переоделся в парадную форму и вышел. Сказать, что его появление всех поразило, значит, ничего не сказать. Не только подростки и взрослые были просто шокированы, как позднее проговорился Алим, видывали они одежды и более нарядные, но никто не ожидал встретить такие богатые и оригинальные одежды в этом захолустье. Многие догадывались, что блестящие жёлтые пуговицы на кителе и кокарда не из золота, однако это не снижало воздействия на провинциальных жителей невиданной в этих краях богатой отделки на костюме. Что уж говорить о простодушных детях и женщинах, воспринявших все блестящие элементы формы исключительно золотыми. Уже на половине пути до сватов стали доноситься разговоры выселковцев, что Белов, не меньше как князь или хан какой. Золота у него, мол, полные сундуки, Влада будет в его княжестве как сыр в масле кататься, не иначе.

По договорённости основную роль в сватовстве взял на себя Окунь, как родственник невесты и знакомый со здешними обычаями. Он шёл посреди улицы, по бокам от него встали Белов с Алимом, а сзади скромно пристроился Ойдо и помощники купцов с подарками и двумя бочонками браги. Такое шествие взбудоражило весь Выселок. Не успевшие подойти жители бежали со всех сторон, норовили несколько раз пройти мимо и разглядеть сватов подробнее. Улыбающийся от такого внимания Окунь чувствовал себя в своей тарелке, раскланивался со встречными, сыпал присказками, разминался, одним словом. Белов обратил внимание, что почти половина поговорок и прибауток ему знакома, если не дословно, то в общих чертах. Консервативно народное творчество, сохранившее свои напевы и поговорки многие столетия, вплоть до двадцатого века.

Возле дома Влады улица уже была запружена любопытными, а у дверей стояли мужчина с женщиной, лет тридцати пяти, не старше, очевидно, родители Влады. Они тоже были в праздничных нарядах и заметно нервничали. При виде шествия сватов женщина закричала младшей дочери, дескать, неси быстрее, неси. Девочка споро вынесла каравай на вышитом рушнике.

Началось само сватовство. Разговорная разминка была, с одной стороны, преувеличенно вежливая, как будто встретились абсолютно незнакомые люди, с другой – некоторые шутки своей простотой, откровенностью и прямотой заставили старого сыщика даже покачать головой. После десятиминутного обмена прибаутками гостям вручили каравай и пригласили в дом.

Все четверо сватов зашли в маленькую избушку, где был накрыт стол и горели для света лучины. Бдительный Окунь бочонки с брагой на улице не оставил, велел занести в дом. В доме все мужчины сели за стол и на полати вдоль одной стены, а невеста подавала различные кушанья, приготовленные её руками. Гости с явным удовольствием пробовали поданные блюда и просили добавки. Хозяйка с детьми рассматривала подарки и примеряла их, особенно платья для невесты, которые примеряли обе её сестры. Несмотря на оригинальность дарёных платьев, невесте было сказано идти со сватами в своём домашнем платье, чтобы соседи видели, что и невеста не лыком шита, есть у неё достойное приданое.

Как договорился Белов, сватовство шло в сокращенном варианте, иначе это веселье могло затянуться дня на три-четыре. Поэтому в доме прибаутки скоро закончились и начался спокойный степенный разговор по хозяйству молодых. Подаренные платья и отрезы материи сыграли свою роль в определении статуса жениха, поэтому высокий уровень благосостояния подразумевался, безусловно. Белов дополнительно рассказал о построенном доме для молодых, о запасах на зиму. Планы жениха о будущем не обсуждались, но родители были приглашены приехать в гости после половодья и проверить усилия молодых по ведению хозяйства. Для подначки сватов он добавил, что жених имеет все необходимые в хозяйстве инструменты – от топора с пилой до гвоздей и свёрл, а для примера показал сверло по дереву диаметром пять миллиметров, которое взял для разговора с кузнецом. Это сверло чистотой обработки так поразило сватов, что отец невесты, находясь в шоке, заметно увеличил приданое. Кроме стандартного набора из прялки, веретён и лукошка со спицами и иглами, Дюба, так звали отца Влады, отдал новый ткацкий стан. Станком назвать его было ещё сложно, но челнок имелся, и ряды нитей чётко разделялись.

Такая щедрость умилила даже практичного Окуня. К этому времени все переговоры были закончены, решено было свадьбу сыграть здесь, а утром пораньше отплыть, благо погода явно намекала не задерживаться. На улице вымораживало всё сильнее и сильнее, установилась ясная тихая погода, все понимали, что со дня на день резко похолодает.

Гости и хозяева вышли на улицу, где уже были накрыты столы и лавки. За них ещё никто не садился, все чего-то ждали. Окунь пояснил Белову, что по совести надо жениху с невестой пойти на выселковское капище попросить разрешения у предков и богов. Но волхвом Выселки ещё не обзавелись, да и жениха нет в наличии. Поэтому благословлять свадьбу будет старейшина селения, который сейчас подойдёт. Действительно, Скор со своей женой уже подходили. Они держали в руках небольшие деревянные изображения человеческих фигур. Как пояснил тот же Окунь, до появления волхва капище делать не стали, а небольшие изображения богов хранятся в доме Скора.

Скор, раскрасневшийся от приятной миссии, громким голосом задал классические вопросы о любви и верности жениха к невесте, на которые за жениха отвечал Белов, как старший родич. На такие же вопросы ответила и сама невеста. После чего Скор принял клятву Белова в соблюдении женихом родительских поконов, и прибывший за невестой сват приложился к изображениям Рода и Макоши. Так же поступила и невеста. Небольшой благословляющей речью Скора официальная часть была закончена. Изрядно подмёрзшие жители Выселков моментально заполнили лавки за столами, и начались гуляния.

Вот здесь старому сыщику чуть не наступил конец. Как позже он вспоминал, если бы не ежедневный физический труд в течение всего лета, вернулся бы домой инвалидом. Буквально после первого тоста начались испытания жениха и его родни. А, учитывая, что Белов был в двух лицах, пришлось ему тяжко. Ладно ещё, что часть ответов на смекалку и знание обычаев подсказал Окунь. Дальше было хуже, разгорячённые бражкой парни вытащили сучковатую колоду с заданием расколоть, а подсунули не колун, а старенький, да ещё каменный, топор. Белов догадывался о таком задании и взял у Ойдо приготовленный железный колун, который успел освоить в совершенстве за последний прохладный месяц. Колоду он расколол всего за пять ударов, явно не рекорд, но и не стыдно.

Так же получилось с заданием на забивание гвоздей, сватам подсунули деревянные клинья и каменный молоток. Улыбаясь, родич жениха сразу заменил их на подготовленный заранее свой молоток и железные гвозди-двухсотки. Эти гвозди своим одинаковым видом просто протрезвили зрителей, и забивал их Белов при полном молчании. От стрельбы из лука он отказался сразу, да тут его выручил Ойдо, который отстрелялся, судя по грустному виду выселковских парней, достаточно хорошо. Подзадоренные девицами, парни вытолкнули в круг медведя, которого надо было заломать. Конечно, это был человек в медвежьей шкуре, и, судя по его габаритам и пластике движений, в проигрыше Белова никто не сомневался. Тот даже хотел сразу поддаться, но ему не понравились напряженные трезвые взгляды Скора и Окуня. Несчастный случай на свадьбе их здорово мог обогатить. И независимо от возможных последствий, старый сыщик рисковать побоялся. Опасаясь провокаций, за столом он не выпил ни капли не только спиртного, но и просто напитков. Белов демонстративно снял пояс с ножнами, посох-карабин давно стоял у всех на виду, как обычный талисман, на него никто не обращал внимания после заявления гостя, что это знак старшинства в его роду.

Противник в медвежьей шкуре встал на задние лапы и пошёл навстречу. Когти на лапах не просто были не срезаны, они ещё двигались, управляемые пальцами. Длина когтей была сантиметров двадцать, и Белов пожалел, что отказался от кинжала. Судя по напряженному молчанию всех, даже подвыпивших гостей, предположения Белова о возможной «несчастном случае» были не совсем беспочвенны. Да ещё ростом «медведь» оказался выше своего противника, с его-то 180 сантиметрами, почти на голову. Раньше таких высоких мужчин в Выселках путешественник не видел точно. Пользуясь преимуществом в длине рук, да ещё с когтями, «медведь» прыгнул на Белова, одновременно резко взмахнув «лапами». Предполагавший подобное, опытный опер скользнул ему за спину и толкнул с подножкой вперёд. «Медведь» упал, в кувырке развернулся и снова пошёл на противника. Теперь уже маленькими шагами подходил поближе, чтобы зацепить наверняка.

Белов понимал, что бить руками или ногами бесполезно, через такую толстую шкуру редкий удар достигнет цели, а рисковать нельзя. Оставалась только бросковая техника, которую он не очень любил. Чуть дёрнувшись назад, вызвал противника на рывок и резко шагнул вперёд. Проскользнув под поднятой правой «лапой» медведя, Белов кулаком правой руки ударил противника в горло, толкая его назад. Одновременно левой ладонью толкнул «медведя» в поясницу вперёд по его движению, а правой ногой сделал подсечку. На тренировках этот приём был достаточно эффективным, хотя и опасным. При падении всегда надо было поддерживать партнёра. Здесь Белов рисковать собой не стал и жалеть такого «партнёра» – тоже. Как только «медведь» начал заваливаться назад, размахивая «лапами», чтобы удержать равновесие, его противник отскочил поодаль. Но не успел, и один коготь порвал ему штанину и оцарапал ногу, правда, неглубоко. Грохнувшийся о землю на спину плашмя с высоты немалого роста «медведь» лежал, не двигаясь. Спустя пару минут стало ясно, что сват победил. Белов стоял напряжённо, не отводя взгляда от противника и боковым зрением контролируя поведение выселковских, особенно Скора.

Староста Выселков был заметно поражён результатом поединка, но быстро взял себя в руки и объявил Белова победителем. Одновременно он велел перевязать царапину, а сам перешёл к испытаниям невесты. Старый сыщик понял, что таким переходом Скор берёт время для обдумывания своих действий. Опасаясь заражения, Белов сам промыл царапину, посыпал её заранее приготовленным порошком из старых таблеток стрептомицина, срок годности которых вышел ещё в советское время, и сам перевязал отрезком рваной простыни, который приготовил заранее. Нет, он не знал, что его ранят, но после встречи с раненым Сладом без перевязочного и обеззараживающего материала он из дома не выходил. Тем временем, испытания невесты уже заканчивались и начались обычные гуляния с выпивкой и танцами. Танцы были под дудки и балалайки, может, не совсем балалайки, но очень на них похожие инструменты.

Скор куда-то ушёл, «медведя» тоже подняли и увели.

Белов с облегчением отметил, что его противник жив и относительно здоров. При всех возможных неприятностях начинать контакты с местными жителями с тяжёлой травмы не хотелось. Бывший опер решил заняться сбором информации. Ещё в прошлые свои приезды он заметил, что охранник у ворот не горит любовью к Скору, хотя внешне этого не показывает никоим образом. Такое поведение выдавало в нём достаточно толкового человека. Подходить к нему с вопросами сразу было бесполезно. Поэтому сначала Белов поговорил с Курихой, у неё в ходе беседы о курах навёл справки о стражнике, да так, что та и не поняла, что говорила о чём-то кроме кур. Тут же сыщик подошёл к своим старым знакомым – парням, от которых он отбил Третьяка, уважительно поприветствовал, поулыбался, показав, что относится к ним как к новой родне. Наговорил им кучу приятностей, а затем выяснил у них практически всё, что хотел. Да ещё сделал зарубки на будущее в отношении двоих из них.

Парни даже не считали необходимым скрывать личность «медведя». Наоборот, своей победой над ним Белов реабилитировал ребят в их собственных глазах. Мол, даже приезжий Дрын, которого Скор всегда вызывал из Соли-Камской, когда надо было кого-нибудь проучить или даже убить, не смог справиться с Беловым, куда уж было им устоять против чужака. Разговорившись, парни сообщили, что именно Дрын в драке убил прежнего кузнеца три года назад, но «это сам кузнец полез в драку». Именно Дрын сильно побил братьев Лопат, после чего один брат до сих пор лежит, а второй не может быстро ходить. Белов сразу уточнил: это который Втор Лопата, на воротах стоит?

– Да, он это, а дом у них сразу первый от ворот, там старший Лопата и лежит.

Белов ещё уточнил, где живут сами парни, какие у них семьи, и пошёл налаживать контакт со Втором. К этому времени уже давно стемнело, поэтому Белов посидел за столом и, сказав Окуню, что прогуляется до лодки, пошёл к воротам. Пояс с ножнами и посох-карабин он взял с собой, естественно. Время подходило к полуночи, никто по дороге к воротам не встретился. Белов добросовестно сходил до лодки, а на обратном пути присел на лавку возле Втора, лицом к Выселкам, чтобы заметить любого, кто подойдёт. Луна светила неплохо, и незаметно подойти к воротам было невозможно с любой стороны.

Втор молчал, что обнадёжило опытного сыщика. Он мысленно вздохнул, сожалея, что ещё не курят. Сигареты пригодились бы для затравки беседы. Впрочем, для Белова подобные детские находки были не нужны. Практически сразу он решил взять Втора, как говорится, за рога.

– Как думаешь, после сегодняшнего Скор не сорвёт злость на тебе?

– А при чём тут я? – пытался уйти от разговора Втор.

– А при чём вы с братом были полгода назад, расскажи, я тебе и объясню.

– Какое тебе дело, ты чужак, приехал и уехал, а нам здесь жить, – ещё пытался сопротивляться Втор.

– Ну, я здесь уже не чужак, но ты верно сказал, я-то уеду, а на тебе Скор отыграется. И ещё вопрос, переживёте ли вы оба зиму. Так или нет? – продолжал давить Белов, повернувшись лицом ко Втору и глядя ему в глаза. – Так из-за чего он на вас натравил Дрына?

– А чего ты меня спрашиваешь, спроси у своего родственника – Окуня. Он тебе сразу всё расскажет. У вас с ним свои делишки, чего ты от нас хочешь?

– Ну, Окунь родня не мне, а невесте. А спрашиваю я тебя из-за того, что жить хочу дальше спокойно, не ожидая стрелы в спину. Понял меня или нет? Или это тебя хотел Дрын сегодня убить? Сколько ещё подручных у Скора? Где по дороге они меня поджидать будут, ты мне скажешь или я сейчас тебя начну убивать, а? – Белов, возбужденный дракой, просто физически давил своими эмоциями на Втора и знал об этом. Он уже почувствовал, что Втор всё расскажет, и пытался не сильно перегнуть палку, чтобы тот с испуга не наврал чего.

Дальше пошло уже спокойнее, и Втор, направляемый вопросами, рассказал Белову примерно ожидаемые вещи. Нынче весной возле островов перевернулась целая лодья купеческая, купцы все потонули. А товары себе привёз Скор вместе с Дрыном. За остальными товарами они два раза брали с собой братьев Лопат. Почему их – потому что оба не женатые, живут вместе в избушке и родни на Выселках не имеют, приехали сюда год назад и в долг взяли инструмент у Скора, срубили избу. Долг отдать не смогли, на охоте добыли немного пушнины, да хватило только на четверть долга. А за год долг растёт на пятую часть, одному Втору теперь вовек не расплатиться, будет прислуживать Скору, пока не умрёт или не уедет отсюда далеко. А куда уедешь с больным братом? Впрочем, весной брат был вполне здоров, и оба Лопаты потребовали у Скора свою долю добыч, да сдуру пообещали всем рассказать, ведь испокон веков найденное в реке было общим. Скор обещал расплатиться и списать половину долга. Братья и успокоились. А через пару дней Дрын исподтишка завёл братьев, и так получилось, что они начали с Дрыном драку первые. Тот бы их обоих убил, да Скор его остановил. На следующий день пришёл Скор к избитым братьям в избу и сказал, что их долю пришлось отдать Дрыну за обиду. А если братья заикнутся об имуществе купца, то Скор на них ещё виру наложит за нападение на приезжего человека без причины и ославит перед всеми купцами. Те сами братьев зарежут где-нибудь за Выселками.

Поэтому всё лето Втор ходит тише воды, ниже травы. А брат уже поправляется, встаёт по нужде.

Белов прикинул, что лодья купцов наверняка не случайно опрокинулась, раз о ней первыми узнали Дрын и Скор. Но Втору свои мысли не сообщил. Зато он услышал от Втора, что Дрын приезжает почти каждый месяц, живёт пару дней у Скора да иногда с ним уезжает куда-то на два-три дня. Братьев Лопат они больше с собой не берут.

Отличный информатор этот Втор, решил бывший сыщик. После чего проинструктировал по наблюдению за Скором и особенно Дрыном, показал несколько кун и пообещал помочь расплатиться с долгом, если Втор поможет ему. Опасаясь задерживаться со Втором, Белов пошёл по направлению к гулянке, которая, судя по звукам песен, переходила в лирическую часть и шла к завершению. Пока он подходил, навстречу стали попадаться расходившиеся гости. А возле дома его уже ждали трое захмелевших сватов. Все попрощались с новой роднёй и пошли ночевать в гостевой дом. Там подручные Окуня уже протопили очаг и выгнали дым. Почти сразу все уснули. Ночью Белов несколько раз просыпался, пока не закрыл входную дверь изнутри на всякий случай. Только тогда ему удалось уснуть.

Утро выдалось необычно холодное, выпал снег, и вдоль берега образовалась ледяная каша. Оба купца проснулись первые и разбудили всех, заставляя грузиться чуть ли не бегом. Белов с подручными Окуня быстрым шагом дошел к дому невесты, где все уже сидели на узлах. Совместно с родителями Влады приданое в темпе было погружено на его лодку, туда же сели Белов с Ойдо и Влада с большой корзиной пирогов. Оба купца уже вышли на стремнину, когда путники отчалили. Влада всё-таки не удержалась от слёз. Погода стала портиться, подул ветер, к счастью северный, поэтому Белов правил рулём спокойно и смог заняться пирогами. Готовила Влада действительно хорошо, пироги с зайчатиной и капустой были сочными и мягкими, словно у бабушки из печки. Ойдо пироги тоже понравились. Настроение после свадебной церемонии у всех путешественников было приподнятое, поэтому на обед решили не останавливаться, перекусили прямо в лодках и к вечеру проплыли большую часть пути по Каме.

Ночевать предусмотрительный опер предложил на островке, где уже бывал. Опытные путешественники быстро разбили ночлег, после ужина долго сидели у костра, вспоминая свадьбу и случаи из жизни. Постепенно у огня остались только купцы с Беловым. Он, пользуясь возросшим к нему доверием купцов, расспрашивал о политическом устройстве Поволжья. Со слов купцов выходило, что более-менее государство было оформлено только у волжских булгар. Там во всех городах был свой правитель, выборные старшины и старейшины. Формально у всей Булгарии был единый старейшина, но небольшие городки не всегда подчинялись ему. Ни о каких военных конфликтах купцы не слышали. Нет, конечно, в других местах на юге и на западе бывают войны. Но за те пятнадцать – двадцать лет, что они плавают с товарами по Каме и Волге, ни о каких вражеских набегах не слышали. Хотя Окунь знал от купцов с Ладоги, что бывает и разбойничают, так это без крови, редко кого ранят. Города славянские и угорские, дальше на запад, управляются старейшинами, которые между собой ладят. Свободных земель много, не нравятся соседи, уходи дальше. Вот, нападения на купцов бывают, но, опять же, не в этих краях, ближе к югу.

О холопах оба купца среди славянского и угорского народа не слышали. В булгарских городах бывают невольники, но тех привозят купцы с юга. Это обычно девушки или ремесленники, которых нет в здешних краях. А кто будет брать в невольники угра или славянина, да и булгарина тоже, они же убегут сразу, потому что знают, как прожить, а леса везде бескрайние, никто не найдёт.

О набегах степняков купцы ничего не сказали. Летом через леса на лошадях не пройти, а зимой даже по льду без запасов корма далеко не уйдешь. Да и что грабить в здешних краях – соль, что ли? На юге своей соли хватает. Пушного зверя в степи не меньше, разве соболя нет, так его купцы вывозят на продажу.

С их слов жизнь получалась на удивление мирной, по крайней мере за последние двадцать лет. А как же летописи, из которых явствовало, что каждые два года были набеги степняков или другая напасть. С другой стороны, подумал Белов, первые известные летописи появятся лет через пятьсот, да и то их подлинность под большим сомнением. А может, это и вовсе параллельный мир.

Попаданец долго думал о своих планах на будущее. Одному здесь достаточно сложно прожить спокойно, даже один разбойник опасен, не говоря уже о жадных купцах, которые рано или поздно решат вместо покупки взять всё сразу и даром.

Устав от разговоров, Алим ушёл спать, Окунь наконец остался с Беловым наедине. Убедившись в том, что их никто не слышит, купец рассказал напарнику, что продал дешёвые «драгоценности» по пять кун каждую, несмотря на честное предупреждение, что камни не драгоценные, а металл не золото. Тут же Окунь продал ему на гривну мешочек с тремя десятками необработанных изумрудов и другими самоцветами. Платить купец обещал поначалу по четыре куны за обработанный камень, а там будет видно. Ещё раз уточнили расценки маленьких зеркал. Белов несколько раз акцентировал, что больше таких зеркал у него нет. Обговорили продажу пустых баночек, место встречи на обратном пути и время встречи.

Решившись, Белов попросил купить ему одного или двух невольников, умеющих работать с железом, или медников. Он сам ещё не предполагал, что хочет им поручить, но количество работников надо увеличивать. Держать их до старости он, конечно, не хотел. Надеялся заинтересовать свободой через пару лет работы. После расчёта с Окунем у него на руках осталось четыре гривны, это без учёта будущей продажи зеркал. Перед расчётом Белов «случайно проговорился», что на будущее лето собирается проехать по Булгарии. Возможно, это послужило к выплате Окунем такой большой суммы, старому сыщику было очевидно, что тот собирался заплатить гораздо меньше.

«Сколько бы ты заплатил, если бы узнал, что я собираюсь зимой в Соль-Камскую?» – подумал Белов. Раскрывать свои планы он пока не хотел, слишком мало информации и надёжных людей совсем нет. Придётся работать с теми, кто есть. Он и о поездке в Булгарию сообщил только потому, что не хотел терять контакта с купцом. Если Окунь продаст вещи Белова гораздо дороже, а тот узнает, купец может из-за обычного человеческого стыда и боязни, а то и жадности, просто убить обманутого напарника, перед этим, естественно ограбив. В этом мире Белов беззащитнее всех, он безродный, ни один род или племя за него не заступится, не потребует отмщения или наказания убийц. Поэтому любой может безбоязненно убить и ограбить чужака. Зная это, он придерживался старого правила – худой мир лучше доброй ссоры.

Утро было совсем зимнее, ветер изменился, с юга густо мело сырым снегом. Костёр развели ещё затемно, попили заваренной травы, закусили остатками пирогов и в предрассветных сумерках отчалили. Ойдо глядел на знакомые места и напевал песни, он же предупредил, ещё в темноте, о приближении устья Сивы. Здесь купцы быстро распрощались, а лодка Белова причалила к мосткам у посёлка Тывая. Распрощавшись с Ойдо, сыщик подарил ему на память очередную пластиковую бутылочку, подумав, что это уже дурная традиция, дарить надо местные товары. Но добрые отношения с соседями были дороже всякой прибыли, поэтому он дал Ойдо ещё несколько пяти– и десятикопеечных монет на монисто для жены.

… – Я убью его! На кол посажу, руки отрублю, глаза выжгу! – Всё сильнее наливался брагой Дрын, укрывшийся в охотничьей заимке Скора. Хозяин подливал гостю-подельнику, не рискуя напиваться самому, обойдётся дороже. В их разбойничьей паре изначально Дрын играл вторые роли убийцы-исполнителя, но за последний год стал позволять себе слишком много, пользуясь своей безнаказанностью. В глубине души старейшина Выселков даже порадовался поражению Дрына на свадьбе, хоть кто-то поставил этого дурня на место.

Однако, по здравому размышлению, слишком шустрый чужак становился всё опасней, особенно с такими умениями драться. Поэтому после пары ковшей браги Скор принялся искренне сочувствовать своему подельнику и полностью поддержал его в стремлении как можно быстрее расквитаться с обидчиком. Сейчас оба заливали горе нежданного поражения и планировали жестокую месть чужаку, а уж исполнить её за ними не заржавеет.