Текст книги "Москвич с того света"

Москвич с того света
Виктория Оленина

© Виктория Оленина, 2017

ISBN 978-5-4485-6678-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Олег с детства любил советские детективные фильмы. Даже если фильм шел по телевизору поздно, когда он уже должен быть в постели, выпрашивал у родителей возможность посмотреть. Обещал вымыть всю посуду, убраться, наконец, на письменном столе, целую неделю выносить мусор без напоминаний, в общем все, что угодно! Отец с матерью смеялись, знали, что все будет выполнено не более одного раза, но посмотреть любимый фильм разрешали. Больших проблем Олежка родителям не создавал, был в меру прилежен, учился неплохо, поведение тоже было нормальным. Родители знали, что Олег мечтает стать следователем, видел себя только в милицейской форме. Мать была, конечно, не в восторге от выбора, но молчала при сыне.

– Придумал же! Героем хочет быть. Чего хорошего? Зарплата – пшик, а опасность! – говорила Лариса мужу вечером в спальне, тихо, чтобы сын за стенкой не услышал

– Ой, да ладно тебе! Молод он еще, двадцать раз поменяется, вот в армии отслужит, увидишь, совсем другой придет – успокаивал жену Андрей Поляков, – Пацаны все хотят быть космонавтами, пожарными и т.д., а повзрослев, становятся шоферами и слесарями или наоборот врачами, или «учеными». Пройдет это.

Но это не прошло. Вернувшись из армии, Олег сразу же поступил учится в академию МВД. Отучился и вернулся в свой родной Энжинск. Его направили в районное УВД. Надев утром форму, он на крыльях полетел на новую работу. Встретили молодого лейтенанта радушно. Ребята были примерно одного возраста, дружные между собой, они сработались, состоялись, имели опыт в расследованиях. Начальник отдела Павел Петрович Никитин ребят своих любил, уважал, ценил их, в то же время опекал, отмазывал у руководства на ковре. Районное начальство про себя называли его «Отец родной». А ребята за глаза величали «Батей».

Олег рвался в бой, ему хотелось участвовать во всех оперативных мероприятиях. Но ему, как назло, поручали дела «скучные и нудные», он называл их «на одну трубку», как говорил Шерлок Холмс. Квартирные разборки, кражи колбасы из холодильника у соседа, мордобой возле пивного ларька – вот все чем приходилось заниматься Олегу Полякову.

Обычный рабочий день в УВД Энжинска начинался одинаково. Собрались на «развод». Никитин выслушал подчиненных, раздал указания. Закончил привычным «Все свободны», и народ начал расходится по рабочим местам. Олег сел за стол:

– Надо подбить итоги по своим делам, – подумал, а вслух произнес – Скучно на этом свете господа.

– Ты чего это? – удивленно поднял голову Саня Орлик, самый старший в группе опер, по прозвищу «Аксакал».

– Это не я, это Гоголь, Старосветские помещики, помнишь, Миргород. – вяло ответил Олег.

– А к нам в киносарай опять «Фантомаса» привезли, ждите, скоро дел будет много. – так же грустно отозвался Леня Борисов.

– Во-во, украли велик – Фантомас, штаны с веревки – тоже он. – отозвался Саня «Аксакал».

В дверь робко постучали:

– Можно? – прошептал голос в дверях – мне дежурный сказал сюда идти, к Полякову.

На пороге стояла женщина, немолодая с изможденным лицом. Проваленные, темно-синеватые круги под глазами свидетельствуют о том, что она много плакала и, как минимум, ночей 5 или 6 не спала.

Олег поднял голову, оторвался от своих бумаг и внимательно посмотрел на женщину.

– Проходите, садитесь.

– Спасибо. – она присела на край стула и нервно сжала в руках носовой платок.

– Меня зовут Олег Андреевич Поляков. Я вас слушаю.

– Я хочу написать заявление.

– Что у вас случилось?

– Понимаете, у меня недавно умерла дочь. Болела долго, 2 операции и ничего сделать так и не смогли, – женщина всхлипнула – вот 2 недели назад похоронили мы её. Отец слег от горя. Я вещи в морг сама относила. Платье её любимое, красное, ну и все остальное тоже. Её в церквушке местной отпевали, так вот на ней были все её украшения, не трогали мы ничего, цепочка с брелоком, кольцо. Батюшка закончил отпевание, предал её земле, повязочку на лоб надел, закрыли и повезли на кладбище. Открывать гроб уже было нельзя, так вот и захоронили.

Олег слушал внимательно, но и ни разу не перебивал женщину. Тема была скорбная, неприятная, Олег понимал, что человеку и так нелегко, надо было соблюдать терпение и такт. А посетительница, поплакав, продолжала:

– Я на 9 день навещала дочку, посадила вокруг цветочки. А еще через неделю пошла снова, чтобы табличку новую прикрепить, на заказ сделали. Пришла и чуть в обморок не упала, холмика – то и нет. Земля вся взрыта, как будто копал кто-то, могила почти плоская. Я побежала к бригадиру кладбищенских рабочих. А он мне сказал, чтобы я не нервничала, дожди долго шли – вот земля и просела. Предложили за деньги все подправить, привести в порядок. Я заплатила. А на следующую ночь дочка мне приснилась, пришла и плачет. Голая она пришла, совсем без одежды, жаловаться стала, что цепочку у нее украли, колечко, платье любимое. Проснулась я в ужасе, так до утра белугой проревела. И так вот уже дней 10, один и тот же сон. Вы не подумайте, что я с ума сошла от горя. Только вот не выходит у меня из головы могила дочери без холмика, как будто кто-то копал заново.

Слезы все текли по впалым щекам заявительницы. Олег записал ее показания слово в слово.

– Вот, прочитайте и распишитесь. – он протянул женщине лист с показаниями – Пишите «С моих слов записано верно» и подпись.

– Спасибо, что хоть выслушали. – женщина еще постояла, а потом оглядев лица оперов, вздохнула и вышла за дверь.

Через минуту зашел Никитин:

– Ну что, Пинкертон, какие мысли будут? – спросил он и сел на стул рядом со столом Олега.

– Даже не знаю. – ответил Олег.

– Глухарь – птица не певчая. – пошутил Леня

– Ладно, умник! Только глухарей нам не хватает. Между прочим, папка «отказников» тоже пухнет, как на дрожжах. Вот Поляков тебе и карты в руки, – Никитин нахмурился, но тут же улыбнулся – Не переживай, что-нибудь придумаем.

– Да тетя явно не в себе, горе у нее, вот и чудится всякое и снится. Надо думать, – Леня Борисов сморщился – ой, не люблю я такие вот дела.

– А кто их любит? – откликнулся Саня.

Андрей Савушкин сидел в беседке и смотрел на море. Уже темнело, и один за одним зажигались огни в Новороссийске, еще немного, и их будет тысяча. Беседка стояла прямо на краю обрыва и ощущение было такое как будто она висит в воздухе. Внизу был пляж. К нему вели почти 400 ступенек и обитатели турбазы, как правило, набирали с собой питье, еду и спускались на целый день. Это была последняя ночь, завтра предстояло отбытие домой, вещи уже собраны, просто Андрею захотелось еще разок – вот так посидеть, подумать, помечтать.

– И все-таки какая молодец моя Маринка, догадалась уговорить меня отдохнуть. – подумал Андрей и тут же затосковал по жене.

Он любил ее безумно, с первой встречи. Уже и прожили много, и дочь взрослая почти, а он до сих пор, чуть подумав о жене, тут же краснел, бледнел, и руки начинали дрожать. Ну прямо, как мальчишка!

Они познакомились на студенческой «картошке». Андрей учился на четвертом курсе, а Марина на втором. Как всегда, осенью весь институт отправлялся на поля. Целый рабочий день, казалось, что это картофельное поле никогда не закончится. Уставали ужасно, но все равно по вечерам ребята умудрялись устраивать дискотеки, танцы – обниманцы.

Марина не была красавицей, но в ней было столько обаяния, женственно веселая хохотушка. Андрей сходил с ума от чувств.

Возвратившись из командировки Андрей и Марина поженились. Они на удивление подходили друг другу. Все и отдых, и выходные, молодые проводили активно. Они путешествовали, лазали по горам, просто выезжали на природу с гитарой и пели у костра.

Родилась Ирка, и уже через полгода, они стали активно отдыхать уже втроем.

– Таскаете ребенка с собой! – ворчала Маринина мать

– Ничего пусть привыкает. – улыбался Андрей

Все закончилось, когда отцу Марины предложили бесплатно получить дачный участок. Ни Марина, ни Андрей не были в восторге от этого приобретения. С тех пор лето превратилось в муки ада. С вечера пятницы или с утра субботы семейство Савушкиных, как миллион других трудящихся, обвешанные рюкзаками и сумками, с граблями и лопатами наперевес, штурмовали электричку.

Андрею хотелось взбунтоваться, послать ко всем чертям и дачу, и грядки, и огурчики с укропчиком, но ему не хотелось огорчать Марининых родителей, они были замечательными людьми, любящими, готовыми всегда прийти на помощь. Да и мама Андрея полностью разделяла мнение сватов, она даже иногда приезжала в гости, на дачу и ковырялась в земле.

Так было на протяжении многих лет. А совсем недавно Андрей поймал себя на мысли, что очень устал. Не старый же он еще мужик, а что-то не так. И утомляется, и засыпает на ходу днем, а вечером ворочается без сна, с боку на бок, несмотря на бурный секс. Раньше такого не было, он отключался, как убитый, еще сжимая в объятиях Маринку, и все время удивлялся, как это она умудряется выбраться из его железной хватки.

Андрей, все еще сидящий в беседке, улыбнулся своим мыслям.

Марина была на редкость умной и проницательной. Она заметила, что Андрей начал выдыхаться. Ей тоже надоела дача, дочка выросла и ездить туда перестала. Несколько лет назад умер ее отец и летом на даче была только мама.

Отучить маму от укропчика и огурчиков было невозможно в принципе, но Марина пыталась хотя бы сократить поездки. Она всерьез опасалась за Андрея. И тут как раз в профком вернули путевку на юг, не смог поехать слесарь-наладчик из механического цеха. Марина буквально силком заставила Андрея написать заявление и поехать отдыхать.

Андрей замечательно проводил время. После завтрака – пляж. Загорать он не любил, а вот искупаться в море – одно удовольствие. И с соседом по комнате ему тоже повезло, Андрей Поляков тоже приехал по путевке. В Энженске, где он жил с женой и сыном ни моря, ни реки поблизости не было. В лесах встречались озера, они, конечно, были очень красивые и чистые, но купаться в них решались не все. Сразу от берега, словно обрыв, внизу вода, но нужно было сразу прыгать и плыть. Дна, чтобы встать ногами, не наблюдалось. Но самое трудное было выбраться обратно на берег. Точки опоры нет, уцепиться не за что. Надо, чтобы с берега кто-нибудь затаскивал пловца. Андрей в юности попробовал, прыгнул в воду, наплавался, а обратно было не заползти. Хорошо друзья пришли на помощь, в четвером вытянули его на берег. Но он успел испугаться на всю оставшуюся жизнь.

Андрей был полноват и грузноват для своего возраста. Но жить ему это не мешало. В любой компании он был желанным гостем. Веселый шутник и балагур, в его обществе скучать не приходилось.

Лариса влюбилась сразу и навсегда. Веселая свадьба, медовый месяц у бабушки в деревне, танцы под аккордеон на деревенском танцполе – так проходило начало семейной жизни Поляковых.

Когда утром Ларисе вдруг стало плохо, Андрей поначалу испугался, но бабушка быстро успокоила его, типа замужняя женщина – дело известное. Он все понял. Радовался и прыгал, как мальчишка, до чего допрыгался, что люстра чуть не упала.

Родился Олежка, они с Ларисой стали еще ближе друг другу. Забота о сыне сплотила семью накрепко. Олег рос в любви, конечно не все прихоти исполнялись, но в большинстве старались идти навстречу потребностям любимого ребенка. Они мечтали, что Олег вырастет и станет, например, директором завода, а может знаменитым спортсменом, со спортом-то дружит. Только вот с плаванием Андрей, помня случай из детства, к воде относился с опаской. Лариса плавать умела, но без фанатизма. Зато сын не упускал возможности окунуться, плавал, как дельфин. Они втроем выбрались на море, отдохнули на турбазе. Очень понравилось. Решили, что как-нибудь обязательно еще приедут. Но все как-то не складывалось, то Лариса занята, то сам Андрей в делах, то у Олега дела. Олег вырос, но мечты родителей о будущей профессии растаяли. Он стал опером а районном УВД.

Савушкин услышал рядом знакомое пыхтение и улыбнулся. Это приближался его сосед по комнате Андрей Поляков.

– Я так и знал, что ты здесь. Красота! Только темно.

– Да, здесь ночи очень темные. Но все равно мне здесь понравилось. Ну ладно, ты за мной пришел? – спросил Савушкин.

– Ну да, завтра по домам, ты уже собрался?

– Конечно, пошли спать, а то вставать ни свет, ни заря. А отдохнули все-таки славно. Я в волейбол наигрался на десять лет вперед, и накупался. Слушай, Андрюха, я даже бояться воды перестал!

– Значит, на пользу пошло!

Утром они поднялись почти одновременно. До вокзала в любом случае ехать предстояло вместе. А там Андрей Савушкин должен ждать свой поезд 1,5 часа, а Андрей Поляков покинет этот южный город через 3 часа. Он уже был полностью готов к отъезду. В костюме, с галстуком, и чемоданом, он был похож на мистера Твистера, а когда надел еще и солнцезащитные очки, то просто вылитый. Андрей Савушкин рассмеялся, до чего же забавно выглядел сосед. Сам же Андрей был в тонких брюках-слаксах с множеством карманов, хлопчатобумажной рубашке с закатанными рукавами, а легкий джемпер висел у него на плечах, со связанными узлом рукавами.

– Классный у тебя костюм, ткань переливается – сказал он, глядя на соседа.

_ Ага, материальчик что-надо. «Хамелеон» называется, повернешься в одну сторону – вроде серый, в другую – зеленый. Один Ларисин родственник подкинул. Он в загранку ходит, вот привез, в ателье пошили, я его первый раз надел.

Они приехали на вокзал в рейсовом автобусе.

– Слушай, давай обмоем наше знакомство, я тут буфет приметил, время еще есть, пойдем – Андрей Поляков.

– Ну, айда! Давай за то, чтобы благополучно поехать домой.

Они взяли в буфете 150 шампанского, закусили шоколадкой, тоже купленной здесь. Андрей Поляков хотел расплатиться, но у продавщицы не оказалось сдачи.

– Ой, мальчики, я только деньги сдала, и главное – мелочь всю отдала. Что же делать? А?

– Давайте билетики на счастье – улыбнулся Поляков. – А? Андрей, возьмем на счастье?

– Конечно возьмем, о чем речь?!

Девушка вытащила из-под стекла лотерейный билет, положила его на прилавок, и начала искать второй. Но ни под стеклом, ни в ящике прилавка больше билетов не было. Она растерянно посмотрела и робко, почти прошептала:

– Ой, а это последний, больше нет. Все распродали.

– Ну на нет, как говорят, и суда нет – успокоил ее Андрей Савушкин. – обойдемся и одним. Ну, счастливо оставаться.

– И вам удачи! Хорошо доехать. – Девушка повеселела. – Спасибо, приезжайте еще на отдых.

– Всенепременно, до свидания.

И они пошли в сторону платформы. Возле тумбы они остановились. Поляков достал из кармана записную книжку, вырвал оттуда листок и записал на нем номер и серию лотерейного билета, врученного им в буфете.

– На, это тебе. Ну, а я билет возьму.

– Да ты что? Не надо, я и не вспомню про эту записку.

– Пусть будет! А вдруг?

– Сомневаюсь, – улыбнулся Савушкин.

– Всякое бывает, – пожал плечами Андрей Поляков и скрутив билет трубочкой, сунул в карман своего пиджака.

Андрей Савушкин сделал тоже самое, но с запиской – скрутил ее трубочкой и положил в карман брюк. А позже успешно забыл про нее, так как все его мысли потекли в сторону родного дома, к любимой Маринке.

Андрей Савушкин приехал домой рано утром. Открыл дверь и на цыпочках вошел в квартиру. Не хотелось будить Маринку. По его подсчетам, она должна быть выходной второй день и ей следовало отсыпаться.

Марина уже несколько лет работала медсестрой в местной больнице. После института ее направили инженером на небольшой лакокрасочный завод. Все было ничего, но один случай внес изменения в планы Марины Савушкиной. Как-то в середине рабочего дня к ней в кабинет пришла контролер ОТК и пожаловалась, что цех красок завалился браком. Выборочная проверка показала, что в составе цветного порошка присутствует какая-то посторонняя пыль, из-за которой порошок не до конца растворяется. Пыль, как абразив, появлялась внутри колбы. Такая продукция никуда не годилась, и контролер забраковала всю партию. Марина тщетно пыталась найти мастера участки и наладчиков. В принципе, она поняла, что необходимо вызвать слесаря, разобрать и прочистить форсунки, из которых порошок сыплется в фасовочную машину. Как выяснилось потом, слесаря, мастер смены и наладчик отмечали праздник в каптерке и были уже в изрядном подпитии. Марина хотела сама проверить, что идет по конвейеру. Подходя к кнопке остановки конвейера, она поскользнулась на луже смазки или масла, разлитых здесь кем-то из работающих, и инстинктивно вытянув вперед руки, упала на пусковой механизм. Каким-то чудом, одной вытянутой рукой Марина попала на кнопку. Конвейер резко встал. Но вторую руку ей здорово повредило. Она чуть не осталась без двух пальцев. Поврежденные фаланги висели буквально на коже.

Был грандиозный скандал, премии лишили всех без исключения. В больнице пожилая женщина-хирург спасла Марине пальцы. Она, как ювелир, провела сложнейшую операцию. Восстановившись после операции, Марина твердо решила на завод не возвращаться. Она боялась конвейера, как огня. Андрей ее полностью поддерживал. Он только начал успокаиваться после пережитого стресса. Если бы жена его не сдерживала, он бы, наверное, разломал этот проклятый конвейер и поубивал бы и слесарей, и рабочих с конвейера. Никто, конечно, не признался, кто разлил масло на пол, еще и от того, что Андрей орал на весь цех, что он зальет виновнику эту самое масло в глотку. Марина долго ходила на перевязки, медсестер, как обычно, не хватало, и она решила поступать в медицинский техникум. Успешно отучилась, получила корочки медсестры и стала работать по новой профессии. Зарплата медика оставляла желать лучшего, но Марина была человеком бескорыстным и доброжелательным.

Она безмятежно спала, когда вернулся муж. Сквозь сон почувствовала какое-то движение в квартире. Тихо поднялась их теплой постели, и тут же босиком, в одной рубашке вылетела из комнаты и с разбега прыгнула мужу на шею.

– Андрюша, как же я тебя ждала! Соскучилась жутко – Марина чуть не плакала, уткнувшись мужу в грудь.

– А я? Блин, часы считал, как же я тебя люблю – Андрей целовал жену в лицо, в волосы, в шею.

– Поешь что-нибудь?

– Поедим потом, у меня там фрукты, купил по дороге, бормотал Андрей, неся на руках Марину прямиком на кровать.

– Андрюша, а… – больше Марина ничего не смогла сказать или спросить. Они слились в поцелуе, в объятьях и точно потеряли чувство восприятия времени…

Они лежали на кровати, Андрей обнимал жену, счастливый, довольный, вдыхал запах легкого парфюма и особый запах волос любимой жены. Она уже давно пользовалась шампунем «Медовый», и ни с чем не сравнимый аромат донника-травы-медоноса, сводил Андрея с ума.

По Энжинску ползали скверные слухи. Люди шептались по углам, особенно старались бабульки на рынках, на официальном колхозном и на спонтанных, образовавшихся возле вокзала и на автобусном кольце, то тут, то там собирались по двое, трое местных жительниц, обсуждающих странные события в городе. Каждая новая история была ужаснее предыдущей, потому что, тот кто ее рассказывал, обязательно добавлял что-то свое, надуманное. Говорили о мертвецах, вылезающих по ночам из могил, о вампирах, ведьмах и прочей нечисти, это вначале, а заканчивалось все последствиями ядерных испытаний и бактериологическом оружии.

На стол начальника РУВД один за одним ложились заявления то о пропаже креста с могилы, то об акции вандализма в виде сломанного памятника, то о краже венков и цветов.

– Ну, что думаете обо всем этом? – спросил Никитин своих подчинённых на очередной летучке.

– А что тут думать? Надо попробовать проследить за этим кладбищем, подежурить ночью, – предложил Леня Борисов.

– Вот ты и пойдешь дежурить! – мрачно пробубнил Саня «Аксакал».

– Хватит – резко прервал их Никитин. – Поляков, чего молчишь? Долго будешь дела собирать в папку?

– Да я уже думал об этом, о дежурстве, что-то ведь здесь не так.

– Может к директору кладбища визит нанести? – предложил Леня.

– Ну и с чем к нему идти? С рассказами-страшилками? Он сочтет нас ненормальными и пошлет подальше.

– То-то и оно, дело щекотливое, улик нет, материальный ущерб небольшой.

– А моральный? – вставил Саня – эта тема самая тяжелая. Люди и так в расстройстве из-за кончины близкого, тут еще мы с притащимся с расспросами? Нет, ребята, такие вещи наскоком не решить.

– Ну и какие будут предложения?

– Попробуем начать с дежурства.

– Жребий будем бросать?

– Нет, нам никому нельзя там засвечиваться. Наши фото-лица всем известны. Подключим-ка мы наших внештатных. Может и разгадаем, что же происходит.

Олег Поляков шел домой.

– Завтра папа приедет, надо будет что-нибудь сготовить, – прямо с порога заговорила мама, – сходи на рынок, и сынок, купи огурчиков свежепросольных, картошки свеженькой – сделаем ужин.

– Ладно, сейчас схожу, переоденусь только.

Колхозный рынок Энжинска был такой же, как и любой другой в СССР. Большой выбор овощей и фруктов, зелени, меда и других сезонных продуктов. При входе рядком сидели бабушки и продавали все то, что выросло в огороде. Здесь можно было купить укроп, петрушку и щавель. Большой популярностью пользовались крыжовник и сладких горох. Люди охотно покупали эти лакомства, стоимостью всего 10 копеек за стакан, и гуляя по рынку, поедали содержимое кулечка, в который заботливые бабульки высыпали покупку. Олег прикупил и себе стакан крыжовника, и уже собрался войти в ворота рынка, но разговор двух бабулек неожиданно привлек внимание, и он приостановился, делая вид, что разглядывает товар. А еще он краем глаза увидел фанерный стенд, на котором была приклеена свежая газета «Труд». Можно было спокойно делать вид что читаешь газету, а саму все слушать, не привлекая к себе лишнего внимания.

Одна из бабушек рассказывала другой очень интересную историю.

– Все привезла с огорода, свеженькое, свое – объясняла старушка даме, разглядывающей ее продукты.

– Вот и не знаю, как теперь буду, наверное, уже и не смогу с огородом-то управляться – грустно произнесла бабушка своей соседке по торговому ряду, состоящему в основном, из обычных деревянных ящиков.

– Так хоть дед помогал, а теперь, как он представился, так я все одна, детям не надо ничего.

– И давно овдовела-то? – спросила соседка-бабушка, перекрестившись.

– Так уж скоро два месяца, как! – ответила бабуля и тихонько заплакала.

– Не плачь, все там будем. Тебя Антоновной величать?

– Да, Антоновна.

– А я Тася, Таисия Петровна значит. Не плачь, не поможет.

– Да я, Тасечка, понимаю, но дело тут такое, что и не расскажешь.

– А ты расскажи, может легче будет?

– Не знаю, может и легче будет, а может и хуже только.

– Случилось чего?

– Случилось… Дед, то мой, Семен Игнатьич, царство ему небесное, всю жизнь по дереву мастером проработал, краснодеревщик. Дачу, почти всю своими руками строил. Ну, зять, конечно, помогал немного. Сема, как стал болеть, все с юмором смотрел на жизнь, все в шутки превращал. Правда, опасался, что своим уходом подорвет семейный бюджет. Я было ругать его стала, он мне тут и поделился, что гроб себе на похороны сделал, из хорошего дерева, с резьбой, да с узором. Вот думаю, дурак старый, нашел, о чем говорить. А он все сетовал, что ненатуральное все вокруг, даже и гробы делают непонятно из чего. В таком лежать противно. А у него, значит добротный, а главное ни у кого такого нет. Сделал, да и поставил на чердак, на даче. На выходных дети приехали, дочка с зятем и с внуками. Приспичило зятьку моему на рыбалку сходить, и внука с собой взять – давно просился. Стали собираться, спохватились – леска порвана. Дед напомнил зятю, что и удилища, и леска есть на чердаке. Зять туда полез, хотел свет включить, да как заорет, кубарем оттуда свалился. Никто его не предупредил, что там. И смех, и грех. И дед, и я, и дочка стали его уговаривать, мол, чего ты испугался, ну гроб дед для себя сделал, на будущее. Но ничего не помогало. И мат, и слезы, и крики – все было. Зять быстро оделся, собрался, да и уехал с дачи, крича, что ноги его больше здесь не будет, что мы все умом тронулись, что он теперь даже есть не сможет в доме, когда над головой «это». Так и уехал. Больше не приезжал, до самых до похорон.

– Да уж! Ну и дела – баба Тася перекрестилась.

– Конечно, не правы мы, надо было предупредить человека, а мы… Ну, дак теперь чего уж! Дед то мой своей работой гордился, все говаривал, что нет ни у кого такого и не будет. Конечно, в этом гробу мы его и похоронили – бабуля вытерла глаза платком. – На девятый день сходили, цветочки посадили, прибрались. К сороковому дню зять на работе оградку сварил, табличку сделали новую. Ну вот, а с неделю назад дед мой во сне ко мне явился. Пришел, значит, и жалуется, что его красивый гроб украли, беда, мол, как же теперь?

– О, господи, спаси – в ужасе баба Тася начала креститься. А Антоновна продолжила свой рассказ:

– Я с утра бегом в церковь, свечку поставила, и на кладбище. Батюшки, а там такое… Ограда сломана, цветы все помяты, крест набок завален! Я подумала, что ж за вандалы-то? А дед мой все во сне ко мне приходит и жалуется – сперли гроб-то, не по-людски без него, мол.

– Ты бы, Антоновна, в милицию сходила.

– Да что ты? Чтоб меня там приняли за сумасшедшую и в больницу отправили? Кто мне поверит? Я вон дочке и зятю пожаловалась, так зять сказал, что, мол, от горя и одиночества бабушка наша того!

Антоновна опять всхлипнула и протерла глаза платочком.

– Да, ну и дела. – баба Тася задумчиво протянула. Надо бы и мне тоже сходить на кладбище, навестить всех, да посмотреть, что там, да как.

Дальше бабульки перевели разговор на тему престольных праздников, в какие определенные дни стоит навещать усопших, а в какие не стоит. Олег уже не слушал их, его не покидали мысли о том, что надо бы этим всем серьезно заняться. Ну не мог же, в самом деле, весь Энжинск сойти с ума. Конечно, случаи массового психоза были в истории, и в школе МВД эту тему затрагивали, но что бы это произошло, должны все-таки быть какие-то предшествующие события. Но Энжинск жил своей тихой жизнью, и ничего глобального не происходило. И вот теперь все нарушилось, заявлений от граждан много, поэтому придется разбираться. Одна мысль о том, что ночью придется сидеть на кладбище, в засаде, вызывала у Олега паническое состояние. А идти придется.

Накануне Олег приготовил теплый свитер, чтоб надеть его под спортивный костюм, шерстяные носки, чтобы ноги в кедах не замерзли. Ночи уже стали прохладными, и не хватало только простудиться, и слечь. Ребята сразу посоветовали ему взять с собой водки и граненную стопку. Можно, конечно, и стакан, но Олег не употреблял спиртное, разве полбокала шампанского мог позволить себе на праздники.

В кладбищенской каптёрке сидел полу-трезвый охранник, он же сторож, дед Василий. Ко всему, что вокруг происходит, он был равнодушен, вопросов не задавал. На небольшом столике стояла початая бутылка водки, а рядом на грязном блюдце лежали вяленные пескарики.

– Такую рыбку надо под пиво, дядь Вась, – пошутил Олег, заходя в каптерку.

– А есть? – отозвался дед Василий. В глазах его проявился живой интерес.

– Ага, тебе сейчас только «ерша» хватануть, так и отрубишься – сказал Олег.

– А я и без него отрублюсь.

– Не боишься спать-то?

– Живых бояться надо, а здесь все тихо, я уже привык давно.

Олег показал сторожу удостоверение.

– Не против, я тут тебе компанию составлю на ночь.

– Да за ради бога, вот «топчанчик» свободный.

– Нет, я не спать сюда пришел.

– Ловишь кого?

– Пока не знаю, может и ловить придется. Не слыхал ничего про вандалов, которые воруют с могил?

– Да нет, ничего такого в моих владениях не слышал.

– А вот у людей с могил их родных пропадают венки дорогие, цветы, даже оградки.

– Нет, ничего не слышал – и он налил себе водки. – Твое здоровье!

Олег подумал, что даже если дядя Вася что-то знает, он ничего не расскажет, хоть убей. Народ с кладбища потихоньку расходился. Днем было несколько похорон. Родственники еще какое-то время стояли возле могил, поправляли венки, букеты. А потом молча двигались к выходу. То тут, то там раздавались рыдания, от такой обстановки по коже Олега то и дело пробегали мурашки.

Дядя Вася невозмутимо грыз свою вяленую рыбку, выпивал очередную порцию водочки, и снова грыз рыбку.

Олег дважды обошел кладбище, как и проложено сторожу, но ничего особенного не увидел.

Он сидел у стола и писал отчет, когда дверь распахнулась и в каптерку зашли трое мужиков. Они с грохотом поставили лопаты в угол, и один из них спросил:

– Вась. Чего ученика взял, что ли?

– Да я студент, вот подработать хочу – приветливо отозвался Олег.

– Ну давай студент, подрабатывай, только много не пей – напутствовал Олега один из мужиков. – А то заработаешь вместо деньжат цирроз печени! Ну пока, мы ушли, калитку входную захлопнем.

– Все что ли? – спросил дядя Вася.

– Вроде – ответил Олег.

– Ну и ладно – дядя Вася лег на свою кушетку и через минуту захрапел.

Олег немного подождал и снова пошел на обход. С собой, на всякий случай, прихватил «маленькую», заранее купленную по совету Никитича. Алкоголем не увлекался, можно сказать и вовсе не пил. Ну, бокал шампанского в Новый год, или рюмочку водки на праздник – так ведь разве это питье! Но здесь был другой случай. Во-первых, по ночам уже было довольно холодно, во-вторых сама обстановка наводила легкий ужас. Ночь, кладбище, темень, запах сырой земли и звенящая тишина.

Выхватывая светом фонарика тропинку под ногами, Олег медленно шел вперед. Периодически приходилось подглядывать в чертеж кладбища, этот план он нарисовал сам, чтобы не заблудиться. В голове была только одна мысль – «господи, тихо тут, как на кладбище!». Согласно плана, Олег уже дошел до ворот, посветил фонарем – все правильно, теперь по соседнему ряду обратно. Он старался не думать ни о страхе, ни о смысле жизни, он твердо знал одно – он сотрудник милиции – к нему обращаются за помощью, и он должен выяснить, что же на самом деле происходит. Чувство долга было превыше всяких страхов, у него есть задание, и он должен его выполнить. Вскоре он понял, что дорожка в обратную сторону получается гораздо длиннее, наверное, благодаря изгибу, который четко был виден на плане. Почувствовав лязг собственных зубов, он вдруг понял, что замерз. Ну, не от страха же дрожь пошла, конечно замерз, так вот и заболеть можно ненароком. И тут Олег вспомнил про «малька» в кармане и граненый стакан во втором. В темноте он разглядел небольшую скамеечку, наспех сколоченную из подручных материалов, очевидно, родственниками кого-то из покоящихся рядом. Скамейка была не прочная, Олег присел на краешек, достал «мерзавчика», открыл и стал наливать водку в граненый стакан. Вдруг за его спиной раздался какой-то странный звуку, словно кто-то закопошился. Он оглянулся. Глаза его уже привыкли к темноте, и он увидел за собой свежевырытую могилу. Из недр могилы к нему тянулась грязная, костлявая дрожащая рука и охриплый скрипучий голос произнес: