Текст книги "Возлюбленная из Ричмонд-Хилл"

– Как бежит время! – между тем изрек король.

– Да, я всегда с ним в ссоре, – откликнулась королева.

– Если нужно что-то сделать, времени не хватает, но если бездельничаешь – времени всегда хоть отбавляй!

– Нет, это в молодости время тянется долго; в старости же оно всегда пролетает незаметно.

Королева многозначительно посмотрела на дочерей.

– Ничто меня так не выводит из себя, как люди, не знающие, чем им заняться. А вот мне всегда не хватает времени, у меня всегда столько дел! Но еще больше меня сердит… – тут королева бросила строгий взгляд на принцессу Шарлотту, – когда люди подходят к окну и восклицают: «Какой сегодня ужасный день! Что, что можно делать, когда такая плохая погода?» – «Что делать? – говорю в таких случаях я. – Займитесь чем-нибудь полезным, и тогда погода не будет иметь никакого значения».

«Какая все это тоска! – подумала принцесса Шарлотта. – Неудивительно, что Георг как с цепи сорвался, когда выскользнул на волю. А кто бы удержался от искушения?.. Теперь он гоняется за своей вдовушкой и все только о нем и судачат. Счастливчик! Хорошо бы он сюда приезжал почаще! И побольше бы болтал с нами! Но он приехал всего один раз – и то лишь когда вообразил, будто влюблен в Мери Гамильтон. А она была нашей фрейлиной.

Интересно было бы послушать последние новости о Георге.

Может быть, король с королевой заведут о нем разговор, позабыв о присутствии дочерей…

Но они, разумеется, не завели. Они беседовали о музыкальных конкурсах, которые король учредил в том году. Считалось, что все должны быть от нововведения в таком же восторге, как и их Величества.

«А я вовсе не в восторге!» – подумала принцесса. Она все еще немного дулась на отца, ведь он заявил, что на ее день рождения будет устроен концерт, а ей гораздо больше хотелось повеселиться на балу.

– Вы не любите музыку, – укоризненно заметил тогда король.

– Но, папа, – дерзко ответила принцесса, – может быть, у меня нет слуха.

– Нет слуха? Что вы хотите этим сказать? А? Вы должны развивать свой слух! Вам придется полюбить музыку.

И королева туда же:

– Его Величество совершенно прав, принцесса. Он желает, чтобы все члены его семьи любили музыку. Как чудесно выйти замуж!

«Как только мне найдут жениха, – решила принцесса, – я начну шить подвенечное платье. Я все сошью своими руками и с каждым стежком буду приговаривать: «Близится час свободы!»

Шарлотта поглядела на свою сестру Августу, которая в отсутствие родителей болтала без умолку и терпеть не могла одеваться; Августа позволяла камеристкам надевать на нее все, что им вздумается, и если бы не они, выглядела бы сущим пугалом. Что касается Елизаветы, то она переживала стеснение своей свободы гораздо меньше, чем остальные сестры: Елизавета обычно запиралась в спальне и писала стихи. Ну а Мария с Софией были еще маленькими и толком не понимали, чего они лишены.

Король разглагольствовал о концертах, устраивавшихся в аббатстве: дескать, они проходят с большим успехом, и он заказал две ложи: одну для себя и супруги, другую – для остальных членов семьи. Он упомянул про мистера Бейтса, который так восхитительно играет на органе. Королю хотелось, чтобы люди, присутствовавшие на концерте, могли видеть органиста, и он распорядился поставить сиденья так, чтобы это было возможно.

«До чего же он интересуется всякой ерундой! – возмутилась про себя принцесса. – Неудивительно, что все считают его старым занудой».

– Еще я беседовал с доктором Бернеем о репетициях «Мессии». Доктор Берней – достойнейший человек…

Сколько она уже слышала о достоинствах доктора Бернея? А о подготовке к концертам? Ну а уж имя Генделя вообще не сходило с уст короля.

«Ладно, мне уже восемнадцать, – утешила себя Шарлотта, – так что они наверняка постараются поскорее подыскать мне мужа. Ведь им надо выдать замуж шестерых дочерей! А это немало».

– Я бы не прочь прогуляться, – сказал король королеве, и принцесса догадалась, что они хотят обсудить последние выходки Георга: король явно желал побеседовать с супругой наедине. А поскольку он никогда не обсуждал с ней государственные дела – считая, что женщины неспособны вникнуть в столь серьезные вопросы, – то принцессе стало совершенно ясно, что матери и отцу предстоит беседа на самую занимательную, по мнению Шарлотты, тему: они будут обсуждать провинности Георга…

Ах, ну почему она не может присутствовать при разговоре? Неужели он действительно разыграл комедию со свадьбой? Как это потрясающе! И как похоже на Георга! Да, роман с вдовой явно будет не менее забавным, чем история с Пердитой…

– Принцесса! – молвила королева, постукивая пальцами по столу. – Где моя табакерка?

Принцесса Шарлотта поспешно вскочила: она пренебрегла своей наиглавнейшей обязанностью – ей полагалось набивать табакерку королевы и держать ее наготове. Король болезненно поморщился, королева по-прежнему постукивала по столу.

«Ей-богу, – подумала Шарлотта, – они больше переживают из-за пустяков, чем из-за потери колоний».

Наконец король с королевой собрались уходить.

Принцессы выстроились в ряд и приседали в реверансах, ни на секунду не забывая о том, что они должны помнить о своем достоинстве и вести себя как подобает принцессам, то есть никогда не забывать о том, что они королевские дочки и, приседая перед одними, чваниться перед другими.

Какой же Георг счастливчик, что ему удалось вырваться из-под постоянного родительского надзора!

Прогуливаясь с королевой по парку, король немного поговорил о цветах, о расположении тропинок, о кустах и деревьях, а потом перешел к тому, что было для него важнее всего.

– Вы, несомненно, слышали о последних скандальных историях, связанных с нашим старшим сыном?

– Да, – кивнула королева, – не услышать о них просто невозможно. Это у всех на устах. Швелленбург сказал мне, что в городе распевают балладу о принце.

– Да, и довольно мелодичную, – усмехнулся король, – но лучше б она была про кого-нибудь другого, а не про принца Уэльского.

– Боюсь, его выходки обрекли Ваше Величество на бессонные ночи.

– Совершенно верно, я не спал уже десять ночей подряд.

– Но неужели его нельзя как-то приструнить? – Королева говорила суровым тоном. Она любила Георга больше всех остальных детей. Когда он родился, она считала себя самой счастливой женщиной на земле. А впервые увидев произведенного ею на свет здорового младенца, заливавшегося громким плачем, она испытала блаженство, которого больше никогда не испытывала. Королева обожала Георга. Она до сих пор любовалась на восковое изображение, сделанное ее рукой и вот уже много лет хранившееся на туалетном столике. Однако ослепительный, дерзкий, юный денди, каким стал теперь ее сын, был совершенно непохож на того голенького младенца, и поскольку Георг вполне однозначно дал понять матери, что у него нет для нее времени, она частенько ополчалась на него. Порой ей страстно хотелось, чтобы он пришел к ней и поговорил по душам; она бы тогда всеми силами постаралась ублажить его. Но он не приходил, и королева время от времени давала волю обиде, позволяя себе немного поругать сына.

– Приструнить этого щенка? Но как? Как мы можем его приструнить? Что можно сделать, а? Скажите на милость!

Королева нервно закусила губу. Она очень боялась, когда король начинал волноваться: королева тут же вспоминала о недуге, мучившем ее мужа несколько лет тому назад… король тогда вел себя так странно, она понимала, что он не в себе… С тех пор королева опасалась, что болезнь может вернуться.

Когда же король волновался – а она сразу это замечала, поскольку темп его речи убыстрялся, – королеве становилось особенно страшно. Больше всего короля выводили из равновесия разговоры о принце Уэльском.

– Нет, я думаю, повлиять на него трудно, – мягко проговорила королева, стараясь успокоить мужа.

– Да, ведь ему уже двадцать один год. У него есть сторонники. Взять хотя бы этого Фокса… Фокс! Еще одна скользкая тема…

– Этому человеку есть за что ответить. Я был бы рад увидеть его в Тауэре.

– Если бы вы могли его туда посадить… Король мрачно пробурчал:

– В этой стране у королей нет реальной власти. Они должны плясать под дудку парламента. Как я могу убрать Фокса, а? Как? Как, скажите на милость?! Из-за чего? Из-за того, что он дурно влияет на принца Уэльского, учит его пить, играть в карты и предаваться разврату? Да? Вы представляете, как они все расшумятся? Даже Питт будет против… хотя он ненавидит этого типа! Нет, нам придется мириться с мистером Фоксом. Хотя хуже этого субъекта для страны ничего нет! Вы знаете, что он содержит игорный дом? Знаете, а?

– Нет, не знаю, – пролепетала королева.

– Да, мадам, игорный дом! И это закадычный приятель нашего сына. Насколько мне стало известно, он сожительствует с женщиной, которая… которая была раньше любовницей нашего сына. И теперь они продолжают видеться и бог весть чем занимаются… – Глаза короля налились кровью при мысли о беспутстве сына… он подумал про мистера Фокса и его любовницу и представил себе, что он, король, тоже занимается чем-то подобным с… с женщинами вроде Элизабет Пемброук.

– Это отвратительно! – вскричал он. – А? Что?

– Отвратительно, – поддакнула королева.

– И потом он погряз в долгах!

– Но вы же заплатили его кредиторам.

– С тех пор прошло время. А этот… этот щенок, недолго думая, наделал новых долгов. Он играет… постоянно играет в карты! И потом этот Карлтон-хаус… Представьте себе, мадам, он гораздо больше, чем любой из наших дворцов! Уверяю вас! И буквально все наши придворные, и мужчины, и женщины, предпочтут быть приглашенными в Карлтон-хаус, нежели в Букингемский дворец, в Сент-Джеймс, Кью, Хемптон или Виндзор.

– Неужели такое возможно?

– Да, это так, мадам. А теперь еще появилась эта вдова…

– Я о ней слышала. Но мне говорили, что она добродетельная женщина и отвергает его ухаживания.

– Добродетельная женщина! – хмыкнул король и попытался представить себе Марию. Ему было известно, что она красива, но при этом скромна, что она не пудрит волосы, не румянит и не белит лицо. Судя по отзывам, она хорошая женщина – тем более что отвергла принца!

– Гм… – продолжал король, – я рад, что она порядочная женщина, но ведь наш юный фат выставляет себя на посмешище, повсюду таскаясь за ней и рассказывая всем о своей великой любви… он даже о свадьбе болтает, как вам это нравится?

– Но ведь это чистейший вздор!

– А он никогда ничего путного не делает. Однако я попросил предоставить мне отчет о его долгах: прежде чем погасить их, я желаю получить подробное описание всех его трат.

– Боже мой, сколько же от него неприятностей! И как он докатился до этого?

У короля имелся готовый ответ на сей вопрос. Он звучал коротко и ясно:

– Фокс.

Король немного помолчал и продолжил:

– Женщины любят поболтать. Если вы что-нибудь услышите о его романе, немедленно дайте мне знать.

– Но женщины всегда преувеличивают.

– Что правда – то правда, и вдобавок они болтают много чепухи, однако эта история имеет слишком большое значение. Мы должны обращать внимание на все, что становится известным. Не нравятся мне эти разговоры о свадьбе. Они вселяют в меня тревогу.

– Но он не сможет жениться на ней! Согласно Брачному кодексу эта женитьба не будет считаться законной.

– Все равно, раз она добродетельная женщина, мне не хотелось бы, чтобы он морочил ей голову свадьбой.

– Он не осмелится. Принц знает законы. Как бы он ни безумствовал, он понимает, что принц Уэльский не смеет жениться, не заручившись вашим благословением и согласием парламента.

– Да, он должен это понимать, – король умолк, вспомнив о своем юном безумстве. Ему очень хотелось бы навсегда позабыть о нем, но вряд ли такое было возможно. Ханна Лайтфут, прекрасная квакерша, в которую он влюбился, когда ему было еще меньше лет, чем сейчас принцу, и с которой он тоже сочетался не совсем законным браком, частенько выступала из тени забвения и напоминала о себе.

Король не смел думать о ней. Ведь стоило ему вспомнить о Ханне, как он начинал слышать голоса. А король боялся этих голосов не меньше, чем королева.

* * *

Принц в полной растерянности вернулся в Карлтон-хаус.

– Что мне теперь делать? – причитал он.

Принц призвал к себе Георгиану и Чарлза Джеймса Фокса.

Они должны ему помочь, должны что-то посоветовать! Мария сбежала. Что же ему теперь делать? Он ведь не может без нее жить!

Они ломали голову, не зная, что посоветовать страдальцу. Чарлз предлагал принцу немного потерпеть. Что-нибудь да произойдет. Может быть, Мария напишет письмо… Георгиана пыталась утешить принца, но его ничто не успокаивало.

– Я могу сделать только одно, – заявил принц. – Мне нужно разыскать ее. А посему я немедленно отправляюсь на материк.

– Вы забываете, – напомнил ему Чарлз, – что принц Уэльский не имеет права покидать Англию без согласия короля.

– Тогда я должен заручиться его согласием!

– Его Величество никогда не позволит вам уехать, ведь вы последуете за женщиной в надежде сделать ее своей любовницей!

– Не любовницей, а супругой! – вскричал принц. – Супругой!

– Ну, дело тут только в названии, и, уверяю вас, Его Величество сумеет подобрать подходящий синоним.

– Мне наплевать на мнение Его Величества! – безрассудно заявил принц, и мистер Фокс печально покачал головой: этим он желал потактичнее напомнить принцу, что игнорировать мнение Его Величества в подобных делах не представляется возможным.

* * *

Принц попросил у отца аудиенции, и, приняв его, король был приятно удивлен, заметив, что сын держится довольно смиренно: это было что-то новое…

– Ваше Величество, я умоляю вас отпустить меня за границу.

– За границу? Зачем? Народу это не понравится. Место принца Уэльского у себя на родине. Разве вам это неведомо, а?

– Я наделал много долгов.

– Что ж, это вполне естественно… если учесть ваш образ жизни. Вы все время куда-то мчитесь… то в Брайтон… то обратно в Карлтон-хаус… И потом вы же игрок! Сколько вы наделали карточных долгов, а, спрашивается? Да и на женщин вы тратите баснословные деньги. Поэтому ваши долги меня вовсе не удивляют.

– Но у меня огромные расходы.

– Наверняка… Наверняка… Карты… женщины… это дорогие удовольствия.

– Ваше Величество даже представить себе не может, насколько они дорогие.

Ах ты, юный развратник! Он еще и издевается… Дескать, что ты знаешь о подобных вещах?

«Да, – подумал король, – я занимаюсь государственными делами, а не гоняюсь за развлечениями».

Ему хотелось закричать на наглеца, однако он прекрасно знал, что скажет ему на это сын. «Может, для страны было бы лучше, если бы ты увлекался не политикой, а картами и женщинами. Это обошлось бы немного дешевле, чем потеря колоний».

Колонии всегда маячили на задворках королевского сознания. Больше всего на свете короля беспокоили колонии и принц Уэльский.

– Итак, – молвил король, – вы испытываете денежные затруднения.

– Да, я кругом должен.

– И вам кажется, что, скрывшись за границей, вы сможете избавиться от кредиторов?

– Я думаю, мне следует уехать на некоторое время.

– Именно по этой причине?

– Да, сир.

«Лжец! – подумал король. – Ты хочешь отправиться на поиски вдовы, которая сбежала, бросила тебя. Она хорошая, разумная женщина. Только подумать, что мои подданные вынуждены бежать, спасаясь от приставаний принца Уэльского! Приятная ситуация, ничего не скажешь!»

– Я не могу дать вам согласие на поездку за границу, – решительно заявил король. – И мне хотелось бы поподробнее узнать о ваших долгах. Я хочу получить самое что ни на есть детальное описание. Тогда мы посмотрим, чем вам можно помочь. Мне хочется надеяться, что это послужит вам уроком.

Но принц его не слушал. Он впал в невменяемое состояние. Любой другой человек мог свободно покидать страну, когда ему вздумается, но он… он был здесь пленником!

* * *

Принц помчался в Чертси. Фокса дома не оказалось, но Лиззи была готова утешить принца… если его вообще можно было чем-то утешить.

– Лиззи, Лиззи, что мне делать?

– Но должен же быть выход! – пыталась успокоить принца Лиззи. – Я поговорю с Чарлзом. Мы что-нибудь придумаем.

– Я даже не знаю, где она теперь. Я поехал к старому шуту, а он потребовал подробного отчета о моих долгах. Ну, откуда я знаю, на что ушли деньги? Но за границу он меня все равно не отпустил! Он прекрасно понимает, зачем мне понадобилось уехать. Все об этом судачат. А этот старый ханжа мне еще и проповеди читает! «Карты! Женщины!».. А сам облизывается, потому что у него в жизни ничего подобного не было, и ему завидно.

– Я думаю, Ваше Высочество должны спокойно обдумать план действий.

Принц схватил ее за руки.

– Но как, Лиззи? Как?

– Давайте прикинем. Если бы нам удалось узнать, где она, вы бы написали ей письмо.

Письмо! Мысль о письмах всегда для него была целительным бальзамом на раны. Он прекрасно владел пером и мог растрогать Марию. Стоило ей решить, что он умирает, как она тут же смягчилась и позволила надеть себе на палец кольцо, подписала брачный договор… Если б только ему опять удалось затронуть ее за живое…

Принц с надеждой поглядел на Лиззи.

– Но где… где она?

– Это нам предстоит выяснить.

– Но ведь я все равно не смогу к ней приехать. Мне остается только писать ей письма. О, Лиззи, если бы ты знала, как глубоки мои чувства!

– Я знаю, – ласково проговорила Лиззи.

– Нет, ты не можешь знать, я никогда не испытывал ничего подобного! Я не успокоюсь, пока она не вернется ко мне. – Принц откинулся на кушетку и, закрыв лицо руками, зарыдал.

После этой беседы Лиззи Армистед сказала Чарлзу Фоксу, что, хотя принц всегда довольно бурно выражает свои чувства, он никогда еще не приходил в такое исступление. Принц то смеялся, то плакал, он упал на пол и перекатывался с боку на бок, а потом принялся биться лбом о стену, и Лиззи пришла в ужас, решив, что он потерял рассудок.

– Ваше Высочество! – взмолилась Лиззи. – Умоляю, поднимитесь с пола, присядьте на стул. Катайтесь, не катайтесь по полу, вы горю не поможете.

– А какой смысл в том, что я буду стоять, как истукан? – воскликнул принц.

– Если мы спокойно обдумаем создавшееся положение, мы сможем найти какой-нибудь выход.

– Вот что я тебе скажу, Лиззи: я отрекусь от престола! Если мне как наследнику трона нельзя жениться, на ком я хочу, то я откажусь от престола! У меня есть братья. Я продам все, что имею: драгоценности, посуду – все! Я разыщу Марию и убегу с ней в Америку.

«В Америку! – хмыкнула про себя Лиззи. – Довольно неудачный выбор. Интересно, как американцы встретят человека, чьего отца они считают своим заклятым врагом?»

Однако указывать сейчас на это принцу не имело смысла.

Ее вдруг осенило.

– Ваше Высочество не может отправиться за границу, это исключено, раз король вам не позволил, но почему бы вашим друзьям не поехать и не попытаться выяснить, где скрывается Мария? Если бы вы напали на ее след, вы смогли бы написать письмо, и надеюсь, оно убедило бы ее…

– Лиззи, – воскликнул принц. – Да благословит тебя Бог! Ты всегда была моим добрым другом.

* * *

Разыскать Марию было под силу только одному человеку – герцогу Орлеанскому, который в то время как раз находился в Англии. Принц не сомневался, что Мария уехала во Францию, ведь она прекрасно знала эту страну, считая ее своей второй родиной. Герцог жил в Лондоне с Грейс Элиотт, которая не так давно была любовницей принца.

Их роман протекал весьма приятно – никто из них не докучал другому изъявлениями своей верности. Высокая, стройная, как тростинка, Грейс была веселой молодой женщиной, за которой вечно волочился целый шлейф поклонников; они с принцем расстались без сожаления, и поэтому им удалось сохранить дружеские отношения.

Когда принц пригласил герцога Орлеанского в Карлтон-хаус и поведал о своей беде, француз преисполнился к нему сочувствия.

– Она где-то в вашей стране, я уверен! – воскликнул принц. – Но я не знаю где именно!

– Это вполне можно выяснить, – ответил герцог Орлеанский. – Появление такой прелестной англичанки везде, куда бы она ни направилась, вызовет пересуды.

Принц в тоске стиснул руки, подумав о бесконечно желанной Марии, оказавшейся в стране, где мужчины славятся своей галантностью. А что, если один из них предложит ей то, что он, принц, предложить не в состоянии – законный брак?..

– Я должен ее разыскать! – вскричал принц. – Я хочу ей сказать, что я все отдам… все на свете, лишь бы жениться на ней!

Герцог сочувственно кивнул. А про себя подумал, что принц – болван, который несет какую-то чушь. Отдать королевство за обладание пухлой матроной?.. Сам герцог Орлеанский давно положил глаз на французскую корону, и, судя по донесениям шпионов, которыми была наводнена Франция – а особенно Пале-Рояль, – события в его стране подходили к кульминационному моменту, предвещая благоприятный исход для герцога.

Герцог Орлеанский отличался огромным честолюбием; ему не было еще и сорока лет, но он вел такую разгульную жизнь, что где-то подцепил отвратительную кожную болезнь, ставшую причиной раннего облысения и изуродовавшую лицо так, что скрыть это не представлялось возможным. Однако на успехах герцога в обществе это почти не сказывалось, поскольку его недостатки заслонялись богатством и родством с французскими королями.

Внезапно герцогу пришло в голову, что ему следует поскорее вернуться во Францию: если там суждено разыграться каким-либо интересным событиям, лучше при сем присутствовать.

Он вернется в Париж, станет законодателем новой моды, щеголяя в розовом камзоле, высоких сапогах и кожаных бриджах; он будет разъезжать в английском экипаже, будет активно поддерживать скачки на лошадях и одновременно внушать людям, что дела в Англии обстоят гораздо лучше, нежели во Франции.

Тем более что сейчас у него появился прекрасный предлог для возвращения домой! Он вернется не потому, что события принимают интересный оборот, не из-за того, что, судя по донесениям, полученным от шпионов, ему следует быть начеку, и не потому, что ему хочется быть поблизости, дабы расстроить планы короля, доводившегося ему кузеном, и французской королевы, самой ненавистной женщины во всем мире… нет, он вернется, желая помочь принцу Уэльскому, своему другу и родственнику, который мечтает разыскать убежавшую возлюбленную!..

– Я не сомневаюсь, что примерно через неделю мне удастся установить ее местонахождение.

– Неужели это возможно?

– Да, если я отправлюсь во Францию и сам прослежу за ходом поисков.

– Но… вам, должно быть, не хочется покидать Англию…

– Ради того, чтобы услужить моему дорогому другу, я готов на все!

– Вы хотите сказать, что могли бы… Герцог отвесил изящный поклон.

– Ради вас, мой милый друг и принц, я готов горы свернуть! Принц бросился герцогу на шею и сжал его в объятиях, на мгновение позабыв про ужасную кожную болезнь, которой страдал его собеседник.

И герцог, в голове которого роилось множество планов, милостиво изволил отбыть во Францию, дабы ввести там английскую моду, расшатать престол и разыскать Марию Фитцерберт.

Как он и предсказывал, последнее оказалось делом довольно нетрудным.

Герцог выяснил, что миссис Фитцерберт сначала отправилась в Эйкс-ла-Шапель, но затем пересекла границу и прибыла в Гаагу: во-первых, ей не хотелось надолго задерживаться на одном месте, а во-вторых, она понимала, что преследователи, наслышанные о том, как хорошо она знает Францию, прежде всего кинутся искать ее там.

* * *

Теперь, когда принцу стало известно, где скрывается Мария, он всей душой рвался в Голландию. Но сперва нужно было погасить долги. Король уже несколько недель подряд, словно наседка, высиживал решение оплатить долги сына, однако никак не оплачивал. Поэтому принц снова поехал повидаться с отцом.

В облике принца появилось что-то новое, и король это сразу заметил. Держался он не так уж и дерзко, был бледен и даже – да-да! – немножко похудел.

«Значит, хоть в каком-то смысле эта история пошла ему на пользу», – подумал король.

– Сир, вы обещали погасить мои долги.

– Сначала я хочу получить подробный отчет о том, как эти долги были сделаны. Такое я вам поставил условие.

«О Господи! – поморщился принц. – Ну что он несет?»

– Я хочу получить исчерпывающее объяснение: кому и при каких обстоятельствах вы задолжали двадцать пять тысяч фунтов.

– Но я понятия не имею!

– Вы должны иметь понятие, когда речь идет о… о таких суммах. Как вы можете влезать в столь огромные долги и даже не знать, за что и кому вы должны? А? Я вас спрашиваю!

– Говорю вам, я не имею ни малейшего понятия.

– Тогда отправляйтесь назад и поразмыслите над этим. Я не верю, что вам не известно, как вы потратили такую огромную сумму. Если же вы стыдитесь рассказать мне… что ж, тогда я не буду оплачивать ваши долги.

– Сир, я хочу поехать за границу.

– Позвольте вам напомнить, сир, что вы не можете сделать это без моего согласия. А я вам его не даю. Вы меня понимаете, а? Понимаете, я вас спрашиваю?

Принц пал духом и, затаив в сердце страшную злобу против отца, отправился восвояси.

* * *

Но хотя бы ему теперь было известно, где она прячется, и он мог утешаться, взявшись за перо. Принц строчил Марии послания и сам получал от этого удовольствие. Запершись в своих покоях, он исписывал лист за листом. Выйдя из отроческого возраста, принц уже не раз увлекался женщинами, однако столь глубокой любви он еще никогда не испытывал. Самым удивительным было то, что он хранил Марии верность! Остальные красавицы его совершенно не интересовали. Всю зиму он утешался лишь тем, что рассказывал друзьям о своей преданности Марии, писал ей страстные письма и отправлял гонцов туда и сюда через всю Европу. Нередко их арестовывали, приняв за шпионов, и лишь заступничество герцога Орлеанского спасало бедняг от тюрьмы. Стоило герцогу объяснить, что эти люди вовсе не лазутчики, а вестники любви, как их немедленно освобождали и всеми силами старались им помочь добраться до Марии.

Однако она упорно, невзирая на мольбы принца, отказывалась вернуться в Англию, и теперь уже всем было понятно, что Мария Фитцерберт вовсе не играет с принцем в кошки-мышки, надеясь, что он отважится на безрассудство. Нет, она действительно была глубоко религиозной женщиной и не желала жить с принцем Уэльским иначе как в законном браке.

Сэр Джеймс Харрис, бывший английским посланником в Гааге, приехал по делам службы в Лондон, и принц, воспользовавшись удобным случаем, пригласил его к себе во дворец.

Харрис дружил с принцем, а, очутившись в Голландии – стране, из-за господства над которой французы и англичане постоянно соперничали, – он нередко оказывался в гуще интриг. Поэтому Харрис близко общался с королем и его министрами и был посвящен не только во множество государственных дел, но и в неурядицы королевского семейства.

Как и все, кто желал этому семейству благополучия, Харрис глубоко сожалел о всепоглощающей страсти принца к женщине, на которой он не мог жениться и которая отказывалась жить с ним без венца. Если бы миссис Фитцерберт уступила настояниям принца, все сразу бы встало на место; так что как ни парадоксально, а именно добродетель миссис Фитцерберт была основным камнем преткновения в этой истории.

Когда посол явился в Карлтон-хаус, принц тепло приветствовал его и тут же перешел к делу.

– Я хочу понять, нельзя ли мне отправиться в Гаагу как частному лицу и, если я это сделаю, не откажетесь ли вы принять меня? Ведь вы являетесь там представителем короля…

Харрис встревожился. От его ответа зависело сейчас очень многое, однако он думал совсем недолго и торопливо произнес:

– Я бы весьма сожалел, если бы Ваше Высочество прибыли в Голландию не в том качестве, в коем мне надлежит оказать вам достойный прием, выразив уважение и любовь, которые я питаю к Вашему Высочеству. Однако если вы отправитесь за границу, не заручившись согласием короля, это будет означать, что король вам отказал, а вы его ослушались. И смею вас заверить, что в подобном случае я наверняка получу соответствующие указания, предписывающие, как мне надлежит отнестись к вашему приезду, и даже если эти предписания будут не очень-то мне по душе, все равно придется их выполнить, ибо я состою на службе у короля.

– И мне меньше всего хотелось бы умолять вас об обратном. Но что мне делать? Неужели мне отказано в том, на что любой человек имеет право? Неужели я не могу путешествовать как частное лицо, не заручившись согласием короля?

– Мне кажется, что задаваться подобным вопросом не имеет смысла, ибо совершенно очевидно, что, если вы печетесь об общественном благе и о собственном счастии, вам нельзя без позволения короля появляться на материке.

– Но почему? Я хочу путешествовать скромно, инкогнито, хочу жить в уединении.

– Признаюсь, мне как англичанину было бы невыразимо больно, если бы принц Уэльский оказался за границей в подобном качестве.

– Но что мне делать? Король предложил мне годовую ренту в десять тысяч фунтов, заявив, что тогда он оплатит мои долги, но ведь даже при строжайшей экономии я трачу в год вдвое больше! Если я останусь в Англии, то мне грозит разорение.

– Но и отправившись путешествовать так, как вы намереваетесь это сделать, Ваше Королевское Высочество не обретет успокоения. Вас или будут осыпать оскорблениями или втянут в интригу.

– Но что я могу поделать? Король меня ненавидит. С тех пор, как мне исполнилось семь лет, он проникся ко мне ненавистью!

– Его Величество может быть недоволен Вашим Высочеством, но он, разумеется, не испытывает к вам ненависти. Я убежден, что для него и для королевы было бы наивысшим блаженством восстановить с вами добрые отношения. Народ был бы счастлив, а королевская семья обрела бы покой.

– Наверное, вы правы, но осуществить это невозможно. Мы слишком разные.

– Я верю, что Ваше Высочество испробует все средства прежде, чем привести в исполнение свой замысел и отправиться в путешествие за границу.

Принц вздохнул.

– Я вижу, мне придется как следует все обдумать.

* * *

Курьеры отправлялись из Карлтон-хаус не только в Голландию, но и в Германию, так как Мария была не единственным адресатом принца, он писал еще и своему брату Фредерику. В детстве Фредерик был закадычным другом принца, между ними существовала сильная привязанность. Братья не раз выручали друг друга из беды, и вынужденная разлука еще больше усугубляла их обиду на короля. Услышав о том, что брата посылают в Германию проходить военную службу, принц тоже просился в армию, чтобы не расставаться с Фредериком. Почему они оба не могут служить в английской армии? Почему Фредерик вынужден уехать в Ганновер? Однако король не обратил внимание на их протесты, и братья расстались. Расстались, но поклялись навсегда сохранить свою дружбу.

Фредерик был наслышан о прелестях Марии Фитцерберт, он знал о страстной любви своего брата и о том, что принц мечтает только о женитьбе на сей прекрасной леди. Когда-то Фредерик был на стороне брата в истории с Пердитой, он присутствовал при их тайных свиданиях на острове Ил-Пай, будучи готов в любую минуту подать сигнал об опасности, и теперь заявил, что сделает все, лишь бы помочь брату завоевать сердце Марии Фитцерберт.