Текст книги "Тридцать три счастливых платья"

О бабушке и о кольце

– У тебя новое кольцо? – спросила Марина, разглядывая бриллиант в изогнутой платиновой веточке у меня на пальце. – Красивое.

В сверкающем камне преломлялись солнечные лучи, пробивавшиеся через стеклянные стены.

– Это бабушкино кольцо.

Марина кивнула. Мы с ней понимаем друг друга без слов.

– А еще никогда не забуду коллекцию ситцев твоей бабушки. В гардеробе в маленькой спальне.

Бабушка была бесподобна. Каждый четверг, когда в сельпо привозили новый товар из города, она, приодевшись, отправлялась туда с дедушкой на их машине «Победа». Пока дедушка общался с друзьями возле гастронома (там была сельская «тусовка», обменивались новостями – телефонов почти ни у кого не было), бабушка покупала парочку отрезов ситца. Впрок. А вдруг пригодится? То свадьба, то именины, то крестины – и всем подари. А что может быть лучше отреза ситца!

– Помнишь, как мы вытаскивали эти ситцы из бабушкиного загашника, – вспоминала Марина, – и заворачивались в них, представляя себя индийскими близнецами Зитой и Гитой?

– А Анжеликой – маркизой ангелов, помнишь?

– Да-а-а, – Марина уже вытирала слезы. – А ты – Жоффрей де Пейрак!

– У бабушки в числе прочего был голубой ситец с желтыми подсолнухами по полю, мне из него бабушкина сестра Аня платье сшила. С юбкой-клеш и рукавами-фонариками. Такое слегка фольклорное платье получилось, помнишь?

– Помню, иногда брала у тебя поносить.

– Так я была в нем, когда Миша (мой муж) признался мне в любви и предложение сделал.

– Да что ты говоришь? А я и не знала об этом факте твоей биографии.

Бабушка Нина была самой доброй бабушкой на свете. Она очень любила мою маму, меня, правнучку Еву. Но больше всех она любила Митю – моего дедушку.

Дед Митя был серьезным хозяином: дом, машина, огород, сад, погреб, скотина, птица – куры, утки. У Мити и Нины было почти всё своё, и только некоторые вещи приходилось покупать.

Два ялтинских сельпо торговали товарами легкой промышленности. Главное находилось в центре поселка, на улице Советской, а другое – на берегу. Бабушка кричала в сад:

– Митя, едь в сельпо в центр за мылом.

Митя отзывался из гаража:

– На берег надо ехать, нет мыла в центре.

Дедушке не хотелось ехать в скучный центр. На берег – другое дело. Там – море, толпы отдыхающих, базар. Выварки с пахучей кукурузой и бутыльки домашнего вина.

Бабушка перебегала от садовой калитки в гараж и кричала в рабочую яму под машиной:

– На берегу только хозяйственное осталось. Фора звонил по телефону (телефон был на пол-ялтинских дворов только у нас, и Фора звонил, скорее всего, с почты) – туалетное мыло в центр привезли.

Бабушка гордилась своим телефоном, Фора гордился, что он может позвонить хоть кому-нибудь, и обязательно звонил нам, если оказывался в телефонизированных местах – поссовете, больнице или на почте.

Дедушка ворчал, вытирая черные от машинного масла руки тряпкой, а я тут же предлагала свои услуги. Бабушка причитала обрадованно:

– Побехи (звучное «х» вместо «г» – любимый, родной украинский выговор), Виточка, купи «Земляничное», а то мама завтра приедет, ругаться будет, что у нас только хозяйственное.

И бежала в дом, в маленькую спальню, где стоял огромный полированный шифоньер – еще одна большая гордость, там на верхней полке под стопкой накрахмаленных простыней и пододеяльников, под газеткой, хранились деньги, бережно завернутые в дедушкин носовой платок. Бабушка разворачивала платок, отделяла один рубль от тоненькой пачки, гладила его, выпрямляла загнутые уголки и протягивала мне:

– А на сдачу купи себе что хочешь.

Это были бешеные деньги. У меня сердце выпрыгивало из груди, когда я неслась в сельпо по неасфальтированным сельским улочкам, предвкушая покупку флакончика духов «Фиалка» за пятьдесят шесть копеек или полуметра розовой ленты, которую бабушка вплетет мне в косу.

Центральное сельпо находилось в бывшем кулацком доме. Двери вечером запирали большим кованым ключом, а сверху вешали амбарный замок.

В сельпо всегда было прохладно и пахло, как говорила бабушка, текстилем. На крепких деревянных полках, позади двух широких продавщиц, тети Дуси и тети Тины, располагались рулоны тканей, нехитрая парфюмерия, игрушки: пластмассовые голые пупсы, картонные кубики в коробках и плюшевые заводные медведи с балалайками. Куклы и медведи были мне не по карману, да не очень-то и хотелось: на тахте в бабушкиной зале сидела немецкая кукла, купленная в Ереване из-под полы и привезенная мною на летние каникулы, – предмет сильнейшей зависти здешних подруг.

Ткани в сельпо продавались на все случаи деревенской жизни. Тяжелое шерстяное сукно бутылочного и немаркого серого цвета местный люд охотно брал на пальто. Цветастый и однотонный ситчик – на простыни, фартуки, халаты, косынки. Сатин – на пододеяльники и платья на каждый день. Крепдешин – на выход или на дорогой подарок.

Продавщицы стояли за высокими деревянными прилавками со стеклянными крышками. Чтобы рассмотреть товар на прилавках, мне приходилось подниматься на цыпочки. Я долго наблюдала, как тетя Дуся с помощью тети Тины отмеряли какой-то женщине тюль на занавески в залу. Наконец тетя Тина повернулась ко мне:

– А тебе что?

– Два куска земляничного мыла и вон то кольцо за шестьдесят одну копейку, – пропищала я и ткнула пальцем в ценник, написанный химическим карандашом.

Тетя Тина поджала губы – она не одобряла щедрость бабушки.

– Кольцо с пальца спадать будет, – сказала она, заворачивая мыло в бумагу.

– Я его спрячу и буду носить, когда вырасту, – поделилась я.

Тетя Тина покачала головой:

– Когда вырастешь, такие кольца носить не будешь, дыком курциць. И запомни: муж будет тебе кольца покупать.

Я смущенно захихикала. В ту пору слово «муж» для меня звучало приблизительно как «презерватив» для моих учеников на уроках «Основы полового воспитания».

Тетя Тина протянула мне кольцо и мыло:

– На, девять копеек сдачи. Как раз на пломбир.

Я гордо несла домой зажатое в кулаке кольцо. Оно было необыкновенное: из белой пластмассы, с большим стеклянным камнем под топаз.

Дома я спрятала кольцо в пустую спичечную коробку, предварительно обклеенную розовой бумагой, и положила под подушку. Каждый вечер я вынимала кольцо из коробочки и любовалась им, представляя всяких принцев и Алена Делона.

В конце лета, когда листву уже тронула опалина, перед отъездом в Ереван, я закопала кольцо в саду под раскидистым орешником.

На следующий год кольца там не оказалось. Я плакала так горько, что бабушка кричала дедушке Мите в гараж:

– Вуй како, что я буду делать, Митя! Едь на берег в сельпо купить кольцо.

Дедушка выглядывал из сада и, пряча улыбку, успокаивал:

– Ничего, до свадьбы заживет! Купим Виточке кольцо на свадьбу!

И купили. И ношу.

Свободу Кевину Деточкину![14]14
  Отсылка к ставшей крылатой фразе «свободу Юрию Деточкину!» из фильма Э. Рязанова «Берегись автомобиля».


[Закрыть]

Родился Кевин Кид (фамилия Kidde созвучна английскому kid – малыш, детка) в горной деревушке в Аппалачах, затерявшейся среди высоких холмов, заросших лесом. Отец Кевина был тот еще hoarder[15]15
  Накопитель, человек, который патологически не может избавляться от вещей (англ.).


[Закрыть] – классический случай Плюшкина. Тащил с помоек домой всякую рухлядь и никогда ничего не выбрасывал. Hoarders не агрессивны, если никто не грозится вызвать бульдозер и стереть их имущество с лица земли, но жизнь с ними – большое испытание, поэтому участь у мамы Кевина была незавидная.

Пока жива была мама, крупная женщина с мужским характером, отец каким-то образом сдерживался, и ей удавалось создавать подобие уюта в доме, а также в жизни маленького Кевина и его старшей сестры. Ее внезапный уход в лучший мир поразил всех троих: отец теперь безнаказанно проводил всё время на помойках или блошиных рынках, Кевин тосковал, а сестра-хиппи, даже не получив аттестата об окончании школы, сбежала из родного дома с заезжим гонщиком. Они катались на «феррари» и «корветах» по всей Америке и, к большому удивлению Кевина, таки поженились и по сей день живут вместе.

Кевин неплохо окончил школу, поступил в колледж и с легким сердцем покинул забитый хламом по самую крышу отчий дом.

В колледже началась настоящая студенческая жизнь: пирушки и вечеринки иногда разбавлялись занятиями с похмелья. Организм у Кевина был крепкий, недаром он спустился с гор. Постоянное недосыпание и алкоголь не отразились на его удивительной способности разбираться в компьютерах. Как раз было время первых «макинтошей» и «майкрософтов», и талант Кевина пришелся кстати: он легко получил работу в творческой команде одной бурно развивающейся компьютерной компании. Ему положили недурственный оклад и в течение года четыре раза повышали зарплату за первоклассные разработки, внедренные в производство и приносящие компании немалые прибыли.

Кевин расслабился и бросил колледж. Зачем тратить время на зубрежку ненужных предметов, если деньги так и плывут в руки?

Из колледжа Кевин прихватил лучшего друга и соседа по комнате, Джеффа, моего будущего мужа. Мальчики снимали комнаты в одном и том же доме. В быту были неприхотливы, деньги тратили только на дешевые машины и путешествия автостопом, и за пять лет работы в компании у них скопилась немалая сумма.

На взгляд Джеффа, всё шло отлично, как вдруг однажды Кевин заявил другу, что уволился из компании. Джефф не поверил своим ушам:

– Шутишь? Когда ты успел?

– А полчаса назад. Этот кретин Боб (вице-президент компании) возомнил, что разбирается в процессорах лучше меня, и велел заменить один транзистор на другой, ублюдок. Ну а я посоветовал ему засунуть себе в задницу все транзисторы вместе с процессором, «факнул» его пару раз и бросил заявление об уходе в его тупую морду.

У Джеффа отнялся язык. Он еще долго выслушивал от друга, какой идиот Боб и как Кевин счастлив, что ему больше не надо гнуть спину там, где его не уважают.

На следующий день Боб вызвал Джеффа к себе:

– Вот заявление Кевина. Будем считать, что я его не видел и того, что он мне вчера наговорил, не слышал. Передай своему другу, что он может возвращаться на работу. Сделаем вид, что ничего не произошло.

Вечером Кевин позвонил Бобу и посоветовал засунуть принесенное Джеффом заявление туда же, куда и транзисторы с процессором.

Боб опять вызвал Джеффа:

– Он хочет, чтобы я извинился и повысил ему зарплату? Джефф обещал спросить.

Зарплата и извинения отправились вслед за транзисторами, процессором и заявлением.

В конце концов Джеффу надоело быть посредником между двумя упрямцами, он посоветовал Бобу оставить Кевина в покое и подыскать нового сотрудника. Место Кевина Джеффу не предложили, хоть он и был умным мальчиком, а наняли другого гения. Джефф еще десять лет работал на ту компанию, рос и дорос до менеджера проектов. Он бы и дальше продолжал работать компьютерщиком, если бы в его жизни опять не нарисовался Кевин.

За десять лет у Кевина произошло многое: во-первых, закончились деньги, пришлось пойти работать барменом, а во-вторых, в его жизни случилась настоящая любовь.

Однажды зять Кевина отправился в Италию на ралли. Кевин от нечего делать, благо был опять безработным, пристроился в пит-стоп-команду к родственнику.

Кевин и Сюзанн встретились в итальянской тусовке. Муж Сюзанн тоже был гонщиком, и она сопровождала его. Сюзанн родилась в Новой Зеландии, в краю лучших в мире дорог и полей для гольфа, скал и белоснежных пляжей.

Кевин и Сюзанн долго переписывались, а к следующей встрече на ралли, в Австралии, она развелась с мужем. Кевин был на седьмом небе от счастья и, недолго думая, женился на Сюзанн. Преодолев все бюрократические препоны, она получила американскую визу для себя и двоих маленьких детей и переехала к новому мужу в США. Но не прижилась. Выдержала всего месяц американской жизни и улетела обратно в Новую Зеландию. Кевин засобирался на родину жены. Уезжать так далеко навстречу новой жизни было немного боязно, и Кевин отправился к Джеффу: ему как никогда нужен был задушевный друг.

У Кевина, надо отдать ему должное, много талантов: он хорошо поет, играет на гитаре, может спеть весь рок-поп, начиная с канонических Beach Boys и заканчивая писклявым Тимберлейком. Кевин – прекрасный рассказчик, душа любой компании. А еще у него есть великий талант убеждать. Он так расписал прелести жизни в тихой и уютной Новой Зеландии, что Джефф уволился из компьютерной компании и улетел вслед за другом в неизведанные дали.

Фантазии Кевина не было предела, он фонтанировал идеями и с помощью ответственного и исполнительного друга начинал один бизнес за другим. Работать в общепринятом смысле этого слова он не умел. Всё тянул Джефф. Между тем Кевин полностью занялся воспитанием детей Сюзанн, на нем были их школа, домашние задания, кружки, мороженое, кино и «Макдональдс». Кевин такую жизнь обожал, дети обожали его, а миссис Кид, учительница в начальной школе, изо всех сил зарабатывала деньги, чтобы содержать пять человек. Так как все проекты закадычных друзей проваливались, деньги Джеффа тоже быстро закончились. Самого Джеффа хватило на год, он первым сошел с дистанции. Последний новозеландский проект Кевина – покупка винодельческого хозяйства – явился последней каплей. Дарить горе-бизнесменам полтора миллиона долларов на виноградник где-то на краю земли семья Джеффа наотрез отказалась и даже не отпустила обратно в Новую Зеландию своего неразумного мальчика, который прилетел в Америку просить денег.

Кевин остался с Сюзанн и детьми один, без друга. За десять лет, прожитых в Новой Зеландии, он не проработал ни одного дня. Была ли Сюзанн счастлива с Кевином? Неизвестно. Зато Кевин был счастлив с женой и детьми.

Сын и дочь Сюзанн выросли, только Кевин не взрослел и оставался ребенком. Тут еще отцовские гены проснулись, и Кевин не вылезал с дешевых распродаж и блошиных рынков. В дом Сюзанн он тащил всевозможные игрушки, чинил поломанные, складировал нераспечатанные коробки по углам, а на следующий день опять отправлялся за покупками, и за несколько лет дом был захламлен до потолка. Игрушечные поезда гудели, гоняя по проложенным по всем комнатам рельсам, на подоконниках и книжных полках переливались огнями сказочные рождественские домики, комнату дочери заняли Барби с Кенами со всеми их причиндалами, начиная с расчесок и заканчивая дворцами с бассейнами и зверинцами. С сыном Кевин собирал и разбирал все лего на свете, комната мальчика постепенно превратилась в склад коробок. В конце концов Сюзанн не выдержала и подала на развод, благо дети выросли и baby-sitter стал больше не нужен. Продала дом, половину денег честно отдала Кевину и отправила его обратно в Америку.

Кевин не ожидал такого поворота и впал в депрессию. На родине его никто не ждал. В отчем доме всё было по-прежнему: от пола до потолка пылился хлам, а сам хозяин ютился в маленькой норке на диване, до которой надо было добираться через лабиринт мешков и коробок. Через неделю Кевин сбежал.

Джефф, как всегда, был рад Кевину. Он вернулся к компьютерам и советовал своему другу (тому уже исполнилось пятьдесят) сделать то же самое, но за последние двадцать лет индустрия hi-tech ушла так далеко вперед, что Кевин банально боялся подавать резюме в приличные компании. Он снял комнату у друга и устроился в мебельный магазин сначала подсобным рабочим, а потом получил повышение до продавца.

Еще пара лет промелькнула незаметно, и Кевин родил очередной, уже многомиллиардный (зачем мелочиться!) проект. Джефф и Кевин засели за чертежи межгалактического космического челнока. На полном серьезе – вот не сойти мне с этого места!

Проект рос и ширился, подключилась еще парочка друзей: пилот международных авиалиний Джон и Майкл, механик – «золотые руки». Оставалась мелочь: найти покупателя проекта. Кевин ринулся в бой, но продавца матрасов никто не хотел слушать.

И тут в жизни Джеффа появилась я. Он как-то сразу забыл про космос и занялся более земными вещами: обустройством наших с ним отношений и дома. Затем жена Майкла отвлекла мужа от проекта века, а Джон улетел в теплые края. Кевину ничего не оставалось, как внять мольбам Джеффа и подать резюме в компьютерную компанию. Мы даже не удивились, когда Кевин сообщил нам, что получил работу в одном из местных офисов компании Bell, крупнейшего в мире производителя компьютеров, с очень приличной зарплатой: талант не пропьешь.

Всё шло хорошо почти три года. Кевин легко влился в новый коллектив, ему доверили одно из важных направлений: презентацию самого успешного продукта Bell. Презентации устраивались в конференц-залах, на больших экранах, в присутствии менеджеров высшего звена и заказчиков. Надо было провести презентацию так, чтобы клиент обалдел и, не приходя в сознание, заключил многомиллионный контракт. И за неполных три года Кевин наработал себе очень высокие показатели. В компании им дорожили.

Однажды в местный офис приехал сам мистер Белл – основатель и неизменный владелец компании, миллиардер. Он ездил по стране, инспектировал свое имущество и произносил речи перед сотрудниками.

Когда он появился в офисе Кевина, последний как раз беседовал с важным клиентом по телефону. Мистер Белл начал свою обычную речь, иногда прерываемую аплодисментами. Через какое-то время Кевин попросил клиента подождать, повернулся к оратору и сказал: – Вы не могли бы потише, а лучше шли бы в другую комнату, вы мне мешаете решать проблемы с клиентом. И вернулся к прерванному разговору.

Мистер Белл обалдел. Но быстро пришел в себя, подошел к Кевину, пожал ему руку и громко сказал всем присутствующим:

– Вот так должен работать каждый. Клиент был, есть и будет всегда priority (на первом месте).

Кроме умницы Кевина в офисе служили еще несколько консультантов: парочка солидных компьютерщиков с огромным опытом и Фернанда – девушка из Бразилии. Особым умом и талантом Фернанда не отличалась, но зато говорила по-португальски и обладала всеми атрибутами знойной бразильянки: кожей фантастического оттенка, какой бывает только у мулаток, длинными стройными ногами, роскошными вьющимися волосами, грудью размера DD и большой попой. Стиль одежды соответствовал фигуре: платья и кофточки с декольте и туфли на высоких каблуках. Туфли она привозила из Бразилии: обувь палитры хвоста попугая в Америке не производят. Когда Фернанда прогуливалась по офису от своего рабочего стола к принтеру или на кухню за чашкой кофе, у окружающих мужчин мозги стекали вниз.

С говорящими по-португальски клиентами у Фернанды проблем не было. Но таких было немного, и приходилось проводить презентации и для местной публики. У Фернанды не было достаточно высоких показателей, как у Кевина или других пользующихся уважением компьютерщиков, поэтому не все менеджеры по продажам любили работать с ней. Но график работы был построен так, чтобы все демонстраторы были одинаково загружены. И вот один из менеджеров, Крис, зубр продаж, заглянул в календарь и обнаружил, что клиенту, которого он обхаживал несколько недель и уже почти выбил из него контракт, демонстрировать продукт будет Фернанда.

Крис отправился прямо в демонстрационный зал, где у Фернанды, Кевина и других консультантов был общий офис, и громогласно объявил красавице, что, мол, лапа моя, лично я не имею ничего против бразильских секс-бомб, но этот англоязычный клиент настолько VIP, что для демо ему, Крису, нужен самый суперпервоклассный «спешалист».

Фернанда расстроилась, выжала слезу, но согласилась поменяться с кем-нибудь из команды и взять следующего по списку клиента, не такого важного и не такого капризного.

Именно в этот момент Кевин случайно вытащил из ушей наушники, которые помогали ему не отвлекаться на шум.

И в Кевине проснулся задремавший было павлин. Как когда-то и.о. царя Бунша поднялся из-за стола во весь свой немалый рост и заявил: «Кто собака? Хан собака? Не позволю такие песни про нас, царей, петь!»[16]16
  Персонаж и цитата из кинофильма Л. Гайдая «Иван Васильевич меняет профессию».


[Закрыть] – так и Кевин, немолодой, лысеющий мужчина в очках, медленно поднялся, откинув стул в сторону, и заорал на Криса:

– Не позволю так с девушками разговаривать! А ну-ка, немедленно извинись перед Фернандой!

Дальше события развивались следующим образом. Крис:

– Ты кто такой?

Кевин рвет на себе тельняшку:

– А ты кто такой? Ты как с девушками разговариваешь?

И поворачивается к плачущей Фернанде:

– Что этот козел о себе возомнил? Мы сию же минуту пойдем прямо к самому главному здесь и наваляем этому кретину.

И распушил хвост.

Крис не был дураком, побежал к самому главному первым.

Главный, по имени Кальвин, молодой, прекрасно образованный афроамериканец, выслушал Криса и согласился, что, дескать, зря Кевин топорщит перья.

Уж кто, как не он, Кальвин, знает свой продукт, своих людей, клиентов, и как важна хорошая презентация, и как много зависит от того, кто демонстрирует продукт.

Кальвин идет к Кевину Тот по-прежнему кудахчет вокруг Фернанды, стирает слезы с декольте, павлиний хвост всеми цветами радуги переливается.

Кальвин:

– Кевин, не маши крыльями, если Джон, к примеру, сделает лучше, чем Фернанда, то меняйте к черту календарь. Потому что у Джона из пяти презентаций закрылись четыре, а у Фернанды из десяти – только одна, и та в Бразилии.

Кевин, весь светясь от жара:

– А ты мне не указ.

Кальвин:

– Друг, я тебе сейчас напомню, кто здесь кто.

А Кевин, вместо того чтобы сдуться и принести извинения типа «Sorry, pardon me, больше не буду», – вдруг как стукнет кулаком по столу, как крикнет на весь офис:

– Это дискриминация по расовому признаку! Ты, черный, дискриминируешь нас, белых людей.

Все притихли. Кальвин, не говоря больше ни слова, разворачивается на каблуках и идет прямо к непосредственному начальнику Кевина – Джеймсу:

– Слушай, Джеймс, уйми своего мужика, он совсем сбрендил, жалуется, что я его харасю[17]17
  От harass (англ.) – оскорблять, притеснять.


[Закрыть].

Джеймс, добродушный Санта-Клаус в молодости, выслушал Кальвина, смахнул с черной длинной бороды крошки, оттер усы от пиццы (как раз ланч уже был) и позвонил Кевину:

– Надо извиниться, мистер Кид.

Кевин уперся:

– Не буду.

Джеймс нашел выход:

– Мужик, а давай ты на дому поработаешь недельки две. Понимаешь, нам тут перья не нужны.

И Кевин отправился домой. Неделю сидит – никто ему не звонит, не назначает презентации, не пристает с вопросами: объясните, как работает ваш продукт. Вторая неделя проходит – глухо. Получил чек. Деньги платят, а работу не дают.

Кевин пишет добровольное письмо об отставке и несет его Джеймсу. Шеф спокойно принимает письмо и желает Кевину good luck.

В коридоре Кевин встречает Фернанду Секс-бомба, застегнутая на все пуговицы, в черных скромных туфельках без каблуков шепчет Кевину, что ее поставили на listen only[18]18
  Прослушивание (англ.).


[Закрыть]: сама она демо больше не проводит, только слушает, как это делают другие, то бишь опыта набирается. Понятно, никаких комиссионных не имеет, поскольку ничего не продает.

– Зря ты так разорался тогда, Кевин, – пряча глаза, сказала на прощание Фернанда, – теперь я – первая в очереди на увольнение.

Кевин позвонил Джеффу, и они тайно от меня пошли в кино на мультфильм про роботов.

Прошло несколько месяцев. Неожиданно прилетел обратно пилот Джон, купил дом на берегу реки Потомак и пригласил Кевина пожить у него.

Кевин тоже разжился собственностью: на деньги от продажи новозеландского дома приобрел небольшой кусок земли в горах, весь заросший вековыми соснами. Строит планы покупки мобильного дома или трейлера. А пока работает продавцом в игрушечном магазине.

Недавно пригласил нас в гости на барбекю, это еще один из его талантов: мясо тает во рту, хот-доги – пальчики оближешь.

Все горизонтальные поверхности в комнате у Кевина, включая пол, заставлены snow globes, которые он покупает в магазинах подарков, на распродажах и в секонд-хендах. Те, что не поместились, пылятся в коробках, сложенных одна на другую до самого потолка. Вся комната переливается волшебным светом, и в любое время года тихо падает снежок. Мне так понравилось новое увлечение Кевина, что я пристала к Джеффу, и он подарил мне на прошлый Christmas чудесный сноуглоб с книжкой.

А Кевин выглядит счастливым, хохочет, анекдоты рассказывает.

– Не могу я каждый день надевать костюм, повязывать галстук и отправляться на работу. Мне лучше, когда вокруг игрушки и дети. Только дети свободны!

Вот такой наш Кевин – бескомпромиссный борец за права угнетенных народов. Большой старый ребенок.

В детстве я часто задумывалась, почему взрослые не могут решить простейшие проблемы, например жить мирно. Когда выросла, поняла, что взрослых просто не существует.

Фернанду уволили через шесть месяцев.

– Домой вернусь, в Бразилию. Мой американский опыт пригодится там, – рассказывала мне знойная Фернанда, попивая шампанское и любуясь видом на Капитолий через стеклянную стену. – Тесно мне здесь, тоскливо. Я привыкла к океану, пляжу.

– Два часа на машине, и ты на пляже, – сказала я, – причем у того же самого океана.

Фернанда повернулась ко мне и рассмеялась:

– Это сравнивать невозможно, приезжай в Бразилию – сама увидишь.

Неунывающая и улыбающаяся Фернанда покружилась передо мной, демонстрируя новое платье покроя «ламбада»: цвета фуксии, перетянутое на тонкой талии голубым пояском. Цвет выгодно подчеркивал и оттенял прекрасные вьющиеся черные волосы и шоколадную кожу. Платье едва доходило до середины бедер, на ногах переливались голубые с серебром босоножки на неимоверной шпильке. Фернанда была великолепна, как дорогой гордый попугай.

– Фернанда, я буду скучать по тебе, – я обняла подругу. – Прошу тебя, не меняйся.

Фернанда улыбнулась:

– Не буду.