Текст книги "Любовник из прошлого"
Автор книги: Виктория Брюс
Жанр: Зарубежные любовные романы, Любовные романы
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
– То, что должно было произойти. Все, кроме него, знали, чтодолжно было произойти. – Он был таким же суеверным, как тетя Джозефина.
– Он проиграл?
– Вы так и не получили этот дом, правда? – ласково спросил он. Его улыбка потихоньку увяла.
Я кусала свой кулак, силясь сдержать рыдания, готовые вырваться из сдавленного спазмом горла.
– Где он сейчас?
– Кто знает...
– Ну хоть какую-нибудь зацепку...
– Я знаю одно место, но не уверен, что... – Он в нерешительности качал головой, готовый, кажется, зайцем сбежать отсюда, забыв о своих старых больных ногах.
– Пожалуйста, – умоляла я. – Я проделала такой долгий путь.
Он прикрыл лицо руками, потом поднял голову, устало посмотрев на меня.
– Он убил себя. Его автомобиль лежит, перевернутый, на дне озера Изабелла. Тело так и не нашли, но похороны были весьма приличные, и могила на кладбище у Виллоу-роуд... тоже ничего. Шесть месяцев спустя его останки выбросило волной на берег. Правда, точно опознать их не смогли: мало что от него осталось... Некоторые утверждали, что это не он, но тогда больше никто не был объявлен пропавшим. – Бу опустил глаза. – Ни один изтех, кто был у нас в клубе той ночью, не сомневается в его смерти. Мы видели, в каком состоянии он уезжал.
Мраморный стол под моими руками был холодный и влажный, как могильная плита. Голова снова начала кружиться, и я подумала, что недавний припадок повторяется. Как сомнамбула, я проковыляла к выходу, к яркому свету летнего полудня.
– Не нужно было рассказывать вам все это, – слышался за спиной скрипучий старческий голос; слова повисали в тяжелом горячем воздухе, эхом отзываясь в моих ушах.
Не помню, как я добралась до гостиницы; все, о чем я могла думать, – это о том, чтобы оказаться скорее под защитой сильных рук Дэвида, успокоиться и под звуки его ласкового голоса вновь обрести себя. Наверное, он был прав, когда просил меня не ходить туда одной: я никогда не смогу быть такой сильной, как он.
Наша комната была пуста. Часы на ночном столике показывали, что остается еще двадцать минут до того момента, когда Дэвид должен вернуться. Я достала носовой платок, промокнула пот с верхней губы и сунула кусочек ткани, все еще пахнущий дьявольским зельем, обратно в карман. Потом легла на кровать и, закрыв глаза, стала молить Господа, чтобы Дэвид пришел скорее.
Должно быть, я задремала, и тяжелое, мучительное сновидение придавило меня. Передо мной возникла какая-то шумная вечеринка.
Светили газовые фонари, и это придавало празднеству мрачный, зловещий вид. Собравшиеся грубо и цинично переговаривались, в комнате стоял зловонный дым от дешевых сигар, так что мне хотелось зажать нос. Коренастый мужчина, полный высокомерия, сидел ко мне спиной, и я ясно видела гигантские, как лунные кратеры, поры на его нездоровой коже, свисавшей складками на толстой шее.
В соседней комнате мужчины, с ног до головы обвешанные оружием, приставали к полураздетым беспрерывно хихикающим женщинам. В сторонке несколько красоток, одетых чуточку поприличнее, покачивались на высоких старомодных каблуках, лениво отмахивались от назойливо тянувшихся к ним мужских рук; их отделанные бисером платья состояли, кажется, из одних разрезов, а декольте простирались практически до пупа.
Обливаясь потом, я наблюдала за происходящим; сердце мое бешено колотилось. Атмосфера в комнате была крайне недружелюбной, словно дух враждебности навеки застыл в этом воздухе, перемешавшись с омерзительным табачным зловонием.
Несмотря на липкую духоту, царившую в комнате, меня била нервная дрожь. В моем нынешнем подавленном состоянии уединиться в старой комнате Аль Капоне... вряд ли это была удачная мысль! Кошмар забрал мои последние силы, особенно угнетала невероятная подлинность происходившего.
Очнувшись от кошмара, я, перепуганная, бросилась к часам. Это казалось невероятным, но прошел уже целый час. А Дэвид все еще не возвратился.
Я побежала в ванную и включила холодную воду. Согнувшись над раковиной, я плеснула в лицо водой, оказавшейся теплой, как парное молоко. Очевидно, «холод» летом на Юге становится понятием относительным.
Уняв нервную дрожь, я закрыла кран и насухо вытерлась полотенцем, уничтожая остатки грима. Возможно, мы с Дэвидом договаривались встретиться в кафе, а я забыла, к своему стыду. «Какое счастье, что у меня есть Дэвид и есть на кого положиться!» – думала я, стремительно выбегая из комнаты. Нужно было как можно быстрее найти его.
Не жалея ног и обуви, я бежала по улице, пока, бросив мимолетный взгляд в окно ресторана, не увидела его, сидящего за столиком, сногсшибательно красивого в белом летнем костюме и соломенной шляпе.
Заходя в ресторан, я поймала свое отражение в зеркале и заметила, что мои волосы, выбившись из-под шляпки, торчат какими-то безобразными клочьями. Я сорвала шляпку и попыталась хоть как-нибудь пригладить их руками. Потерпев неудачу, я мимо столика метрдотеля побежала навстречу своему мужу. Он сжал меня в объятиях.
– Как ты, моя маленькая девочка?
Я начала было торопливо пересказывать услышанную мной удивительную историю о самоубийстве моего отца, но почувствовала, что не смогу рассказать все точно, отделив плоды моего воспаленного воображения от реальности. Я улыбнулась Дэвиду, надеясь, что он не заметит, как близка я к истерике; мое лицо горело. Дэвид, с его острым, склонным к холодной логике умом, постоянно обвинял меня в излишнем романтизме, граничащим иногда с сумасшествием, и в это/ момент я поняла, что он совершенно прав. В чем я по-настоящему нуждалась сейчас, так это в небольшой паузе, чтобы немного успокоиться и подумать. Желая выиграть это время, я сказала:
– Какой интересный запах исходит от тебя!
Это был тонкий аромат гардении, такой слабый, что обычный нос, вероятно, не заметил бы его.
– Такое массажное масло здесь используют, – объяснил он. – Почему бы и тебе не сделать завтра перерыв в своих розысках и не сходить на массаж? – Он внимательно посмотрел на меня, и его глаза превратились в узкие щелки. – Мне кажется, это именно то, что тебе необходимо сейчас.
И вдруг мои плечи будто сами собой распрямились. Именно в этот момент я поняла, что нужно сделать, чтобы моя душа успокоилась раз и навсегда. Пока Дэвид делал заказ для меня, эта мысль окончательно утвердилась. Было еще одно место, куда нужно было обязательно пойти, прежде чем мы уедем отсюда. И это не массажный салон.
После ленча, во время которого у нас с Дэвидом, как обычно, произошла маленькая перебранка относительно выбора блюд, мы отправились прогуляться. Было жарко, и я поняла, почему южные красотки так медлительны: на большее в здешнем климате просто не хватает энергии.
Задумавшись над тем, насколько все это отличается от того, к чему я привыкла у себя дома, я, зазевавшись среди многолюдной толпы, неловко наступила на бордюрный камень и, подвернув ногу, с размаху шлепнулась на мостовую.
Послышался гудок, и я почувствовала, как кто-то резко дернул меня за руку. В следующее мгновение один из тех экскурсионных трамвайчиков, что, переполненные пассажирами, беспрестанно шныряют здесь, со свистом пронесся мимо, обдав меня горячим воздухом, слегка отдающим металлом и машинным маслом.
Я выпрямилась и оглянулась.
– Дэв... – начала было я, но не договорила: меня будто ударила молния. Замерев от удивления, вглядывалась я в бездонные зеленые глаза стоящего передо мной не знакомого мне мужчины. На его лицо падала тень от широкополой фетровой шляпы, но это не помешало мне заметить, сколь совершенны были его черты: это лицо было словно сработано резцом скульптора.
Я хотела сказать ему, что у меня все в порядке, но слова не шли с языка. Он, должно быть, догадался, что я в шоке, и продолжал держать меня за руку; его пристальный взгляд буквально обжигал меня, а пальцы железнйм обручем сжимали мою руку. В его руках чувствовалась недюжинная сила; этот тип производил впечатление человека, который обладает молниеносной реакцией, но в то же время может действовать не торопясь и даже нежно в любом случае, с такими следует держать ухо востро.
– Мы когда-нибудь встречались? – спросила я, наконец обретя голос.
Незнакомец смотрел на меня так, как будто мы с ним были давно знакомы. Едва я произнесла первую фразу, легкая улыбка смягчила его лицо.
– Вовсе нет, мадам. – Он щелкнул большим пальцем по полям шляпы, углубляя таким образом слегка распрямившуюся вмятин-ку на тулье, и отпустил мое запястье, оставив на нем частичку своего тепла.
– Вы уверены, что чувствуете себя хорошо? – У незнакомца был глубокий, слегка хрипловатый голос, и говорил он, немного растягивая слова. – Мне очень неловко, но я должен идти: у меня назначена встреча с дамой, и я уже опаздываю.
Я улыбнулась, почувствовав непонятное разочарование из-за того, что он сейчас уйдет.
– Я... я... в порядке...
Под его пристальным взглядом кровь прилила к моим щекам.
– Да, я тоже так полагаю. – Его своеобразная манера говорить ласкала слух.
Я протянула было руку, желая поблагодарить его, но он уже отвернулся, и мои пальцы скользнули по тяжелой ткани его пальто. Я'удивилась, что этот человек так тепло одет летом, и посмотрела в том направлении, куда он удалился, надеясь еще раз, хоть мельком, увидеть его, но незнакомец исчез, лишь раскаленный воздух причудливым миражом струился передо мной.
Окончательно сбитая с толку, я удивленно оглядывалась вокруг себя, пытаясь понять, куда бы он мог исчезнуть. После того как я споткнулась о камень, все произошло молниеносно: трамвайчик пронесся всего лишь в дюйме от меня. Господи! Да ведь он спас мне жизнь.
Когда я увидела мужчину в темной шляпе, который быстрым шагом направлялся ко мне, я было подумала, что незнакомец решил вернуться, но в поредевшей толпе прохожих узнала Дэвида. Поняв, что мой зеленоглазый спаситель бесследно исчез и что я, возможно, никогда не смогу должным образом поблагодарить его, я почувствовала разочарование.
– Мэгги, вот ты где. Я купил твое любимое мороженое – «Скалистый путь». – Дэвид нес два конусообразных стаканчика, тщательно обернув их салфетками, чтобы ни одна капля не испачкала его холеных рук.
«Скалистый путь»! Вот уж действительно! Я начала истерически хохотать: вероятно, адреналин все еще бурлил в моей крови. В какой-то момент мне показалось, что стаканчик с мороженым вот-вот выпадет из моих рук.
– Что тебя так развеселило? – Дэвид вглядывался в меня, очевидно, думая, уж не хватил ли его жену тепловой удар.
– Я споткнулась о бордюрный камень и чуть не попала под трамвайчик с туристами.
– Я женился на тебе не из-за твоей ловкости. – Дэвид с наслаждением облизывал свое мороженое.
Концентрация адреналина в моей крови, кажется, резко возросла, потому что я вдруг почувствовала, как гнев буквально разрывает меня на части – такого со мной еще никогда не случалось.
– Ну, и почему же ты женился на мне? – зашипела я.
Улыбка сошла с его лица. Я была потрясена не меньше, чем он, и меня бил озноб.
– Я хочу сказать, что только что фактически избежала...
– Что случилось? Ты в порядке?
Я объяснила ему, как чья-то сильная рука сдернула меня с проезжей части, как я решила, что моим спасителем был он, Дэвид, и уже готова была броситься в его объятия, но увидела перед собой незнакомого зеленоглазого мужчину... Я поспешно говорила все это, чувствуя в душе какую-то пакость, будто только что совершила измену.
– Со мной– все в порядке, – выпалила я в конце своей тирады.
– Ну, слава Богу. – Он до боли сжал мое плечо. – Но все это мне не нравится. С тех пор как мы приехали сюда, с тобой творится что-то странное.
В душе я была с ним согласна, но не хотела давать ему лишний повод сократить наше пребывание здесь. В моем распоряжении был еще один день, и я знала, как использовать его.
– Я гораздо выносливее, чем кажусь на первый взгляд, Дэвид, – запальчиво проговорила я.
Он выразительно изогнул бровь, давая понять, что мне не удалось его одурачить. Хорошо еще, что я не проболталась о поврежденной ноге.
– Я бы порекомендовал тебе примочки. – Дэвид потянул меня к себе. – Вместе со мной, – жарко выдохнул он мне в ухо. – В более подходящей обстановке я напомню обо всем, что побудило меня жениться на тебе.
Его руки, дыхание, взгляд жадно ласкали меня, но аромат гардении щекотал мои ноздри, начисто отбивая желание. Наш запоздалый медовый месяц, кажется, подходил к концу.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Я позволила себе маленькую невинную ложь. Не в первый и не в последний раз, но все равно это было неприятно. Дэвид – мой муж, и мне нечего скрывать от него, но когда он спросил, куда я иду и когда вернусь, я изобрела нечто правдоподобное о том, что собираюсь провести день в историческом обществе.
Я навела справки: в Хот-Спрингс было прекрасное историческое общество, но я не испытывала ни малейшего желания отправляться туда. Еще меньше мне хотелось пускаться в объяснения по поводу того, что случилось со мной в аптеке днем раньше. Чем больше я думала об этом, тем сильнее становилось мое убеждение, что мне не следовало посвящать Дэвида во все подробности. Если я считаю, что он не прав, когда утверждает, что я переутомилась или перегрелась под сумасшедшим солнцем Арканзаса, я должна также признать, что у меня нет хоть сколько-нибудь разумного объяснения происшедшему.
А более всего я хотела сейчас, чтобы Дэвид видел меня здоровой, разумной и рационально мыслящей. Я сильно сомневалась в том, что у меня еще когда-нибудь появится возможность предпринять новый поиск и выяснить мое прошлое, и сейчас не хотела упускать свой шанс, давая Дэвиду повод думать, что я нежное тепличное растение и не могу справиться с потрясением.
Итак, вместо того, чтобы, как можно было ждать от слабой, зависимой Мэгги Таггарт-Вестшайр, ехать в историческое общество и там, в удобном помещении с кондиционированным воздухом, изучать старые фотографии и записи, я выехала из Хот-Спрингс по дороге, ведущей к кладбищу. Посещение кладбища – священный ритуал для истинной леди с Юга, об этом поведала мне очень интеллигентная дама, у которой я узнавала дорогу.
Скоро я буду знать, какая из двух версий исчезновения моего отца соответствует действительности: либо будет посрамлена тетка Джозефина, либо Бу Макгрю слишком зажился на этом свете и уже не ловит мышей.
Кладбище оказалось значительно дальше от города, чем я предполагала. Струи горячего воздуха поднимались над асфальтом; горизонт, надписи, дорожные знаки – все расплывалось в этом мареве, и лишь в последний момент я заметила место, где следовало свернуть с Виллоу-роуд. Съехав с гладкого асфальта, я, швыряясь гравием из-под колес, выскочила на узкую грязную дорожку. Подобные дорожные испытания не для роскошного изнеженного «кадиллака».
Я притормозила и поехала медленнее; конечно, не так, как похоронная процессия: достаточно медленно, чтобы не разбудить усопших, но и достаточно быстро, чтобы ощутимо продвигаться вперед. Я проезжала мимо домов и лачуг, и чем дальше продвигалась по грунтовой дороге, тем чаще мне попадались разрушенные, пустующие строения. Наконец я достигла кладбища, небольшого участка земли, окруженного вязами и старым железным забором.
Изъезженная когда-то дорога теперь заросла травой; казалось, что последняя машина проехала здесь много лет назад. Я заметила удобное место у трех плакучих ив, припарковалась и вышла из машины. Вокруг меня полчища цикад, невидимых в густой листве, тянули свою жутковатую песню; вместо удушающей жары, от которой в городе некуда было скрыться, здесь меня встретил легкий прохладный ветерок. Он мгновенно растрепал и мои волосы. Ржавые ворота, слегка приоткрытые, безжизненно висели на петлях; судя по всему, в течение многих лет их не касалась рука человека. Все это выглядело зловеще, но, набравшись смелости, я вошла на кладбище. Территория его основательно заросла бурьяном, молодые побеги жимолости расползлись по земле и напирали на забор; я поняла, что за кладбищем давно никто не ухаживает.
Порывы влажного воздуха обвевали меня и подобно крошечным невидимым эльфам заманивали все глубже в затененную вязами рощу. Я боролась с желанием немедленно убежать, уговаривая себя, что нельзя упустить возможность завершить свои поиски, прекратив тем самым бесконечные мучительные попытки воссоздать в памяти образ моего отца,оживить его – хотя бы в моем сознании. Я хотела избавиться от воспоминаний, захлестывавших меня всякий раз, когда я видела счастливых родителей, катящих коляску с младенцем, или отца, играющего в мяч со своим ребенком. А эти мрачные сумерки между сном и пробуждением!.. Конечно, успокоить мою память об отце – это еще полдела, но я надеялась, что это станет хорошим началом. Спотыкаясь о камни и жесткие стебли растений, я проходила могилу за могилой, читая имена мужчин, женщин и детей, чья смерть, возможно, значила так же много для их друзей й семей, как мой отец для меня. Я выдернула засохший куст, который заслонял могильный памятник. Едва различимая надпись, датируемая 1890 годом, открылась моим глазам: «Он пришелвэтотмир, ничегонеимея. Ничегоне имея, онпокинулего». Разглядывая эпитафии на могильных камнях, я подумала, что многие из них могли бы подойти и для ныне живущих. Если это скромное кладбище – действительно место, где покоится прах моего отца, то, судя по всему, он не единственный, кто захоронен здесь, неотягощенный земными богатствами.
На кладбище преобладали небольшие гранитные надгробия, но было и несколько безымянных деревянных крестов. Когда-то они гордо возносились к небесам, а сейчас были свалены в кучу и более всего напоминали человеческие кости.
Волшебный аромат фиалок разливался в воздухе. Мой отец пах морем, а моя мать – фиалками... Сделав глубокий вдох, я запела мантру, которая еще в детстве помогала мнеизбавиться от страха. Успокаивающая мелодия напомнила мне, что мой отец пах морем, потому что часами просиживал в кабаке у причала за карточной игрой, а не потому, что много плавал и соленые морские ветры обдували его и играли его волосами.
Запах фиалок, казалось, исходил от могил. Я решила поискать, от какой именно, и под раскидистым вязом нашла то, что искала. Джесси Роберт Таггарт. 19 июня, 1935 – 11 августа, 1966.
Одиннадцатое августа, только четыре дня прошло после моего дня рождения – того, на который он не приехал. Сколько раз я обещала себе в любых ситуациях сохранять спокойствие, но клятву эту постоянно нарушала. Вот и сейчас созерцание этой скромной надгробной надписи подняло настоящую бурю в моей душе. Игорные клубы в Хот-Спрингс были закрыты в 1967 году – слишком поздно, чтобы это помогло Адмиралу. Цикады в траве продолжали петь свою песню; я опустилась на колени, с замиранием сердца вспоминая аромат его пиджака – море и хороший табак, – когда отец брал меня на руки и я прижималась к нему. Это напомнило мне прежние времена, когда я ощущала под пальцами толстую ткань отцовского пальто. Именно это прикосновение – еще, быть может, тепло его объятий – было связано с мыслью «отец приехал»; я прижималась к отцу, не желая думать о том дне, когда он снова покинет нас. Девственные, нежные фиалки пробивались сквозь буйно растущий на могиле сорняк. Я стала аккуратно выдергивать сорную траву, освобождая цветы,и вдруг остановилась. Почему эти нежные фиалки выжили в этом нахальном бурьяне, и вообще, кто посадил их здесь?
Казалось невероятным, что мать предприняла путешествие, чтобы навестить могилу отца, во всяком случае, после того, как она решила скрыть от меня истинные причины его исчезновения. И все же, вдыхая этот запах, неотрывно связанный с ней в моем сознании, хотелось думать, что она все-таки побывала здесь.
Когда цены на фиалки резко подскочили, многие производители стали использовать синтетические суррогаты, но моя мать отказывалась приобретать такие духи, пользуясь только натуральными. Даже снобы от парфюмерии соглашались, что молекула синтетического аромата полностью идентична натуральной и что разница в запахах неуловима, но я нашла природный ингредиент, который ни один ученый не сможет воспроизвести в лабораторных условиях. Матери не было дано природой такое уникальное обоняние, как у меня, но она обладала другим талантом – стремлением дойти до корней в познании истины, поэтому и сумела отличить суррогаты от натурального запаха.
Я разглядывала даты на памятнике моего отца, уговаривая себя, что нужно принять случившееся, каким бы горьким оно ни было. Но именно в этот момент ко мне пришло твердое убеждение, что здесь что-то не так. Аромат моей матери витал над могилой отца, но я не чувствовала отцовскогоприсутствия. Напротив, я была совершенно уверена, что это не его тело лежит под могильным камнем и фиалками.
Что-то внутри меня упорно отказывалось поверить, что он покончил с собой. Острое чувство жалости и любви к отцу пронзило меня под старинными вязами, при тревожном стрекоте цикад. Итак, я поняла, что Бу был не прав, рассказывая мне о смерти отца, но если правдой было то, что он рассказывал о покупке дома, значит, Адмирал любил нас, а это для меня важнее всего остального.
Прохладный ветерок бесшумно обвевал мою шею. Легкий шорох листвы слышался среди могильных плит, становясь более отчетливым в те мгновения, когда стихал, будто прислушиваясь к чему-то, хор цикад.
Хору звуков аккомпанировал оркестр ароматов: благоухание дикой жимолости звучало подобно высокой скрипичной ноте, нахально требуя, чтобы все внимание было приковано лишь к ней, в то время как фиалки на могиле моего отца звучали сдержанно; их неповторимый аромат, скромный и устойчивый, доходил до самого сердца. Но доминировала мелодия сырой плодородной земли, ставшей последним приютом для бесчисленных человеческих тел.
Сладковатый запах земли вызывал из небытия призраки прошлого и воскрешал утраченные надежды. Смешанный с запахом фиалок, он рождал удивительное ощущение – я почти реально могла обонять аромат табачного дыма, который исходил от моего отца, и слабый, все время ускользающий, как бы насмехавшийся надо мной запах моря.
Увядший лист, упавший мне под ноги с кизилового дерева, привлек мое внимание. Лист этот, кружась на ветру, упал рядом с забытой могилой, чтобы обрести наконец вечный покой. Гладкий плоский могильный камень едва выглядывал из заросшей бурьяном земли; если бы не лист, я бы и не догадалась, наверное, что здесь когда-то была могила.
Я долго смотрела на камень; его скромный привет так тронул меня, что я начала дрожать. Если бы я знала правду тогда!.. Я безуспешно старалась успокоить себя, но слезы, как я ни сдерживалась, хлынули из глаз. Радости и печали последних дней, известие о смерти отца и то, что причина этой смерти так и осталась неразгаданной, – все это многократно превышало мои моральные силы. Глубокая печаль разлилась во мне, и я зарыдала.
Немного успокоившись, я вынула из кармана носовой платок, вытерла слезы и почувствовала внезапное головокружение то самое, что сразило меня в аптеке. Ветерок прекратился, и я начала задыхаться. Неведомо откуда появилось яркое горячее солнце, запах жимолости усилился. Я старалась глубже дышать, приспосабливаясь к резкому изменению в окружавшей меня атмосфере. Вдруг сквозь аромат жимолости явственно проступил запах моря и хорошего трубочного табака. Я жадно вдыхала этот запах, знакомый мне так же хорошо, как мой собственный. Сердце бешено колотилось, я увидела около оплаканной мной безымянной могилы неясный силуэт мужчины; его очертания были размыты ослепительным полуденным солнцем.
Неужели это мой отец?!
Я крепко зажмурилась и когда открыла глаза, яркое солнце исчезло, будто облако накрыло его, меня снова окружила влажная прохлада кладбища. Головокружение прошло. Запахи и видение исчезли.
Плохо понимая, что происходит, я в страхе бросилась через кусты и бурьян, придерживая руками подол, чтобы не мешал бежать.
Ошеломленная, я поехала домой. Телеграфные столбы мелькали, как сухие листья в бурю, белые линии дорожной разметки сливались в сплошное грязноватое дятно: я мчалась назад к Дэвиду. Только он поможет мне забыть мои страхи, он моя опора – какой в моем детстве был отец. Дэвид любит меня, он поддержит меня.
Я добралась до «Арлингтона», с трудом зарулила на стоянку в гараже и трясущейся рукой отсчитала арендную плату дежурному. Лифт, казалось, не опустится никогда. Добравшись наконец до нашего этажа, я побежала по коридору.
Комната 442. «Дэвид, пожалуйста, будь там!» – умоляла я, роясь в кошельке в поисках ключа от номера. Каким-то образом мне удалось отыскать ключ и попасть им в замочную скважину.
Слава Богу! В номере горит свет и слышно, как Дэвид плещется в душе. Душ это то, что мне нужно. Я смою все болезненные воспоминания и забудусь в объятиях своего мужа.
Я кинулась в ванную. Клубы горячего пара обрушились на меня, едва я открыла дверь. Пар прикрывал зеркало легкой дымкой, и моеотражение в нем казалось причудливым цветным пятном. От жары и духоты я начала задыхаться.
Сквозь пелену тумана я увидела Дэвида. Его глаза были закрыты в экстазе; сидя на краю ванны, он держал в объятиях женщину. Всякий раз, когда он толчками входил в нее, ее длинные светлые волосы вздрагивали подобно влажной спутанной гриве. Вздымаясь подобно необузданному жеребцу, напрягая каждый мускул в сладострастной ярости, он поднимал ее все выше и выше. Его собственные волосы, обычно безукоризненно уложенные, были спутаны и растрепаны. Совершив заключительный толчок, он, содрогаясь всем телом, издал дикий вопль, и его прекрасное лицо тут же приняло тупое, безразличное выражение.
Приглушенные временем, картины прошлого кружат в моей памяти, обернутые каждая в свой аромат: «Поло колон», наше с Дэвидом любимое мыло, которым были намылены их сплетенные тела, аромат гардении, который я почувствовала днем раньше.
Все наши последние ночи. Упорное нежелание Дэвида сообщать точное время своего возвращения. Все, оказывается, имело вполне определенную разгадку. А я-то, дура, думала, что, заурядная внешне и чувственно, смогу удовлетворить такого мужчину, как Дэвид. Теперь я узнала – о, как мучителен был момент прозрения! – что мой ненасытный муж удовлетворял свою страсть с другой женщиной, а не со мной.
Я, шатаясь, вышла из комнаты. Дэвид что-то кричал мне вслед, его хриплый голос, казалось, проникал повсюду. Слезы заливали мои глаза, и узор ковра, лежавшего на полу, расплывался в причудливую какофонию цветов. Я уронила свой кошелек, но не остановилась, а продолжала идти. Какая же я дура, если раньше не разгадала Дэвида! Неужели я ослепла от любви и не могу видеть правду? Всю жизнь я восхищалась своей матерью, стоицизмом, с которым она переносила жизнь без папы, всегда хотела быть хоть немножко похожей на нее. Словно студентка, прилежно копирующая своего преподавателя, я вышла замуж за подобие своего отца.
Я добежала до лифтов и стала нервно давить на кнопку, но двери упорно не открывались. В отчаянии я прислонилась к стене. Все, во что я верила, на что надеялась в этой жизни, было ложью. Семья, любовь – все оказалось жестоким обманом, все рухнуло в один момент. Я вынула носовой платок и поднесла к лицу.
Рыдая в платок, пропитанный волшебным ароматом, я потеряла сознание. Темнота начала обволакивать меня, предлагая мне спасение в ином мире – лучшем, чем тот, что окружал меня до сих пор.
В этот момент я еще помнила резкий запах, который сопровождал совокупление Дэвида с его любовницей, но уже не имела ни сил, ни желаний что-либо предпринимать. Я чувствовала, как меня уносит куда-то далеко на мягких крыльях волшебного аромата, яркие цвета ковра мертвели. Глухой удар закрывающихся дверей лифта – последнее, что я помню.
* * *
Меня уносило куда-то непрерывными уверенными толчками. Хотя это были, скорее, энергичные покачивания, почти приятные, подобные тем, что испытывает, наверное, ребенок в колыбели. Вдруг это движение прекратилось, видимо, кабина лифта добралась до нужного этажа. Двери открылись.
Я приподняла одно веко, и убийственной силы удар немедленно обрушился на меня. Правый хук был нанесен классным боксером, и некоторое время я лежала неподвижно, пытаясь унять страшную боль, пронзившую меня, потом снова открыла глаз. Только один: я, кажется, окривела. Передо мной стоял негр в одежде невероятных размеров.
– Откуда ты взялась? – спросил он, с удивлением глядя на меня. – Я думал, все вышли на последнем этаже.
Я не понимала, о чем он говорит. И, потрясенная происходящим, дрожащими руками принялась расправлять складки на моем легком летнем платье. Кабина с великолепной стеклянной дверью и сверкающими латунными поручнями была явно не та, которую я помнила. Как я здесь оказалась?
Воспоминания о Дэвиде пронзили меня острой болью. Пар, струящийся по двери ванной, глаза, закрытые в экстазе, – он достиг, очевидно, таких вершин блаженства, каких никогда не знал со мной; его рот в тот момент был слегка приоткрыт, расслаблен в пароксизме страсти; а ведь Дэвид всегда так умел контролировать себя! Я пулей вылетела из лифта, сопровождаемая удивленным взглядом дежурного.
Лица незнакомых людей, толпившихся около лифтов, мелькали передо мной как в тумане. Реальность была нечеткой, будто потусторонней, и это мешало мне сосредоточиться. В толпе все выглядели одинаково, лица перемешались, образовав однородную серую массу.
Потрясенная, я выбежала из гостиницы, не думая о том, куда направляюсь, лишь бы быть подальше от Дэвида и ужасной сцены там, наверху.
– Вызвать вам такси? – Плотный мужчина в старомодном костюме в полоску стоял передо мной. Я кивнула и полезла в карман за кошельком.
– Нет, не нужно такси, – пробормотала я, обнаружив пропажу.
– Вы остановились здесь?
Я взглянула через плечо на импозантный фасад «Арлингтона».
– Уже нет.
Он пристально посмотрел на меня.
– Вы выглядите неважно, детка. Может, отвезти вас в больницу? Ведь вы приехали в Хот-Спрингс ради целебных ванн, не так ли? – Не спросясь, он взял меня под локоть.
Он, разумеется, не был служащим отеля, для этого он был слишком старомодно одет; к тому же я заметила, что швейцар неодобрительно хмурится, глядя на него.
Покачав головой, я попробовала вырваться из его потной ладони, но споткнулась. Мощная рука незнакомца удержала меня на ногах; так, в обнимку, мы сделали несколько шагов.
– Каждый из приехавших сюда, на воды, имеет свою болячку. Ревматизм, боли в спине, слабые кишки. – Он пожирал глазами мои голые ноги и вырез на платье; его голос начинал дрожать. – Еще невралгия. А что у вас?
Разумеется, его не интересовали мои семейные проблемы. Невралгия. У меня, слава Богу, не было ни невралгии, ни неврита, но из рекламы аспирина я знала, что это распространенный и мучительный недуг.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?