Текст книги "Стальной ответ"

Глава третья. Путешествие

Уральск небольшой караван покидал одвуконь, с кибиткой, оборудованной новыми рессорами, детищем мастерской Попова. Что-что, а рессоры деревенский тракторист делать умел, два десятка уральских повозок уже были оснащены «мягким» ходом. Фёдор Васильевич всякий раз жаловался на отсутствие резины.

– Разве это ход, – отвечал он на восхищённые похвалы уральцев, – вот, кабы колёса резиновыми шинами одеть, тогда…

– Командир, может, купим эту резину, – много раз обращались к Белову уральцы, наслушавшись таких сожалений, – нам посмотреть хоть на одну повозку с резиновыми колёсами, неужели они так дорого стоят?

– Увы, – улыбался старейшина, – резину никто не продаёт, до неё надо плыть через моря и океаны. Это вопрос далёкой перспективы, лет через десять-пятнадцать, если доживём.

Пока относительно мягкую шину для колёс создавали из самых твёрдых фракций нефтеперегонного куба, остававшихся после отделения парафинов. Эти фракции, напоминавшие внешними свойствами мягкий гудрон, накладывались на железные ободы колёс и бинтовались поверх обрезками шкур. И так несколько слоёв, конечно, они не могли сравниться с мягким ходом резиновых шин, однако сохраняли ободы и меньше разбивали дорогу. А в жаркую погоду, когда начинка такого слоёного пирога под солнцем размягчалась, действительно, давали мягкий ход. Пока довольствовались такими шинами, благо асфальта и бетона не было, а грунтовое покрытие значительно мягче цивилизованных дорог. Впрочем, таких шин изготовили единицы, подавляющее большинство колёс довольствовались деревянными ободами.

Двигался караван лёгкой рысью вдоль Камы на восток. Через полчаса в кибитке устроился Снежок, рискнувший пуститься в дальнее путешествие. Не доезжая до Выселков, на перекате, легко форсировали реку и покинули берега Камы, взяли направление на юго-восток. Места были наезженные, не реже пары раз в месяц караваны и гонцы проходили этой дорогой. Вопреки извилистым лесным дорогам, привычным для всякого русского человека, эта шла идеально прямой просекой, просматривавшейся на многие километры вперёд. На таких дорогах настоял Белов с самого начала, со времён прокладки первых уральских магистралей до Камы и Выселков.

Да, обходились такие идеально прямые просеки дорого, тем более что старейшина настаивал на выравнивании пригорков и ям, добиваясь максимально ровного дорожного полотна. Последние годы уральцы могли себе такое позволить, несколько сотен неквалифицированных рабочих, из числа пленников, три года добросовестно прокладывали дороги, строили мастерские и добывали руду. Год назад это закончилось, пленники получили свободу, но около сотни из них остались на дорожном строительстве. Привыкнув за три года к спокойной работе, хорошо и регулярно оплачиваемой из общеуральского фонда, часть рабочих не стали рисковать и возвращаться в общину, к сельской жизни. Они продолжали пилить лес, равнять буераки, вбивать сваи мостов, привлекая к этой работе своих родичей; постепенно сложились три семейные бригады дорожников-мостостроителей. Работали они добросовестно, в каждой бригаде год назад появился взрывник, обученный применению чёрного пороха. Поэтому сейчас дорожники трудились на уральских перевалах, равняя гужевую дорогу до Ёбурга.

– Ай да Белов, ай, да, сукин сын, – бормотал про себя бывшийсыщик, укладывая под копыта коней вёрсты прямой, как стрела, дороги, рассчитанной на два встречных возка, – сам не похвалишь, никто не похвалит.

Двигаясь без остановок, уральцы рассчитывали легко добраться до первой крепости на речке Буй, продвинувшись по самому длинному участку пути больше ста двадцати километров (их стали называть вёрстами, не меняя метраж). Через каждые десять – пятнадцать вёрст на удобных местах встречались зимовья. Небольшие дома на пару окон, закрытых ставнями, окруженные частоколом, с запасом дров, обязательным родником или ручьём, протекающим через усадьбу, ставили на всех уральских дорогах. В непогоду укрытие для путников, спасение от лесных зверей, лёжка для раненого или больного путешественника. Постоянных жителей на зимовьях не было, проезжающие путники возобновляли запас дров, при возможности оставляли небольшой запас еды, никогда не использовали без повода кремень с огнивом, хранившиеся в домах. К таким зимовьям относились трепетно, по-хозяйски, прибирали мусор, делали мелкий ремонт. В этом мире любой знал, как важна каждая мелочь для спасения жизни в трудную минуту.

Так и катили уральцы, делая короткие остановки у зимовий на пять минут, достаточных, чтобы зайти и проверить порядок в доме, нет ли записки, не нужна ли кому помощь. После полудня переседлали коней, заменили вороную в повозке, двинулись дальше, смочив губы глотком воды из родника. У реки с характерным для Приуралья названием Пизь недалеко от дороги с холма заметили селение южных угров, почти пять лет назад нападавших на Уральск. Белов вспомнил, как Кудим рассказывал об этом селении, одним из первых среди южных угров присягнувшем уральцам. Тогда селение скрывалось от чужаков в глухом лесу, а поля возделывали в пяти вёрстах от жилья, в ещё более глухих местах. К своим полям угры ходили окольными путями, запутывая следы от частых врагов, своих же сородичей из соседних селений. Набеги на соседей считались удалью, были регулярными, особенно в пору свадеб.

Сейчас распаханные поля раскинулись у самого селения, Белов издалека различил посадки картофеля, овса, ячменя. К удивлению уральцев, южные угры практически не знали коней, свои поля обрабатывали упряжками быков, деревянными плугами и боронами. Получив от уральцев железные топоры, бороны и плуги, закупив коней, южные угры за последние годы распахали втрое больше земли. Убедившись на собственном, грустном опыте в силе уральских воинов, посетив ближайшую крепость и Уральск, южане рискнули поверить в свою безопасность, открыв селения для постороннего глаза. Однако с типичным угорским обстоятельным отношением ко всему окружили дома частоколом. Самым высоким зданием внутри частокола синела краской яркая макушка храма.

Дальнейшее продвижение становилось интересней, веселее, чем ближе к предгорьям Урала, тем чаще дорога поднималась на довольно высокие холмы, откуда открывался прекрасный вид на бескрайние леса, хвойные и лиственные, тёмно-зелёные ельники и яркую листву берёзовых рощ. Белов невольно вспоминал своё время, когда с подобных холмов он видел кругом распаханные поля, окружённые редкими сколками или разделительными посадками березняка и сосны. Сейчас всё выглядело полной противоположностью: небольшие распаханные поля скрывались за могучими нетронутыми лесами, дубравами и лиственничными рощами, с огромными деревьями-великанами в пять-шесть обхватов. Он в своём времени повидал много регионов и лесов, но такие деревья встретил здесь впервые. Кроме гордости и восхищения, эти гиганты вызывали у него злость к цивилизации, погубившей подобных красавцев в его времени, и огромное желание не допустить такого отношения в природе в этом мире.

По дороге они ещё трижды заметили угорские селения, что характерно, во всех синели маковки храмов, изрядно порадовавшие старейшину. Дорога шла всё веселей, небольшой караван вписался в темп движения и прибыл в крепость на реке Буй около восьми вечера. Крепость была выстроена на крутом берегу, с собственным родником, и, как сообщил комендант, закончили отделку подземного хода лиственничными досками. Пушкари по указанию старейшины уральцев провели учения, за два выстрела снарядом сбили мишень, установленную на расстоянии около четырёхсот метров, порадовали своим умением.

Ранним утром уральцы продолжили свой путь, ставший привычным своей предсказуемостью и спокойствием. Казары в разговорах с Беловым хвастались, что последнее нападение на пути к Златоусту было два года назад, осенью. Тогда башкиры напали на караван с пушниной, шедший в Уральск, смогли пять человек ранить и убить одного возчика. Казары, вооружённые ружьями, легко отбили нападение и сообщили Зозуле. Та лично возглавила карательный отряд, с двадцатью воинами выследила полусотню башкир, разгромила их. Сдавшихся в плен отправили на рудники. А селение разбойников было найдено, после жёсткого предупреждения, закончившегося гибелью обоих шаманов и пары их родичей, откочевало к Златоусту. С тех пор всё это селение так и живёт неподалёку от уральской крепости, об их кочевом прошлом напоминают лишь юрты, где живут старики и самые упрямые. Остальные семьи и жёны пленников давно переселились в деревянные дома с печами, работают на полях и в мастерских Златоуста. Все дети этого рода обучались в школе крепости, а десять самых толковых были отправлены в Уральск.

За разговорами дорога пролетела незаметно, четыре дня и четыре крепости, тем более, что недалеко от Златоуста встретили караван с товарами, шедший в Уральск. По мере продвижения к югу душу Белова охватывало чувство тревоги и опасности, боязни опоздать к Хорг. Поэтому в Златоусте он не задержался ни на день, осмотрел вечером город и мастерские, поговорил с Зозулей о перспективах защиты при нападении. Девушка порадовала его отличной подготовкой городской дружины, чётко налаженной разведкой, за оборону города можно не беспокоиться. Она порывалась сопровождать Белова в дальнейшем пути на юго-восток, но он напомнил об ответственности за людей и общее дело, вынудив девушку отказаться от намерений. Тем более что сама Зозуля сообщила о появлении на юго-востоке большого кочевого рода чужаков, продвигавшегося на запад.

Ранним утром шестого дня пути Белов с двумя проводниками из местных племён и Снежком, как ни странно, полным сил и желания продолжать путь, выехал за ворота крепости. Ирбис продолжил путь на повозке, которой управлял один из проводников, а у каждого всадника стало по два заводных коня. Повозку, впрочем, сопровождали целых четыре заводных кобылы. Сейчас переходы удлинились, путники шли с восхода до заката, по прикидкам Белова, удалось пройти за два дня около двухсот верст. К концу второго дня пути остался один дневной переход до Тобола, где заканчивалась территория, контролируемая уральцами. Ночью ирбис отправлялся на охоту и разведку, однако о дежурствах не забывали. Тут старейшина брал основную нагрузку на себя, оставляя проводникам три часа дежурства на двоих.

Ночью, впервые после начала пути, ему приснилась, как обещала, Хорг. Узнав, где находится Белов, она заметно помрачнела и предположила, что он не успеет за оставшееся время добраться до неё, сказала, что надо добраться до Иртыша, переправиться на его правый берег и двигаться к верховьям реки. Назначив очередной сеанс связи через три дня, Хорг исчезла из сна. Утром сыщик прикинул расстояние по карте и тоже приуныл. Даже по карте, минуя речки и неудобья, выходило больше тысячи вёрст. Преодолеть их за две недели – задача из области фантастики. Но стояла середина лета, солнце светило семнадцать часов в сутки, запасных коней было предостаточно, отвлекаться на добычу и приготовление пищи не надо, вода рядом, места степные и лесостепные.

Как и планировали, к вечеру проводники привели уральца на берег Тобола и помогли переправиться, споро срубив плот. Последнюю ночь перед расставанием с проводниками, проведённую на восточном берегу реки, они дали выспаться старейшине, взяв на себя всё ночное дежурство. Утром уралец отправился на восток с тремя заводными конями, повозку он решил не брать. Ирбису пришлось трястись в седле одному, Белов давно приучил коня не волноваться под странным всадником. А проводники распрощались и начали готовиться к обратной переправе, предупредив сыщика об осторожности. О здешних племенах ходили разные слухи.

Второй день пробирался Белов в междуречье Ишима и Тобола, с каждым днём теряя скорость движения. Первая неделя поездки по известным, накатанным дорогам, да с проводниками, избаловала сыщика – непонятно почему, он решил, что сможет выдержать такой темп движения до Иртыша. Сейчас ему не помогали три заводные лошади, даже в лесостепи приходилось двигаться чуть быстрее пешехода. За день уралец одолевал едва семьдесят вёрст, это в общей сложности по прямой выходило не больше сорока. Сколки, поросшие реликтовыми елями, окружали невысокие угоры, покрытые душистыми травами. Сейчас, в конце июня, всё цвело, аромат невероятно чистого воздуха был пропитан запахами цветущего разнотравья. Временами Белову казалось, что он плывёт, а не едет на коне, плывёт по густому морю запахов. Порой думалось, что эти запахи можно разглядеть в мареве тёплого воздуха, нужно только хорошо приглядеться.

Дважды он замечал вдали пару юрт, окружённых стадами овец, даже разглядел несколько человек вдалеке. Всё равно, края оставались безлюдными, чему сыщик не слишком удивлялся, привыкнув к малолюдью на Каме. Ирбис эти два дня, пользуясь невысокой скоростью движения, часто бежал рядом. Да и человек с удовольствием пробежался бы по траве, искупнулся в попадавшихся речках, порыбачил, посидел у костра. К сожалению, сроки поджимали, оставались неполные две недели из отпущенных трёх. Поздно вечером, устроившись на ночлег под присмотром Снежка, Белов уснул на два часа и вновь увидел лицо Хорг.

Лицо женщины заметно осунулось, после установления мысленного контакта сыщик передал свое примерное местонахождение. Женщина дважды повторила направление на восток до Иртыша и вдоль реки к её истокам. До ущелья, вид которого передала уральцу, словно набор цветных фотографий с нескольких сторон. Убедившись, что Белов хорошо запомнил её инструкции, женщина исчезла, предупредив о связи через неделю.

А мужчина проснулся, почувствовав волнение ирбиса, прижавшегося к его боку. Нескольких секунд хватило, чтобы понять, с подветренной стороны приближаются шесть человек, стараясь не шуметь. Небо только-только начало светлеть на северо-востоке, даже роса ещё не легла, но человек и зверь великолепно видели окружающий мир. Убедившись, что враги не догадались окружить его, Белов решил познакомиться с этими дебилами. Другим словом людей, подкрадывающихся ночью, с явно недружественными намерениями, но не окруживших свою жертву, назвать нельзя. Либо дураки, либо самоуверенные дураки, что ещё хуже, бывший сыщик проверил револьверы на поясе и уселся лицом в сторону неизвестных. Ирбис послушно занял позицию за спиной, оберегая тыл, начал нервно постукивать кончиком хвоста по ноге друга.

«Волнуется, – с нежностью подумал человек, прижав хвост барса рукой к земле, – давно мы не дрались вместе». Чужаки подошли на десять метров, дружно всхрапнули кони, почуяв незнакомцев. Ближе подпускать опасно, Белов встал и негромко крикнул:

– Эй, кто там?

На поляну выскочили пятеро и бегом ринулись на него, размахивая дубинами, одновременно из-за их спин просвистела стрела.

– Не видел бы, если бы не Лей, в темноте, – подумал путешественник, приклонившись, – прямо в глаз получил бы. Надо поблагодарить, при случае.

Едва подняв голову, чуть не получил по ней дубиной, до ближайшего дикаря оставалось шагов пять, не больше. Рука сама нажала на спусковой крючок револьвера, пять выстрелов, пять дикарей лежат на поляне. Со стороны зарослей еле слышался шум убегающего лучника.

– Догонишь? – человек толкнул ирбиса в бок. – Осторожно, я за ним, а ты наперерез.

Барс сразу исчез в кустах, а уралец в темпе убедился в смерти четверых нападавших, оглушил раненого и осторожно начал преследовать лучника. Судя по пропаханному, словно кабаном, следу, парень не был лесовиком, скорее степняк. Ментально уралец определил отставание в полсотни метров, другие люди не просматривались. Через небольшую рощицу он скоро выбрался в степь. В сумраке хорошо виднелась спина беглеца, а приближение невидимого для него барса Белов чувствовал ещё лучше.

– Ага, степняк бежит в ложок, где спрятаны кони, – понял направление сыщик и ускорился, не чувствуя опасности и желая поддразнить ирбиса, коли удастся быстрее его настигнуть жертву.

Хищник успел первым, ударил в прыжке лучника в спину лапой по голове, не выпуская, понятно, когтей, мертвец им не нужен. Степняк покатился по траве, быстро очухался, вытаскивая из-за пояса нож. Но человек его уже настиг, выбил ногой оружие и прижал к земле коленом. Привычно проверил руки, оружие, перевернул на спину, стянул снятым поясом кисти за спиной и поставил на ноги. Степняк едва доходил Белову до плеча, по местным меркам, средний рост. Уралец задумался, куда вести чужака, потом вновь повалил того на траву, лицом вниз, и на тюркском языке велел лежать, а барса попросил приглядеть. Сам пробежался до лощины, где ждали на привязи три неосёдланных коня, заметно отличавшихся от уральских, то бишь казарских, высоким ростом и широкой грудью.

Жеребцы пытались кусать чужака, но он быстро их успокоил, за годы в этом мире вполне свыкся с лошадьми и неплохо понимал любую домашнюю скотину, да и дикую тоже. Он подвёл трофейных коней к пленнику, взвалил того поперёк спины жеребца и повёл весёлую компанию, вздрагивавшую при виде ирбиса, к месту ночлега. К этому времени достаточно рассвело, чтобы обыск трупов не занял много времени. Типичные кочевники, пропахшие навозом, у двух были бронзовые ножи, остальные не столь богаты, обходились костяными и кремнёвыми ножами. Стрелы у лучника тоже с каменными и костяными наконечниками, одежда у всех из выделанных кож и войлока.

Лица степняков отличались от уральских и южноуральских угров широкоскулостью и плоскими носами. Белов припомнил, что примерно так выглядели учившиеся на старшем курсе его института монголки, девчонки крепкие в кости и великолепно игравшие в настольный теннис. Удар этих хозяек степи был настолько сильным, что тогдашний студент Белов неоднократно видел, как разваливались на лету целлулоидные шарики от удара монголок. Именно на лету, прямо в воздухе. Он пригляделся к пленнику, у того были чёрные прямые волосы и немного раскосые глаза со складкой эпикантуса, может, и монгол, чёрт его поймёт.

Пленник, парень лет двадцати, на вопросы, заданные на всех известных уральцу языках, отрицательно мотал головой. Попытки объясниться жестами ни к чему не привели, пленник либо ничего не понимал, либо не хотел отвечать. В ожидании, пока раненый пленник придёт в сознание, Белов проверил содержимое шести котомок, загруженных на трофейных коней. Особых трофеев увидеть не ожидал, но привычка бывалого сыщика не оставлять за спиной непроверенных карманов и хранилищ сыграла свою роль. Ничего интересного, естественно, в котомках не оказалось, стандартный набор из запасной обуви, различных заготовок для оружия и сухого пайка.

Путешественник и не обратил бы внимания на этот сухой паёк в виде копчёностей, если бы не блеснувший ноготь на одном из кусков мяса. Приглядевшись, Белов, видавший и не такое, расстроился, однако. Большая часть копчёностей явно принадлежали человеческому телу, остальные – наверняка ему же. Судя по сохранившейся руке со следами зубов на откушенном мясе, жертвой людоедов стала женщина. Рука, с ясно различимыми мозолями, сохранила небольшой размер ладони, точно – либо женщина, либо подросток. Пленник при виде копченых частей тела даже не заволновался, это Белов чувствовал по ментальному фону. Из этого нетрудно сделать вывод о людоедстве как рядовом обычае и образе жизни пленника и его покойных соплеменников.

С такими привычками оставлять пленников живыми опасно для собственного здоровья, решил Белов, и прежде не обременённый комплексами интеллигента, а за последние двенадцать лет твёрдо усвоивший первобытную правду – око за око, зуб за зуб и виру дополнительно. За пару секунд уралец перерезал горло обоим пленникам, привязал трофейных коней к своим заводным и был таков. Рефлектировать в этом мире опасно для жизни, сначала убеги, потом думай. Ходкой рысью небольшой караван двинулся на восток, покидая негостеприимную поляну.

По мере приближения к Ишиму, ближе к вечеру, местность выравнивалась, напоминая настоящую степь. Двигаться стало легче, уралец поднял коней в быструю рысь, авось удастся добраться до реки и переплыть её вечером. Вдруг людоеды не умеют плавать или боятся воды, как многие племена Сибири. В том, что соплеменники убитых людоедов будут его преследовать, сомнений не было. Кроме обиды и мести за убитых, преследователи наверняка пожелают вернуть своих коней и забрать уральских. Оставалось спешить, надеясь покинуть территорию племени людоедов, пока они не догнали.

Счастье улыбнулось путешественнику, к вечеру показалась река, судя по размерам, Ишим. Больше часа ушло на подготовку к переправе; оружие, боеприпасы и продукты он благоразумно примотал к небольшому плотику из трёх брёвен. К ним же прицепил поводья всех коней, уселся на плотик и начал переправу, помогая самодельным веслом. На середине реки два трофейных жеребца обессилели и начали биться, пытаясь запрыгнуть на плотик. Сыщик отцепил их поводья от брёвен, с трудом успокоил остальных коней и барса. Так он лишился двух коней, и переправа закончилась в полной темноте. По ощущениям, плыть пришлось два часа, на берег кони не выходили, выползали на коленях.

Не лучше выглядел и Снежок, дрожавший от холода, в отличие от уставшего, но разогретого человека. Гребля единственным веслом весьма способствует выработке тепловой энергии. Белов прямо на берегу в ложбине развёл костёр для обогрева животных и полчаса растирал коней пучками травы, согревая дрожащие тела. Спали с ирбисом по очереди, прислушиваясь к малейшим всплескам и выглядывая все тени вдали. Попытки нащупать ментальную активность поблизости не давали результата, видимо, погоня не догнала их. Пока.

Утром привычным направлением продолжили путь, местность повышалась, соответственно всё сложнее удавалось выбирать верную дорогу. Трижды приходилось возвращаться и заново искать направление движения из-за оврагов с обрывистыми краями. Трава на плато, куда забрался путешественник, высохла, и небольшой караван отмечал своё передвижение столбом пыли. К вечеру возникла опасность остаться без воды, выручил ирбис, нашедший по запаху влаги небольшой ручей, его вполне хватило для человека и животных.

Так продолжалось ещё три дня, за которые удалось продвинуться на полторы сотни вёрст, не больше. Зато ирбис и человек получили неплохой опыт по поиску воды, запоминая все сопутствующие приметы ручьёв и родничков. Монотонное движение каравана прерывалось появлением стаек сайгаков и диких лошадей, уралец подстрелил одну антилопу, порадовав ирбиса свежим мясом. К вечеру четвёртого дня пути, когда Белов рассчитывал добраться до берегов Иртыша, плато стало заметно опускаться, словно намекая на близкую реку. Даже кони ускорили рысь, принюхиваясь к запаху близкой воды.

Всех изрядно вымотала однообразная дорога, ветер дул в спину, поэтому никто из каравана не заметил засаду. Всадники выехали навстречу из небольшой ложбины – больше двадцати степняков, явных родичей убитых людоедов. Это Белов разглядел с полусотни метров, отделявших караван от врагов. В том, что это враги, сомнений не было. Сыщик вытянул из чехла карабин, снял глушитель и направил коня на юг, поворачивая караван в сторону от степняков. Не успели кони начать движение, он сделал два выстрела в гущу кочевников и быстро продолжил скачку.

Два выстрела и последовавшие за ними падение коня и ранение людоеда напугали не только животных, но и врагов. Лошади степняков заржали и попытались разбежаться, вставая на дыбы, сбрасывали всадников. Три людоеда не справились с животными, их кони понесли в сторону реки. Трофейный жеребец тоже сделал попытку убежать, но ожидавший подобной реакции Белов сразу его успокоил. Сыщик воспользовался сумятицей и уже прицельно застрелил двух выделявшихся властными выкриками степняков. Затем пустил коней вдоль реки, к югу. По пути поменял магазин и крупной рысью выбрался на берег реки, переплыть которую не светило даже под угрозой смерти. Иртыш в этом месте был не только широк, до двух вёрст, это не страшно. Течение, довольно быстрое и бурное, не оставляло надежды на то, что кони и барс смогут выплыть. Деваться некуда, небольшой караван скорой рысью пошёл вдоль берега, пользуясь неразберихой у нападавших. На то, что они испугаются и прекратят преследование, опытный сыщик не надеялся. Так и случилось, не прошло и часа, как сзади послышался конский топот и крики самых нетерпеливых преследователей.

Белов начал выбирать место для обороны, где не смогут обойти со спины. К сожалению, берег раскинулся широко, возможностей для окружения предостаточно. Придётся воспользоваться своими способностями, решил уралец. Выбрав удобный пригорок, он спрыгнул с коня, отправив его вперёд, барс тоже спрыгнул и побежал позади лошадей, контролируя направление их движения на юг. Человек же улёгся в классическое положение для стрельбы «лёжа», сразу сбил первых преследователей на землю из карабина. Затем ещё и ещё, только успевая прицеливаться.

Кони кочевников опять попытались испугаться, но были жёстко взнузданы всадниками, разбежаться не смогли. Однако движение застопорилось, преследователи не добрались до Белова метров тридцать. Самые толковые попытались снять его стрелами из луков, по ним уралец начал методично бить из карабина, удалось ранить и убить ещё четверых. Оставшиеся полтора десятка рискнули на быструю одновременную атаку. Он встал в классическую позицию стрелка и с одной руки из револьвера стал сшибать на землю ближайших дикарей. С шести выстрелов упали пятеро, он перекинул револьверы, заменив разряженный в правой руке полностью снаряжённым револьвером из левой руки, и продолжил стрельбу, подумывая о перспективах рукопашной схватки.

До рукопашной не дошло, когда из банды людоедов на конях остались лишь четверо, они разуверились в своих силах и повернули назад. Кровожадный Белов тут же перехватил «Сайгу» и ссадил спасавшихся бегством дикарей. Не остановившись на этом, распалённый схваткой, он прошёл по берегу, хладнокровно перехватывая ножом горло раненых и проверяя пульс убитых. Только уверившись в смерти всех преследователей, уралец решил присесть. Руки тряслись, ноги ощутимо подрагивали, того и гляди, упадёт.

– Закурить бы, – вслух протянул опер, не первый раз мечтая о сигарете, – или стопку водки жахнуть. Водка у меня в багаже есть, где этот чёртов Снежок?

Напрягшись до темноты в глазах, сыщик послал мысленную просьбу ирбису гнать коней обратно, быстрее. Сил едва хватило дождаться их возвращения. Подтянувшись на руках, ноги не держали, уралец вытащил из вещей старую никелированную фляжку с самогоном, настоянным на зверобое и тысячелистнике. Вообще, этот настой он приготовил в качестве антисептика с кровоостанавливающим свойством, да не судьба. Может, и к лучшему, приятнее спиртовый раствор применять внутрь здоровому, чем снаружи – раненому. На голодный желудок спиртное сразу ударило в голову, пробил пот, тиски, сжимавшие сердце, разошлись. Человек посидел немного после пары глотков, потянуло в сон, только не в этом месте.

С трудом взгромоздившись на коня, Белов продолжил свой путь, не заботясь о трофеях и брошенных конях. Трофеев и приключений за последние дни хватило выше крыши, «как бы ни просочиться сквозь канализацию», как писали братья Стругацкие. За всеми хлопотами изрядно стемнело, спустя час пришлось остановиться на ночлег.

– Как же они меня выследили, – размышлял над засадой дикарей Белов, – погоню я не чувствовал, от первого нападения до места засады почти триста вёрст. Жаль, не сообразил «языка» взять. Хотя, при их разговорчивости, ответа можно и не дождаться, только время потеряешь. Общего языка, судя по всему, мы не знаем, не допросить пленника при всём желании.

По всему выходило, что людоеды знали заранее, откуда появится Белов либо кто-то другой, на кого они охотились. Человек поинтересовался у ирбиса, не чувствовал ли тот, что по этой тропе проходили люди раньше. Снежный барс охотно подтвердил, что чуял тропу именно по следам проходивших здесь раньше всадников. По мнению хищника, всадники проезжали по этой тропе каждые две-три недели или чаще, так понял уралец. Размышляя, кем были всадники, сыщик уснул, доверив свою охрану ирбису.

Снежный барс его и разбудил незадолго до рассвета, поторапливая в путь. Когда сыщик попытался сосредоточиться, проверяя пространство вокруг места ночлега, он чуть не подпрыгнул, настолько сильно ударила ненависть многочисленных воинов. От места, где остались расстрелянные всадники, физически тянуло ненавистью и жаждой мести. Очевидно, ночью убитых соплеменников нашёл большой отряд степняков, с рассветом желавший расквитаться с обидчиками. Нужно было срочно уходить, желательно не по берегу. Места эти преследователи знали, в отличие от Белова, в любое время могли срезать поворот реки и окружить. Тогда никакой карабин не поможет против полусотни свирепых дикарей. Выход был один – срочная переправа через Иртыш.

Времени на связку плота не было, путешественник привязал вещи к найденному у воды бревну и столкнул его в воду, ирбис загнал коней туда же. Сложность заключалась в том, что течение сносило всех навстречу преследователям, пришлось первые минуты плыть изо всех сил, стремясь как можно дальше отдалиться от берега. Ирбис быстро выдохся и стал тонуть, Белов положил лапы четвероногого друга на бревно, другой рукой взял повод последнего трофейного коня, его он хотел доставить в Уральск для селекции, и толкал бревно вперёд, работая ногами изо всех сил. Казалось, они плыли вечность, одна за другой утонули остальные лошади, примерно через час на поверхности остались три живых существа – конь, ирбис и полуживой человек. Наконец течение вынесло их на прибрежную отмель, Белов попытался встать и упал. Так и двигался до берега на четвереньках, постепенно приходя в себя.

Выбравшись на берег, он смог навьючить на единственного коня вещи, сесть сам в седло побоялся. Жеребец и без того производил впечатление еле живого, человек взвалил барса на плечи и пошёл вперёд, ведя коня поводу. Животные были так измучены переправой, что не обращали внимания друг на друга. Спрятавшись за высоким холмом, Белов разрешил себе немного отдохнуть и протереть оружие. Патронов к карабину оставалась почти сотня, столько же к двум револьверам. Сыщик похвалил себя, что два года назад рискнул все отстрелянные гильзы от «Сайги» зарядить заново. Часть из них неизбежно была утеряна, но полторы сотни патронов вышли почти заводскими. За эти два года он привык машинально подбирать все стреляные гильзы. Вчера, например, на автомате подобрал почти все, не найдя всего две.