Текст книги "Уголовное дело княжны Таракановой"

Например, по делу подпоручика В. Мировича, пытавшегося при помощи роты охраны освободить из Шлиссельбургской крепости низложенного императора Иоанна Антоновича, Екатерина II издала специальный Манифест от 17 августа 1764 года. В последующем она утверждала приговор. Определяющая роль Екатерины II была и при расследовании дела Емельяна Пугачева. Заговор камер-юнкера Ф.А. Хитрово касался личных отношений с графом Григорием Орловым. В итоге для непридания сведений огласке по указанию Екатерины II с камер-юнкером Хитрово обошлись достаточно мягко, – он был удален от двора в село Троицкое Орловского уезда. Екатерина запечатала «секретное следствие о Федоре Хитрове с товарыщи» в особый конверт с собственноручной надписью: «Не распечатовать без докладу».

Не стало исключением и уголовное дело в отношении «княжны». Даже находясь в Москве, Екатерина II внимательно следила за ходом расследования и сама подготовила указанные «опросные пункты», на которые необходимо было получить ответы «княжны». В представленном уголовном деле содержится большое количество документов – переписки князя Голицына с императрицей о ходе следствия и о поведении «княжны». В целом, особого давления на «княжну» не оказывалось.

В качестве отступления можно упомянуть о том, что уголовное право в XVIII веке в Российской империи сделало значительный шаг в своем развитии.

Кроме многочисленных указов, регламентов и манифестов, существовало два основных источника уголовного права – Артикул воинский, изданный Петром I в 1715 году, и «Наказ» Екатерины II от 30 июля 1767 года.

Артикул воинский можно считать первым российским уголовным кодексом, сыгравшим значительную роль в развитии уголовного права.

Состоящий из 24 глав и 209 артикулов, был составлен под значительным влиянием зарубежного законодательства. В нем впервые был применен термин «преступление» для обозначения уголовного правонарушения. Под преступлением подразумевалось «все то, что вред и убыток государству приключити может».

В Артикуле наряду со специальными постановлениями, имевшими значение для армии и флота, содержались юридические нормы общего характера, находившие себе применение в общеуголовных судах. По сравнению с предшествующим законодательством Артикул воинский более четко определял целый ряд институтов уголовного права (стадии преступления, формы соучастия, обстоятельства смягчающие и отягчающие ответственность). Получили дальнейшее развитие институты, исключающие преступность деяния,

понятия необходимой обороны, крайней необходимости (например, голод при краже). Политические преступления, в совершении которых обвинялась «княжна», содержались в главах 3, 16, 17. Артикулы (статьи) 19, 20 главы 3 содержали такие виды государственной измены, как вооруженное выступление против царя, преступные покушения против монарха, оскорбление царя, осуждение его действий или намерений. Глава 16 упоминает о незаконной переписке с неприятелем, а глава 17 предусматривает наказания за «возмущение и бунт».

Вторым важнейшим источником уголовного права XVIII века стал «Наказ» Екатерины II от 30 июля 1767 года, написанный специально для комиссии, созванной в 1767 году для составления проекта нового Уложения. В рамках политики «просвещенного абсолютизма» императрица поставила перед собой цель самостоятельно подготовить новый свод законов.

В своем «Наказе» Уложенной комиссии Екатерина II провозгласила принцип презумпции невиновности, указывая, что «человека нельзя считать виновным ранее приговора судейского». Одной из целей наказания стало исправление, перевоспитание преступника. «Наказ» призывал смягчить наказание сообщникам, непосредственно в преступлении не участвовавшим.

Недееспособные лица (умалишенные) освобождались от наказания.

Особенно важные изменения произошли в сфере наказаний. Императрица Елизавета Петровна уже в 1744 году приостановила исполнение смертных приговоров, повелев прислать в Сенат все подобные дела. Екатерина II продолжила политику Елизаветы Петровны по ограничению казней. В ее правление было лишь несколько случаев вынесения смертных приговоров: Мировичу в 1764 году двум участникам чумного бунта в Москве, Емельяну Пугачеву и еще нескольким «бунтовщикам» в 1775 году После этого Сенат повелел уничтожить все орудия казни и пытки (кроме кнута) и впредь руководствоваться указами об отмене казней. Смертную казнь заменили тюрьма и ссылка, которые должны были, по мысли «просвещенной» императрицы, «возвратить заблудшие умы на путь правый».

«Наказ» Екатерины II содержал положения о том, что удерживать от преступления должен природный стыд, а не бич власти и что если люди не стыдятся наказаний и только жестокими карами удерживаются от пороков, то виновато в этом жестокое управление, ожесточившее людей, приучившее их к насилию. Частое употребление казней никогда не исправляло людей. Несчастно то правление, в котором принуждены устанавливать жестокие законы. Пытку, к которой так охотно прибегал ранее суд, «Наказ» резко осуждает, как «установление», противное здравому рассудку и чувству человечества.

В «Наказе» была разработана юридическая техника, ранее не известная российскому праву, выработаны новые представления о системе законодательства:

– законов нужно совсем немного, и они должны оставаться неизменными. Это в значительной степени делает жизнь общества более стабильной;

– законы должны быть просты и четки в своих формулировках. Все подданные должны понимать язык законодателей для успешного исполнения предписаний;

– существует иерархия нормативных актов. Указы являются подзаконными актами, поэтому могут иметь ограниченный срок действия и быть отмененными в зависимости от изменившейся обстановки.

Взамен пытки в ходе следствия стали применять «увещевание священническое». При Петропавловской крепости находился священник, который периодически беседовал с арестантами с целью добиться от них раскаяния в содеянном.

Этот метод воздействия был довольно широко распространен в практике Тайной экспедиции.

В том числе его пытались использовать и при нахождении под арестом «княжны».

Так, в своем письме руководитель Тайной экспедиции генерал-прокурор А.А. Вяземский пишет генерал-губернатору князю Голицыну, что императрица поручила ему сообщить следующее: «Ея Императорское Величество Высочайше повелеть соизволила к вашему сиятельству отписать. Ее Величеству чрез английского посланника донесено, что известная самозванка есть из Праги трактирщикова дочь, а как посланным указом повелено допустить к ней пастора, то сие обстоятельство к обличению ее, конечно, послужит, и ваше сиятельство можете к опровержению ее явно лжи употребить в пользу, и что откроется Ее Императорскому Величеству донесть изволите».

Князь Голицын сообщал императрице, что приглашать к «княжне» католического священника смысла нет, поскольку она, со слов служанки, хотя и посещала католические храмы, но католичкой не является. Как пишет князь Голицын: «Сие открывает ясно, что и чрез духовника, как безверную, усовестит не можно, почему не призывал я более русского иеродиакона, не готовил также и католицкого пастора, да и сама она в последний раз сказала, что не имеет в нем надобности. Я говорил ей, для чего же она прежде требовала священника греческого исповедания, а она отвечала, что настоящее ее состояние столько ей причиняет горести и прискорбия, что она иногда не помнит, что говорит».

Учитывая болезнь «княжны», к ней был допущен лекарь, и с целью смягчить условия содержания она была переведена из Алексеевскою равелина в помещения, находящиеся под комендантским домом в той же Петропавловской крепости.

Хотя физическое насилие к «княжне» не применялось в ходе всего следствия, но методы воздействия на «княжну» все-таки использовались.

На начальном этапе условия содержания под стражей были довольно мягкими. «Княжна» содержалась на верхнем этаже Алексеевскою равелина, в помещении сухом, состоящем из нескольких комнат. Еду приносили с комендантской кухни.

Однако в последующем, когда «княжна» продолжала настаивать на своей полной невиновности, по приказу князя Голицына у арестантки были забраны все вещи, кроме постели и самой необходимой одежды. Пищу давали лишь только арестантскую и в ограниченных количествах. Прислуга не допускалась. Караул обязан был круглые сутки дежурить в ее камере.

Князь Голицын писал Екатерине II, что она «бесстыдна, бессовестна, лжива и зла до крайности». Его старания остались совершенно напрасными. На нее не подействовали ни увещания, ни строгость, ни ограничения в пище, одежде и вообще в потребностях жизни, ни разлучения со служанкой, ни постоянное присутствие караульных в ее комнате. При этом он предполагал, что, возможно, эти меры смогут «довести ее до признания» в случае, если арестантка будет лишена надежды на возможное освобождение.

Основной задачей императрицы было добиться в ходе следствия от «княжны» признания в том, что в действительности она не имеет родственных отношений с Елизаветой Петровной, а соответственно не может претендовать на престолонаследие. Об этом Екатерина II неоднократно сообщала князю Голицыну:

«Пошлите сказать известной женщине, что если она желает облегчить свою судьбину, то бы она перестала играть ту комедию, которую она и в последних к вам присланных письмах продолжает, и даже до того дерзость простирает, что подписывается Елизаветою; велите к тому прибавить, что никто ни малейшего не имеет сумнения о том, что она авантюрьера, и для того вы ей советуйте, чтобы она тону убавила и чистосердечно призналась в том, кто ее заставил играть сию роль, и откудова она родом, и давно ли плутни сии примышлины. Повидайтесь с ней и весьма серьезно скажите ей, чтобы она опомнилась»[11]11
  Письмо императрицы Екатерины II князю А.М. Голицыну от 7 июня 1775 года.


[Закрыть].

В письме князю Голицыну от 25 июля 1775 года Екатерина II писала, что допрашивать «княжну» больше нет смысла.

Вместе с тем указанное письмо императрицы было фактически помилованием «княжны» при условии выполнения ею определенных условий.

Находящемуся под арестом и входящему ранее в близкое окружение «княжны» Михаилу Доманскому императрицей в письме было велено передать, что если он подробно расскажет все, что знает о происхождении, имени и прежней жизни «княжны», то будет с ней обвенчан и обоим будет разрешено вернуться в Европу (на допросе М. Доманский сообщил князю Голицыну, что готов провести всю свою жизнь в заточении, лишь бы только жениться на «княжне»). При согласии М. Доманского на это предложение необходимо постараться склонить к этому и «княжну», в связи с чем следует разрешить их встречу Если «княжна» согласится на это, то необходимо немедленно совершить бракосочетание. При несогласии «княжны» выйти замуж за М. Доманского, но признания того, что она не является дочерью Елизаветы Петровны, то велено было сказать ей, что она будет отправлена к князю Лимбургскому, за которого она собиралась выйти замуж.

В случае отказа «княжны» от указанных выше условий в данном письме Екатерина II предлагала объявить «княжне», что она осуждается на вечное заключение.

Несмотря на то что в действиях «княжны» были признаки преступления против государства и монархии, вынесение смертного приговора «княжне» не грозило. Как уже упоминалось, Екатерина II утверждала смертные приговоры лишь в исключительных случаях.

Во второй половине октября здоровье арестантки, у которой еще до ареста были признаки чахотки, стало ухудшаться и болезненные припадки стали повторяться все чаще. Доктор, который осуществлял за ней наблюдение, уведомил об этом князя Голицына, указав при этом, что конец быстро приближается. Болезнь «княжны» все более и более усиливалась. 30 ноября обнаружились признаки, заставлявшие в любое время ожидать смерти. Больная даже попросила вызвать к ней православного священника для исповеди.

Руководствуясь прежними указаниями императрицы, князь Голицын предоставил «княжне» говорящего по-немецки православного священника Петра Андреева из Казанского собора, который и принял у умирающей исповедь.

4 декабря 1775 года «княжна» скончалась, о чем князь Голицын донес императрице. Причина смерти чахотка (туберкулез).

«Княжну» похоронили в Петропавловской крепости солдаты из охраны, с которых была взята присяга о неразглашении тайны. Конкретное место захоронения на территории крепости не известно.

Впоследствии появилась легенда, что «княжна» погибла лишь в 1777 году в результате наводнения Невы, ставшая сюжетом для известной картины К. Флавицкого «Смерть княжны Таракановой».

13 января 1776 года в Тайной экспедиции князем Голицыным и генерал-прокурором Вяземским был вынесен приговор полякам Я. Чарномскому и М. Доманскому и прислуге «княжны». Данный приговор был утвержден Екатериной II.

Ранее князь Голицын писал императрице, что, по его мнению, поляки, сопутствующие самозванке, ни более ни менее как бродяги, приютившиеся к ней в надежде хорошего устроения своей будущности.

Уже одно то обстоятельство, что они остались при «княжне» из-за каких-то воображаемых расчетов, в то время, когда они знали о ее лжи, делает их соучастниками в ее преступлении. Согласно упомянутому выше Артикулу воинскому ответственность соучастников обычно одинакова.

Однако указанные лица не только не были подвергнуты уголовному преследованию, освобождены из-под стражи и переправлены за границу, но одновременно с окончанием следствия им выплатили довольно значительные по тем временам денежные суммы.

Поскольку участие Я. Чарномского и М. Доманского в преступных действиях «княжны» доказано не было, а оставались они при ней «скорее по легкомыслию и не зная намерений обманщицы, к тому же Доманский был еще увлечен и страстью к ней»[12]12
  Панин В.Н. «О самозванке, выдававшей себя за дочь императрицы Елизаветы Петровны по архивным источникам с документами», Москва, В Университетской типографии (Катков и Ко) на Страстном бульваре, 1867 г. (стр. 90).


[Закрыть], следствие в отношении них было прекращено. Как указано в заключении, хотя они и заслуживают «быть сосланными на вечное заточение» уже за то, что сопровождали «княжну», но, учитывая в качестве наказания уже отбытый в заключении срок, они были освобождены.

В качестве «вспомоществования» Я. Чарномскому и М. Доманскому было выдано по 100 рублей.

Горничная «княжны» Франциска фон Мешеде была признана умственно слабой и в сообщничестве с «княжной» не подозревалась. По окончании следствия было принято решение отвезти ее за границу и дать, так как она не получала жалованья, все вещи покойной «княжны» и 150 рублей.

Камердинеры – итальянцы (Маркезини и Анчиолли), а также камердинеры – поляки (Рихтеа, Лабенский, Кальтфингер), арестованные вместе с «княжной», были отправлены из России на родину. При этом каждому из слуг было выдано по 50 рублей.

Всем было объявлено, что если кто из них когда-либо возвратится в Россию, тотчас без дальнейшего суда подвергнется смертной казни.

Проводивший следствие князь Голицын, несмотря на то что не сумел добиться поставленной императрицей задачи – признания «княжны», будучи человеком честным и преданным, остался доверенным лицом Екатерины II и до конца жизни находился на должности генерал-губернатора Санкт-Петербурга.

Участвующий по заданию графа Алексея Орлова в розыске «княжны» испанский дворянин де Рибас впоследствии стал адмиралом русского флота и основал город Одессу.

Бывший подчиненный Орлова адъютант Иван Христинек, которому удалось уговорить «княжну» приехать в Пизу на встречу с графом, в благодарность от императрицы получил звание подполковника и, по его просьбе, должность обер-коменданта Симбирска.

Контр-адмирал Грейг – англичанин, находящийся на службе в русском флоте, доставивший «княжну» в Кронштадт, – был произведен в вице-адмиралы. Екатерина II наградила его лично, подарив дачу под Ораниенбаумом. Во время русско-шведской войны 6 июля 1788 года адмирал Грейг одержал победу в Готландском сражении.

Английский консул в Ливорно Джон Дик, внесший свой вклад в разработанную графом Орловым операцию, стал его «искренним приятелем» и доставлял Орлову из Англии породистых собак и лошадей.

Сам граф Орлов также не был обойден наградами. От императрицы он получил шпагу с бриллиантами, 60 000 рублей, а также помимо пенсии еще и полное генерал-аншефское жалованье.

Входившие в окружение «княжны» и участвующие в вооруженном сопротивлении Российской империи, гетман М. Огинский и князь К. Радзивилл были прощены Екатериной II и в последующем присягнули ей на верность. Гетман М. Огинский после возвращения жил в Слониме, в своем замке, инициировал и частично финансировал строительство Огинского канала, связавшего Балтийское море с Черным морем. Князь Радзивилл также вернулся на родину, где жил широко и больше в оппозицию Российской империи не вступал.

Письма к графу Орлову и турецкому султану, Манифест (обращение к русскому флоту), подложные завещания являлись для следствия неоспоримыми доказательствами вины «княжны». Вместе с тем следствие в лице князя Голицына, действующего по поручению Екатерины II, пыталось получить признательные показания от «княжны». Это было особенно важно для общественного мнения в Европе.

Отрицая свою вину в присвоении не принадлежащего ей имени, «княжна», видимо, не понимала, что тем самым она вызывает особое раздражение императрицы. Фактически произошло столкновение двух разных культур. Императрица была готова в случае признания «княжной» своей вины освободить ее от наказания и отпустить из России, о чем уведомила ведущего следствие князя Голицына. «Княжна» этим предложением императрицы не воспользовалась. Произошло это в силу особенностей сильного характера «княжны» либо по иным причинам, мы, наверное, уже не узнаем.

Список литературы:

Бобровский П.О. Происхождение Артикула воинского и изображение процессов Петра Великого по воинскому Уставу 1716 г., историческое исследование. С.-Петербург, типография В.С. Балашева., Екатерининский канал, между Вознесенским и Мариинским мостами, № 90-1, 1881.

Курукин И.В. Княжна Тараканова., ЖЗЛ – малая серия, выпуск 11, М.: Молодая гвардия, 2011.

Курукин И.В., Никулина Е.А. Повседневная жизнь Тайной канцелярии. М., 2008.

Лунинский Э. Княжна Тараканова. Исследование по актам государственного архива, Москва, Типо-литография Русского товарищества печатного и издательского дела, 1909.

Мельников-Печерский П.И. Княжна Тараканова и принцесса Владимирская: Исторический очерк – М.: ООО ТД «Издательство Мир книги», 2010.

Панин В.Н., граф. О самозванке, выдававшей себя за дочь императрицы Елизаветы Петровны по архивным источникам с документами. Москва, В университетской типографии (Катков и Ко) на Страстном бульваре, 1867.

Радзинский Э.С. Княжна Тараканова. М., 2003; Загадка княжны Таракановой. М., 2007.

Скалой Д.А. Столетие Военного министерства. Главное Военно-Судное Управление. Книга 1., С.-Петербург, Типография Товарищества «Общественная польза», Большая Подъяченская, № 39, 1902.

Скалой Д.А. Столетие Военного министерства. Военно-Тюремная Часть. Книга 2., С.-Петербург, Типография Товарищества «Общественная польза», Большая Подъяченская, № 39, 1902.

Шведов С. «Тайная экспедиция», http://schvedov.ru/ index567.htm

Широкова Е. «Самозванцы и самозванки в русской истории». http://ptiburdukov.ru/Справочник/Биографии/?nsubj=398

В.А. Злобин

Адвокатская фирма «Юстина»

С. Галактионов

Вид на Неву со стороны Петропавловской крепости

Бумаги из дела о самозванке, известной под именем княжны Таракановой
Из Государственного архива (Сообщено К.К. Злобиным)

Именный указ Императрицы Екатерины ІІ фельдмаршалу князю Александру Михайловичу Голицыну
(с черновой бумаги при деле находящейся)

Князь Александр Михайлович!

Тому сего дня тридцать пять дней, как контр-адмирал Грейг с эскадрою отправился от Ливорнского рейда, и, чаятельно, буде в Англию не заедет или в Копенгагене не остановится, что при вскрытии вод прибудет или в Ревель или к самому Кронштату, о чем не худо дать знать адмиралтейской коллегии, дабы приготовиться могли, буде к тому им приготовления нужны. Господин Грейг, чаю, несколько поспешит, потому что он везет на своем корабле, под караулом, женщину ту, которая, разъезжая повсюду с беспутным Радзивиллом, дерзнула взять на себя имя мнимой дочери покойной Государыни Императрицы Елизавет Петровны. Графу Орлову удалось ее изловить, и шлет ее с двумя, при ней находящимися, поляками, с ее служанкою и с камердинером на сих кораблях, и контр-адмиралу приказано ее без именного указа никому не отдавать. И так воля Моя есть, чтоб вы, буде Грейг в Кронштат приедет, женщину сию приказали принять и посадить ее в Петропавловской крепости под ответом обер-коменданта, который ее и прокормит до дальнего Моего приказания, содержав ее порознь с поляками ее свиты. В случае же, буде бы Грейг прибыл в Ревель, то изволь сделать следующее распоряжение: в Ревеле есть известный цухтгауз, отпишите к тамошнему вице-губернатору, чтоб он вам дал знать, удобно ли это место будет, дабы там посадить сию даму под караулом, а поляков тамо в крепости, на первый случай, содержать можно.

Письма сих беспутных бродяг теперь разбирают, и что выйдет и кто начальник сей комедии, вам сообщим, а только известно, что Пугачева называли братом ее родным. Пребываю доброжелательна.

Подлинный писан Собственной Ее Императорского Величества рукою и подписан тако:

Екатерина.

Марта 22 дня 1775 г.