Текст книги "Обман"

Виктория Доненко
Обман

1

Слепящее солнце било в окна роскошного нью-йоркского особняка. День стоял чудесный. Один из последних дней ее жизни… Как тяжко сознавать это… Но осознать необходимо.

Миссис Джули Тим медленно обвела взглядом холл своего дома. Да, он очень хорош. Богато, со вкусом обставлен. У ее единственной дочери есть все… Джули Тим сделала все для своей девочки. Все, что могла, и даже больше. Она совершила почти невозможное. И обеспечила будущее Алекс. Однако уйти спокойно ей не давали тяжкие неотвязные мысли… От них ей нигде не скрыться.

Точно так же, как никуда не деться из своей инвалидной коляски. Джули уже не суждено встать. Ее последние дни на этой благословенной американской земле. Да, Джули полюбила Америку, сроднилась с ней, эта страна стала для нее родной. Почти родной. Потому что там, за океаном, лежала ее, по-настоящему родная страна, где Джули родилась и выросла. Суровая холодная страна. Теперь миссис Тим мало что помнила о ней. Она старалась не интересоваться, что там происходит, лишний раз не теребить душу.

Руки автоматически перебирали вещи в деревянной шкатулке, сохранившей для Джули самые ценные бумаги, письма, фотографии. Перед уходом с Земли каждый хочет вспомнить все прожитое, словно перелистать дни своей жизни, еще раз прожить ее в памяти – неторопливо и внимательно. Осудить себя за одни поступки и похвалить за другие…

Сколько хороших и сколько отвратительных поступков было в жизни Джули? Печальная статистика. Считать не хотелось. Но руки двигались машинально, перебирая старые фотографии. Вот она, та самая, памятная – старая, пожелтевшая от времени, черно-белая…

Джули долго и пристально рассматривала ее. На потрескавшемся снимке – две смеющиеся хорошенькие девочки лет десяти, совершенно не отличимые друг от друга, с одинаково смешно торчащими в разные стороны русыми косичками. Тот же грациозно и строго очерченный носик, те же светлые глаза… Юля и Вера – близняшки… Родились и выросли они в Москве на Чистопрудном бульваре. Они любили друг друга, дружили, верили друг другу… Как давно все это было! И как далеко развела их жизнь, подумать только!

Джули откинулась на спинку коляски. Какая короткая жизнь… И почему так тяжело вспоминать?..

Они часто соревновались, кто быстрее добежит до дома из школы. И постоянно спорили, кто же победил. И обе были уверены, что победа осталась именно за ней.

«Я первая! – кричала строптивая и тщеславная Юлька. – Я выиграла!»

«А пусть будет ничья!» – предлагала более миролюбивая Вера.

«Нет! Почему это ничья?! Верка, я прибежала первая! Я!» – настаивала на своем упрямая Юлька.

«Да ты же меня толкнула! – возмущалась Вера. – Даже нога заболела!»

«Толкнула?! А у меня вообще нога с утра болит! И дергает сильно прямо в коленке…»

«Давай больше никогда не ссориться», – выдвигала новое предложение Вера.

«Ладно, давай, – не слишком охотно соглашалась Юля. – Все равно у нас все общее. Даже болячки», – и смеялась.

«Значит, получается в два раза больнее», – говорила Вера.

«А если что-то хорошее – тоже в два раза больше. Давай постараемся сделать так, чтобы этого хорошего стало много-много…» – отзывалась Юля.

Миссис Тим равнодушно перебирала драгоценности в шкатулке. Они ей уже неинтересны, все в прошлом, и теперь все останется дочке. Нужно ли все это дочери? Трудно сказать. Но где же то, что она так упорно ищет? А, вот, наконец…

Джули нащупала на самом дне шелковый шнурок, потянула за него и выудила то, что искала – на шнурке болталась просверленная чуть выше герба Советского Союза, позеленевшая от старости монета достоинством в советскую копейку, 1952 года выпуска…

Вера предложила тогда: «А давай загадаем на маминых талисманах! Помнишь, как она говорила: „За-га-дай – Ве-ре дай!»»

И Юлька подхватила: «За-га-дай – Ю-ле дай! Мы будем самыми счастливыми на свете, да, Верка?»

«Да, Юлька! – эхом отозвалась сестра. – Конечно, самыми счастливыми!..»

Джули рассеянно опустила монетку-талисман обратно в шкатулку, сняла трубку телефона и набрала знакомый номер. Ей хотелось поговорить с дочерью.

Алекс уже двадцать семь лет. А она до сих пор не замужем… Почему? Миссис Тим часто пробовала найти ответ на этот вопрос. Молодая, элегантная, достаточно обеспеченная женщина… Образованная, умная и добрая. Любит мать, всегда заботится о ней. Но почему же дочка до сих пор не нашла своего женского счастья?.. Почему?!

Алекс ответила на звонок матери тотчас. На русском языке. Определитель номера себя оправдывает.

– Да, мама! Ты приняла лекарство? Понятно… Я уже еду. Целую.

У миссис Тим отличная дочь. И все же что-то в ней не так. Иначе она не оставалась бы так долго одна. А Джули хотелось бы умереть счастливой, увидев рядом с Алекс надежного человека. Но такого пока нет, и нет никаких признаков того, что Алекс ищет его.

Летнее солнце ударило прямо в глаза пожилой дамы. И она осторожно передвинула свою коляску в сторону…

Через полчаса к шикарному особняку миссис Джули подъехал «ягуар» с открытым верхом. Кабриолет остановился перед входом. Легко и быстро из машины выскользнула Алекс и торопливо направилась в дом.

Она прошла дом насквозь. В гостиной, заметив пожилую китаянку, приветливо кивнула ей.

– Хай, Дэйзи!

Китаянка слегка поклонилась, улыбнувшись.

– Добрый день, мисс Алекс!

Через задние двери Алекс вышла на примыкающий к тыльной стороне особняка огромный ухоженный участок. На лужайке перед бассейном с голубой водой в инвалидной коляске сидела миссис Джули. Почти неподвижная, с восковым лицом, напоминающим рельефную географическую карту земной поверхности. Рядом с ней неотлучно дежурила медсестра Марта.

Да, у маленькой семьи Тим было все, чтобы жить хорошо и с удобствами. Семья могла позволить себе многое. Но смерть обмануть нельзя. Перед ней бессильны любые деньги и возможности. Можно только отсрочить визит этой страшной дамы.

Алекс вышла на лужайку, солнце сразу же заиграло в ее пепельно-русых волосах с апельсиновым подкрасом. Марта в эту минуту протягивала больной пилюли и подносила к ее губам стакан с водой. Сердце Алекс сжалось. В последнее время она страдала непрерывно, но особенно тяжко ей приходилось, когда она видела мать. Тогда она еще отчетливей понимала, что неизбежное расставание слишком близко.

У Алекс не было на свете никого, кроме матери. Отца она не помнила. Родственников – никаких. И поэтому уход матери казался ей особенно тягостным. Алекс остается одна. К этой мысли необходимо привыкнуть.

– Это нужно выпить, ну, пожалуйста, миссис Тим! – ласково, но настойчиво уговаривала по-английски Марта. – Сегодня звонил доктор О'Хара, интересовался вашим самочувствием. Что я ему скажу?

– Скажешь очень простую фразу: «Миссис Тим просила передать, что она умерла, и просит больше ее не беспокоить». Доктор О'Хара работает чисто и пациентов после себя не оставляет; – невозмутимо отозвалась пожилая леди.

Алекс стремительно и неслышно подошла к матери и опустила тонкие красивые руки ей на плечи.

– Ты все шутишь, мам… Это хорошо.

Мать нажала на кнопку, и коляска совершила плавный и бесшумный поворот на сто восемьдесят градусов.

Миссис Тим взглянула на дочь и перешла на русский язык:

– Алекс, девочка моя, нам нужно поговорить.

Потом она повернулась к медсестре и произнесла уже по-английски:

– Марта, отдохни от меня немного. Я хочу пообщаться с дочерью.

Медсестра понимающе кивнула.

– Конечно, миссис Тим, – и направилась к дому.

Пожилая леди добавила ей вслед:

– Да, еще одна просьба, чуть не забыла. Принеси, пожалуйста, шкатулку из моей спальни. Она стоит там, у изголовья кровати.

Марта вновь кивнула.

– Сию минуту, миссис Тим… – и вошла в дом.

Миссис Тим опять внимательно глянула на дочь и снова заговорила по-русски:

– Ты знаешь, моя девочка, когда-то я тоже работала медсестрой… В России. Я никогда не рассказывала тебе об этом. Но теперь пришла пора. Знаешь, зарабатывала я там куда меньше, чем Марта. Раз в пятьдесят. Мы тогда работали по очереди с моей сестрой. Твоей теткой. А по ночам еще дежурили сиделками. И все равно денег не хватало даже при наших довольно скромных требованиях. Хотя иными они и не могли тогда быть.

Алекс удивленно подняла тонкие изящные брови. Вот это новости! Мать работала в больнице?.. Да еще на пару со своей сестрой! Интересно, откуда вдруг появляются новые родственники?!

– А почему ты никогда не говорила, что у тебя есть сестра? А у меня – тетка? Я не упрекаю, нет. Просто непонятно, прости… Зачем нужно было скрывать это от меня, мама?

Мать грустно помолчала. Какое у нее застывшее, совершенно обескровленное лицо. Невозможно смотреть без слез. Наверное, Алекс не стоило спрашивать мать ни о чем. Какая теперь, в сущности, разница?

– Скорее уж, она у меня была, – прошептала мать. – Потому что сейчас она при смерти, так же, как и я. Там, в Москве. Я это чувствую. Мы с ней всегда отлично ощущали друг друга. Двойняшки – это же словно один человек, разделенный силой природы на двоих. Мы были очень близки друг другу… И в эти минуты Вера тоже умирает… Наверное, у нее тоже рак.

Алекс заволновалась сильнее.

– Мама, я прошу тебя, не будем… об этом. Мы тебя вытащим, вот увидишь. Доктор О'Хара сказал…

Но мать прервала ее:

– Я отлично знаю, что мог сказать наш знаменитый доктор О'Хара. У меня метастазы в печени. Теперь это не имеет никакого значения. Для меня сейчас важно совсем другое. Я хочу, чтобы ты знала – я виновата перед ней, перед Верой, твоей теткой… Я три раза за все время, что уехала, пыталась как-то поправить наши отношения, но ни разу ничего не получилось. Вера не захотела пойти на примирение. Значит, она меня не простила…

Миссис Тим положила ладонь на руку дочери и посмотрела ей прямо в глаза. Какой правильный нос, подумала она. Какие скулы, немножко татарские, но все мы, русские, отчасти татаровья… Если бы я была в ее годы так красива… Если бы могла позволить себе это… А я не могла. Надо было вкалывать и еще прислуживать всяким подонкам. Как это все теперь теряет свою цену!

– Мне осталось жить совсем недолго, моя девочка, – с трудом произнесла миссис Тим. – И я прошу тебя захоронить мой прах на могиле нашей матери. На Преображенском кладбище в Москве. У Веры есть дети, я это тоже знаю. Один ребенок наверняка. Ты должна найти их. И сделать для них все возможное. Они не должны нуждаться.

Я так хочу. Я всегда любила Веру. Всю жизнь. Теперь мне необходимо, чтобы ты все знала. О нас с сестрой. О твоем отце. О нас с тобой. Абсолютно все.

Она задохнулась и замолчала. Алекс поспешно взяла ее за руку.

– Мама, тебе нехорошо? Может, отложим разговор на потом?

Ей не хотелось слушать никаких неприятных откровений. Зачем они ей? Ее страшило сейчас лишь одно – близкая и неизбежная смерть матери… И ужас предстоящей тяжкой потери заслонял от Алекс все остальное.

Миссис Тим покачала головой.

– Потом меня не станет… Мне надо снять с души этот груз… – Слова давались ей с невероятным трудом. – Дай мне воды.

Алекс бережно поднесла к ее губам бутылочку-поильник. Миссис Тим откинулась на спинку кресла и продолжала:

– Вера, моя сестра, очень любила меня. Больше, чем я ее. Но я не ценила ее любовь, унижала ее по мелочам, причиняла ей боль. А однажды предала ее, и это мое предательство… Оно все разрушило. Как я могла так поступить?.. Не понимаю. Но смогла. И теперь мне страшно. Мне очень страшно и одиноко, моя девочка, потому что я чувствую, что эту непрощеную вину я унесу с собой в могилу. И Вера – тоже.

Неслышно подошла Марта и протянула больной шкатулку.

– Ваша шкатулка, миссис Джули. Вы просили принести.

– Да-да, спасибо, – отозвалась больная, открыла крышку шкатулки и достала оттуда монетку-талисман на шнурке. Подержала немного в руке, словно согревая. И протянула ее дочери.

– Вот, возьми. Мы с Верой поклялись хранить это, пока не исполнится все, о чем мы мечтали. А если жизнь сложится не так, как мы задумали, мы договорились передать свои талисманы детям. У Веры есть точно такой же. Я передаю тебе свой. Теперь он твой. Береги его…

Алекс с трепетом взяла из материнских рук, дрожащих то ли от слабости, то ли от волнения, маленькую странную монетку. Слишком много загадок за один день… Еще один тягостный день перед смертью матери.

Сколько еще таких дней предстоит Алекс?.. Но она готова вынести все испытания, уготованные ей судьбой, лишь бы мама прожила подольше. Как можно дольше.

Но Алекс понимала, что матери осталось жить очень мало.

2

Джули никак не могла остановить поток своих воспоминаний. Они приходили и уходили словно сами по себе, без ее воли и участия. Значит, так надо. Значит, перед смертью ей предстоит еще раз прожить свою жизнь за несколько дней.

Поликлиника… Она в московской городской больничке, самой обычной – стертые линолеумные полы, грязные стены, непрерывная коридорная суета и сутолока, двери кабинетов, очереди, люди в белых халатах, санитарка, небрежно подтирающая пол мокрой тряпкой, горящая красным вывеска: «Рентген. Без вызова не входить!»

Каждый день Юля и Вера спешили по этому коридору к своему процедурному кабинету с табличкой: «Медсестра В. Ю. Тимофеева». По пути на ходу поспешно здоровались с сотрудниками поликлиники. Поглядывали на часы. Они дежурили посменно: одна сменяла другую.

Юля в тот день опаздывала и неслась по коридору на бешеной скорости, то и дело налетая на пациентов. Наконец, вот она, хорошо знакомая замызганная дверь. Оттуда послышался голос Веры: «Следующий!». Сестра уже заканчивала прием.

Юлька толкнула дверь и ворвалась в процедурную. Скорее, скорее… Она торопливо набросила на себя белый халат и слегка отдышалась.

Из смежной комнаты появился очередной пациент и, ошеломленно взглянув на Юлю, вышел из кабинета, попятившись. Юля еле сдержала смех. Конечно, каждый обалдеет, увидев в соседней комнате точно такую же медсестру, которая осталась за стеной…

Вслед за пациентом, снимая на ходу халат, появилась и Вера. Она взглянула на часы, потом на пришедшую ей на смену сестру и укоризненно покачала головой. Юлька озорно улыбнулась и чмокнула в щеку свою близняшку, совершенно не отличимую от нее самой.

– Ну, прости, Верунь, опять опоздала, – весело зачирикала она. – Все этот проклятый трамвай!.. Ты же знаешь, наша любимая «Аннушка». Она вообще словно и не ходит.

Вера понимающе усмехнулась и тотчас отпарировала:

– А вот у меня «Аннушка» почему-то всегда ходит вполне нормально. Странно, правда?

Юля сразу взвинтилась. Она терпеть не могла никаких упреков в свой адрес, но постоянно на них нарывалась.

– Ну, ты же у нас ангел, это известно, – ядовито протянула она. – У тебя все всегда ходит, а у меня, наоборот, все останавливается. Такая уж я уродилась! Похожая не тебя только внешне.

Сестра чутко уловила ее настроение и, сразу сменив тон, заговорила примирительно:

– Ладно, не беда! С кем не бывает! Но давай с тобой договоримся: это опоздание – в последний раз. Хорошо?

Юля расцвела хитрой очаровательной улыбкой.

– В предпоследний…

Вера миролюбиво кивнула. Она с детства налаживала их отношения, пыталась их выстроить наилучшим образом, соглашалась на компромиссы, но сестра неохотно шла Вере навстречу.

– Вечером за тобой посуда, – напомнила Вера. – И если трамвай опять опоздает…

Юля фыркнула.

– Верунчик, обижаешь! Посуда – это для меня святое. Ты ведь знаешь.

Вера усмехнулась.

– Знаю. Ладно, я пошла. Мне еще сегодня в ночь выходить.

Они вновь почмокали друг друга в щечки. И очередной пациент, небритый мужик лет сорока пяти, открыв дверь, едва не столкнулся с сестрами. Увидев их рядом, он изумленно открыл рот – одно лицо, одна одежда.

Юлька расхохоталась и помахала рукой сестре. Та вышла.

– Вроде и не пил… – пробормотал пациент. – А раздвояется… К психиатру разве наведаться…

Юля глянула в его медицинскую карту, лежащую на столе.

– Наведайтесь, наведайтесь! Это вам не помешает. А сейчас – шашки наголо!

Мужик опять застыл в недоумении. Юлька с огромным удовольствием наблюдала за его лицом. Она прожила на свете больше двадцати лет, но до сих пор, как ребенок, забавлялась и радовалась, видя замешательство людей, столкнувшихся с одинаковыми, как две капли воды, сестрами Тимофеевыми. Вера относилась к этому намного спокойнее.

– В смысле? – пробормотал окончательно замороченный пациент.

– В смысле, снимайте штаны! – заявила Юлька.

– А-а… – наконец отреагировал небритый. – Это я с удовольствием…

И, быстро спустив брюки, плюхнулся на кушетку. Юлька набрала в шприц лекарство и ехидно поинтересовалась:

– Что, часто у вас изображение двоится? Мужик завозился на кушетке.

– Ну, бывает. А как вы догадались, что часто?

Юлька сделала умное лицо.

– Да очень просто! Тут и догадываться нечего, на вас все написано! Ничего, не отчаивайтесь! Будем лечить.

И с силой вонзила иглу в ягодицу мужика. Он вздрогнул.

– Ох! Даже в глазах потемнело.

– Это ерунда! – утешила Юлька. – Зато больше не двоится. Я ведь опять угадала?

Сестры Тимофеевы жили вдвоем в двухкомнатной квартире сталинского кирпичного дома на Чистопрудном бульваре. В их большой спальне у окна стояла видавшая виды деревянная кровать. Сестры спали здесь вместе. В углу высился огромный допотопный шкаф-мастодонт. Стены квартиры украшали вылинявшие от времени дежурные советские обои. На стене красовался дешевый плакатик. Рядом с ним, в скромной рамке, висела черно-белая фотография женщины, удивительно похожей на сестер. Копна русых волос, прямой нос, миндалевидные загадочные глаза… Все это она передала дочерям. Память о матери, наверное, никогда не покинет ее… Да, а еще в углу, на полу, стоял подержанный-чернобелый телевизор с рогатой антенной. Телевизор не всегда охотно показывал интересные фильмы, но зато почему-то становился настоящим героем черно-белого показа, когда транслировали какой-нибудь пленум партии или доклад Брежнева. Вот так обстояли дела.

Бедность здесь не просто напоминала о себе – она прямо-таки кричала во весь голос. И все же у сестер была отдельная квартира в центре. А это кое-что значило. И потом – они обе надеялись на обязательные перемены к лучшему. Они верили в свое счастье и ждали его каждый день, боясь вдруг его не заметить, разминуться с ним, пройти от него стороной…

За окном привычно громыхнул трамвай. Вера приоткрыла глаза, потянулась и ласково толкнула сестру.

– Просыпайся, младшая! Пора! Вставать не хотелось. Юлька нехотя пробурчала сквозь сон:

– Младшая. Ишь, как ты раскомандовалась. Зато мне жить на четыре минуты больше.

И с трудом, нехотя все-таки открыла один глаз. Не мигая, задумчиво уставилась на фотографию матери…

– Хочешь сказать, что сегодня… Вера кивнула.

– Точно. Шесть лет со дня маминой смерти. Едем на кладбище! Вставай!

Юлька почувствовала раздражение.

– Ага, едем… – проворчала она с досадой. – А денежки на цветы? Где их взять? Зарплата только через неделю!

Быстро одеваясь и словно не замечая настроения сестры, Вера отозвалась спокойно. За эту невозмутимость, умение владеть собой и словно не замечать жизненные тяготы Юлька порой начинала ненавидеть Веру, но старалась скрыть свои чувства.

– Ничего, сирени наломаем, не в первый раз. Ты простишь нас, мамочка? – И Вера тоже взглянула на портрет на стене.

Юля начала злиться по-настоящему. Сестра давно не понимала ее или делала вид, что не понимает.

– Сирени наломаем! Колготки все драные, стиральная машина сломалась, и за квартиру третий месяц не плачено! Ну, до чего же надоела эта нищета!.. Не могу я больше! Вот честно тебе говорю, я на все уже готова, лишь бы в люди выбиться!

– А мы что, не люди? – резковато спросила Вера.

– Да, мы не люди! – закричала Юля и вскочила с кровати. – Мы – трудящиеся! Люди не встают в шесть утра, чтобы поспеть к восьми на службу! И так каждый день! Люди не уползают на вторую работу в ночь, чтобы глаз не сомкнуть да ссаки чужие подтирать! Люди спят до двенадцати, потом пьют шампанское, затем обедают в ресторане, а вечером идут в Большой театр! Или по крайней мере в Малый.

Вера, не отвечая сестре, прошлепала босиком к телевизору и включила первую программу.

– Может, они хоть по случаю воскресенья мозги нам канифолить не будут?

Экран засветился ровным серо-голубым цветом. Шла передача под названием «Вести с полей». Дикторский голос вещал:

– Выполняя наказ партии, правительства и лично Генерального секретаря Коммунистической партии Советского Союза товарища Леонида Ильича Брежнева, труженики Ставрополья, досрочно завершив в текущем году битву за посевную, уже получили первые всходы зерновых на всех посевных площадях. При этом экономия горючесмазочных материалов по области составила полтора миллиона рублей.

– Ну, задолбали нас просто своими победами! – заорала Юля. – Как ни включишь, только о них и твердят! А нам жить не на что!

Вера молча выключила телевизор и снова взглянула на. портрет матери. Ты простишь нас, мамочка? Если бы ты была жива.

Сестра не заметила Вериного взгляда и продолжала:

– Скоро с голода сдохнем!.. Знаешь, Верка, о чем я мечтаю?

Вера пожала плечами.

– Конечно, знаю. О принце на коне в яблоках по рупь тридцать за кило.

– Ничего ты не знаешь! – ворчливо отрезала Юлька. Я мечтаю, чтобы к нам в поликлинику пришел какой-нибудь секретарь райкома! Ну, или хотя бы инструктор. Уж я бы его ни за что из своих рук не выпустила! Захомутала бы запросто!

Вера посмотрела на нее с жалостью. Она понимала, что сестра мучается и терзается своей жизнью, но научить жить ее иначе не могла.

– Секретари в наши поликлиники не ходят. У них свои есть. Номенклатурные.

– Уж и помечтать нельзя! – проворчала Юлька.

– А по-моему, лучше выйти замуж за артиста. Или за поэта, – предложила свой альтернативный вариант Вера.

– Ничего не лучше! – сердито возразила Юля. – Артисты все распутные!

Вера усмехнулась.

– А секретари, выходит, не распутные?

– Нет. Им партком не дозволяет! – брякнула Юлька и задумалась. – Где бы мне такого найти – и богатого, и не распутного? И пусть даже не обязательно начальника – хрен с ним!

Вера нахмурилась.

– Иногда ты меня просто пугаешь… Откуда в тебе столько какой-то злой решимости?

– Пугаю? – недобро ухмыльнулась Юлька. – А ты не бойся! Тебя же это не касается, старшая сестра! – и снова нырнула в постель.

Сестра прилегла рядом с ней, и они обнялись. Они любили друг друга, несмотря ни на что. И они были одиноки – лишь они двое на всем белом свете… Так что кому же, как не им, помогать друг другу?..

– Давай загадаем? – предложила Вера.

– Угу, – соглашаясь, буркнула Юлька. Обе потянули шелковые шнурки у себя на шее и взяли в ладошки медные копеечки.

– Значит, так… Обещаем тебе, мамочка… – медленно начала Вера.

Но Юля тотчас перебила сестру и затараторила:

– Обещаем, что станем свободными и богатыми и увидим целый мир, потому что когда-нибудь отвалим отсюда навсегда…

– И мы всегда помним про тебя, мама… – вставила Вера, но Юлька вновь не дала ей договорить:

– …и никто не сумеет нам помешать, вот увидишь!

– Мы никогда не видели своего отца. Ну и что же? Это не беда. Ты так хотела, чтобы мы стали счастливыми, – невозмутимо продолжала Вера. – И мы будем счастливы…

– Точно! – крикнула Юлька. – И вместе, и по отдельности, да, Верка?..

Сестра вновь посмотрела на портрет матери и на монетку.

– И мы будем хранить твои талисманы и не забудем про них…

– Вот-вот: ты нам надела их, а мы их так и не снимаем! – Юля продемонстрировала свою копеечку. – Видишь?..

– Пока не добьемся всего, что ты для нас хотела, – не сдавалась Вера.

– Верка, подожди, ты забыла! Мы договаривались, если у нас что-то не получится, как задумали, передать талисманы своим детям!

– И тогда у них уж точно все получится, – закончила Вера.

Сестры заглянули друг другу в глаза, зажмурились и крепко сжали в кулаках свои медные монетки.

За окном привычно громыхнул трамвай. И обе словно очнулись…

– Я в ванную первая! – объявила Вера.

– Ладно, но зато завтра ты подменишь меня с утра на анализах, а то мне в ночь выходить! – крикнула Юлька и услышала сквозь шум льющейся воды:

– Договорились, младшая сестра!