Текст книги "Американская беседка"

Прощай, Донецк! Hello, Washington!

I

Двенадцать лет назад, в октябре, я начала открывать Америку.

Мне бы мои мозги и мой сегодняшний опыт тогда, в мои 37, и все случилось бы, возможно, иначе. Но пришлось набить много шишек, наделать кучу ошибок, прежде чем я приспособилась к новой жизни.

После получения американской визы я начала готовиться к поездке в Америку. У меня и в мыслях не было, что я там задержусь надолго, я даже с работы не уволилась: написала заявление на отпуск за свой счет и, на всякий случай, заявление на увольнение по собственному желанию. Директор школы, где я проработала чуть больше года завучем по воспитательной работе, был очень понимающим и мудрым. Я ему все рассказала и на прощание попросила: «Дорогой МН, не увольняйте меня сразу. Я поеду, осмотрюсь, может быть, мне не понравится, и я вернусь».

А он мне сказал:

– Ты не вернешься.

Как в воду глядел.

Итак, мой Американец приехал в Донецк за мной и Евой. Он пригласил нас в Париж. Я опять сбегала к Евиному декану в медицинский институт, и отпросила ее на неделю для поездки во Францию. Мы с Евой ныли на тему, что нам никогда и ни за что визы во Францию не дадут, но Американец был уверен: «Дадут». И купил нам билеты в Париж.

Американец уже был знаком с моей семьей, он как-то приезжал на майские праздники и выразил желание познакомиться с моими родителями. Мы с Евой решили устроить ему «проверку на дорогах» и отправились с ним в нашу Ялту, Донецкой области, к моим родителям на электричке до Мариуполя, а оттуда до Ялты на автобусе.

Электричка была переполнена до предела. Тетки с сумками и ведрами, пьяные мужики, отмечающие Пасху, плавно перешедшую в Первое мая, орущие дети. Сидячих мест нам не досталось, и наш Американец простоял все три часа на ногах, продемонстрировав чудеса выживаемости в нашем хаосе. Но на электричке его мучения не закончились, и ему пришлось еще раз пережить то же самое в ялтинском автобусе. Потом от автобуса пешочком с сумочками и чемоданами (вы когда-нибудь видели какой багаж у американцев, даже если они путешествуют всего два дня?). По дороге нам попадались никогда не высыхающие лужи, бредущие домой с пастбища коровы, по пути жующие сирень, которая шапкой нависает над каждым забором, и стада злых, шипящих и преследующих всех прохожих до самого дома гусей. Спрятавшись от гусей за воротами нашего дома, Американец только и смог пробормотать: «Oh my God! This is not the District of Columbia». Да уж, извините, это вам не Вашингтон.

Тут появились мои родители с хлебом-солью, и папа, подполковник медицинской службы, прошедший Анголу, Нами-бию и Афганистан, на приветствие «Hello! How are you?» вдруг заговорил по-армянски: «Բարև, բարև: Լավ եմ»[1]1
  Привет, привет, хорошо!(арм).


[Закрыть]. И, взяв лицо Американца в свои ладони, троекратно поцеловал его. Сейчас, пожив в Америке, я понимаю, какой это был стресс для Американца, особенно папины поцелуи. Мы-то от всего сердца, но американцы свято блюдут свое privacy, ревностно относясь к вторжению в свое личное пространство, и мужчина целует мужчину только в одном случае. Но тогда я об этом не знала, и для меня все выглядело вполне нормальным.

Потом, конечно, была поляна с родственниками и соседями. Где-то в середине обеда, когда народ только-только разговелся, Американец вдруг сказал, что он сыт и уже достаточно пьян и, поблагодарив всех, удалился в отведенную комнату. Папа зашипел другу и соседу Володе Шаповалову: «Все, напугали парня». А парень был младше папы всего на девять лет.

На следующий день оказалось, что неподалеку, в пансионате, отдыхает мой двоюродный брат Вова и его коллеги по цеху – врачи-урологи с женами, детьми, подругами, любовницами и их детьми. Я не знаю, каким образом он узнал, что мы тоже в Ялте, но, после недолгих уговоров, Ева, я и наш гость быстро перекочевали в пансионат к Вове.

Было начало мая, отдыхающие еще не приехали, и домики открыли только для урологов. Прямо во дворе перед домиками стоял длинный деревянный стол, полностью накрытый к обеду, со скамьями вдоль него. За столом сидело человек пять хмурых и неприветливых урологов, молча поглощающих супчик с потрошками. Ситуация напомнила мне «Место встречи изменить нельзя», когда Шарапова, неумело прикидывающегося вором, привозят на малину к Горбатому. Так же молча нас усадили за стол, налили по тарелке супа, а взрослым – по стакану водки и молча стали ждать, когда Американец и я опрокинем в себя 200 грамм, не иначе чтоб потом, как Гоша из фильма «Москва слезам не верит», пожать нам руки. Я взмолилась: «Ну ребята, он же американец, вы что хотите мировой скандал?»

Народ оживился, напрягся до покраснения, пытаясь вспомнить с похмелья английские слова, поминутно спрашивая у своих детей:

– Эй, Ванька, как там было по-английски «да не парься ты, это мы просто отдыхаем, мы – урологи»?

Дети ныли в ответ:

– Да не знаю я, папа!

А папы в свою очередь:

– Ах вы бездельники, за что только я такие бабки вашим репетиторам плачу?

Пьянка продолжалась до позднего вечера, мы периодически уходили на пляж, где Вова, невзирая на температуру воды чуть выше нуля, плавал в море стилем баттерфляй, возвращались, блюда на столе менялись, подавали шашлык, потом рыбу, потом еще что-то. А урологи сидели все там же и пили без перерыва. Всем хотелось поговорить с Американцем «за жизнь». Я уже начинала чувствовать себя где-то в фильме «Брат-2»: «Вот скажи мне, Американец, в чем правда?» И дальше по тексту. Мой братец Вова, огромный и громогласный, требовал, чтобы Американец попробовал «ерша», не путать с рыбой. А от меня – дословный перевод классического «водка без пива – деньги на ветер». Но надо отдать должное Американцу: он дал отпор моему брату, что еще никому не удавалось. Вова настолько приставучий, что и мертвого поднимет и заставит пить с ним водку до утра, петь песни под гитару, рвя струны и голосовые связки. Ему отказать было просто невозможно, и, если я просила его реветь песни потише, не то весь дом разбудит, он удивленно оправдывался: «Вит, ну мы же просто отдыхаем. Вит, ну давай вместе „прощай, от всех вокзалов поезда уходят в да-а-альние края-я-я!“»

Когда в 23:00 Американец откланялся и ушел спать, у Вовы аж рюмка из рук выпала: «Так веселье же только начинается». Я потом долго, сквозь сон, слышала рев Вовы и урологов, шум мотора, потому что в 3 часа ночи Вове захотелось поесть свежей рыбки, и он гонял на машине к круглосуточным рыбакам.

Рано утром проснулся совершенно свежий Американец, поел супчика вместо cereal-мюсли, выпил томатного сока вместо апельсинового и пошел будить Вову, чтобы поблагодарить его за прекрасный вчерашний день. Постучал в дверь, услышал вежливое:

– Твою мать… кто там?

Зашел к Вове и с лучезарной улыбкой поздоровался:

– Good morning!

А Вова как рявкнет в ответ:

– Какого хрена тебе good morning, это bad, слышишь, bad morning.

Но вернемся в октябрь.

После долгого прощания с родителями, родственниками, коллегами по работе и друзьями, мы, наконец, добрались до вокзала. Там нас ждала еще одна группа провожающих. Это настолько потрясло Американца, что, когда мы после слез и шампанского загрузились в купе, он спросил: «А почему эти люди пришли тебя провожать, и почему все плакали, они ведь должны радоваться, что ты уезжаешь в Америку?» Ну что можно было ответить на это чистокровному белому американцу? Он же везет меня в рай из этого коммунистического ада.

Утром следующего дня мы заехали в посольство Франции в Киеве, легко получили визы и вечером того же дня Ева, я и Американец приземлились в аэропорту имени Шарля-де-Голля. Мы провели замечательную неделю во Франции (про это отдельная история), и Ева улетела обратно на Украину, а мы – в Вашингтон.

В Dulles International Airport нас встретили друзья Американца Джим и Глория с цветами и открыткой Welcome to the United States. В этом все американское гостеприимство и дружелюбие. Это очень приятно и ни к чему не обязывает. В аэропорту выяснилось, что мой чемодан потерялся. Друзья подвезли нас к дому, пообнимались и удалились.

Дома меня ожидало горькое разочарование. Квартира оказалась пустой, то есть мебели в ней не было. В гостиной стояли один стул и очень старый телевизор. Я спросила: «Это черно-белый телевизор?» Американец обиделся: «Нет, конечно, цветной». В столовой был еще обеденный стол со стульями, в спальне лежал одинокий матрас, в кабинете – стол с компьютером, а все офисные принадлежности, бумаги и документы просто валялись в коробках на полу. И все. На ужин мы съели две картошки, запеченные в микроволновке. Это была вся еда в доме. Переодеться мне было не во что, так как мой багаж потерялся. В квартире было холодно и неуютно, и оставалось только лечь спать: утро вечера мудренее.

II

Октябрь в Вашингтоне и пригородах очень красивый. Прямо по Пушкину: «В багрец и золото одетые леса».

Недавно еду с работы и вдруг ловлю себя на мысли, что вдоль дороги нет ни одного одинакового дерева: и с желтыми листьями, и с красными, и с бордовыми, и даже с розовыми. Прекрасная пора! «Очей очарованье».

Таким же прекрасным был мой первый день в Америке двенадцать лет назад. Я имею в виду погоду. А вот все остальное… Но у меня был обратный билет с открытой датой, и я хранила его под подушкой: не смогу привыкнуть – уеду.

Американец, абсолютно бодрый, радостно разбудил меня в шесть часов утра: «Я пришел к тебе с приветом». Я тут же очень серьезно все ему разъяснила: «Пожалуйста, никогда не буди меня без острой на то необходимости, я сама проснусь, когда надо и в лучшем настроении».

Надо сказать, что я типичная «сова» и по утрам у меня всегда плохое настроение, поэтому утром я никогда ни с кем не разговариваю. К сожалению, эта дурная привычка передалась с генами Еве, и когда мы жили вместе, утро у нас всегда проходило в гробовом молчании. Мы молча собирались, завтракали и молча шли вместе в одну школу: Ева учиться, а я – учить.

Я никогда не встречала американцев до этого, о них я знала только из книг Драйзера, О'Генри, Сэлинджера и голливудских фильмов. Об американской жизни нам замечательно рассказывала советская пропаганда: как притесняют цветное население, как совсем зажрались белые американцы, утопая в роскоши. Американскими героями нашего детства были Анджела Дэвис, Дин Рид и Саманта Смит. Я спрашивала о них у простых американцев, никто о таких героях даже не слышал.

Хорошо, что у Американца оказалась запасная зубная щетка, а вот запасных женских тапочек у него не нашлось, поэтому я по-прежнему ходила в туфлях на высоком каблуке, в которых и прилетела. Американец сжалился и неожиданно проявил чудеса щедрости:

– Собирайся, поедем на шопинг.

На парковке перед домом стояло несколько машин, новенький «мерседес» сразу привлек мое внимание, и я с надеждой спросила:

– А которая твоя машина?

Мы миновали «мерседес» и подошли к старому, раздолбанному Jeep Cherokee.

– Этой машине 17 лет, – гордо сказал Американец и открыл мне дверь со стороны водительского места. – Садись, ты говорила, что у тебя есть права, и ты умеешь водить машину.

Jeep, как и положено 17-летней машине, был с ручной коробкой передач и без кондиционера. Я вцепилась в руль мертвой хваткой, ладони мгновенно вспотели, но, тем не менее, лихо выехала со стоянки.

Дорогие мои читатели, скажу вам честно – нам нельзя в Америку, у нас испорчен менталитет. Для нас главное что? Показать свою крутизну. Понты родились раньше нас. Мы встречаем и провожаем по одежке. Мы судим о состоятельности людей по костюму, машине, мобильному телефону. Годами нас учили думать одно, говорить другое, писать третье. Америка перевернула все мои представления с ног на голову.

По дороге за новой удобной обувью мы заехали за продуктами, и мне захотелось купить сыр. Я выбрала какой-то желтый, но Американец сказал:

– Не бери, он невкусный.

Вместо того, чтобы спросить у него: «Honey, милый, а какой сыр вкусный?» и последовать его совету, я подумала: «Какой жадюга, ему даже сыр купить жалко». Самое интересное, что этот сыр действительно оказался несъедобным, и я его никогда больше не покупаю. В Америке я научилась верить тому, что мне говорят, не искать скрытый смысл, а просто верить на слово. И они не жадные, они – рациональные.

Первый день прошел в хлопотах и покупках. Чемодан, слава Богу, к вечеру привезли, холодильник загрузили продуктами. Вечером я занялась составлением списка вещей, которые необходимо купить в первую очередь: как то диван для гостиной, комод с зеркалом для спальни и занавески на все окна. Женщина я в конце концов или нет?

Когда, пару дней спустя, Американец уехал в командировку, я не долго думая, села в машину, съездила в магазин, купила книжные полки и придала его кабинету приличный вид: все штучки из коробок переехали на полки. Через две недели наша квартира приобрела вид жилого – и даже уютного – помещения и можно было подумать о духовном.

В один прекрасный день за утренней чашкой кофе Американец положил передо мной лист бумаги с каким-то текстом.

Я спросила:

– Что это?

Он важно сказал:

– Я составил распорядок твоего дня.

Я долго читала свое расписание, и все не могла понять – шутит он так или же это все всерьез.

9–9:30 – подъем, душ и т. д.

9:30 – первая чашка кофе вместе с ним.

10–10:30 – завтрак.

Тут я оторвалась от листка бумаги и спросила:

– А кто готовит завтрак?

Он сказал:

– Ты.

– А почему в расписании не указано? Непорядок.

Он, с готовностью все исправить, в ответ:

– Sorry, honey, прости, милая, я сейчас допечатаю.

Читаем дальше.

10:30–11:30 – прогулка, знакомство с окрестностями

11:30–12:30 – изучение английского языка

12:30 – приготовление ленча

1pm – ленч.

И так далее до самого отхода ко сну. Там было и изучение его бизнеса, и просмотр телепередач с ним и без него, и общение по телефону с Евой и родителями, чтение книг, обед, ужин. Пардон за подробность, но были даже указаны дни благоприятные для секса: среда и суббота. Хорошо, что у меня есть чувство юмора, и я не восприняла всю эту муть всерьез. Но подумала, что все американцы такие педанты. Спустя двенадцать лет могу со всей ответственностью сказать: не все, он один такой, уникальный, special.

Были и положительные стороны. Поскольку он ко всему относился серьезно, то после принятия решения жениться на мне стал посещать уроки русского языка в учебном центре недалеко от нашего дома. Там он познакомился с двумя Джонами. Джон Р. женат на русской девушке, Джон С. пона-привозил русских невест из России, знакомясь по интернету, правда, ни одну из них не осчастливил и до сих пор ходит в женихах. Его бывшие невесты тоже не пропали, нашли других, повыходили замуж, родили детей, выучили язык, нашли работу. И как-то мой Американец захотел познакомить меня с двумя Джонами и своей учительницей русского языка из Новосибирска. Я заехала за своим красавцем после уроков и познакомилась со всеми.

Я так обрадовалась возможности поговорить по-русски с учительницей, что немедленно пригласила ее с мужем, тоже американцем, к нам на обед. Вдруг Джон Р. подошел к нам и пригласил всех к себе сегодня вечером на большую вечеринку в честь первой годовщины свадьбы с русской девушкой Леной. Мой Американец очень обрадовался и пообещал, что мы обязательно придем. Но мне никуда не хотелось идти, учительница Надя и ее муж уже расположились у нас, я нава-рила пельменей из русского магазина, открыли бутылочку водки. Американцы там о своем, а мы с Надей на родном, на русском, отводили душу.

Надя, скривив брезгливую мордочку, поведала:

– Этот Джон Р. нас тоже приглашал. Там у них обязательно будет Петя, он всех подряд уговаривает играть у него в оркестре на балалайках.

В моей голове сразу нарисовалась картинка из анекдотов про ностальгирующих русских, живущих на чужбине. Воображение услужливо выдало женщин в сарафанах и мужчин в косоворотках, играющих на балалайках и проливающих горькие слезы. «Я никогда не позволю уговорить себя играть на балалайке», – подумала я и на всякий случай попросила своего американца:

– Давай никуда не пойдем сегодня вечером, смотри, как хорошо мы уже сидим.

Но он проявил настойчивость и, проводив Надю с мужем, мы отправились на вечеринку. Дверь нам открыла Лена. С первого взгляда на нее я поймала себя на мысли что хочу, чтобы она стала моей подругой. Лена выглядела так молодо, что я подумала: ей наверное, лет 20. Она пригласила нас в дом, веселье было в полном разгаре.

Через пять минут я познакомилась с дирижером оркестра Петей и через неделю уже играла на балалайке в настоящем оркестре.

Это был день, который перевернул всю мою жизнь и примирил меня с Америкой, потому что именно в тот день я встретила своих самых лучших друзей.

Ева означает «жизнь»

Хорошо помню дни перед рождением Евы. 1984 год. Единственный год правления Черненко. Олимпийские игры в Лос-Анжелесе, которые мы благополучно пробойкотировали. Загнивающий коммунизм в самом расцвете, а вот Джордж Оруэлл ошибся. Не был тот год похож на его книжный.

Ереван, жара, июль. По телевизору до программы Время шел многосерийный фильм «ТАСС уполномочен заявить», а после программы Время, очень поздно, показывали фестиваль эстрадной песни в итальянском Сан-Ремо. Только к этому времени слегка спадала жара, выливался ежедневный дождь с обязательной грозой, и наступала приятная июльская ночь. «Спи, ночь в июле только шесть часов». Все окна во всех домах и квартирах были распахнуты, из каждого окна звучали сладкоголосые итальянцы. Каждую ночь мы усаживались перед телевизором и объедались невероятно вкусным шоколадным мороженым, которое выносили с молокозавода наши соседи и продавали по сходной цене. До сих пор помню эти бежевые брикеты, завернутые в целлофан и промасленную бумагу, от которых мы отколупывали куски мороженого ложкой, смоченной в холодной воде. Вот под мороженое и Сан-Ремо и родилась девочка Евочка.

Дождь шел каждый день, шел он и в тот день, когда меня увезли в роддом. Помню, как мой папа пришел меня проведать по дороге домой из своего военного госпиталя. И он стоял под окном, мне было очень больно, но я крепилась, потому что мне не хотелось, чтобы он переживал. А он все стоял и стоял и не уходил, а дождь все шел и шел, и я до сих пор вижу капли дождя на его офицерской фуражке: они собирались в шарики и скатывались ему на плечи – на погоны. И на следующий день, когда родилась Ева, тоже шел дождь, и с тех пор каждый год, в день Евиного рождения, идет дождь.

Я очень подружилась со своими соседками по палате, нас было четыре мамы, и у всех родились дочки – Гаянэ, Анжела, Моника и Ева. Я никогда их больше не видела и не знаю как сложилась жизнь девочек, которые все родились в один день.

В то время не было никаких УЗИ, и пол ребенка не был известен до момента рождения. Почему-то я была уверена на все 100 процентов, что у меня родится мальчик, поэтому имя мы приготовили только для мальчика – Сергей, в честь Мишиного отца. Когда акушерка объявила – «девочка!», я даже подумала, что она шутит. Но потом мне показали мою дочь, и она посмотрела на меня очень синими глазами серьезно и важно: «А вот и я!»

С именем сразу возникли проблемы. Миша решил назвать ее Эллой в честь любимой певицы Эллы Фицджеральд, я согласилась, хоть мне это имя и навевало ассоциации с Эллочкой Людоедкой. Миша пошел в ЗАГС получать свидетельство о рождении. А в то время в Армении как раз начался очередной виток патриотического воспитания, и на этом фоне взяли и запретили давать детям имена неармянского происхождения. Миша растерялся, но ему УСЛУЖЛИВО приволокли список имен, которые в обязательном порядке рекомендовались Отделом народного образования Армении. Как потом рассказывал Миша, из всего списка удобоваримыми и легко-произносимыми были только Анна, Эмма и Ева.

Как всегда, в Армении за деньги можно было сделать все, но денег с собой не было, поэтому Миша отправился домой. По дороге он встретил моего одноклассника Давида. Они, конечно же, пошли отмечать радостное событие. Миша рассказал Давиду эпопею с именем, а Давид выдал Мише свою.

Точно такую же, только случившуюся с ним год назад. Тоже родилась дочка, тоже хотели дать неармянское имя, тоже в ЗАГСе получил список и рассудил так: Анна у нас уже есть – сестра (у нас тоже – племянница), Эмма как бы имя для взрослой тетки. Осталось – Ева. Он ее так и назвал и не пожалел ни на секунду. Имя редкое, незатасканное, имя первой женщины на свете, означает «жизнь». Миша согласился со всеми доводами, встал, пошел обратно в ЗАГС и назвал нашу дочь Евой. А мы-то еще об этом не знали, и все записочки от родных и друзей я получила типа: «Поздравляем с рождением доченьки Эллочки!».

На следующий день Миша гордо размахивал новеньким свидетельством с именем Ева под моим окном, а я чуть с чет-вертого этажа не выпала от неожиданности. Что-что, а имя Ева мне в голову не приходило. Но больше всех расстроилась моя бабушка Нина: «Фу, где вы взяли такое имя? Такие хорошие имена у бабушек – Светочка, Зиночка!» Когда бабушка узнала, что за деньги можно сделать все, она немедленно телеграфом выслала нам 100 рублей, чтобы мы дали ее правнучке другое имя. Деньги мы взяли, но имя оставили. Потом и бабушка привыкла, но всегда называла ее по-своему – Эвочка.

Я очень рада, что Миша дал нашей дочери такое чудесное имя, и она полностью ему соответствует: Ева прекрасная идет по жизни и любит жизнь. И где-то по земле ходит еще одна Ева, дочка Давида. С такой же историей. Миша и Давид ушли из жизни молодыми, они не увидели своих девочек взрослыми. Но они дали им имя Ева – «жизнь»!