Текст книги "Дура. История любви, или Кому нужна верность"

Юность

 
Ты глядел на меня,
Ты искал меня всюду.
Я, бывало, бегу ото всех,
Твои взгляды храня.
А теперь тебя нет,
Тебя нет почему-то,
Я хочу, чтоб ты был,
Чтоб всё так же глядел на меня…**
 

Тот июньский вечер, внезапного прощания с детством, я помню до мелочей. Скорее всего, мое спокойствие, было шоком. Нет, я, конечно же, уже знала об отношениях между мужчинами и женщинами, само собой мне хотелось, когда-нибудь, чуть позже, прийти к близости, с любимым человеком, в мечтах это было все так романтично. Но я никак не думала, что какой-то дегенерат, с отвратительно мерзким запахом и отталкивающего вида, будет хотеть, а уж тем более требовать, близости со мной. И то, что я, физически, осталась нетронутой, было чудом. Чего не могу сказать о душевном состоянии. Шок закончился в три ночи. Я вскочила в страшном поту, зажимая себе рот двумя руками, и тряслась, словно истязаемый ветром лист березы. Минута и я начала соображать. То, что братец спал на соседней кровати, а матери не было в комнате, подсказало, что я, слава богу, не орала. Озноб бил сильно, хотя во рту все пересохло. Поднялась, ноги не слушались, коленки дрожали. Постояла минуту, держась за стол, затем поплелась на кухню. Осушила чашку воды, набрала вторую и вернулась в постель. Укуталась, но согреться не могла. Тогда я взяла старенькую, бабушкину, оренбургскую пуховую шаль и закуталась в нее. Я любила ее шаль, укрывалась ею даже в летнее время, скорее, чтобы быть к бабуле ближе. Потихоньку дрожь утихала. Кто-то поднимался по ступенькам, и я сжалась. Лежала, прислушивалась, пока на нижнем этаже не скрипнула дверь. Вздохнула с облегчением, попыталась над собой посмеяться, но стоило мне закрыть глаза, как самоуверенная рожа всплывала и меня снова трясло. Сколько я боролась сама с собой, не знаю. Когда же проснулась, солнце било в окно, а в соседней комнате шептались. Встречаться с родителями не хотелось, однако часы показывали без пяти минут полдень. Дверь скрипнула и я увидела Кольку:

– Наконец-то проснулась! – воскликнул он.

– Что за наезд? – буркнула я и накрыла голову одеялом, но он подошел и освободил мое лицо.

– Надо поговорить.

– Говори, коль тебе надо.

– Сестренка! – начал он.

– Братишка! – тем же тоном парировала я, но тут же смягчилась: – Я могу хотя бы умыться?

– Конечно. Прости! Я на кухню. Заварю чаю.

Я отмолчалась, скрылась в ванной и не спеша приводила себя в порядок. Огромный синяк на плече, синяки на запястьях.

– Да, если мать увидит, выяснения будут нешуточные. – надев халат с рукавами, я направилась в кухню, где ждал меня сюрприз.

Ирка сидела за столом и нервно поедала сушки.

– Все в сборе! – попыталась пошутить я, но улыбку выдавить не удалось.

– Ешь! – скомандовал братец и поставил передо мной чай и бутерброды. Один тут же взяла Ирка, говоря:

– Я так нервничаю! А главное, ничегошеньки не понимаю. Конечно, я устроила Серому взбучку, и отправила его, ну…, по адресу. Но ведь не легче!

– Мы тоже, – улыбался Колька, от этого веснушки на его лице заплясали, – всыпали Октябрьским по полному. А ты жуй-пей, но давай не молчи, говори.

– А нечего мне вам сказать.

– Как это?! – воскликнули они одновременно.

– Ты это, – сделав глоток чаю, сказала Ирка, – не играй в молодогвардейцев. Сейчас девчонки придут, будем план мести составлять.

– Мне их только не хватало! Саранчи этой. И о какой мести ты говоришь?

– Вита! – Ирка даже бросила недоевший бутерброд. – Неужели ты думаешь, я поверю, что вы просто мило беседовали.

Я дернула плечом, воротник сдвинулся и они увидели синяк.

– Ага! – Ирка практически кричала. – А это что? Это он, тот тип?

– Да ты на ее руки посмотри! – перебил ее Колька.

– Он что? Тебя это… Обидел? – сощурив глаза, выспрашивала Ирка, а Колька чесал затылок.

– Не успел! – спокойно сказала я и откусила бутерброд.

Они уставились на меня.

– Да! – вдруг сказал Колька. – Нам девки тут не нужны.

– Точно! – кивала Ирка. – Веры нет никому! Я их выпровожу, а ты, Вит, не молчи, говори все как на духу.

– Вы что, священники?

– Сестренка! – сердился Колька. – Не капризничай.

– Правда, Вит, говори.

– Да я не знаю, что говорить! – меня начало злить их упорство, и я собралась уйти.

– Ты, конечно, можешь отмалчиваться. – сказала Ирка. – Но тогда зло не будет наказано.

– Какое зло?

– Неужели ты не понимаешь, что это случилось неспроста?! – не унималась Ирка. – Если ты Кольку стесняешься, так мы его к Таньке отправим.

– Я вам отправлю меня! Хватит, наотправлялись. Тоже мне, взрослые. Теперь ходят в синяках.

– Тихо вы, завелись! – крикнула я, еле сдерживая слезы. – Ничего страшного не произошло. Синяки, да, есть. Но это от того, что у меня кожа такая.

– Но он же как-то пояснил, зачем уводил? – не отставала Ирка.

– Затем! – выпалила я и спохватилась, добавила. – Расспрашивал, отчего меня Ветром зовут, как давно я промышляю.

– Он что, больной?! – Ирка пристально смотрела на меня, и тут до нее дошло то, чего я вслух сказать не могла.

– Ну, мне все понятно! – заявил Колька. – Надо было им ноги переломать.

– Ой, что тебе понятно! – ехидно скривилась Ирка. – Иди, гуляй, мы посплетничаем.

– Никуда я не пойду. Больше того, скажу, что тебе, сестренка, надо уехать.

– Точно! – согласилась с ним Ирка. – Ты поезжай, отдохни от всех. А то мама увидит твое украшение, вообще запрет. И знаешь, мне кажется, все так просто не закончится, если мы не найдем ту суку, что тебя оболгала. А все Сашка виноват!

– Ир, он-то тут причем?

– Притом! Все тебе завидовали. Знаешь, сколько косо поглядывали на вас?

– Не знаю и знать не хочу!

– Ну и зря! – заявил Колька. – Врага надо знать в лицо!

– Правильно, Колюня! – похлопала его по плечу Ирка. – Жаль, что у меня нет такого брата!

– Ты не переживай, если что – зови, я и за тебя морды бить буду! – Колька был доволен ее словами. – А ты, сегодня же к бабушке! Мы тут сами. Правда, Ир?

– Несомненно!

Я видела, что у нее уже созрел какой-то план, но спрашивать не хотелось, мне вообще ничего не хотелось, только улечься и уткнуться в стенку носом. Но все же спросила:

– И как вы себе это представляете, сегодня к бабушке?

– Да мать тебя давно отправляет. – напомнил Колька. – Вот и поезжай.

– Чтобы она принеслась и домой вернула? Нет, так не пойдет. Завтра поеду, а сегодня ей скажу, что она права и мне там будет лучше.

– Только ты не сильно свети, своим подвигом. – напомнила Ирка.

– Буду стараться! – буркнула я и принялась пить остывший чай, а Ирка с Колькой выдумывали месть, состряпав целый детектив.

– Значит так. – говорил Колька. – Все знают, где наша мама работала. И если мы пустим слух, что она будет вести следствие…

– Подожди! – прервала его Ирка. – Просто так не годится. Что это, на пустом месте?! Нет, тут надо придумать нечто феерическое.

– Какое? – не понял Колька.

– Ой, тугодум! С ног сшибающее.

– Аааа! Понятно.

– Давай пустим слух, что Витка вены порезала или таблеток наглоталась.

– Этого мне еще не хватало! – вставила я.

– А ты молчи! – закричали они. – Мы для тебя стараемся.

– Да скучно вам, вот и придумали новую игру.

– Нет, урод тебя точно башкой стукнул! – набросилась на меня Ирка. – Неужели не поняла, дело это серьезное! Никто просто так не признается, что про тебя сплетни распускал. Их надо напугать.

– А если это не наши? – не унималась я.

– Так тут и ежу понятно, что не наши. Это оборотни! Они затесались в нашу компанию, проведали все и… – говорила Ирка. – Но это точно баба какая-то.

– А то кто же еще. – сказал Колька. – Мужик так не поступит. Мужик сам проверит.

– Ой, гляньте на него! – смеялась Ирка. – От горшка два вершка, а – мужик!

– Ты у меня сейчас узнаешь, какой я мужик. – они понеслись в комнату, шутя колотя друг друга. Мне стало легче и я, не трогая их, пошла в спальню, обняла медведя и села на кровать, смотря в окно, на ясное небо. Я сама уже понимала, что надо уехать, у бабушки я быстрее приду в себя. Но что ей сказать про синяки?

– Значит, решено! – входя в комнату, говорила Ирка, обнимаясь с Колькой. – Говорим, что ты хотела убить себя.

Я лишь покачала головой.

– Вит, – поддерживал ее братец. – ну, ты пойми, так надо.

– Вы подумали, что будет, если узнает мама? И потом, у меня же экзамены.

– Так через две недели! – напомнила Ирка. – Мы тебе дадим знать, как что узнаем, и ты вернешься.

– Одно вы не учли. Если я хотела, ну, покончить, то меня в психушку заберут.

– Почему это? – удивился Колька.

– Да, тут ты права. – сказала Ирка. – Всегда так делают. И все об этом знают. Кроме тебя, братец-лис.

– Бе-бе-бе. – состроил рожицу Колька, показывая ей язык. Затем наморщил лоб. – Ну, ничего. – махнул он рукой. – сошлемся на влияние родителей. У мамы связи, да и отец в городе личность.

– Вит! – Ирка, подумав немного, закивала. – Братец-лис прав. Так что ты сотворила? Вены или таблетки?

– В окно сигану, если вы не прекратите.

– Не, в окно – расшибешься! – мотал головой Колька. – Лучше таблетки. Откачали и все. А вены…, шрамы должны остаться.

– Знаток! – сказала я и снова уставилась в окно.

– Решено! – Ирка хлопнула в ладоши. – Собирайся и отчаливай. Думаю, мать твоя будет рада, что ты бабушку проведаешь. Мы тебе писать будем. Ах, жаль, у бабушки нет телефона, я бы держала тебя в курсе.

– Нет, хорошо, что нет! Сестренка быстрее забудет.

– Это вряд ли. – вздохнула я и на этом расстались.

Они унеслись, а я достала дневник.

Милый мой Сашка! Завтра к бабушке. Мне надо побыть подальше от всех, подумать о будущем. Скорее бы ты приехал. Как же без тебя плохо!

Я собралась было написать все, что случилось вчерашним вечером, но не знала, как это изложить. Поэтому убрав тетрадь в ящик, улеглась в кровать и лежала до самого вечера с закрытыми глазами, прогоняя все мысли из головы.

****

 
В горнице моей светло,
Это от ночной звезды.
Матушка возьмет ведро,
Молча принесет воды.
Матушка возьмет ведро,
Молча принесет воды…
 

Бабушка к синякам отнеслась спокойно, поверила, что волейбол виноват, даже улыбнувшись, сказала:

– Эх, и у меня в молодости такое тело было, чуть что – синяя. Дворянских кровей, как-никак.

И понеслись мои денечки, с книгой да вздохами. Утром я высыпалась, а вечерами бабушке помогала по саду-огороду. Сашку не ждала, как и писем его, но скучала. Так пролетели две недели, и пора было возвращаться в город, а сообщения от Ирки все не было. Собственно я и не надеялась, что они с Колькой что-то узнают. Получив от бабушки напутствие, вернулась домой и сразу почту проверять. Письма от любимого нет. Взгрустнула. В квартире тишина, родители на работе, Колька отсутствует, скорее всего, в лагерь отправили. Он туда ездил каждый год, иногда на несколько смен. Побродила по комнатам, распаковала вещи. Не успела умыться, как в дверь настойчиво звонили.

– Ну, наконец-то! – с порога заорала Ирка. – Тут такое! Жду тебя, жду, а ты загуляла.

– Сами предложили. И потом, ты же обещала отписаться.

– Да я хотела, но потом подумала, чего тебя дергать, вернешься же. – и она, лукаво улыбаясь, пошла на кухню. – И что ты вкусненького привезла?

– Все на столе. Угощайся! – крикнула я и, убрав в шкаф вещи, присоединилась к ней. – Рассказывай, только по порядку.

– Угу! – кивнула Ирка, жуя бабушкин пирог и наливая в чашку квас. – В общем, Кольку твоего отослали сразу за тобой. Он не хотел, но кто же маленьких спрашивает. Да ты, наверное, знаешь.

– Не-а. Вернулась, а его нет. Но это не важно, вечером узнаю, где он. Ты о главном.

– Так вот. Колька, еще в день твоего отъезда, кое-что узнал. Прилетел ко мне, взъерошенный и говорит: «Блин! Меня родоки высылают, а я тока слух распустил. В общем. Ты слушай и присматривайся к своим. Мои говорят, слышали разговор одной девахи, из Ташкента.» И умчался, так как его отец уже ждал. Я задумалась. Ташкент – Сашки твоего соседство, хоть и соприкасается с нашим пяточком. А там у нас кто? Правильно – Нисневич. Но не могла же я к нему просто так прийти и сказать: «Кто у тебя на улице подлянку делает?» Не могла! А любопытство разбирало – жуть. Всю ночь не спала, речь готовила. А на утро, как только я во дворе появилась, ко мне все сами слетелись и давай расспрашивать, мол, это правда, что с Викой такое случилось? «Что?» – говорю. А мне: «Говорят, она таблеток наглоталась». Я и говорю: «Да, правда! И мама ее заяву накатала. Вас разве еще участковый не вызывал? Меня вчера». Девки, вижу, перепугались. Не все конечно, наши за тебя волновались, сочувствовали и клялись, что если узнают, кто пакость затеял, сами косы выдерут. В общем. Два дня прошло, естественно никто никого не вызывал, но я упорно поддерживала интригу, говорила, что по дому нашему менты ходили и на примете у них есть те, кто довел тебя. А это, статья уголовная и колония, так как тут доведения человека до… Ну, ты понимаешь чего. И! Как ты думаешь, кто это?

– Не думала я над этим. Так что не томи, говори.

– Танька Суханова! Эта малолетка. Она в Сашку твоего по уши, хотя только в седьмой класс перешла. А брат у нее, дружбан Лелика, они вместе с ним в одном училище учатся. Ну и, Танька братцу выдала свою фантазию, тот Лелику, а дальше.

– Бред! Нет, правда, Ир, бредятина! Одна сказала, второй передал, третий посмеялся. А дегенерат решил проверить? Так что ли?

– Выходит, что так. Думаю, вечером все узнаем подробно.

– Да не хочу я ничего узнавать! Пусть живет, если совесть ей позволяет.

– Ну, уж нет! Тут надо на корню пресекать. Да ты сама подумай! – Ирка сердилась. – Это тебе повезло, что синяками отделалась. А если бы… Нет уж, надо довести до конца. А если оставить как есть, то дурной пример заразителен. На тебя наговорили, потом на меня, потом еще на кого.

– Я поняла. – мы перебрались в комнату и я невольно взглянула на себя в зеркало: – Не похожа я на пациентку психушки.

– Подумаешь, загорела, посвежела! Так мы с Коляном и не говорили, что ты в дурке. Мы держались версии, что мать тебя в санаторий отправила, нервы лечить. Знакомых всех задействовала и нашла лучший. А так как ты наотрез отказывалась говорить, что с тобой, то будут нас всех гипнозу подвергать.

– Тебе бы сказки писать, с братцем моим, сказочником, в соавторы.

– Мы с ним решили за детективы взяться.

– Это лучше, чем выдумывать небылицы.

– Для тебя же старались! Эх ты, не благодарная! А вот возьмем и станем лучшими сыщиками в городе, посмотрим, как ты тогда запоешь.

– Вы сначала отучитесь, а потом и видно будет. Ладно уж, что с моим лицом делать будем? Надо же страдания изображать, или испуг, или что там еще, после клиник-то?

– Ну, грим мы сообразим. Жаль синяки сошли.

– Да не совсем еще. – я показала ей плечо, оно еще хранило остатки «роскоши» в желто-черной расцветке.

– А не хило он к тебе приложился. – Ирка прищурив глаза, разглядывала и нечто новое уже помышляла. – Значит так, надеваешь сарафан, сверху набрасываешь кофточку. Жара стоит, поэтому сразу бросится в глаза. Затем я, нечаянно, ее сброшу с тебя, и все увидят. Ну а дальше – будем импровизировать. Нам с тобой не привыкать.

– Да уж… – только и ответила я. – И в котором сбор?

– Да все к часу сейчас собираются. Потом кто куда, а вечером мы у зала торжеств стрелкуемся. Это сейчас нейтральная полоса. Наши приходят, ну и Серега мой.

– Ты все еще с ним?

– А чего нет? Вот как попадется что-то лучшее. – и она растянула губы в улыбке. – Поступим, будем друг к другу на вечера бегать, там и найду себе подобие Сашки твоего. Кстати, он объявлялся?

– Писал. – соврала я. – Все хорошо у него.

– Ты ему сообщила?

– Нет. Ир, ну как я ему напишу, да и что. Пусть поступит, приедет и расскажу.

– Правильно. А то сорвется и что? Нет, нам с тобой недоучки не нужны.

Днем я не вышла, но в окно видела, как собрались друзья и подруги у подъезда и что-то бурно обсуждали. Ирка, как всегда, главенствовала. Послезавтра у меня первая консультация в вузе, поэтому я не стала морочить себе голову дворовыми интригами, достала учебники и села за стол. Однако в голову ничего не лезло. Вспомнила о дневнике, как-то уж я с ним не по-родственному, забываю с собой взять, да и запись сделать. Достала тетрадь и присмотрелась. Кто-то ее явно открывал. Вот вроде и лежит на месте, и листочки не смяты, а чувствуется, что была в чужих руках. Усмехнулась и поставила дату. Затем подумала немного и написала:

Привет Сашка! Как же долго от тебя нет весточки. Я тут уж подумывать начала, а не отправился ли ты вслед за Борькой, в нескончаемый полет, искать свое счастье? Шучу! Я скучаю, все еще скучаю, хотя и пора бы привыкнуть к твоему отсутствию. Как же много мне тебе надо рассказать. И хорошего, и не очень. Столько случилось, после твоего отъезда, а ты и не знаешь. Приезжай скорей.

В дверь настойчиво звонили и я, вздохнув, спрятав тетрадь, пошла открывать.

– В общем так! – Ирка ввалилась в квартиру, держась за грудь и тяжело дыша. – И чего ты так высоко живешь?!

– Курить не надо!

– Поучи меня еще ты! Дай лучше воды.

– На кухне! – улыбнулась я, давая понять, что она не гость, но все же пошла за стаканом. Выпив все до последней капли, подруга продолжила:

– Как здорово, что ты не вышла. Они хотели прийти, проведать тебя, но я не пустила. Пообещав, что ты вечером покажешься. И советовала домой к тебе не приходить, мол, мать твоя еще рвет и мечет, желая найти виновных. И! Тут ты слушай внимательно. Я сказала, что упросила тетю Лору, – Ирка лыбилась, показывая даже свои коренные, – забрать заявление, если к тебе придут с повинной. А она, мол, сказала, что дело не закроет, но в школу сообщать не будет и даст доучиться, не отправляя в колонию.

– Фантазерка! И что?

– Вечером узнаешь! – загадочно сказала Ирка и добавила. – Жду тебя в пять у себя.

– Ир, мне бы с мамой увидеться.

– Брось ныть. Придешь пораньше. Ты же слаба, гулять долго не сможешь. Нам дельце закончить, а дальше все будет в лучшем виде.

– Уговорила! И делаю я это исключительно из уважения к тебе. А то вдруг станешь знаменитой, будешь нос задирать, что не признавала твоих талантов.

И мы расстались, ненадолго. Затем Ирка колдовала над моим лицом, водя под глазами фольгой, рисуя синяки и тут же замазывая их косметикой. Получилось так, словно я сама старалась спрятать следы болезни. Поработала и над плечом, подрисовывая гримом следы былого кровоподтека. Я смотрела на себя в зеркало и ужасалась:

– Ир, ну если соседи увидят, что подумают?

– Что тифом больна! Не думай о бабках, сейчас для нас главное – правильный финал.

Водрузив на мой нос темные очки, поправив кофту, она осталась довольна собой, и мы пошли на улицу. Я еще издали увидела в сборе практически весь класс. Правда Нисневича не было, а вот с ним бы я хотела поболтать, да узнать о Сашке. Друзья встретили меня как героиню романа, говорили много приятных слов, давали кучу обещаний. Затем половина разбежалась, и мы остались небольшой компанией. Побродили по улице, прогулялись к роднику. Все было спокойно. Приближался вечер, я посмотрела на часы. Мать уже час как дома, а я и не показалась, придется выслушать мораль.

– Простите меня, но я пойду. – сказала я, понимая, что ничего интересного уже не случится.

– Витуль! – начали подруги. – Погуляй еще немного. Так давно не виделись. Ну, если ты неважно себя чувствуешь…

– Погуляет! – вместо меня ответила Ирка и протянула руку к лицу. – Что ты в них видишь?! Солнце село! – сорвала очки с носа и все ахнули, а я, дернулась, но не от того, что все увидит художества подруги, а от неожиданности. Получилось то, что Ирка и планировала – все подумали, что я испугалась именно своего вида. Пока подружки ахали, рядом появился Серега Иры с друзьями. И, конечно же, Лелик, кого я на дух не переносила, хотя и сама не знала за что. Ирка и тут расстаралась, вроде бы нечаянно кофта моя упала и снова все лицезрели мои синяки. Лелик подошел ближе. Тут я насторожилась, боясь, что он начнет на них не только глазеть, а и пальцами тереть, чего допустить нельзя было, и я шарахнулась от него в сторону.

– Ты что, меня боишься? – спросил он.

– Было бы кого! – огрызнулась я: – Просто домой собралась.

– Мы не закончили. – ответил он мне.

– Ну, я с вами ничего не начинала, так что…

– Да нет, девочка. Весь сыр бор из-за тебя. Я, в колонию второй раз не хочу, поэтому решу все непонятки сейчас. А ты, – он взял меня за руку, но тут же отпустил: – стой тут.

Я хотела ему ответить, но махнула рукой. Он же, ссутулившись, сделал кружок, заглядывая в глаза каждому, и не только девчонкам, и продолжил:

– Так какая пигалица языком трепала?! Хочу, чтобы все поняли, я не ее родаки, тянуть волыну не буду. Я перышком пощекочу и вы все мне сами скажите. Ну! – гаркнул он и в руках засверкал метал. Я испуганно посмотрела на Ирку, но та стояла и подмигивала мне, улыбаясь.

– Так, чего молчим?! – неожиданно для меня закричала Светка. Она в нашей компании была самая тихая. – Мне тоже интересно знать, что за фигня. И лето не хочется терять из-за разборок.

Все загомонили. И тут голос подала девчонка, которую я и не заметила сразу. Оказывается, ее привели с собой друзья Сереги.

– Простите, это я. Сама не знаю, как так получилось. Пошутила, а оно вон что оказалось.

– Пошутила! – крикнула Светка и первой ударила ее. Девчонки все набросились на Таньку, и давай колошматить. Я стою и не знаю, как быть, разминать их, или что еще. А Лелик, как черт, за спиной возник:

– Чего стоишь? Тебя же ославили. Врежь ей, чтобы запомнила.

Вот тут я, от неожиданности, оступилась и чуть не грохнулась, не заметив ямку в асфальте, да на него повалилась. Он, схватил меня, видно думая, что я сознание теряю и орет:

– Ша, всем! Девчонка и так натерпелась, а вы тут развели базар! – меня одной рукой держит, а второй, осторожненько так по щеке шлепает. – Ты жива тут или как?

Я дышу через раз, еле смех сдерживая, сама не понимая, от чего истерика началась, глаза подкатила и голову набок уронила.

– Витуся! – кричит Ирина, отпихивая Лелика.

– Не лезь! – рыкнул он на нее. – Я ее сам домой отведу. А вы тут все ждите, я еще не все сказал. – и снова меня по щеке шлепнул. Я застонала и открыла глаза. Провела по всем туманным взглядом и взялась за голову. – Пошли домой. – обратился Лелик ко мне, тихо так, мне даже показалось, что с нежность, но я тут же отогнала от себя эту мысль.

Подошли к углу дома, я попыталась от него отделаться.

– Нет! – категорически заявил Лелик. – Домой доставлю.

– Ага! И наши тебя побьют.

– Сегодня не тронут, дело общее.

Тут я даже загордилась – это же надо, из-за меня и такие дела творятся. Подошли к подъезду. Соседи косятся, перешептываясь. Видно решили, что я нового ухажера завела.

– Спасибо! – сказала я, останавливаясь у подъездной двери. – Дальше сама.

– Я до двери проведу.

– Вот только этого мне не хватало. Мать и так меня… – тут я остановила свою речь, не зная, как продолжить.

– Понимаю. – вдруг сказал он, а в глазах появилось сочувствие. – Кому приятно-то быть запертым, даже в… – он, оборвал себя, видно побоялся напомнить о психушке. – Ты это, выходи гулять. Никто больше не тронет.

– Пока! – сказала я и зашла в подъезд. Поднялась на пролет, прислушалась. Дверь не скрипнула, шагов не слышно, и я спустилась вниз. Достала из нашего с Иркой тайника зеркальце и платок, стерла грим с лица и пошла домой.

Лелик стал приходить ежедневно. Раздражал ли он меня? Сначала – да. Потом я привыкла к его присутствию, тем более что целовался он с Наташкой. Однако все по порядку.

Из центра домой было две дороги – через Ж/Д и Октябрьский. Раньше я предпочитала ж/д, в центр ближе, да и автобус от самого дома. Но теперь, как уехал Сашка, я все чаше ходила пешком, через его улицу, поглядывая во двор его дома, стараясь хоть что-то узнать. Так и в этот день, съездив на первую консультацию перед экзаменом, я вышла из троллейбуса и не спеша, витая в мыслях, поплелась домой.

– И чего ты тут бродишь, одна, по частному сектору, да еще в сумерках?

Я вздрогнула, но пошла дальше, не оглядываясь и не ускоряя шага.

– Вика! – позвал меня тот же мужской голос, слабо знакомый, но не чужой. – Виктория! Ах, ну да, ты предпочитаешь Вита. – шаги приблизились и я развернулась. Лелик чуть не налетел на меня. Вовремя остановился и улыбнулся. – Привет! Зову, зову, а ты не слышишь. О чем задумалась?

– У меня завтра экзамен.

– Экзамен? Это как? Ты разве не в школе учишься?

– Как видишь – нет! Прости, я спешу домой. И так задержалась.

– Не похоже, что спешишь. Скорее прогуливаешься.

Я хмыкнула и пошла дальше, он за мной. Идет шаг в шаг и, хотя я и не вижу, зато чувству – улыбается. Хотела прогнать, но потом решила, дорога-то общая, мало ли куда он движется. Дошли до развилки, так ни сказав и двух слов друг другу. Затем я свернула с прямой дороги к дому и поплелась через Сашкину улицу. Лелик за мной не пошел.

– И на том спасибо! – бросила я мысленно, вздохнула с сожалением темным окнам Сашкиного дома и прибавила шаг.

Экзамен, для меня, прошел быстро. Нас не вызывали, а пригласили входить по желанию. Математика. Не скажу, что была любимым предметом, но и не настолько трудным, чтобы бояться. Вернее, до шестого класса у меня было отлично, но потом, пришла новая учительница и по непонятной мне причине, я стала получать на бал ниже. И что главное, контрольные работы у меня всегда скатывал Савченко, староста класса, а ругали меня, да еще на бал ниже, чем у него ставили. Это напрягает, затем привыкаешь, а потом и вовсе, плюешь и делаешь спустя рукава. Так случилось и со мной. Сегодня же я, наблюдая, как поступающие трясутся, и зубрят у двери, испытывала совершенный пофигизм. Все косятся друг на друга, стараясь в аудиторию войти как можно позже. Я и пошла в первой пятерке. Взяла билет, села за стол и осознала, что знаю ответы на все вопросы. Оставалась только задача. Разобрав ее, поняла – как решить не знаю. Сидеть и гадать не хотелось. Подняла руку и попросилась отвечать. С легкостью ответив на три вопроса, затаила дыхание, думая: «Ну, вот и все! Недолго марш свободы-то звучал».

Двое из приемной комиссии, одобрительно улыбаются и женщина вдруг говорит:

– Я выйду на минутку. У девочки осталась одна задача, я посмотрю ее после Вас.

И ушла. А мужчина, придвинув к себе мой листочек, одобрительно закивал:

– Хорошо, хорошо! Вам осталось всего два действия. Вы вообще молодец, так быстро и правильно отвечали. – и водит карандашом по моему решению. Я наморщила лоб, а потом меня как током ударило, да он же подсказывает. Нет! Не напрямую мне говорит, что сделать, а направляет, что за чем следует. Уж не знаю, правильно решила или нет, дописала и смотрю на него.

– Молодец! Результат узнаете через два дня. Удачи!

Попрощалась и домой. И снова меня понесло через Октябрьский. Опомнилась, когда из троллейбуса выходила. Но не ехать же обратно. Вздохнула, оглянулась по сторонам. Отругала себя за трусость, мотивируя, что в дневное время мало кто из личностей, чьи имена я принципиально старалась не называть, будут тут прогуливаться, и двинула вперед. Лелика заметила еще издали. Он сидел на упавшем дереве и курил, пуская кольца в небо. Сцепила зубы, и собралась пройти мимо, сделав вид, что не вижу.

– Привет студенткам! Сдала?

– Скажи, ты меня преследуешь?

– Вот глупость. Я наслаждаюсь летом, греюсь на солнышке. И, к твоему сведению, ты ходишь по моей земле.

– Так ты тут хозяин! Прости, не знала. Думала, капитализм в семнадцатом искоренили.

– Класс! Ты не только красивая, еще и умная. Так как экзамен?

– Сдала! Счастливо загорать! – и пошла дальше, он за мной.

– Поздравляю!

– Это с чем же?

– Так сдала же. Теперь студентка. Надо отметить.

– Я не пью. И до студентки мне еще далеко.

– Пить не предлагаю, разве что сок, тебе по возрасту не полагается. Пошли в кино.

– Я с малознакомыми в кино не хожу.

– Так день же! – засмеялся он. – И потом, мы не просто знакомы, мы друзья.

– Просто мечтала, иметь таких друзей!

– Ой, ты случаем не влюбилась в меня?

– А не много ли ты о себе возомнил?!

– Это чем же я тебе не подхожу?

– Всем! Отстань, а?

– Все по своему дружку сохнешь? Что в нем есть, чего нет у меня?

– Все! У него есть все! Ты же… ты… пижон! Вот кто ты. И не ходи за мной больше!

– Маме пожалуешься? Дружок же далеко.

– Никому не пожалуюсь, сама тебе глаза выцарапаю.

– За что?

– Чтобы дорогу не видел, по какой я хожу! – и припустила домой, забыв даже свернуть на соседнюю улочку, глянуть на Сашкины окна.

Два дня мы не встречались, на третий, собралась радоваться, что Лелик отстал от меня, да не тут-то было. Мама домой пришла раньше, я исчезнуть не успела. Поужинали, она с книжкой улеглась, я к подружкам засобиралась, как в дверь позвонили. Щелкнул замок и я услышала:

– Здравствуйте! Меня Толик зовут, я друг Виты.

– Здравствуйте, Толик, друг Виты! Я ее мама, Лариса Константиновна. Проходите. Чаю?

– Нет, спасибо. Мы в кино собрались, вот зашел узнать, не пойдет ли Виктория с нами. Я их потом с Ирой проведу.

– Приятно видеть воспитанную молодежь. Да вы проходите, я Викторию позову, у нее и спросите. – и тут же заглянула в мою комнату. – К тебе друг пришел. Пообещал, что проведет, так что можешь, смело идти в кино.

– Не собиралась. У меня экзамен на носу!

– Брось ты заниматься ерундой. Диктант напишешь. А вообще, лучше бы в школу вернулась.

В кино я пошла, скорее из-за обиды на мать, что не верит в меня, что этого Лелика воспитанным назвала. А он, Лелик-Толик, даже не сел с нами на одном ряду. Купил билет на последний ряд. Ирка как-то странно улыбалась, а потом, в середине сеанса, мне сообщила:

– Натаха втрескалась!

– Это в кого же?

– Так в Лелика. Ты что, не видела, как они друг на друга смотрят?

– И как же?! – открыла было рот, сказать ей, что Лелик мне проходу не дает, как Ирка опередила.

– А ты оглянись и все поймешь.

И я оглянулась. Они целовались, по настоящему, страстно.

– Не пялься! Жди своего и завидуй.

– Это чему же мне завидовать?

– Жизни! Пока ты сохнешь по Шурке, она мимо проходит.

– Догоню! – ответила я и покачала головой.

А через день, столкнувшись с Леликом у того же места, что и раньше, не выдержала:

– Лелик-Толик, поясни мне, зачем за мной ходишь?

– Так влюблен.

– Ой-ли! А как же Наташка?

– У нас с ней гедоническая любовь. А к тебе – платоническая! – и засмеялся. – Детя! Придется мне над тобой взять шефство, пояснить, так сказать, что такое любовь. Ну и подготовить, к возвращению суженного.

Я огрела его сумкой и пошла. Всю дорогу думала, как сказать Наташке, какой он, это Лелик. Речь приготовила, аргументы выстроила. А как увидела ее вечером, да услышала то, что она рассказывала, махнула рукой и оставила все как есть, поняв, что это не я не доросла до чувств, а подружки ненасытно объедаются.

Лелик по-прежнему захаживал к нам домой. Зачем? Видно так решил надомной поиздеваться. У троллейбуса встретит, к моей улице проведет. Отпросит меня у мамы и удалится с Наташкой. И так каждый день.