Текст книги "Зыбучие пески"

– А вы когда их видели? – побуждала я ее к дальнейшим откровениям.

– Был отлив, – объяснила она. Я чувствовала, что она не хочет говорить на эту тему, но просто не сдержалась. – Единственный шанс их увидеть – во время отлива. Поскольку под водой вы ничего не сможете разглядеть, будете только знать, что внизу пески. От этого становится еще более жутко, как полагаете, миссис Верлен? То, что скрыто от глаз, пугает больше, чем то, что на виду.

– Верно, – согласилась я. – Ваша правда.

– Но… был отлив, и я могла разглядеть саму мель… прекрасный чистый золотистый песок. С мелями и порогами. Виднелись глубокие ямы, наполненные водой, и пески двигались прямо у тебя на глазах, принимая удивительные формы, похожие на чудовищ… некоторые с когтями… только и ждущих, чтобы схватить неосторожного путника и затянуть к себе. А над головой кружили чайки. И крик их был таким скорбным, миссис Верлен. О, было так пугающе, так одиноко, так безжизненно. Говорят, что в песках обитают призраки. Я разговаривала с одним из тех, кто живет на маяке Северный Гудвин, и он признался, что в дозоре иногда слышит со стороны песков леденящие душу крики. Местные говорят, что это кричат чайки, но сам он в этом не уверен. Там случаются ужасные вещи, поэтому вполне вероятно…

– По-моему, в подобном месте у любого разыграется воображение.

– Вы правы, но есть в этих песках нечто зловещее. Мне муж о них рассказывал. Он уверял: чем активнее пытаешь выбраться, тем глубже они затягивают. Давным-давно там еще не было плавучего маяка. Сейчас он появился, и люди говорят о том, что плавучий маяк Гудвина – величайшее благо для моряков из всех, когда-либо установленных на море. Если бы вы сами увидели эти пески, миссис Верлен, вы бы мне поверили.

– Я и так верю.

Она легонько потянула за вожжи, лошадь перешла на рысь. Я думала о Нэпире, который отвез ее на мели Гудвина. Можно представить, с какой неохотой она ехала. Он наверняка посмеивался над ее малодушием, убеждая себя, что должен научить ее быть отважной, но его истинной целью было удовлетворение некого садистского желания причинить ей боль.

Она сменила тему разговора и стала рассказывать мне о том, что, когда она была еще очень юной, отец, бывало, возил ее в поместье Стейси. В те дни оно казалось неким Эльдорадо[15]15
  Мифическая южноамериканская страна, богатая золотом и драгоценными камнями.


[Закрыть].

– В поместье Стейси все казалось увлекательным, – призналась она мне. – Тогда еще был жив Бо.

– Вы хорошо его помните?

– О да. Бо забыть невозможно. Он был подобен рыцарю… рыцарю в сверкающих доспехах. В одной моей книге есть картинка с прекрасным рыцарем, и он очень похож на Бо. Тогда мне было всего четыре, а он, бывало, усаживал меня на пони и придерживал меня. – Ее лицо посуровело… – Чтобы я не боялась. Иногда он сажал меня на свою лошадь и катал. «Ничего не бойся, Эдит, – приговаривал он. – Ничего не бойся, пока я рядом».

Бедняжка Эдит, она не могла бы яснее дать мне понять, что постоянно сравнивает двух братьев.

– Я так понимаю… вы испытывали к Бо теплые чувства, – бесстрастно подытожила я.

– Как и все. Он был таким очаровательным… никогда не злился. – Она вновь поморщилась. Следовательно, Нэпир часто злится, не терпит ее наивности и неопытности.

– Бо всегда смеялся, – продолжала она. – Он надо всем смеялся. Я была такой маленькой, а он казался настоящим великаном. Потом меня перестали привозить в Лова-Стейси. Я чувствовала себя очень несчастной. А когда я все же сюда вернулась – здесь все изменилось.

– Но когда вы ранее приезжали сюда, ваш супруг тоже здесь жил.

– О да. Он был здесь. Но он никогда не обращал на меня ни малейшего внимания. Я плохо его помню. Потом прошло много лет – показалось, что целая вечность, – и когда отец вновь привез меня сюда, ни одного из братьев уже здесь не было. И все изменилось. Но уже были Элис с Аллегрой, и нас стало трое… хотя они и намного младше.

– По крайней мере, у вас были друзья по играм.

– Да. – На лице Эдит читалось сомнение. – Мне кажется, что папа беспокоился обо мне. Он знал, что век ему отмерен недолгий, ведь он страдал чахоткой. Поэтому он договорился с сэром Уильямом, что тот станет моим опекуном, и когда папа умер, я переехала в усадьбу Стейси.

Бедняжка Эдит, она совершенно не принимала участия в собственной судьбе!

– Что ж, теперь вы хозяйка этого поместья и, должно быть, очень этим горды?

– Я всегда любила этот дом, – согласилась она.

– Вы, наверное, были рады, когда все уладилось.

Избитая и глупая реплика, ведь совершенно очевидно, что она несчастлива и что ситуация в доме далека от стабильной.

Мы подъехали к морю, волны мягко накатывались и отступали с покрытого галькой берега.

– Вот здесь как раз и высадился Юлий Цезарь, – сказала Эдит. На несколько мгновений она придержала лошадь, чтобы я могла насладиться пейзажем. – Кажется, с тех пор ничего кардинально не изменилось, – продолжала она. – Да и не могло измениться, не так ли? Разумеется, крепостей здесь еще не было. Любопытно, что он подумал, когда впервые увидел Британию.

– В одном мы можем быть уверены: у него не было времени, чтобы любоваться пейзажами.

Перед нами лежал городок Дил, с рядами домиков до самого берега, и на этом покрытом галькой берегу лежало множество лодок настолько близко к домам, что их бизань-гики[16]16
  Гик на бизань-мачте, растягивающий нижнюю шкаторину косой бизани.


[Закрыть], казалось, упирались в них.

Эдит рассказала мне, что желтые «кошки», люггеры[17]17
  Небольшое парусное судно.


[Закрыть] поменьше, использовались для дозаправки больших судов, которые бросали якорь в Даунсе.

Мы проехали мимо крепости Дил – круглой, с четырьмя бастионами, с бойницами, подъемным мостом, зубчатыми воротами и густо усеянными гвоздями дверями, – окруженной заросшим травой рвом, и направились дальше в городок.

В это солнечное весеннее утро здесь бурлила жизнь. Только-только пришвартовалось несколько судов, и теперь рыбаки продавали свой улов. Один рыбак нес ловушки для омаров, еще один латал сети. Я заметила малоротую камбалу, сома и налима, запахи рыбы и водорослей смешались с соленым морским воздухом.

Эдит приехала за покупками, она отвезла меня от побережья к гостинице, где собиралась оставить двуколку, и предложила прогуляться, пока она будет ходить по магазинам.

Поскольку я чувствовала, что ей хочется побыть одной, я согласилась и приятно провела время, прогуливаясь по лабиринту узких улочек с очаровательными названиями – Золотая улица, Серебряная, улица Дельфина. Я гуляла по берегу моря до самых развалин замка Сендаун, который не выдержал испытания временем и стихией. Какое-то время я посидела в уютном местечке, где выветрившаяся порода создала естественный альков. Оттуда я взирала на ласковое море и взглядом искала мачты в песках, поглощающих корабли, – напоминание о том, насколько быстро все может измениться.

Когда я вернулась в гостиницу, где мы договорились встретиться с Эдит, девушки там не оказалось, поэтому я присела на улице в одном из плетеных кресел, собираясь подождать ее. Из боязни опоздать я пришла на десять минут раньше оговоренного срока, но утро стояло прекрасное, и настроение у меня было преотличное.

И тут я увидела Эдит. Она была не одна. А в компании Джереми Брауна. Любопытно, они встретились случайно? Или договаривались? У меня тут же мелькнула мысль, что меня попросили составить ей компанию для того, чтобы отвести подозрения, что она встречается с помощником викария.

Думаю, они уже намеревались распрощаться друг с другом, как вдруг Эдит заметила меня. Вне всякого сомнения, она несколько смутилась.

Я встала и направилась к ним.

– Я пришла немного раньше, – сказала я. – Боялась, что неправильно оценю расстояние.

Джереми Браун объяснил со своей обезоруживающей улыбкой:

– Сегодня утром урок девочкам дает викарий. Он считает, что время от времени должен проводить уроки. А мне нужно было сделать пару звонков… и вот я здесь.

Я недоумевала: почему он считает, что должен передо мной оправдываться?

– Мы… случайно встретились, – мучительно выдавила Эдит, затаив дыхание, как человек, который не привык говорить неправду.

– Видимо, встреча была приятной. – Я заметила, что в руках у нее ничего нет, но, вероятно, она уже отнесла покупки в экипаж.

– Миссис Верлен, – продолжала Эдит, – вы обязательно должны попробовать наш местный сидр. Очень вкусный.

Она с мольбой посмотрела на помощника викария, который сказал:

– Да, я тоже очень хочу пить. Давайте выпьем по кружке. – Он улыбнулся мне. – Сидр не очень крепкий. Предполагаю, что вы тоже хотите пить.

Я ответила, что с удовольствием отведала бы сидра, а поскольку припекало солнышко и мы сидели не на ветру, мы решили остаться на улице и выпить сидра здесь.

Пока Джереми Браун ходил в гостиницу, Эдит сконфуженно улыбнулась, но я избегала смотреть ей в глаза. Я не хотела, чтобы она подумала, что я каким-либо образом истолкую ее встречу с куратом. Признаться, она своим поведением просто подталкивала меня к тому, чтобы я заподозрила, что за этой встречей кроется нечто большее.

К нам присоединился помощник викария, и вскоре принесли три оловянные кружки. Мне было очень приятно сидеть на солнышке. Главным образом говорила я. Я поведала, где побывала и насколько меня очаровал этот городок, я задавала десятки вопросов о лодках, которые лежали на галечном берегу. В отличие от местных жителей, курат, как и многие другие приезжие, довольно много знал из местной истории. Он рассказывал о контрабанде, которая процветает, о том, сколько здесь лодок-плоскодонок длиной в сорок футов; и какие у них огромные паруса, помогающие убегать от правительственных судов и благополучно завозить контрабандное бренди, шелк и табак. Во многих старинных гостиницах до сих пор есть тайные погреба, где хранятся все эти товары, пока не минует опасность, исходящая от таможни.

И так обстоят дела на всем побережье.

Мне нравилось беспечно нежиться на солнышке, пока Эдит болтала и смеялась, сияя от удовольствия, и казалась при этом совсем другим человеком.

Почему она всегда не может быть такой? И в то же утро я узнала ответ: пока мы сидели, весело болтая, неподалеку раздался цокот копыт по вымощенному булыжником двору и до нас донесся голос: «Буду где-то через час». Хорошо знакомый голос, от которого Эдит побледнела, а мое собственное сердце забилось чаще.

Эдит привстала, когда в поле зрения показался Нэпир.

Он тут же нас заметил.

– Вы? – удивился он, и взгляд его посуровел, когда наткнулся на Эдит. – Какая приятная неожиданность. – Потом он заметил меня. – И миссис Верлен здесь…

Я продолжала сидеть и холодно ответила:

– Мы с миссис Стейси приехали вместе. И встретили мистера Брауна. – Я не понимала, почему должна перед ним оправдываться.

– Надеюсь, я не помешаю вашей приятной компании.

Я промолчала, а Эдит засуетилась:

– Это вовсе… не то… Мы просто случайно встретились…

– Миссис Верлен мне только что объяснила. Надеюсь, вы не против, если я присоединюсь к вам с кружечкой сидра. – Он посмотрел на меня. – Сидр великолепен, миссис Верлен. Но я не сомневаюсь, что только повторяю то, что вам и так уже известно. – Он подозвал одного из официантов, одетого монахом, в длинную темную сутану, перепоясанную веревкой, и заказал сидр.

Когда он сел напротив меня, с одной стороны от него оказалась Эдит, а с другой – курат. Я поняла, что он заметил замешательство этих двоих, и стала задаваться вопросом: а догадывается ли он о причине такого смущения?

– Я удивился, встретив вас здесь, – сказал он помощнику викария. – Я всегда полагал, что вы слишком заняты. Но сидеть возле гостиницы, потягивать сидр… Что ж, приятное занятие, не находите, миссис Верлен?

– Нам всем нужно отдыхать, от этого работа только выигрывает, на мой взгляд.

– Вы правы… как, впрочем, уверен, и всегда. Тем не менее должен признаться, что я рад встретить вас всех на досуге. Как вы находите городок?

– Очаровательным, – ответила я.

– Миссис Верлен дошла до самого Сендауна, – добавил курат.

– Что… одна?

Курат зарделся, Эдит потупила взор.

– Мне нужно было кое-что купить…

– Разумеется. А у миссис Верлен не было ни малейшего желания прохаживаться по местным магазинам. Чему же удивляться? Я так полагаю, что вы живете в Лондоне, миссис Верлен, следовательно, наши маленькие магазинчики не достойны вашего внимания. Для Эдит все иначе. Она постоянно ездит в городок… – Он намеренно сделал паузу и улыбнулся сначала Эдит, потом помощнику викария, – за покупками. И что же ты купила сегодня утром?

Казалось, Эдит вот-вот расплачется.

– Я так и не смогла найти то, что искала.

– Неужели? – удивился он и вновь взглянул на помощника викария.

– Д-д-да… Мне нужны были ленты… в тон.

– А! Ясно, – ответил он.

– Цвета так трудно подбирать, – вмешалась я в разговор.

– Ну, разумеется, в этих маленьких городишках, – согласился он.

И я подумала: он знает, что она приехала сюда, чтобы встретиться с Джереми, и очень злится по этому поводу. А злится ли он? А задевает ли это его? Нет ли у него лишь желания поставить их в неловкое положение? И что касается меня, почему он так настойчиво твердит о том, что я приехала из Лондона? И почему он на меня сердится?

– Что вы скажете о сидре, миссис Верлен? – поинтересовался он.

– Очень вкусный.

– Потрясающая оценка.

Он допил свой сидр, поставил кружку на стол и встал.

– Вы меня простите, но спешно нужно уйти. У меня дела. Вы прибыли верхом?

Эдит покачала головой:

– В двуколке.

– Ах да, разумеется. Вы же хотели взять с собой все покупки. А вы? – Он смерил презрительным взглядом курата.

– Я приехал в экипаже викария.

Он кивнул:

– Дальновидно с вашей стороны. Вы же намеревались помочь с покупками. Ах да! Конечно же, вы встретились случайно, верно?

На пару мгновений его взгляд задержался на мне.

– Au revoir[18]18
  До свидания! (фр.)


[Закрыть], – простился он.

И ушел.

Мы молча сидели за столом. Сказать было нечего.

Эдит очень нервничала, когда мы возвращались домой, и раз или два я уж было подумала, что мы угодим в канаву.

Какая взрывоопасная ситуация! Мне стало жаль сидящую рядом со мной юную девушку, только-только сошедшую со школьной скамьи. Как же ей справиться с той бедой, которая на нее надвигается? Я хотела защитить ее, но не знала как.

* * *

Я сидела в гостиной викария рядом с Аллегрой и с трудом слушала ее исполнение гамм.

Аллегра даже не делала попыток научиться. По крайней мере, у Эдит имелись зачатки таланта, Сильвия боялась родителей, а Элис была усердной от природы. А вот у Аллегры не наблюдалось ни одного из этих стимулов, и она не собиралась прилагать усилий ради кого бы то ни было.

Она опустила кисти на клавиши в безудержном последнем аккорде и с улыбкой повернулась ко мне:

– Вы намерены сообщить сэру Уильяму, что я безнадежна и вы отказываетесь заниматься со мной музыкой?

– Но я не считаю тебя безнадежной. Как и не намерена отказываться от наших уроков.

– Я думаю, вы боитесь, что у вас будет слишком мало работы, если вы отпустите одну из своих учениц.

– Подобное мне даже в голову не приходило.

– Тогда почему вы сказали, что не считаете меня безнадежной?

– Потому что безнадежных людей нет. Я вынуждена признать, что твой случай – сложный, и в значительной мере ты сама в этом виновата. Но не безнадежный.

Она с интересом посмотрела на меня.

– Вы совсем не похожи на мисс Элджин, – призналась она.

– А почему я должна быть на нее похожа?

– Вы обе обучаете музыке.

Я нетерпеливо пожала плечами и взяла ноты с пюпитра.

– А так? – воскликнула я.

Она улыбнулась мне. Девочка обладала дерзкой красотой. Несмотря на темные, почти черные волосы, ее глаза были цвета сланца и казались особенно выразительными в обрамлении темных бровей и густых темных ресниц. Она, несомненно, считалась здесь красавицей, но красота ее была чувственной, той, которой стоило опасаться. И, конечно, она прекрасно это осознавала. На шее она носила ярко-красные коралловые бусы – длинные узкие бусины были нанизаны так плотно, что походили на клинья.

Она со смехом сказала:

– Нет нужды пытаться изображать мисс Элджин, потому что вы – не она. Вы познали жизнь.

– Как, впрочем, и она, – беспечно ответила я.

– Вы же понимаете, что я имею в виду под «познали жизнь». Я тоже намерена познать жизнь. Я допускаю, что буду походить на своего отца.

– Твоего отца?

Она вновь засмеялась. Своим низким притворным смехом, который уже стал прочно ассоциироваться у меня с Аллегрой.

– Неужели вам еще никто не рассказал о моем скандальном рождении? Вы уже знакомы с моим отцом. Мистером Нэпиром Стейси.

– Ты хочешь сказать, что он…

Она озорно кивнула, наслаждаясь моим едва заметным замешательством.

– Именно поэтому я здесь. Сэр Уильям вряд ли бы смог отказать собственной внучке, не так ли? – По ее лицу пробежала усмешка, но тут же на нем проступил страх. – И он не отказывал. Что бы я не делала. Ведь я могу считать себя его родной внучкой, верно?

– Если мистер Нэпир Стейси твой родной отец, тогда ты действительно его внучка.

– Вы говорите так, как будто в этом сомневаетесь, миссис Верлен. Не стоит, поскольку сам Нэпир признал меня своей дочерью.

– В таком случае, – произнесла я, – мы должны принять это как факт.

– Я не-за-кон-но-рож-ден-на-я. – Она произнесла это слово медленно, как будто смакуя каждый слог. – А моя мать… хотите узнать о ней? Она была наполовину цыганкой, приходила сюда помогать… на кухне. Мне кажется, я очень похожа на мать, только кожа у нее была темнее… и она больше похожа на цыганку. Она сбежала после моего рождения. Не смогла жить в доме. – И она запела приятным, но немного сиплым голосом: – «Она убежала с разодетым цыганом».

Она посмотрела на меня, чтобы понять, какой эффект произведут на меня ее слова, и искренне обрадовалась, потому что, видимо, на моем лице было написано, что я застигнута врасплох этими откровениями о характере Нэпира.

– Во мне течет цыганская кровь, но при этом я – одна из Стейси. Я бы никогда не отказалась ни от пуховой перины, ни от туфель на каблуках, хотя мне еще не позволяют их носить. Но у меня будут туфли и драгоценности в волосах, я буду ходить на балы и никогда, никогда не уеду из имения Стейси.

– Я очень рада, – холодно ответила я, – что ты ценишь свой дом. А теперь давай сыграем это произведение. Оно очень простое. Сперва начинай медленно, потом постарайся почувствовать, что говорит музыка.

Она поморщилась и повернулась к фортепиано. Но она была рассеянной и мысленно блуждала где-то далеко, как, впрочем, и я. Я думала о Нэпире, плохом мальчишке, который навлек на свой дом беду, так что его даже пришлось отослать из дома.

* * *

– Я часто задаюсь вопросом, – продолжала Аллегра ни с того ни с сего, – что же стало с женщиной, которая исчезла.

Мы пили чай в классной комнате – четыре девочки и я, Сильвия тоже была с нами.

Я едва не выронила чашку. Раньше я пыталась заставить людей рассказывать о Роме, а теперь всякий раз изумлялась, когда они сами заговаривали об этом.

– Какая женщина? – уточнила я. Надеюсь, мой вопрос прозвучал простодушно.

– Та самая, которая приехала сюда на раскопки, – ответила Аллегра. – В округе сейчас об этом мало говорят.

– Было время, – вмешалась Сильвия, – об этом только и разговоров было.

– Не каждый день исчезают люди, – мимоходом заметила я. – А что, по-вашему, произошло?

– Мама считает, что все намеренно подстроили, чтобы ни о чем другом не говорили. Некоторым людям такое по душе.

– С какой целью? – спросила я.

– Чтобы ощутить собственную значимость.

– Но тогда она не стала бы скрываться. Как исчезновение может повысить чью-то значимость?

– Так говорит моя мама, – настаивала Сильвия.

– Элис написала об этом целый рассказ, – негромко добавила Эдит.

Элис зарделась и потупила взор.

– Очень увлекательный рассказ, – добавила Аллегра. – От него волосы на голове шевелятся… по крайней мере, шевелились бы, если могли. У вас когда-нибудь шевелились волосы, миссис Верлен?

Я ответила, что не припоминаю такого.

– Миссис Верлен похожа на мисс Брэндон, – сказала Элис.

Мое сердце учащенно забилось в тревоге.

– Почему? – спросила я. – В чем именно?

– Своей скрупулезностью, таких людей очень мало, – объяснила Элис. – Большинство людей ответило бы: «Нет, не бывало такого» или «Да, бывало», а потом поведали какую-нибудь историю, полную всяких натяжек. Вы же говорите, что не припоминаете, чтобы волосы на голове шевелились, – очень скрупулезный ответ. Мисс Брэндон тоже была очень скрупулезной. Она говорила, что ее профессия требует педантичности.

– Похоже, ты частенько с ней беседовала.

– Мы все с ней время от времени беседовали, – ответила Элис. – И мистер Нэпир тоже. Он очень интересовался раскопками. Она часто показывала ему находки.

– Да, – подтвердила Сильвия. – Помнится, моя мама тоже обратила на это внимание.

– Ваша матушка всегда и все подмечает… особенно когда речь идет о чем-то не очень приятном, – вклинилась Аллегра.

– А что неприятного в том, что мистер Нэпир интересовался остатками римского поселения? – удивилась я.

Все девушки хранили молчание, хотя Аллегра открыла было рот, чтобы что-то сказать.

Неожиданно заговорила Элис:

– Римские развалины очень интересны. Римляне строили катакомбы, миссис Верлен, вы знали об этом?

– Да.

– Разумеется, она знала! – проворчала Аллегра. – Миссис Верлен – кладезь знаний.

– Целый лабиринт переходов, – мечтательно протянула Элис. – Христиане когда-то прятались в них, чтобы их не могли найти враги.

– Она напишет об этом рассказ, – прокомментировала Аллегра.

– Я никогда их не видела, как же я могу о них писать?

– Но ты же написала об исчезновении мисс Брэндон, – заметила Эдит. – И вышла чудесная история. Вы обязательно должны ее прочесть, миссис Верлен.

– История о богах, которые разгневались и превратили ее во что-то иное, – пояснила Сильвия.

– Так и есть, – весело внесла свою лепту Элис. – Боги превращали людей в звезды, деревья, буйволов, кусты, когда их обижали, поэтому вполне естественно, что боги во что-то превратили мисс Брэндон.

– И во что же боги превратили ее в твоем рассказе? – поинтересовалась я.

– В этом и кроется странность, – ответила Эдит. – Мы не знаем. Элис нам не сказала. В ее рассказе боги отомстили, превратив ее во что-то, но Элис так и не говорит, во что именно.

– Читатель сам должен додумать, – объяснила Элис. – Вы сами можете превратить мисс Брэндон во что захотите.

– У меня возникло забавное желание! – воскликнула Аллегра. – Представить себе, что мисс Брэндон во что-то превратили, а мы не знаем во что.

– О… как увлекательно! – пропищала Сильвия.

– Даже твоя мать не знает во что, – поддразнила Аллегра. А потом неожиданно выпалила: – А что, если в миссис Верлен?

Четыре пары глаз пристально уставились на меня.

– Вы только подумайте, – дерзко и насмешливо продолжала Аллегра, – она на нее похожа.

– Чем именно? – поинтересовалась я.

– Наверное, своей манерой говорить. Но иногда…

– Мне кажется, – вмешалась Эдит, – что мы смущаем миссис Верлен.

* * *

Меня трогало, когда Эдит искала утешения в моем обществе. Мне было понятно, почему она обращалась именно ко мне. Хотя они с девочками были почти ровесницами, но я успела побывать замужем, и, должно быть, поэтому нас тянуло друг к другу. Она казалась мне хрупким созданием, и я хотела ей помочь.

Однажды после обеда она спросила меня, не хочу ли я прогуляться верхом, и когда я призналась, что немного ездила верхом, но умелой наездницей меня вряд ли можно считать, она пригласила меня покататься.

– Но у меня нет необходимого костюма.

– Я могла бы одолжить вам. У нас почти один размер, не так ли?

Я была выше ее ростом и не такая стройная, но она уверяла, что одна из ее амазонок будет мне впору.

Ее просьба была такой трогательной. Зачем я ей? Разумеется, я знала. Она боялась ездить верхом; ей хотелось ездить лучше, а она могла это сделать только путем тренировок. Почему бы не покататься со мной? Чтобы, отправившись на прогулку с супругом, она могла чувствовать себя в седле более уверенно.

Я поддалась на уговоры, – хотя меня терзали дурные предчувствия, – и она повела меня в свою комнату, где вскоре я нашла подходящий костюм для верховой езды: длинную юбку, ладно скроенный жакет оливкового цвета и черный цилиндр для верховой езды.

– Выглядите очень элегантно! – удовлетворенно воскликнула она, и мне самой увиденное понравилось. – Я так рада. – Ее глаза радостно блестели. – Мы могли бы часто прогуливаться верхом вместе, верно?

– Но я приехала сюда учить вас музыке.

– Но не все же время отдавать одной музыке. Вы должны совершать прогулки. – Она всплеснула руками. – О, миссис Верлен! Я так рада, что вы приехали.

Меня сбило с толку такое сильное проявление чувств. Я была уверена, что причина не в большой привязанности, которую она ко мне испытывала. Она ощутила, что люди мне небезразличны, она верила, что я знаю о мире больше, чем она, и она хотела кому-нибудь довериться. Бедняжка Эдит, она была испуганной юной женой.

Мы вместе спустились в конюшни, один из конюхов подобрал нам лошадей.

Я объяснила, что пока еще являюсь новичком в этом деле.

– Мой опыт ограничивается лондонской школой верховой езды, хотя иногда мне и доводилось ездить верхом в Роу.

– Тогда возьмите Хани[19]19
  От Honey – мед, медовый (англ.).


[Закрыть]. Она такая же милая, как и ее имя. А для миссис Стейси, мадам, думаю, подойдет Венера.

Эдит нервно возразила: нет-нет, она хотела бы оседлать такую же покладистую лошадь, как Хани.

Когда мы выехали из конюшни, Эдит призналась:

– Мой супруг любит, чтобы я ездила на Венере. Он говорит, что Драже… – она нежно похлопала по шее лошадь, которую оседлала, – это лошадь для детей. На ней учатся ездить девочки. Она не так остро реагирует на поводья. И я ощущаю себя на ней вполне уверенно.

– В таком случае вы сможете получить удовольствие от этой прогулки.

– Я получаю удовольствие от нашей совместной прогулки, миссис Верлен. Иногда мне кажется, что наездницы из меня не выйдет. Боюсь, я сильно разочарую своего супруга.

– Но верховая езда не должна становиться смыслом жизни, согласны?

– Нет… нет. Думаю, нет.

– Поезжайте вперед. Вы же лучше знаете окрестности.

– Я отвезу вас в Дувр. Пейзажи там невероятные! Замок на горизонте, а потом резкий спуск в гавань.

– С удовольствием, – согласилась я.

День стоял удивительный: я смогла разглядеть то, чего никогда не замечала раньше. Меня очаровали ярко-фиолетовые цветы крапивы в полях и желтые примулы на лугах.

– Отсюда видны римские развалины, – сообщила мне Эдит. – Если оглянуться назад.

Я оглянулась и подумала о Роме.

– Полагаю, нам бы сказали, если бы выяснилось, что же произошло с той женщиной, – произнесла Эдит. – Такой ужас, верно? Думать, что кто-то… мог просто так исчезнуть без следа… Я все задаюсь вопросом: а был ли человек… который хотел бы, чтобы она исчезла?

– Это невозможно! – слишком горячо возразила я.

Я отвернулась от развалин, и мы поскакали дальше вдоль береговой линии.

Прозрачная зелень моря, на небе ни облачка, воздух настолько чист, что я даже могла разглядеть французский берег…

– Какая красота! – выдохнула я. Когда мы подъехали к Дувру поближе, Эдит указала на какой-то дом с привидениями у дороги. – Дама в сером выходит оттуда, когда слышит цокот копыт. Говорят, что она вышла на дорогу, чтобы остановить проезжающий экипаж. Возница ее не заметил и сбил… насмерть. Сама она пыталась сбежать от мужа, который хотел ее отравить.

– Вы думаете, она выйдет, когда услышит цокот наших копыт?

– Это случается только ночью. Самое ужасное всегда происходит по ночам, согласны? Хотя говорят, что женщина-археолог пропала средь бела дня.

Я молчала. Вспомнила, как стояла рядом с Ромой недалеко от этого самого места, разглядывая величественный замок – крепость и ключ от всей Англии, как его называют. Замок стоит тут уже восемь сотен лет, неподвластный времени и стихиям – мрачное предупреждение любому нежеланному гостю. Горделиво возвышающаяся на поросшем травой склоне, крепость являлась истинным шедевром из серого камня, стоящим на страже узкой полоски канала. Квадратная цитадель, башня констебля, защищенная разводным мостом и опускающейся решеткой, средневековые полукруглые башни, глубокий, обсаженный деревьями ров, мощные опоры, крепкие стены – все выглядело настолько внушительно, что я не могла отвести взгляд.

– Такая прочная, верно? – почти застенчиво произнесла Эдит. – Такая внушительная.

– Величественная, – ответила я.

– Вон башня Певерела с арочным входом, а вон там, на северо-восточной стене, башня Авранш. Там есть платформа, где стояли лучники и пускали свои стрелы. В башне Сент-Джон есть лазейки и площадки, на которых располагались разного рода устройства для того, чтобы поливать врагов расплавленным свинцом или кипящим маслом. – Она передернула плечами. – Ужасное зрелище… но зачаровывает.

Я обратила внимание Эдит на кое-что вдали – на развалины римского маяка, который был старше самого замка. Помню, Рома называла этот маяк Фаросом.

– О да, – согласилась Эдит. – Это действительно страна римлян.

– Разве не вся Британия?

– Да, но именно здесь они высаживались на берег. Только представьте! Этот маяк был их путеводной звездой в море. – Она с легкой нервозностью рассмеялась. – Я никогда не думала о римлянах, пока не появились эти люди. А все потому, что раскопки велись прямо у нас в парке.

Мы заметили приближающегося к нам по холму всадника. Я узнала его на секунду раньше Эдит. Как я поняла, она была немного близорука… поэтому произошедшая в ней перемена не укрылась от моих глаз.

Сперва она заметно побледнела, потом залилась румянцем.

Нэпир рывком снял шляпу и выкрикнул:

– Какая приятная неожиданность!

Эдит испуганно охнула. Он тут же почувствовал ее смятение и ответил сардоническим взглядом.

– Что за коня для вас оседлали? – спросил он. – Старую клячу из питомника?

– Это… Драже.

– А вы, миссис Верлен? Почему не сказали, что желаете совершить прогулку верхом? Я бы позаботился о том, чтобы вам подобрали достойного жеребца.

– До которого я еще не доросла. Я не наездница, мистер Стейси. Эта лошадь идеально мне подходит. Меня заверили, что она ласковая, как и ее имя, – то, что мне нужно.

– О нет. Вы ошибаетесь. Я настаиваю, чтобы вы оседлали настоящего коня.

– Вижу, вы меня не понимаете. Я редко езжу верхом.

– Досадное упущение, которое вы должны исправить. Верховая езда – удовольствие, в котором не стоит себе отказывать. Отличная тренировка и приятное времяпрепровождение.

– Это по-вашему. Возможно, другим иные развлечения больше по вкусу.

Эдит, казалось, чувствовала себя неловко. Она мгновенно утратила уверенность в себе.

– Вы уже возвращаетесь домой? – поинтересовался он. – В таком случае, позвольте вас сопроводить.

Путь назад оказался не такой приятной бесцельной прогулкой, как поездка сюда, поскольку Нэпир не желал неспешно ехать по тропинкам. Он повел нас через сельскую местность, пустив лошадь легким галопом. Моя последовала ее примеру, и я уже была не уверена, что смогу ее остановить, если захочу. Я видела, как побледневшая Эдит вцепилась в поводья, и меня вновь охватило негодование из-за поведения этого человека, который делал ее несчастной.