Текст книги "Зыбучие пески"

– Мамочка, мы почти приехали.

– Приехали! – воскликнула миссис Рендалл, вскакивая. Пакеты упали на пол. – О боже, я все гадаю, подойдет ли эта пряжа для носков викария?

– Уверена, что подойдет, мамочка. Ты ведь сама ее выбирала.

Я пристально взглянула на девочку. Мне послышалось? Иронические нотки? Однако, казалось, мама ничего не заметила.

– Возьми это, – велела она дочери.

Я тоже встала, взяла с полки свои сумки. Я видела, что миссис Рендалл внимательно изучает мои пожитки, так же, как раньше рассматривала меня.

– Я так полагаю, вас будут встречать, – сказала она, слегка подтолкнула Сильвию и сама последовала за дочерью на перрон. Потом повернулась ко мне и добавила: – Ах, верно, вон миссис Линкрофт. – И она крикнула своим высоким пронзительным голосом: – Миссис Линкрофт! Молодая леди, которую вы встречаете, здесь.

Я сошла с поезда и стояла на перроне с двумя большими сумками. Жена священника коротко мне кивнула, потом кивнула приближающейся женщине и поспешила прочь. Сильвия последовала за матерью.

– Вы миссис Верлен?

Ко мне подошла высокая стройная женщина, на вид ей было лет тридцать пять. Следы былой красоты тут же напомнили мне о цветах, которые я когда-то вкладывала между страницами книг. На голове – широкополая соломенная шляпа с яркими фатиновыми завязками под подбородком, огромные голубые глаза; немного вытянутое лицо, и сама она очень стройная. Она была вся в сером, исключая блузку василькового цвета, который, как я догадывалась, делал ее голубые глаза более глубокими. А в остальном в ее внешности не было ничего примечательного.

Я представилась.

– Эми Линкрофт, – представилась она в ответ, – экономка из поместья Стейси. У меня на улице двуколка. Ваш багаж доставят прямо в дом.

Она подозвала носильщика, дала ему указания и уже через пару минут вывела меня через турникет на привокзальную площадь.

– Я вижу, вы уже успели познакомиться с госпожой супругой викария.

– Да. Как ни странно, она догадалась, кто я.

Миссис Линкрофт улыбнулась:

– В этом-то и был умысел. Она знала, что вы будете в поезде, и захотела познакомиться с вами раньше всех остальных.

– Польщена подобным вниманием.

Мы подошли к экипажу. Я села, она взяла в руки вожжи.

– Мы от станции километрах в четырех, – сказала она. Я заметила изящные запястья и длинные тонкие пальцы. – Надеюсь, вам нравится сельская местность, миссис Верлен.

Я ответила, что раньше жила в городах, поэтому сельская местность будет для меня в новинку.

– В больших городах? – поинтересовалась она.

– Воспитывалась я в Лондоне. Потом мы с супругом жили за границей, а когда он скончался, я вернулась в Лондон.

Она промолчала, а поскольку она тоже была вдовой, я решила, что она вспомнила о собственном муже. Я попыталась представить, каким он был. Была ли она счастлива? Скорее всего, нет.

Миссис Линкрофт совершенно не походила на жену священника, у которой рот почти не закрывался и которая за короткое время успела мне столько всего рассказать. Было заметно, что моя нынешняя собеседница – человек замкнутый.

Она лишь сказала, что когда-то непродолжительное время жила в Лондоне, а потом упомянула о восточных ветрах – характерном явлении на этом побережье.

– Мы ощущаем здесь всю мощь ветра. Надеюсь, вы не замерзли, миссис Верлен? Уже скоро весна. А весной здесь довольно мило. Как и летом.

Я спросила ее о своих ученицах, и она подтвердила, что я буду давать уроки ее собственной дочери Элис, а также Аллегре и Эдит, миссис Стейси.

– Миссис Стейси и Элис – прилежные ученицы, вы сами увидите. Аллегра тоже неплохая ученица, только слишком резвая и, может, немного склонная к шалостям. Думаю, вы всех их полюбите.

– Жду не дождусь встречи с ними.

– Совсем скоро познакомитесь, поскольку они тоже с нетерпением ждут встречи с вами.

Дул действительно пронзительный ветер, и мне показалось, что я ощущаю запах моря, когда мы подъехали к римским развалинам.

Миссис Линкрофт сказала:

– Совсем недавно здесь велись раскопки. К нам приезжали археологи, и сэр Уильям дал разрешение их проводить. Впоследствии он пожалел о своем поступке. Сюда съезжались толпы, чтобы поглазеть. А еще здесь произошел несчастный случай. Наверное, вы слышали. В свое время из-за него поднялась огромная шумиха. Исчезла одна женщина-археолог… и кажется… больше о ней никто не слышал.

– Миссис Рендалл упоминала об этом.

– Одно время об этом только и говорили. Собралась масса зевак… Очень грустно. Я однажды видела эту молодую женщину. Она приходила к сэру Уильяму.

– Значит, она исчезла, – подытожила я. – А у вас есть версии, как это произошло?

Она покачала головой:

– Такая решительная молодая дама. Никто не может представить, как такое с ней могло произойти.

– Что… произойти?

– Она просто ушла, никому не сказав, куда направляется. Скорее всего, именно так и случилось.

– Но она никогда бы так не поступила. Сестру бы свою она предупредила.

– О! У нее была сестра?

Я едва заметно зарделась. Какая глупость с моей стороны! Если я не буду осмотрительна, я себя выдам.

– Или брата, или родителей, – продолжала я.

– Ваша правда, – согласилась миссис Линкрофт. – Разумеется, предупредила бы. Очень загадочное исчезновение.

Я решила, что проявила повышенный интерес к этому вопросу, поэтому быстро сменила тему разговора.

– Я чувствую запах моря.

– О да… через мгновение его увидите. И особняк тоже.

Я затаила дыхание в изумлении – вот он, именно таким я его и запомнила! – эти внушительные ворота с привратником, дом с молдингами, со средниками окон и арочными фрамугами.

– Какой величественный, – выдохнула я.

Она выглядела довольной.

– Есть еще прекрасный сад. Я и сама немного увлекаюсь садоводством. Это меня так… умиротворяет.

Я ее практически не слушала. Меня охватило величайшее возбуждение. Этот дом одновременно и вызывал неприязнь, и интриговал. Башни с зубчатыми стенами и машикулями[10]10
  Машикули – навесные бойницы средневекового замка.


[Закрыть] как будто предупреждали тех безрассудных, кто дерзнул войти в эти ворота. Я представила себе стрелы и горячую смолу, которые летят с высоты этих башен на врагов величественного особняка.

Миссис Линкрофт заметила, какое впечатление произвел на меня дом, и улыбнулась.

– Полагаю, что мы, те, кто живет здесь, склонны воспринимать его как само собой разумеющееся.

– Любопытно, каково это – жить в таком доме?

– Вы сами вскоре узнаете.

Мы ехали по посыпанной гравием дорожке, вдоль которой по обе стороны возвышались поросшие мхом стены. Эта дорожка вела прямо в ворота. На меня произвело глубокое впечатление то, что, когда мы проезжали под аркой, я увидела двери сторожки с глазком, через который, должно быть, пристально разглядывали всех визитеров особняка. Интересно, а сейчас за нами кто-то наблюдает?

Миссис Линкрофт остановила двуколку в мощеном внутреннем дворе.

– Здесь два внутренних дворика, – сказала она, – нижний и верхний. – Она махнула рукой в сторону четырех высоких стен, за которыми этот дворик и скрывался. – Здесь в основном жилье для слуг, – продолжала она, кивая в сторону арочного прохода, в котором я заметила ведущие вверх каменные ступени. – Над воротами – детские, а во внутренний дворик выходят хозяйские спальни.

– Какой огромный! – изумилась я.

Она засмеялась:

– Вы еще узнаете насколько! Здесь конюшни. Поэтому, если вы сойдете, я позову кого-нибудь из конюхов, а потом проведу вас в дом и представлю. Ваш багаж вскоре будет на месте… полагаю, к тому времени, как я угощу вас чаем. Я проведу вас в классную комнату, там вы и встретитесь с девочками.

Она отогнала экипаж на конюшню, оставив меня стоять посреди двора. Воцарилась тишина, и, оставшись в одиночестве, я ощутила, как будто ступила назад, в прошлое. Стала считать, сколько же веков окружающим меня стенам. Четыре… пять? Я подняла голову; со стены на меня сердито смотрели две омерзительные горгульи. Изящный готический узор на свинцовой отделке водосточных желобов резко контрастировал с этими гротескными существами. Двери, все четыре, были дубовыми, обитыми массивными гвоздями. Я посмотрела на витражные окна и задумалась: что за люди живут за ними?

Стоя во дворе, я вновь ощутила, что кроме очарования во мне вновь растет чувство отвращения. Я не могла этого объяснить, но у меня возникло непреодолимое желание убежать отсюда, вернуться в Лондон, написать своему учителю музыки в Париж и молить его дать мне еще один шанс. Быть может, всему виной злобные выражения на лицах этих каменных изваяний, выступающих из стен. Быть может, всему виной звенящая тишина, вся гнетущая атмосфера прошлого, заставившая меня вообразить, будто меня перенесло на столетия назад. Я живо представила себе, как Рома входит в ворота этой крепости, требует встречи с сэром Уильямом и задает ему вопрос: неужели он полагает, что его парк и деревья важнее истории? Бедняжка Рома. Если бы он не дал ей разрешения, была бы она сейчас жива?

Казалось, что дом – живое существо, а эти гротескные фигуры – не просто каменные изваяния. А что там за тень мелькнула в окне над вторыми воротами? Что миссис Линкрофт говорила? Там детские. Возможно. Разве не естественно, что мои ученицы захотели хоть одним глазком взглянуть, как же выглядит их новая учительница музыки, искренне уверенные, что та их не видит?

Я напомнила себе, что никогда ранее не была в таких старинных особняках. И мое отношение к этому дому подогревали обстоятельства моего приезда сюда.

– Рома, – прошептала я про себя. – Где же ты, Рома?

Мне показалось, что у меня за спиной засмеялись горгульи. Казалось, мне намекают: не стоит здесь оставаться. Если я останусь, мне придется за это как-то поплатиться. И с этим чувством пришла уверенность, что ключ к исчезновению Ромы спрятан где-то в этом доме.

Я предостерегла себя голосом Ромы: абсурд и фантастика. Пьетро заметил бы, что во мне так и не умерла тяга к романтике: она то и дело проглядывала из-под напускной уравновешенности, из-под маски прагматизма.

Вернулась миссис Линкрофт, и от нее повеяло таким покоем, что мои видения развеялись.

Признаться, я продолжала убеждать себя, что приехала сюда не столько для того, чтобы раскрыть тайну исчезновения Ромы, сколько чтобы заработать на достойную жизнь, обеспечить себе крышу над головой. Пришлось признать, что пора поставить жирный крест на своих грандиозных амбициях, поэтому данное предприятие можно считать практичным и в высшей степени разумным поступком. Мне следовало здраво оценивать ситуацию.

Миссис Линкрофт провела меня во вторые ворота, над которыми располагались окна классной комнаты. Я замешкалась, чтобы прочесть надпись.

– Вряд ли вы сможете что-то прочесть, – сказала она. – Надпись на староанглийском. «Бойтесь Бога и почитайте короля».

– Благородный девиз, – заметила я.

Она улыбнулась:

– Осторожнее на лестнице. Здесь крутые потертые ступени.

На верхний двор вели двенадцать ступеней; этот двор был гораздо больше, окруженный высокими серыми стенами. Я заметила одинаковые витражные окна, горгулий и замысловатые орнаменты на носиках водяных желобов.

– Прошу сюда, – пригласила миссис Линкрофт, толкая массивную дверь.

Мы оказались в огромном зале метров двадцать в длину со сводчатым потолком и четырьмя окнами-бойницами. Несмотря на то, что сами окна были большими, витражи были маленькими, а значит, в помещении лежали длинные тени, хотя стоял белый день. В одном конце зала находилось возвышение, на котором стоял рояль, в другом конце располагались хоры. От хоров вела лестница и два арочных проема, в которых я заметила темный коридор. На выбеленных стенах висело оружие, а у подножия лестницы – латные доспехи.

– Сейчас этот зал редко используют, – объяснила миссис Линкрофт. – Когда-то здесь устраивали балы… музыкальные вечера. Но со смертью леди Стейси и после… С тех пор сэр Уильям почти не устраивает приемов. Иногда дает обед… но, конечно, теперь, когда в доме появилась молодая хозяйка, зал будут использовать по назначению. Я так полагаю, мы вскоре будем устраивать и музыкальные вечера.

– От меня ожидается, что я…

– Я так полагаю.

Я представила, как сижу за большим роялем, стоящим на возвышении. Даже услышала смех Пьетро: «Наконец-то концертируешь. Кто-то может сказать, что ты попала на сцену через черный ход. Нет-нет, через ворота замка».

Когда миссис Линкрофт повела меня к лестнице, я положила руку на резные перила, засмотрелась на вырезанных там драконов и других злобных созданий.

– Уверена, – произнесла я, – что таких животных в природе никогда не существовало. – Миссис Линкрофт вновь улыбнулась, а я продолжала: – Я всегда недоумеваю, почему все так хотели напугать окружающих. Те, кто хотят пугать других, часто сами очень боятся. Вот вам и ответ. Должно быть, они действительно очень опасались… отсюда и эти создания, нагоняющие страх.

– Как говорится, рассчитывали вселить ужас в сердца тех, кто дерзал посягнуть.

– И им это вполне удавалось, скажу я вам. И эти длинные тени… как и эта резьба, которая слишком похожа на сказку, чтобы быть правдой, внушает чувство… страха.

– Вы слишком чувствительны к окружающей атмосфере, миссис Верлен. Вы надеетесь, что в этом доме не обитают привидения? Настолько суеверны?

– Мы все отрицаем, что суеверны, пока не сталкиваемся с загадкой. И тогда многие из нас оказываются суеверными.

– В таком случае вам не стоит здесь оставаться. В таких местах, где люди столетиями живут в одних и тех же стенах, всякие истории ходят по кругу. Слуги замечают собственную тень и клянутся, что видели привидение в сером. В таком доме, как этот, миссис Верлен, несложно их перепутать.

– Не думаю, что испугаюсь собственной тени.

– Я помню, какие у меня были ощущения, когда я впервые попала сюда. Еще не забыла, как вошла в этот зал и, испуганная, стояла здесь. – Она вздрогнула от воспоминания.

– Полагаю, все сложилось хорошо.

– Я нашла… место в этом доме… со временем. – Она едва заметно дернулась, как будто отряхиваясь от былых воспоминаний. – Думаю, нам стоит сперва посетить классную комнату. Я велю подать туда чай. Полагаю, вы не откажетесь выпить чаю.

Мы достигли галереи, где висело несколько портретов, и я заметила пару изящных гобеленов, которые вознамерилась изучить позже. Очень заинтриговали их сюжеты.

Она распахнула дверь и произнесла:

– Миссис Верлен приехала.

Я вошла за ней в комнату с высоким потолком, там сидели три девочки. Какая очаровательная мизансцена: одна сидела у окна, вторая за столом, а третья стояла спиной к камину, по обе стороны которого возвышались две массивные подставки для дров.

Та, что сидела у окна, первой подошла ко мне, и я тут же ее узнала, потому что уже видела, как она идет по проходу под руку со своим женихом. Она выглядела такой робкой – видимо, чувствовала себя неуверенно в новом положении хозяйки дома. Откровенно говоря, думать о ней как о хозяйке замка казалось нелепым. Она выглядела как ребенок.

– Добрый день, миссис Верлен! – Она произнесла эти слова, как будто много раз их репетировала. Я пожала протянутую руку. На пару секунд ее безвольная рука задержалась в моей – мне стало жаль эту девушку, захотелось ее защитить. – Счастливы вас видеть, – продолжала она несколько напыщенно.

Девушка, несомненно, гордилась густой гривой волос цвета спелой августовской пшеницы, пара завитков выбилась на низкий белый лоб. Эти завитки были единственной живой деталью в созданном ею образе чопорной дамы.

Я ответила, что тоже рада, что приехала, и с нетерпением жду, когда же приступлю к работе.

– С нетерпением жду начала наших занятий, – мило улыбнулась она. – Аллегра! Элис!

Аллегра отошла от камина и приблизилась ко мне. Густые темные вьющиеся волосы собраны в хвост и перевязаны красной лентой; дерзкие черные глаза, болезненный цвет лица.

– Значит, вы приехали учить нас музыке, миссис Верлен, – произнесла она.

– Надеюсь, вы проявите рвение в науке, – ответила я, напуская на себя суровость при знакомстве с ученицами, к тому же миссис Рендалл предупредила, что от этой стоит ожидать неприятностей.

– Зачем это мне? – О да, с ней будет непросто.

– Если вы хотите научиться играть на фортепиано, следует приложить старание.

– Не думаю, что я хочу чему-то учиться… по крайней мере, тому, чему учат учителя.

– Возможно, когда вы повзрослеете и наберетесь мудрости, вы измените свое мнение. – О боже, плохой знак – ввязываться с первых минут знакомства в словесные баталии.

Я повернулась к третьей ученице, сидевшей за столом.

– Элис, подойди, – велела миссис Линкрофт.

Элис встала передо мной, присела в сдержанном реверансе. Мне показалось, что они с Аллегрой ровесницы – лет двенадцати-тринадцати, – хотя из-за невысокого роста она казалась младше. Одета она была с иголочки: в белом с оборками фартуке поверх серого габардинового платья. Длинные светло-каштановые волосы были забраны назад голубой бархатной лентой, открывая слишком суровое маленькое личико.

– Элис будет прилежной ученицей, – мягко сказала ее мать.

– Постараюсь, – застенчиво улыбнулась Элис. – Но Эдит… миссис Стейси… очень хорошо играет.

Я улыбнулась Эдит, которая тут же слегка зарделась и ответила:

– Надеюсь, миссис Верлен будет такого же мнения.

Миссис Линкрофт обратилась к Эдит:

– Я велела подать чай сюда. Вы желаете остаться или…

– О да! – обрадовалась Эдит. – Мне бы хотелось побеседовать с миссис Верлен.

Насколько я заметила, всех немного смущал новый статус Эдит в этом доме со времени ее замужества.

Когда подали чай, я увидела, что сервировали его точно так, как мы привыкли сервировать дома: большой коричневый фаянсовый чайник и молоко в фарфоровом молочнике. На стол положили скатерть и расставили хлеб, масло, пирожные.

– Быть может, вы расскажете миссис Верлен о своих успехах в музыке, – подсказала миссис Линкрофт.

– С удовольствием послушаю.

– Вас рекомендовала мисс Элджин, если не ошибаюсь? – спросила Аллегра.

– Верно.

– Значит, вы сами когда-то были ученицей.

– Верно.

Она засмеялась и кивнула, как будто сама мысль о том, что я была ученицей, нелепа. Я уже начинала понимать, что Аллегре нравится выступать на публике. Но больше меня заинтересовала Эдит – и не только потому, что ее жизнь вызывала у меня любопытство, но, во-первых, потому, что она, юная девушка, стала хозяйкой такого огромного дома, а во-вторых, она явно была не бесталанна. Я почувствовала это по тому, как она изменилась, когда заговорила о музыке: вся засияла, стала более уверенной.

Пока мы беседовали, вошла служанка и доложила, что сэр Уильям желает видеть миссис Линкрофт.

– Благодарю, Джейн, – сказала она. – Передайте ему, что я подойду через несколько минут. Элис, когда закончите чаепитие, покажи миссис Верлен ее комнату.

– Да, мама, – ответила Элис.

Как только миссис Линкрофт вышла, атмосфера едва уловимо изменилась. Любопытно знать, почему? Экономка произвела на меня впечатление доброго человека, была в ней некая твердость, но мне совершенно не показалось, что она из тех, кто навязывает свое мнение юным девицам – в особенности таким резвым, как Аллегра.

Аллегра сказала:

– Мы ожидали кого-то постарше. Вы еще не так стары, чтобы быть вдовой.

Меня пристально изучали три пары глаз.

– Верно, мы прожили в браке всего несколько лет. Прежде чем я потеряла супруга.

– А отчего умер ваш муж? – продолжала допытываться Аллегра.

– Возможно, миссис Верлен не хочет говорить об этом, – негромко предупредила Эдит.

– Ерунда! – возразила Аллегра. – Все любят порассуждать о смерти.

Я удивленно приподняла брови.

– Правда-правда! – продолжала неугомонная Аллегра. – Посмотрите на нашу повариху. Она опускается до отвратительных подробностей о своем незабвенном – так она называет мужа, – когда ты ее ни спросишь… нет, ее и спрашивать не нужно. Она смакует эти подробности. Поэтому глупо утверждать, что люди не любят говорить о смерти. Это совсем не так!

– Возможно, миссис Верлен не такая, как наша повариха, – едва слышно возразила Элис.

«Бедняжка Элис», – подумала я. Видимо, дочь экономки здесь ровней не считали, хотя и позволили ей заниматься с ними музыкой.

Я повернулась к ней и ответила:

– Мой муж умер от сердечного приступа. Такое случается.

Аллегра взглянула на своих подруг, как будто ждала, что они вот-вот лишатся чувств.

– Конечно, – продолжала я, – существуют признаки, указывающие на то, что приступ неминуем. Когда люди слишком много работают, тревожатся…

Эдит робко предложила:

– Быть может, нам лучше сменить тему. Вам нравится преподавать, миссис Верлен? У вас было много учеников?

– Мне нравится преподавать, когда есть отдача от учеников… и никак иначе; я научила многих.

– О какой отдаче речь? – поинтересовалась Аллегра.

– Любовь к фортепиано? – предположила Эдит.

– Именно! – ответила я. – Если по-настоящему любишь музыку, если хочешь поделиться с другими тем удовольствием, которое дарит тебе музыка, ты будешь хорошо играть и наслаждаться своей игрой.

– Даже если ты обделен талантом? – тут же спросила Элис.

– Если у человека, когда он начинает, нет таланта, он может усердно трудиться, чтобы по крайней мере овладеть мастерством. Но я искренне верю, что музыкальный дар – это врожденное. Предлагаю завтра же начать наши уроки. Я по очереди прослушаю вас – тогда увидим, кто же обладает этим талантом.

– Почему вы приехали сюда? – выспрашивала далее Аллегра. – Чем занимались раньше?

– Давала уроки.

– А как же ваши бывшие ученики? Они не будут по вам скучать?

– Их было не так уж много.

– Здесь нас и вовсе только трое. И это место не назовешь счастливым.

– Что ты имеешь в виду?

Аллегра заговорщически посмотрела на девочек.

– Кое-кто приехал на раскопки в наш парк. Эти…

– Археологи, – подсказала Элис.

– Точно. Вокруг все говорили, что нельзя тревожить мертвых. Они ушли и почивают с миром, не желают, чтобы другие люди раскапывали их могилы, тревожили их дома. Говорят, что они налагают проклятие: если кто-то потревожит их покой, они отомстят. Вы в это верите, миссис Верлен?

– Нет, это все суеверия. Если римляне строили красивые дома, они наверняка хотели бы, чтобы мы знали, какими они были умными и преуспевающими.

– А вам известно, – тут же вмешалась Элис, – что они согревали свои дома с помощью труб с горячей водой? Нам рассказывала молодая дама, которая умерла. Она любила, когда ее расспрашивали о раскопках.

– Элис всегда и всем пытается угодить, – съязвила Аллегра. – А все потому, что она дочка экономки и должна всем льстить.

Я удивленно приподняла брови в ответ на подобную грубость, посмотрела на Элис, надеясь взглядом передать ей, что не намереваюсь делать никаких различий.

– Значит, чтобы угодить… этой женщине-археологу, ты делала вид, что тебе интересно? – спросила я.

– Но нам действительно было интересно! – ответила Элис. – А мисс Брэндон столько рассказывала нам о римлянах, которые ранее здесь обитали. Однако когда узнала о проклятье, испугалась, и… потом оно ее настигло.

– Она сама призналась, что напугана?

– Мне кажется, она именно это имела в виду. Она сказала: «В конце концов, мы вторгаемся в мир усопших. Поэтому неудивительно, что существует проклятие».

– Она имела в виду, что нет ничего удивительного в том, что ходят слухи о проклятии.

– Вероятно, она верила в проклятия, – предположила Аллегра. – То же самое, что верить в Бога. Люди в Библии были прокляты, потому что верили. Быть может, это работает и в обратную сторону. Мисс Брэндон исчезла, потому что верила.

– По-твоему выходит, что если бы она не верила в проклятие, то не исчезла бы? – спросила я.

В классной комнате повисла тишина. Потом Элис ответила:

– Наверное, я позже решила, что она испугалась. Когда что-то случается, легко предположить подобное.

Элис явно была девочкой неглупой, несмотря на всю свою скромность – или, возможно, именно благодаря ей. Я легко могла себе представить, как с ней обращается Аллегра, когда они остаются одни. Наверное, ее жизнь – бесконечная череда унижений: бедная родственница, которой дали кров и внешне такие же привилегии в обмен на несложные, но лакейские задания и пренебрежительное отношение со стороны тех, кто считает себе выше статусом. Я смягчилась по отношению к Элис, и мне показалось, что она потеплела по отношению ко мне.

– У Элис буйная фантазия, – усмехнулась Аллегра. – Пастор Рендалл так говорит всякий раз, когда она пишет сочинение.

Элис зарделась, а ответила:

– Похвально, – и я улыбнулась малышке. – С нетерпением жду, когда начну давать вам уроки музыки.

Прибыл лакей и сообщил, что мой багаж доставили и уже подняли в Желтую комнату, которую выделили для меня.

Я поблагодарила его, а Элис тут же предложила:

– Хотите, я вас проведу в вашу комнату, миссис Верлен?

Я призналась, что с удовольствием принимаю ее предложение.

Она встала, остальные остались сидеть, и я решила, что провожать гостей в их комнаты – обязанность старших слуг, к которым как раз и принадлежала Элис.

Она вежливо предложила:

– Прошу вас следовать за мной, миссис Верлен, – и начала подниматься по лестнице.

– Вы давно здесь живете? – продолжала я разговор.

– Я другого дома не знаю. Мама вернулась сюда, когда мне было два года.

– Дом производит впечатление.

Элис положила руку на перила, посмотрела на резные фигуры.

– Красивый старинный особняк, согласны, миссис Верлен? Я бы никогда отсюда не уехала.

– Возможно, ты передумаешь, когда повзрослеешь. Например, выйдешь замуж и твой брак станет намного важнее, чем возможность оставаться здесь.

Она обернулась, испуганно взглянула на меня:

– Я надеюсь остаться здесь в качестве компаньонки Эдит.

Она вздохнула и продолжила подниматься по лестнице. Было в ее позе некое смирение, и я представила ее сперва молодой женщиной, потом женщиной зрелой и пожилой – и в семье не своя, и среди слуг чужая. К ней обращаются в сложных семейных ситуациях. Малышка Элис тут как тут, по первому же зову, по мановению руки, безотказная и бессловесная, к помощи которой прибегают, когда надо сделать что-то неприятное.

Она неожиданно обернулась и улыбнулась.

– В конечном итоге это все, о чем я мечтаю. – Она пожала плечами. – Я люблю этот дом. В нем столько интересного.

– Даже не сомневаюсь в этом.

– Да-да, – заверила она с придыханием. – Здесь есть покои, где останавливался сам король. Если не ошибаюсь, король Карл, во время гражданской войны. По-моему, он боялся ехать в Дуврский замок, поэтому прибыл сюда. Сейчас там покои молодых. Говорят, что там обитают привидения, но мистер Нэпир не обращает на это ни малейшего внимания. В отличие от большинства людей. Эдит, например. Эдит по-настоящему напугана… но, с другой стороны, она часто пугается. Однако Нэпир верит, что для ее собственного блага полезно встретиться с предметом своих страхов лицом к лицу. Она должна научиться быть храброй.

– Расскажи мне подробнее, – попросила я, надеясь услышать больше о Нэпире и его невесте, но Элис просто продолжила описывать комнату:

– Эта одна из самых больших комнат в особняке. Королю бы отвели самую большую, верно? Там есть камин, который, по словам викария, имеет камерную арку и подпорки. Наш священник очень хорошо разбирается в древних… в старых домах, старой мебели… во всякой старине.

Мы прошли по галерее, подобной той, которая имелась и на первом этаже. Элис остановилась у одной из дверей.

– Эту комнату мама выбрала для вас. Она называется Желтой из-за желтых занавесок и половиков. Покрывало на кровати тоже желтое. Вы только взгляните!

Она распахнула дверь. Я увидела свой багаж, стоящий на паркете, и тут же в глаза мне бросились желтые занавески на большом окне, половики и покрывало на кровати с балдахином. Высокий потолок, свисающая с потолка люстра, но в комнате лежали тени, поскольку, как и большинство окон в доме, окно в этой комнате было витражным, отчего скрадывалась большая часть дневного света. Я подумала, что комната слишком шикарна для простой учительницы музыки. Любопытно, а эта комната похожа на ту, которую занимал Нэпир, – на покои, которые когда-то принимали самого короля?

– Здесь есть и уборная, только маленькая. Но она станет вашей дамской комнатой. Хотите, я помогу вам разобрать багаж?

Я поблагодарила ее и заверила, что сама справлюсь.

– Из окна вашей комнаты открывается прекрасный вид, – сказала она и подошла к окну.

Я последовала за ней и встала рядом. И увидела, что до самого ельника простирается лужайка, а за ним лежит море, и волны бьются о белые скалы.

– Смотрите! – Она повернулась ко мне. – Вам нравится, миссис Верлен?

– По-моему, очаровательно.

– Красиво… везде красота. Но все в округе говорят, что этот дом несчастливый.

– Почему? Потому что исчезла молодая женщина, когда…

– Вы сейчас говорите о женщине-археологе? Она не имеет к этому дому никакого отношения.

– Но вы ее знали, и она работала неподалеку от этого особняка.

– Я имела в виду не ее.

– Тогда есть иная причина?

Элис кивнула.

– Когда умер старший сын сэра Уильяма, все сказали, что особняк… приносит несчастья.

– Но Нэпир здесь!

– Нэпир – его брат. Речь о Бомонте. Все называли его Бо[11]11
  От Beau – красивый (фр.).


[Закрыть]. Такое обращение очень шло ему, потому что он действительно был красавцем. Потом он умер… а Нэпира отослали, и он не возвращался домой до дня женитьбы на Эдит. Сэр Уильям так и не смог пережить смерть сына. Как и леди Стейси.

– А отчего он умер? Несчастный случай?

– Может быть. А может быть, и нет. – Она прижала палец к губам. – Мама говорит, чтобы я держала язык за зубами.

Я не могла давить на нее, но девочка добавила:

– Мне кажется, поэтому этот дом и называют несчастливым. Говорят, тут живут привидения… Призрак Бо! Но что имеется в виду – что он превратился в настоящего призрака, который бродит по особняку по ночам, или что память о нем до сих пор жива, – я сказать не могу. В любом случае речь идет о некой навязчивой идее, как полагаете? Но мама будет браниться, если узнает, что я заговорила о нем. Пожалуйста, ничего ей не говорите, миссис Верлен. Просто забудьте, ладно?

Она смотрела на меня с такой мольбой, что мне стало ее жаль и я заверила ее, что ничего не скажу, и тут же сменила тему.

А моя собеседница продолжила:

– Сегодня ясно. Правда, не настолько, чтобы разглядеть берег Франции, но если у вас хорошее зрение, то мели Гудвин разглядеть можно. Ну, сами пески вы не увидите, но торчащие остовы кораблей – вполне. – Я перевела взгляд туда, куда она указывала пальцем.

– Я вижу что-то напоминающее колышки.

– Это они… их и можно разглядеть. Это мачты кораблей, которые давным-давно увязли в песках. Вы же слышали о мелях, миссис Верлен? Плавунах… зыбучих песках… Лодки вязнут в них и уже не могут выплыть. Возникает такое чувство, что их держит некая неведомая сила, и ничто не может их высвободить… и суда медленно вязнут в зыбучих песках. – Она посмотрела на меня.