Текст книги "Зови меня Шинигами"

Глава 10
«Баю-баюшки-баю, не ложися на краю…»

Приехали. Куда? Трудно дать определение, что-то среднее между городом и деревней. Какой-то отколовшийся от основного мира кусок, выпавший из реальности, наподобие Киры. Только она при этом несётся в неизвестном направлении, летит, а тут всё застыло в полудрёме. И кажется, живёт только потому, что делать больше нечего. Раз живой, вроде бы надо жить. Хоть как.

Дома разные. Есть многоквартирные, на два-три этажа и пару подъездов, но в основном частные, небольшие, почти все уже не новые, пропустившие через себя не одно поколение. И, вообще, уныло, тоскливо, безнадёжно. Или это Кира приволокла с собой дурное настроение и оно залило посёлок. Надо ж чем-то заполнить открывшуюся пустоту.

Пока искали нужную улицу, людей почти не встретили, как будто попали на время сиесты. Или все попрятались при их приближении. Надо думать, смотрелись они здесь весьма необычно и неуместно. Парень в натянутом почти до носа капюшоне на фоне тёплого и ясного летнего дня и угрюмая девушка с тщательно замазанными следами драки на лице.

– Зачем мы сюда приехали?

– Узнаешь. Сам не особо в курсе.

Он – не особо, а Кира – абсолютно не в курсе, но с осознанием, что к собственной цели не приблизилась ни на шаг. Хотя не угадаешь, где может повезти. Сумеречный храм располагается явно не на главной площади в одном из крупных мегаполисов, а наверняка в подобной унылой дыре, подальше от цивилизации. А возможно, и ещё дальше, в глухом месте, где не часто ступает нога человека.

Нужный дом нашёлся на самой окраине. Маленький, старый, прятался за чуть покосившимся забором, прикрываясь сверху кронами раскидистых яблонь. И хозяин у него тоже был старым, но не скажешь, что маленьким. Пусть и роста невысокого, зато крепко сбитый. Его принадлежность к скрытому миру едва проявлялась: обветшала, почти сошла на нет, истратилась. А возможно и с самого начала являлась слабой. Знахарь не обязательно должен быть колдуном.

Когда они подошли, старик копался в небольшом огородике. Распрямился, услышав скрип калитки, вскинул руку, прикрывая глаза от солнца, уставился на Ши пристрастным изучающим взглядом.

Одно из самых бесполезных в мире занятий – рассматривать Ши. Ничего не даст, кроме неприятных ощущений и не менее бесполезного впечатления: «подозрительный, жутковатый тип». Но по крайней мере старик сразу сумел уяснить, от кого и зачем к нему пожаловали гости, произнёс низким глуховатым голосом, тоже без интонаций:

– Проходите в дом. Я сейчас.

Что первое бросилось в доме, даже не в глаза, в нос, – насыщенный запах старости, сладковатый и скислый одновременно, залежалый, с привкусом пыли и плесени. Но его хорошо перебивали терпкие ароматы сухих трав, и получалась странная смесь, от которой немного кружилась голова.

Прошли в комнату, уселись за большой стол, стоящий у окна. Кира упёрлась локтями в столешницу, положила на ладони подбородок. Ши развернулся к окну. Наверняка с трудом сдерживал желание распахнуть его во всю ширь. А потом дверь хлопнула, послышались тяжёлые шаги, вода звонко забарабанила по металлической раковине. И появился хозяин, тоже подошёл к столу, уселся на свободный стул и, глядя прямо перед собой, произнёс:

– Люди стали пропадать. Не сказать, что очень часто, но периодически. Раза два-три в месяц. Исчезают бесследно. Даже с собаками не найти. Те боятся, не идут. Поджимают хвосты и ни с места. Словно тигра чуют. Но какие ж у нас тигры? Значит…

Нечисть. Это уже Кира от себя добавила. Мысленно. Собаки – тоже не дураки. Прекрасно понимают, с кем им не справиться и кого, наоборот, им бояться надо. Большинству хищных тварей без разницы, что жрать.

– Пускай и пропадают такие, о которых не скажешь, что особо жалко, – продолжал старик. – Без них вроде бы и лучше. Некоторых и хватятся не сразу. Лишь через день, а то и несколько, вспомнят, что давно не видели. Только… вроде ж и они – люди.

Старик умолк, словно засомневался в истинности последней произнесённой фразы, словно до сих пор решал, подходит ли для тех, о ком он говорил, определение «человек». Да так и не торопился продолжить рассказ. Даже Ши не выдержал паузы.

– Это всё?

Старик повернул к нему лицо.

– Не всё, – произнёс и сразу поднялся с места. – Я сейчас Галину приведу. Пусть лучше она сама расскажет. Больше толку, чем от одного к другому передавать. – Он перевёл взгляд на Киру и, кажется, вспомнил о простых, обыденных вещах, о гостеприимстве. – Вы пока вон хоть чаю попейте. На кухне найдёте. И посуду, и чайник.

– Спасибо, – пробормотала Кира, проводила хозяина взглядом, а потом посмотрела на Ши. – Ты будешь?

– Нет, – прозвучало предсказуемо, но Кире и самой ничего не хотелось.

«Люди пропадают». Это и в обычной жизни происходит, и связь со скрытым миром совсем не обязательна. По большей части проносится стороной, если не касается напрямую, остаётся почти незамеченным и потому вроде бы не совсем настоящим. Но сейчас Кира погружается во все эти жуткие происшествия всё глубже и глубже, воспринимая их не снаружи, а изнутри. Они становятся реальными. Очень.

– Просто воды принеси, – выдернуло Киру из размышлений, и она согласно кивнула:

– Хорошо.

Послушно направилась на поиски кухни, не возмутилась, не обиделась. А ведь она в прислуги не нанималась, Ши мог бы и сам сходить.

Кухня нашлась быстро. Если выйти из комнаты, почти сразу дверь налево.

На плите стоял чайник, бледно-жёлтый, эмалированный, с изогнутым изящным носиком. Кира таких уже давно не встречала. Сейчас почти все пользуются электрическими.

Потрогала – уже остывший. Пойдёт.

Она достала из громоздкого настенного шкафа пару кружек, у одной – щербинка на краю, от которой протянулась вниз тонкая трещинка, подхватила чайник с плиты и направилась назад в комнату.

Ши, не глядя, подвинул к себе одну кружку, с трещиной, налил воды, выпил залпом. Поставил кружку на стол и задумчиво провёл пальцем по щербатому краю, замкнул круг.

– Ты обычно этим и занимаешься? – решилась поинтересоваться Кира.

– Чем? – уточнил он не слишком довольно.

– Когда где-нибудь появляется какая-то тварь…

Ши ответил раньше, чем она успела договорить:

– Этим тоже.

Тянуло расспрашивать и дальше. Действительно хотелось лучше узнать, с кем связалась. Тёмный колдун прав. Хотя судя по резким интонациям, с которыми прозвучал ответ, Кира ещё каких-либо подробностей вряд ли дождётся. Тем более Ши сразу поднялся, будто собрался уходить, убегать от Кириного навязчивого любопытства. Но далеко не ушёл, застыл на фоне окна, против света, мрачным загадочным силуэтом.

Тут и входная дверь хлопнула, голос зазвучал. Женский торопливый, безостановочно тарабанил скороговоркой, приближался и внезапно смолк, когда взгляд гостьи упёрся в Ши, статичного, безликого, таинственного и пугающего. Полные губы растерянно дрогнули, глаза чуть округлились и лицо вытянулось.

Кире подумалось, сейчас гостья попятится, начнёт креститься, заведённо повторяя: «Чур меня! Чур меня!», и усмехнулась. Не поможет. От Ши столь легко не избавишься.

Средних лет, полная, рыхлая, такая стопроцентная тётка, в широком цветастом платье, напоминающем домашний халат, женщина обернулась к хозяину дома. В глазах сразу и упрёк, и растерянность, и замешательство, и вопрос: «Это кого ж ты сюда вызвал? А ещё хуже не будет?»

Старик проговорил спокойно:

– Садись, Галина, и расскажи, что с твоим мужем случилось.

Сам придвинул ей стул, и женщина плюхнулась на него, почти не осознавая своих действий, смиренно следуя чужому велению, сложила на коленях руки и переводила растерянный взгляд с Ши на Киру, потом на хозяина дома и снова возвращалась к Ши.

Тот стоял неподвижно, как обычно, чуть наклонив голову. И, кажется, гостья очень сомневалась в его реальности, так и молчала, не понимая: пора уже говорить или нет?

– Я слушаю, – произнёс Ши негромко. Будто с того света провещал.

Женщина едва заметно дёрнулась и принялась рассказывать, теряясь и сбиваясь:

– У нас сосед несколько дней назад умер. Под поезд попал. Ну как сосед? Живёт от нас через несколько домов. И ещё муж с ним работал вместе. Я только на кладбище сходила, а на поминки не пошла. А муж отправился. Разве он такое пропустит? Вернулся он довольно поздно, стемнело уже. Выпивший крепко. Я его в одной комнате спать уложила, а сама в другой легла. С детьми. Та комната, в которой муж находился, была почти пустой – кровать, шкаф да стол со стульями.

Женщина старательно перебирала подробности, отчитывалась со всей возможной серьёзностью, впечатлённая личностью собеседника. Прямо на него смотрела, либо на старика, либо на Киру. Так ей комфортней было. Только иногда бросала вопросительный взгляд, будто ждала одобрения. Ши шевельнулся, поменял наклон головы. Обозначил, что внимательно внемлет чужим словам, и рассказчица ещё больше воодушевилась:

– Заснули мы, всё спокойно было. А посреди ночи как что-то ударило в стену и крик раздался. Я аж подскочила. Но решила, что муж проснулся. Ну и с похмелья понесло его не в ту сторону. Не вписался в дверь. А может, с кровати грохнулся. И пошла в соседнюю комнату. Дверь открыла. А сейчас ночью не слишком темно, хорошо видно. Вот и вижу, муж сидит на кровати, волосы дыбом. Честное слово. Так ёршиком и торчат. И трясёт его, словно под напряжением. Я у него спрашиваю, что случилось, а он ничего ответить не может, только зубами стучит да в сторону окна рукой тычет. Я посмотрела – рамы нараспашку, цветы на полу валяются, по всей комнате земля размазана. Свет включила. А это вовсе не земля оказалась. Кровь. И на полу, и на кровати.

Глаза Галины опять широко распахнулись, лицо искривилось. Видимо, ясно представила то, что сама же и описывала. Моргнула, стряхивая видение, перевела дыхание.

– Муж, когда немного в себя пришёл, рассказал. Проснулся он от боли. Кто-то ему во сне в ногу вцепился. А боль как настоящая. Он даже заорал. Говорит, глаза открыл, а это не во сне. Прямо перед ним какая-то тварина. Огромная, лохматая. Пасть широкая зубастая. Но когда муж вскочил и заорал, оно прочь шарахнулось. То ли испугалось, то ли ещё чего. Выскочило в окно. Я бы, конечно, не поверила. Решила, что он упился вчера до чёртиков, вот ему кошмары и мерещатся. Так ведь кровь по всей комнате. И нога у него разодрана почти до кости. Швы накладывать пришлось.

Галина замолчала, уставилась на Ши. Тот сжал губы, задумался.

– Остальные как пропадали? Из дома?

Женщина не поняла, о чём речь, не смогла быстро на другую тему переключиться, рот приоткрыла, но ничего не сказала.

– Нет, – ответил старик. – Уходили куда-нибудь да так и не возвращались.

– Куда уходили?

– Да кто куда. Или просто по улицам болтались. Никто же специально не присматривает.

– Муж где? – обратился Ши к Галине. Она опять растерялась, недоуменно хлопнула глазами, а потом всё-таки доложила:

– Дома, конечно. Он пока и ходить не может.

– Идём!

Ши первый двинулся к выходу, Галина суетливо подскочила со стула, засеменила следом, и старик отправился с ними. Про Киру никто не вспомнил, но та и не думала расстраиваться и бежать за остальными.

К происходящему она никакого отношения не имеет. Ей своих проблем хватает. Ну и не готова она со всякими тварями воевать. Тут вроде как специалист есть, который точно знает, как убить любого из принадлежащих скрытому миру существ. И вообще весь такой крутой и непобедимый. Вот пусть он и разбирается.

Глава 11
Что скрывает темнота

Одной в чужом доме сидеть не очень-то интересно, и Кира выбралась на улицу. Решила прогуляться, осмотреться, хотя вряд ли в этом городишке есть на что смотреть. Топала по дорожке, вертя головой.

Дома, заборы, дороги, заборы, дома, трава, деревья, пара новеньких зданий, изображающих из себя торговые центры, а людей по-прежнему по минимуму. Кира вышла в небольшой скверик, посреди которого располагалась круглая гранитная чаша неработающего фонтана. Хотя вода в ней стояла, едва покрывая выложенное каменными плитками дно, и на её поверхности плавал мелкий мусор. Нет, не плавал. Застыл неподвижно, словно вода твёрдая, и весь этот сор в неё вплавлен. Как муравей в янтаре, только смотреть не слишком приятно.

Ну до чего же здесь тоскливо и убого. В такой обстановке не только лень что-то делать – даже жить лень. Кира уселась на край фонтанной чаши, уставилась под ноги, на пыльный асфальт. Тоже серо и беспросветно. Но внезапно над головой раздалось:

– Ждёшь кого-то?

Кира даже не удивилась и уж тем более не испугалась, нехотя вскинулась.

Рядом стоял парень. Внешне совершенно обычный. Ну и по части «произвести впечатление своим появлением» до Ши ему далеко.

Это не плохо. Это даже к лучшему.

– Неа, – честно доложила Кира. – Просто делать нечего. Гуляю, любуюсь достопримечательностями.

– Неужели нашла хоть одну? – усмехнулся парень. Без сарказма, без неприязни, с лёгкой приветливой иронией.

Кира погладила ладонью прохладный гранит.

– Вот. Фонтан.

Парень немного неожиданно истолковал её жест – как приглашение, – тоже опустился на край чаши. Но, возможно, Кира зря провела параллель, и он в любом случае уселся бы рядом.

– Ты приезжая, что ли?

– Ага, – опять Кира не нашла причин скрывать правду.

– К родственникам в гости?

– Нет. По делу.

Парень с пониманием качнул головой, но тут же напомнил:

– А только что говорила, что делать нечего. – Улыбнулся, чтобы Кира не обиделась, и торопливо добавил: – И вечером делать нечего?

Скорее всего. Потому что Кира тут на правах домашнего питомца: вроде и тащить с собой повода нет, но и одного в чужом месте не оставишь. И…

Неужели её собираются пригласить на свидание?

Вот так сразу? Не успела приехать, вышла в люди, уселась на фонтан и тут же отхватила себе поклонника. Или местное унылое существование довело каждого жителя городка до того, что он стремительно бросается к первому же незнакомому человеку в надежде заполучить ну хоть какое-то свежее впечатление?

– Есть какие-то предложения? – поинтересовалась Кира у парня, и в голос само собой прорвалось чуть-чуть насмешливого ехидства.

– Конечно. – Он опять улыбнулся, не без самодовольства. – Можем поискать достопримечательности вместе. Я знаю хорошие места. Где они точно водятся.

Провести вечер в компании с малознакомым дедом, потому как Ши наверняка будет рыскать по окрестностям в поисках пресловутой твари, или гуляя с парнем, тоже, кстати, малознакомым? Выбор очевиден. Тем более дед не слишком привлекателен, а парень ничего себе такой. Немного суетлив и навязчив, но это не раздражает. Зато он улыбается приятно. А зовут его Фёдором.

Договорились опять встретиться у фонтана. Кира не удержалась, ухмыльнулась. Как романтично! И разбежались.

На обратном пути Кира слегка заблудилась, не сразу нашла нужный дом. Когда явилась, хозяин опять копался в огороде, а Ши торчал в комнате. Он действительно предпочитал места потемнее. И даже не подумал рассказать, чего выяснил новенького, а Кира не стала дознаваться. Не особо ей любопытно. И что он собирается предпринимать, как действовать, в общем-то без разницы. У неё свои планы, и Кира о них тоже докладывать не желает. Но стоило ей вечером направиться в сторону дверей, Ши поинтересовался:

– Куда?

Таким тоном, словно к непослушной собачонке обращался, нарушившей приказ «Рядом!».

– Да хоть куда! – Кира возмутилась. – Я что, должна всё время в доме сидеть?

– С твоим везением я бы так и делал.

Внешне никаких проявлений, но в душе-то точно презрительно посмеивается над ней.

– Вот ты и сиди! – нахально отрезала Кира, а дальше само вырвалось, высокомерное и отчасти хвастливое: – А у меня свидание.

Ох, зря она ляпнула. Теперь не смеётся, теперь ржёт. Мысленно.

– Уже? Где подцепила?

Что бы сказать? Обидное. Способное неприятно задеть.

– Да как и тебя. На улице.

Кира ясно ощутила пронзительный взгляд, хотя глаза по-прежнему прятались под чёлкой, и не видно их почти.

– Сразу свидание? Сама навязалась?

Нет. Конечно, нет. Без надобности Кире кому-то навязываться. Парни сами к ней постоянно подкатывают, несмотря на то, что внешне она не слишком эффектно выглядит. Не страдает она без мужского внимания. Наоборот даже. Иногда.

Только зачем Кире о подобном распинаться перед всякими тут…

– Твоё-то какое дело?

Не стала дожидаться, что он ещё выскажет, развернулась, прошагала до выхода и дверью хлопнула на прощание. Не слишком громко. Просто поставила твёрдую точку: «Всё. Финал. Пока».

Фёдор, как условились, ждал у фонтана, улыбнулся навстречу. Хотя на этот раз улыбка у него получилась чуть неуверенной. Смущался, что ли? Или уже раскаивался, что вот так под влиянием секундного порыва пригласил совершенно незнакомую девушку?

Ну прямо-таки!

– И какие у вас тут достопримечательности? – спросила Кира.

Хотела приветливо, а получилось немного резко и презрительно. Не улеглось ещё недавнее раздражение. Но Фёдор, похоже, не стал придираться к Кириным интонациям или не расслышал, не обратил внимания.

– Да ничего тут такого особого, – сознался честно. – Обычный посёлок. Но в сумерках он гораздо интересней смотрится. Темнота скрывает недостатки.

Когда как. В некоторых случаях, наоборот, подчёркивает, выпячивает рельефно, наполняет. Но насчёт посёлка Фёдор прав. В сумерках тот смотрится гораздо уютней и симпатичней. И гулять по нему приятней.

Милая безыскусная провинция, тесное единение с природой. Улица, дома, а потом вдруг кусочек леса, и опять дома. Даже дороги не везде асфальтовые, просто хорошо утрамбованная земля.

Кира не задумывалась, куда они идут. Просто шла. А как ещё гуляют? Тем более Фёдор вёл себя достойно, не строил крутого знойного мачо, руки не распускал, а что-то там пытался рассказывать. Вроде как действительно про посёлок: «здесь у нас то, здесь это».

– А если вон по той дорожке идти, можно к реке выйти. Пойдём?

Кира не возразила. К реке, так к реке. Не всё ли равно?

Родной Кирин город тоже стоял на реке. Сразу на двух берегах. А сейчас такое чувство, что на одном. От Киры на противоположном. И нет ни моста, ни лодки. А может, и самого города нет, всего лишь детская фантазия.

Была история, да закончилась. Перевёрнута последняя страница, придавлена тяжёлым переплётом, отодвинута в сторону. А реальность вот такая. Нереальная. В ней больше не людей, а тварей, сумеречных существ. Это теперь истинный Кирин мир.

– И где же твоя река?

– Сейчас. Ещё немного осталось.

Кругом деревья, и никаких просветов между ними. За стволами новые стволы, переплетение густых ветвей. Дорожка уже не очень широкая и ровная, петляет, обходя большие берёзы и ели, спускается в овражки, прорезает густые заросли кустарника. Самый настоящий лес.

– Да! Совсем забыл! – внезапно спохватился Фёдор. – Тут как раз по дороге и есть главная достопримечательность. Развалины. Никто даже точно сказать не может, от чего они остались. То говорят, что раньше тут скит был. То, что какой-то помещик хотел себе замок построить. Ну а потом – или после революции, или в войну – разрушили. Осталось немного: стены, ямы, камни.

Ночью только на это и смотреть. Бродить в темноте в руинах, надеяться, что случайно не свалишься в яму. И что на голову тебе ничего не упадёт.

Большие деревья расступились, открыв взгляду полуразрушенные стены, несколько непонятных обветшалых построек.

– Можно наверх залезть, – объяснил Фёдор.

Наверх чего? Каменной кладки, которая, казалось, готова рассыпаться от одного недоброго взгляда?

У Киры вообще никаких исторических ассоциаций не возникло при виде этих развалин. Зато подумалось о заброшенных складах, типа строения номер тринадцать. Только тут живое не закатано в асфальт. Наоборот, оно здесь главное.

Трава проросла даже в щелях на стене, а на крыше, или скорей на этажном перекрытии, гордо торчала молоденькая берёзка. Корни, как крепкие пальцы, вцепились в стену и стараются раскрошить её в мелкую пыль. Словно ком земли. И ведь раскрошат со временем.

– Ну уж нет. Не хочу я никуда залезать, – решительно заявила Кира и оглянулась. – Федь, ты где? Неужели полез? Федь, не сходи с ума. Ну правда. Ты где?

Что-то хрустнуло чуть в стороне, а потом тихо щёлкнуло. Совсем в другом месте. Зашелестело. И Кира неосознанно сделала шаг назад.

Глава 12
Либо кто-то другой, либо ты

В посёлке для Фёдора давно не осталось никаких секретов. Изучен вдоль и поперёк, ещё мальчишкой избеган. Сначала предполагал, что вот так разбежится и помчится дальше, прочь из этого скучного, убогого места, а не получилось. Разгона, видимо, не хватило. Или желания. Напрягаться, горы сворачивать.

Так и убедил себя: где угодно можно жить. И должен же кто-то. Не всем же в городах, а тем более в столицах.

Да и никуда не денется от Фёдора шанс в любой момент сорваться с места, устремиться к какой-то возвышенной цели. Хоть мир завоевать. Времени достаточно. Фёдору всего-то двадцать один, вся жизнь впереди. А пока и работа есть, неплохая, и желания что-то менять нет.

Подумаешь, посёлок. Встречаются дыры и похуже.

Но иногда всё-таки тянуло убежать из него. Не слишком сильно тянуло, уводило недалеко. В ближайший лесок, к реке, вот сюда, к развалинам.

Притягательное местечко. Наверное, единственное в посёлке, в котором при желании можно отыскать что-то загадочное и интересное. Придумать историю с таинственным благородным героем, с удивительными приключениями и подвигами. Рассказать красивую сказку, самому же в неё поверить и других убедить, что именно так всё и было.

В детстве много каких фантазий в голове зарождалось, а сейчас…

Глупости всё это!

Фёдор сидел на обломке каменной плиты, курил и ничего не замечал вокруг, погружённый в собственные мысли, но тут ему на плечо опустилась рука.

Нет, совсем не подходящие слова. В его плечо вцепилась полурука-полулапа, острые длинные когти впились в кожу, заставив вздрогнуть, выронить сигарету, вскрикнуть от внезапной боли.

Фёдор рванулся вперёд, пытаясь освободиться, но когти воткнулись ещё глубже, словно рыболовные крючки надёжно подцепили добычу, а вторая полурука-полулапа обхватила шею, сдавила горло, и что-то громоздкое и тяжёлое навалилось сзади. Фёдор рухнул в траву, придавленный чужим весом, попытался извернуться, выскользнуть на свободу. Но только сумел перевалиться на спину.

И сразу пожалел, что сумел. Потому что оказался распластанным на земле, окончательно поверженным. Потому что взгляд упёрся в распахнутую широкую пасть, дохнувшую в лицо гнилостным смрадом, в слюнявый блеск крупных заострённых зубов.

Сомнений не возникло: целятся они прямиком в горло. Сомкнутся, лязгнут, жадно разрывая живую плоть. Через секунду. И Фёдор в отчаянии заорал:

– Не-е-ет!

Крик вряд ли поможет. Каким бы громким и умоляющим он ни был. Конечно, не поможет, но так сложно удержать его внутри, когда вопит каждая клеточка, каждый нерв.

Даже сам оглох и не сразу осознал, что получил неожиданный отклик на свой протестующий вопль.

– Что «нет»? – донеслось из скалящейся пасти.

Голос не совсем человеческий, больше похожий на рычание, на глухой рокот, вырывающийся прямиком из утробы. Слова воспринимаются с трудом, больше догадываешься, чем понимаешь.

Но если уж задан вопрос, значит, ожидается ответ. Значит, дана отсрочка, а, возможно, и шанс, что всё ещё закончится хорошо. Главное, удачно им воспользоваться.

– Не убивай меня.

Глаза блеснули. Тоже не совсем человеческие. Белков не видно, янтарно-жёлтая радужка с вытянутым как у кошки зрачком. Только взгляд не безумный, звериный, а очень даже осмысленный. Безжалостно холодный, вопреки тёплому цвету глаз.

– Думаешь, я соглашусь сам сдохнуть, лишь бы тебя оставить живым?

– Да… нет…

Господи! Да что ж тут можно говорить? Только если тупо повторять:

– Не убивай.

Пасть распахнулась ещё шире. Её оскал напоминал улыбку, широкую, презрительно-саркастическую. И жестокой насмешкой прозвучало:

– Мне всё равно. Могу и живьём жрать.

Фёдор опять дёрнулся, заелозил по траве.

– Жрать? Нет! Я же человек!

Руки-лапы нажали на грудь, вмяли в землю, когти опять вонзились в кожу, а пасть приблизилась, почти ткнулась в лицо, обдавая отвратительной вонью.

– Вот и хорошо. Человеческая плоть самая подходящая. Быстро восстанавливает силы.

Прорычал и застыл, буравя жадным, голодным взглядом. И Фёдор застыл, словно уже умер, даже почувствовал, как немеют вцепившиеся в траву пальцы и тело отказывается повиноваться, мысли замедляются, и только сердце бешено колотится. Даже в ушах отдаётся его отчаянный протестующий стук.

– Но я и правда не стану тебя убивать, – раздалось неожиданно.

Существо приподнялось, отодвинулось, присев на задние лапы, но и Фёдора рвануло за собой, сжав в кулаке ткань рубашки. И пришлось подчиниться, тоже сесть, и опять оказаться рядом с ужасной мордой.

Лицом никак не назовёшь. Потому что покрыто короткой шерстью, нос приплюснут, глаза широко расставлены, губ, таких как у человека, нет. И пасть. Пасть, не рот.

Зубы торчат частоколом. Лоб покатый, уши наверху головы, звериные, треугольные, с короткими кисточками. А шерсть, начиная с затылка, становится длиннее и гуще, топорщится на загривке. Но на лапах она редкая, а ладони совсем лысые. Жилистые пальцы заканчиваются длинными изогнутыми когтями. Кожа тёмная, шершавая, грубая.

Наверняка тварь одинаково шустро передвигается как на двух лапах, так и на четырёх. Из человеческого в ней разве что пропорции тела, да и те искажённые, и разум. Тоже искажённый.

Вырваться, вскочить, убежать. Только тело по-прежнему не слушается. Будто растеклось бесформенной массой, наполовину впиталось в землю. Все силы ушли на метание испуганных мыслей: «Как бы выбраться? Как спастись? Не убьёт. Это хорошо. Не убьёт. Но что сделает тогда?»

Тварь будто услышала безмолвный вопрос.

– Не хочешь умирать сам – приведи мне кого-нибудь другого.

– Другого?

– Да.

Фёдор задумался.

Привести другого? Другого? Кого?

– А потом ещё одного.

– Нет!

Сколько раз он ещё повторит это отрицание?

– Нет? – подхватила тварь, лязгнула зубами. – Как скажешь.

– Подожди!

Можно же что угодно пообещать. Убедить, заверить: «Да, сделаю. Да, конечно». Лишь бы выбраться. А клятва, данная подобному существу и при подобных обстоятельствах, к исполнению не обязательна.

– Не люблю долго ждать, – предупредила тварь. Даже в слова, лишённые «р», прорывалось хищное рычание.

– Я согласен. Я приведу, – скороговоркой пробормотал Фёдор. – Когда скажешь, приведу.

И только хотел вздохнуть облегчённо, но ответ прибил назад к земле, прихлопнул, размазал.

– Сейчас!

– Сейчас?

А Фёдор-то размечтался: обхитрил, обвёл вокруг пальца, вывернулся. Главное, унести ноги отсюда, выбраться живым и почти невредимым. Ну а потом – просто же! – сделать вид, что ничего не случилось, никого не встречал, ни с кем не разговаривал. И уж точно ничего не обещал. Главное, вести себя разумно и близко не подходить к опасному лесочку. Дом – работа, работа – дом. Только в светлое время суток. И никаких прогулок. А тварь пусть сама управляется.

Ночью, конечно, здесь редко кто ходит, но днём народ появляется. Мальчишки испокон веков прибегают поиграть на развалины. Желающие искупаться идут на речку. Обычно они предпочитают другую дорогу, но иногда и сюда забредают. Чем не добыча?

Никак Фёдор не ожидал подобного поворота: «Сейчас». Так и остался трепещущей пойманной рыбкой висеть на крючке удачливого рыбака.

– Кого же я сейчас найду. – Старался, чтобы звучало как можно убедительней. – Поздно уже. Все давно дома.

– Так уж и все? – ухмыльнулась тварь. – Ты-то здесь. Или всё-таки решился сам…

Неожиданно жёлтые звериные глаза затуманились, потом и вовсе закрылись, спрятались за веками. Ухмылка исчезла, нижняя челюсть безвольно отвисла, а голова наклонилась, и громкий судорожный вздох вырвался из пасти.

Только теперь Фёдор заметил, что дышит тварь тяжело и хрипло, словно через силу. Или, скорее, через боль. Потому что на груди и боках зияют рваные раны, покрытые запёкшейся кровавой корочкой, и шерсть местами слиплась. Тоже от крови. И на лапах темнеют глубокие борозды – следы чужих острых когтей и зубов.

Тварь искалечена и измождена. Потому и упоминала она про восстановление сил. И сейчас находится на грани сознания.

Может, совсем отключится? Так не стоит упускать момент.

Фёдор подобрался, напружинился, стремительно рванулся вверх. Ткань рубашки затрещала, разрываясь.

Да чёрт с ней, с рубашкой! Главное, самому целым остаться.

Но даже израненная, тварь среагировала молниеносно.

Глаза распахнулись, сверкнули злобным огнём, тело распрямилось взведённой пружиной. Лапы ударили в грудь с такой силой, что на ногах удержаться не удалось. Фёдор опять упал, опять оказался придавленным к земле, словно коллекционный жучок, пришпиленный булавкой.

– Уже побежал? – пророкотало в лицо.

– Я… – только и смог выдавить Фёдор. Не получилось ни соврать, ни оправдаться, да тварь и не собиралась выслушивать, рычала глухо, но старательно и чётко выводя каждое слово:

– Не шути. Варианта всего два: либо кто-то другой, либо ты. На остальные не надейся. И обмануть не надейся. Найду тебя. Где угодно найду. Может, не сразу. Но как сил поднакоплю… Я ж и на подножном корме могу. Да только на человечинке и привычней, и быстрее.

И пришлось послушно топать от развалин к краю леса, уже не особо полагаясь на счастливую возможность выкрутиться. Потому что тварь упёрто ковыляла следом, припадая на одну лапу, судорожно переводя дыхание.

Вот ведь сволочь живучая! Сам бы Фёдор с такими ранами валялся где-нибудь в кустах и тихо поскуливал, если бы, вообще, не без сознания. А этот прётся, не отстаёт ни на шаг, не сводит настороженных глаз, в темноте горящих зелёным, внимательно следит за каждым движением. И не дёрнешься лишний раз, тем более не рванёшь бегом с места.

Один раз споткнулся, сделал резкое движение, так тварь вцепилась мгновенно, безжалостно разрывая кожу когтями, и повторила предупреждающе, щёлкая зубами возле самого лица:

– Не шути.

Шёл и молил, чтобы дорога оказалась бесконечной, измерялась не расстоянием, а временем, тянулась до самого утра, до рассвета. С рассветом ведь ужасным тварям полагается исчезать. Хотя прекрасно понимал, что этот зверь вряд ли развеется прахом или окаменеет при первых лучах солнца. И в запасе имеется не более двадцати минут. А что потом?

Хорошо бы наткнуться на большую группу людей. Мужиков. Тогда тварь не рискнёт нападать, а вот расправиться с ней станет вполне по силам. Или бы совсем никто не попался. Не решится же чудовище таскаться по посёлку. Но тогда, тогда…

«…либо кто-то другой, либо ты».

Нет, нет, ну… нет.