Текст книги "Фартовый"

Глава 2.1

Дембельнулся Артем буквально за пару месяцев до того, как Нагорный Карабах превратился в место этнической и религиозной бойни. Он так и не оказался в Афганистане, хотя специфика его службы просто обязана была закинуть Артема в эту страну, где на тот момент тысячами гибли его одногодки. В целом можно было считать чудом или проявлением счастливой звезды то, что в это горячее время он не увяз в разгорающихся пожарах войн среди братских народов, вызванных Перестройкой. То, что военный с его опытом, так легко покинул вооруженные силы, скорее всего, являлось какой-то ошибкой в огромной и слепой, бюрократической армейской машине. В любом случае уставший от военной службы, в боях и постоянной борьбе с собой растерявший юношеский запал, Артем был рад, что все случилось именно так. И особенно, что он, наконец, оказался дома не в виде груза 200. Обращая внимание на количество разгоравшихся по всей стране вооруженных конфликтов, в его случае это было весьма вероятно.

Он ступил на перрон вокзала родного городка в середине ноября, одетый в форму десантника. Поезд на станции стоял всего три минуты и Артем проводил отъезжающий состав взглядом, чувствуя в душе, что на этом закончен, очень важный, а возможно и самый страшный этап жизни.

Так как он ничего не писал о своем приезде, его никто и не встречал. Артем спокойным шагом устремился по улочкам родного городка к дому, насвистывая на ходу мелодию из какого-то кинофильма, виденного им еще до армии, но название, которого он не помнил. Не смотря на скорое приближение зимы было не очень холодно. В пушистые дырки разорванных облаков то и дело проглядывало не по осеннему теплое солнце, находящееся в своем ноябрьском зените.

Он шел по улицам города, с удивлением осознавая, что здесь за три года практически ничего не изменилось. Правда, все вокруг вдруг стало каким-то сказочно маленьким, не удивляло и не захватывало. Тем не менее, оставалось таким знакомым и неимоверно родным. Повинуясь внезапному порыву, Артем свернул на тропинку, ведущую в городской парк. Под ногами зашуршали опавшие разноцветные листья густым ковром покрывшие черную и жирную, пропитанную недавними дождями землю. Поддавшись ветру, оголенные деревья замахали своими ветками-лапами, будто бы приветствуя Артема в мире его детства.

Он неспешно дошел до летней танцплощадки, сейчас уже закрытой, засыпанной листьями и политой дождями. Усмехнувшись, вспомнил, сколько здесь было знакомств с девчонками с других районов города, а затем кровавых драк с парнями из этих районов, за забором, окружившим танцплощадку. Артем легко шагнул чуть в сторону и зашагал по едва различимой тропе ведущей к скрытой за деревьями беседке, в которой выкуривались первые папиросы, и выпивался портвейн, перед тем,? как идти на танцы. Он вспомнил Таньку Елесеенко и их встречи в этой беседке, потом как сам попросил не ждать его из армии…

В беседке и сейчас кто-то был. Тихо бренчала гитара, и хриплый голос, фальшивя, рассказывал очередную грустную воровскую историю. Сожалея о том, что беседка занята, и нельзя просто там постоять, предавшись воспоминаниям, Артем решил пройти мимо. Как вдруг услышал резкий свист и вопрос, обращенный к нему:

– Слышь, служивый закурить не найдется?

Артем немного сбавил темп и посмотрел на беседку. В ней находились трое мужчин босяцкого вида. Один с гитарой лет двадцати пяти, слегка полноватый и от того казавшийся добродушным, с синим «петушком» на голове и в болоньевой голубой куртке. Второй совсем молодой, явно не достигший еще призывного возраста, по-видимому, в отцовской кожаной куртке и вскинутой к верху кепке. Именно он обращался к Артему, борзо вперив в него свои покрытые показной бравадой глаза. Но заинтересовал Артема третий, скрытый в затененной части беседки, одетый в телогрейку, с опущенной на глаза кепкой.

– Я не курю, – четким, приказным тоном, как учили в учебке, а потом множество раз применялось на практике, произнес Артем. Он знал, что подобный тон отбивал у человека всякую охоту дальнейшего общения, если человек был в своем уме. Эти оказались не в своем.

Молодой резко соскочил со ступеньки, на которой стоял и оказался перед Артемом. Полный положил гитару и тоже устремился в их сторону. Артем бросил на молодого взгляд, словно на пустое место, и просто обошел его.

– Ты че паря…,– начал, было, он, но со стороны беседки послышался резкий хриплый возглас:

– Ша, шавки! – и далее уже любезно и спокойно: – Товарищ сержант, не побрезгуйте нашей глубоко не благородной компанией, заходите так сказать на огонек.

Артем остановился, развернулся и направился к беседке. Теперь он, наконец, смог разглядеть третьего. Двух секундного касания глаз хватило им, чтобы один увидел матерого старого урку, а второй холод смерти и постоянную готовность нести эту смерть в себе.

– Серый, – представился вор и протянул свою синюю от татуировок руку.

– Фартовый, – ответил Артем и крепко ее пожал.

– С Афгана? – спросил Серый.

– Нет, – ответил Артем и посмотрел Серому в глаза так, что тот больше не решился ничего спрашивать его об армейской службе.

Откуда-то из кустов появился четвертый член незатейливой компании. Длинный и худой, одетый в спортивную куртку с олимпийским мишкой, времен олимпиады в Москве и с грязной черной синтетической сумкой в руках.

– Шнырь, тебя только за смертью посылать, – риторически заметил Серый, пока тот доставал и выкладывал на стол расположенный в беседке три бутылки «советской» и зеленые зимнего сорта яблоки – в роли закуски.

Серый достал откуда-то из под стола два граненых стакана сдул с них пыль. Взял со стола бутылку и налил по пол стакана водки.

– Ну, давай Фартовый с прибытием, за то, что не в цинковом гробу, – прохрипел он.

Артем в принципе никогда особенно не увлекался выпивкой. Но протянутый стакан взял и резко выпил, чувствуя, как водка обжигает пищевод и желудок. Серый тоже выпил, прокряхтев, и занюхав зеленым яблоком, потянулся за папиросой.

– А это вот Шнырь, Толстый и Колян, – представил Серый своих товарищей.

Фартовый ничего не произнеся, скинул свой рюкзак на деревянную лавку и подошел к толстому брусу в углу беседки. Он нашел глазами нацарапанную гвоздем надпись «Таня + Артем» и провел по шероховатой поверхности бруса своей огрубевшей ладонью. Эту надпись он сделал сам, больше, чем три года назад.

– Местный? – услышал Артем, обращенный к нему вопрос Серого и в ответ просто кивнул головой.

Фартовый развернулся и подошел к столу. Поднял наполненный стакан и опрокинул его в себя. Затем взял протянутую Серым папиросу и прикурил от спичек. Тем временем компания вернулась на свои места. Толстый поднял гитару и вновь фальшивя, запел, что-то про тайгу и Воркуту.

– Ну-ка дай, – сказал Артем и протянул руку за гитарой.

Толстый дал ему инструмент. Фартовый сел на лавку и накрыл струны рукою, сперва несмело, а затем все увереннее наигрывая мелодию. Его руки, привыкшие за три года к автомату, медленно вспоминали аккорды. А потом он запел сперва тихо, а затем все громче и уверенней. Мягкий густой баритон, сведший с ума не одну девчонку, зазвенел между парковыми деревьями.

Глава 2.2

Опьяненный водкой, свободой и родным городом, Артем шел по улицам, не вглядываясь в лица прохожих, полностью погрузившись в воспоминания своего юношества, пока на одном из перекрестков не услышал, что его зовет смутно знакомый женский голос:

– Фартовый?!

Он остановился, развернулся к звавшей и остолбенел не веря своим глазам. Повзрослевшая и от того более женственная перед ним стояла Танька Елесеенко.

Высокий, сильный, симпатичный черноволосый и зеленоглазый Артем популярностью среди девчонок стал пользоваться довольно рано. Плюс ко всему сказывался его горячий темперамент, занятия спортом и великолепная игра на гитаре. Но Танька Елесеенко была отдельной главой в его жизни. Он познакомился с ней за полгода перед уходом в армию, на танцплощадке. Такая же высокая, как и он, с вьющимися темно рыжими волосами, великолепными веснушками и необычайно глубокими голубыми глазами, своим задорным характером она напоминала маленькое солнышко и сразу же завладела всем его вниманием. Артем добивался Танькиного расположения почти месяц, в процессе свернув две челюсти ее незадачливым ухажерам. А затем между ними вспыхнула такая настоящая первая любовь, что все вокруг только завидовали. Уходя в армию Артем уверенный в том, что попадет в Афганистан и помня, что Танька старше его почти на два года решил ее не мучить. Он попросил не ждать его и даже не писать, считая, что так она быстрее все позабудет и обретет свое семейное счастья. Танька его просьбу выполнила полностью. Теперь же спустя три года она стояла перед ним на расстоянии четырех метров.

Артем приблизился к Таньке и слегка осипшим от волнения голосом произнес:

– Здравствуй.

– Здравствуй, – ответила она и тут же спросила: – Значит, вернулся все-таки?

– Вернулся, – ответил Артем.

Они стояли на перекрестке улиц города своей юности и первой любви, пожирая друг друга глазами, и молчали.

– А пойдем ко мне, – вдруг неожиданно предложила Танька, а потом, смущаясь, тихо добавила: – Я здесь не далеко живу.

Отказаться Артем просто не мог.

Они шли по улице к пятиэтажным домам, в которых как помнил Артем, селили офицеров из расположенной за городом военной части и работников геологоразведки, не разговаривая. Так же молча, поднялись на второй этаж одного из домов. Танька открыла дверь ключом и впустила Фартового в маленькую гостинку. Она прошла на кухню, и Артем проследовал следом. Немного постояв в центре кухни, Танька достала из холодильника холодец и початую бутылку водки. Так и не раздеваясь, уселась на стул и разлила водку в стоящие на столе рюмки. Они выпили, не проронив ни слова, затем еще по одной. Как-то быстро захмелев, Танька взяла с холодильника сигарету, прикурила от спичек и вдруг заговорила, каким-то новым с хрипотцой голосом. Артем смотрел на нее, удивляясь, произошедшим в Таньке переменам.

– А я вышла замуж практически сразу после того, как ты ушел в армию, – рассказывала она: – Назло тебе. За ухажера своего, Кольку Нестеренко, ты его должен помнить, ты ему еще челюсть выбил.

Артем кивнул головой, давая понять, что вспомнил.

– Он водителем работал у геологов. Через десять месяцев после свадьбы родила, дочку Настеньку.

– А где она? – спросил Артем.

– У бабушки, – ответила Танька махнув рукой и продолжила: – А когда, Насте исполнилось полгода, Кольку по пьяни раздавило его же собственным «камазом». Вот эта квартирка все, что от него осталось, – закончила она, обведя рукой гостинку с зажатой в ней дымящейся сигаретой по кругу.

Затем затушила сигарету в жестяной банке из под рыбных консервов, стоящей на столе, наполненной горой окурков со следами ярко алой помады. И вдруг из ее чудесных голубых глаз брызнули слезы. Артем поднялся со стула, и приблизился к Таньке, желая ее как-то утешить, а она потянулась к нему губами, и он ответил ей. Незаметно они перебрались в комнату и рухнули на издавший протяжный скрип старый диван, впиваясь в друг друга и отдаваясь угасшим воспоминаниям.

Артем проснулся, когда уже совсем стемнело. Через не закрытое шторами окно уличные фонари освещали настенные часы, которые показывали девять часов вечера. Очень хотелось пить и ломило виски. Он посмотрел на разметавшееся по дивану нагое женское тело и ничего не почувствовал. Яркое солнышко, пылавшее раньше в Таньке, кажется, угасло навсегда.

Стараясь не разбудить ее, он тихонько выбрался из постели. Беззвучно собрал свою одежду разбросанную по комнате и оделся на кухне. Наконец напился воды из под крана и тихонько выскользнул за дверь.

Улица встретила Артема морозным воздухом поздней осени.

Глава 2.3

Наконец Фартовый оказался в своем микрорайоне. Скользнув в знакомую с детства дырку в заборе он, зашагал по территории детского садика, привычно срезая путь и уже предчувствуя долгожданную встречу с домом. Свернув за угол здания он, наконец, увидел пылающие окна родной девятиэтажки, и так увлекся в своем стремлении поскорее оказаться там, что компанию молодых парней пивших портвейн возле детской песочницы заметил, уже практически столкнувшись с ними. Ничего не желая кроме, как поскорее оказаться дома он свернул на боковую тропинку желая обойти ребят, как случилось то, что уже начинало надоедать своей банальностью.

– О, солдатик! Закурить есть? – обратился к нему, кто-то из кампании не трезвым голосом.

«Второй раз за день» – подумал Фартовый, и бросил:

– Не курю.

Дешевый портвейн видимо притупил чувство самосохранения и предал храбрости парням, потому, они вдруг решили, что Фартовый отличное средство от скуки.

– А ну постой, – прозвучал тот же голос.

Фартовый остановился. Один из парней подошел и встал перед ним. Таких Артем еще не видел. По крайней мере, в пору его юности подобных можно было увидеть лишь на пластинках «Пинк Флойд», или «Блэк Сабат». Парень был одет в черную куртку, сплошь покрытую металлическими клепками. На руках красовались перчатки с обрезанными пальцами и стальными шипами на костяшках, а голову его украшала давно не мытая и не чесаная шевелюра.

– С Афгана? – пахнув на Артема перегаром, спросило патлатое недоразумение.

– Мамины? – вопросом на вопрос ответил Фартовый, кивком указав на перчатки.

– Много духов завалил?

Артем не ответил. Он спиной почувствовал приближение еще троих молодых людей. А патлатый не унимался:

– Ну, че страшно тебе там было?

Фартовый всмотрелся в его лицо, прикинув, что тому встреча с военкоматом светить в ближайшее время и ответил:

– Скоро узнаешь.

– А я пацифист. – С долей претенциозности заявил патлатый.

Артему все это надоело. Отодвинув патлатого с пути, он зашагал дальше. Реакция пацифиста совсем не соответствовала его мировоззрению. Разгоряченный алкоголем, бесстрашный в присутствии своих друзей, а возможно и в не желании уронить перед ними свой авторитет с криком: «Ах ты, социалистический убийца!», он попытался врезать Фартовому кулаком в перчатке со стальными шипами в затылок.

Выработанные годами инстинкты, как всегда сработали четко. В тот момент, когда казалось, что контакт кулака и затылка уже неизбежен, Артем сделал резкий шаг в сторону. Увлеченный силой своего удара патлатый рухнул на землю. Фартовый развернулся. Перед ним теперь находились все четверо парней. Остальные были такие же, как и первый в коже и металлических клепках.

«Какого черта», – подумал Фартовый и решил преподать парням урок вежливости.

Уличная драка или настоящий бой совершенно отличаются от спортивных спаррингов, проходящих на соревнованиях в спортзале. Это Артем осознал давным-давно. А в спецназе его в этом четко убедили. В принципе любой бой должен происходит без собственного эмоционального вмешательства. Только победив чувство страха можно с легкостью контролировать свои действия. Именно тогда в голове появляется максимально эффективный план сражения. Вот и сейчас за долю секунды Артем создал в голове схему своих дальнейших действий. Учитывая, что перед ним фактически бестолковые дети, и не желая никого серьезно покалечить, он перешел к действиям. «Бей первым» – учил его тренер на секции рукопашного боя.

Поднявшегося с земли патлатого Фартовый жалеть не стал, и резко ударил его в пах. Не так сильно, чтобы размозжить там все и оставить его совсем без потомства, но достаточно, чтобы парень пару недель походил с посиневшим детородным органом. Прежде чем тот успел, надсадно взвыв согнуться в три погибели, Артем наподдал ему раскрытой ладонью в лоб, отправив патлатого скулить в ближайшие кусты. Теперь шаг и удар под коленку тяжелым армейским ботинком, опорной ноги ближайшего противника. Ударь Артем чуть выше и парень остался бы на всю жизнь хромым. А так он, забавно взмахнув руками, плюхнулся, теряя равновесие, лицом в землю и тоже завопил, согнувшись и схватившись за ногу. Еще шаг, подбитые ноги и удар ладонью в грудь для ускорения заставили, куда-то укатится третьего парня. Перед четвертым Фартовый остановился. Тот застыл, сжимая в руках портвейн, до конца не понимая, что ему делать, то ли наводящую страх опасную «розочку» из бутылки, то ли дать деру. Но вопли друзей подсказали бедняге единственно правильное решение. Бросив портвейн на землю, он развернулся и стремительно бросился куда-то в темноту укутавшую территорию детского сада.

Кто-то из собачников вблизи выгуливавший своего питомца, успел вызвать милицию.

Увидев резко притормозивший у забора «луноход» и выскочивший из него наряд, Фартовый застыл, широко разведя руки в стороны.

– Достали эти металлисты, клея с дихлофосом нанюхаются, портвейна понажираются и шастают по подворотням наводя беспорядки и ужас на законопослушных граждан, – рассказывал Фартовому младший лейтенант Верещагин, с интересом изучая его документы.

Пашку Верещагина Артем знал. Они даже учились в одной школе, правда Пашка был на четыре года его старше.

– Слышь Фартовый, а ты это, того их там, ну, ненароком не покалечил? – вдруг снизив голос до шепота спросил Верещагин, и продолжил: – Я чего спрашиваю, ну чтоб проблем потом не было ни у тебя, ни у меня.

– Скоро оклемаются, – спокойно ответил Артем.

– Хорошо, – кивнул Пашка, и спросил: – Значит, отслужил, говоришь, где в Афгане был? Ну, давай рассказывай.

– Нет, там я не был, – угрюмо ответил Артем и замолчал.

А Верещагин не унимался:

– А куда теперь то, может к нам в милицию? Не, платят, конечно, не то, чтобы очень, зато пайки дают. Я за тебя замолвлю словечко, если хочешь, послужишь немного у нас, затем в спец часть какую-нибудь переведешься. Я ж вижу, что непростая у тебя была служба.

Представив все прелести службы в родной милиции, и дальнейшие перспективы всех спец частей, Фартовый ответил:

– Нет, спасибо, я весной в институт хочу поступать, в наш, строительный.

– А ну, тогда понятно, – ответил Пашка, а затем, вновь перейдя на шепот, добавил: – Слушай, я где-то через пол часика своих всех отправлю, можем посидеть за пузырьком. Так сказать юность вспомнить.

– Нет Пашка, не могу. Дома еще не был. Мать не видел. Если ты не возражаешь, я пойду, – отказался Артем.

– Ну, как знаешь. Иди, конечно. А этим металюгам я устрою по пятнадцать суток общественных работ, – улыбаясь, произнес Верещагин и, протянув Артему руку, продолжил: – Ты заходи, если насчет милиции надумаешь. Не спеши, осмотрись, подумай.

– Хорошо, – скал Артем, встал со стула и, пожав Пашкину руку, направился к выходу из отделения.

Наконец Фартовый добрался до дома без приключений. Его ручные часы показывали без четверти двенадцать. Немного постояв перед дверью в квартиру матери, он тихонько нажал на звонок.

С полминуты нечего не происходило. Затем послышались громкие шаги, и дверь распахнул старший брат Артема – Николай. Одетый лишь в семейные трусы и майку, отрастивший усы, и приличное пузо, с момента, когда его последний раз видел Фартовый, он нелепо и сонно таращился на молодого и подтянутого военного. Наконец Николай рассмотрел и узнал Артема. В его глазах загорелась радостная искра.

– Братан вернулся, – воскликнул он, улыбаясь, втаскивая Фартового в прихожую и обнимая его.

На голос из спальни выскочила взлохмаченная заспанная мать. Артем заметил, что за прошедшие годы она как-то сильно осунулась и выглядела постаревшей.

– Сынок, – вскрикнула она и кинулась к Артему.

Сильно и нежно прижимая ее к себе, Фартовый чувствовал своим лицом, нежную и влажную от слез щеку матери.

Когда буря рожденная встречей улеглась, сытый и разомлевший Артем сидел на кухне с мамой и пил чай с печеньем. Николай ушел спать, так как ему с утра надо было ехать на смену. Он работал в охране местной зоны.

Перед мамой тоже стояла чашка с чаем, но она не сделала из нее, ни одного глотка. Женщина, упершись рукой в щеку ни на секунду не отводя любящего взгляда, смотрела, как ест и пьет ее сын.

Наконец покончив со второй кружкой чая, Артем поднялся из-за стола и, потрепав маму за плечо, сказал:

– Поздно уже, мам, пойдем спать.

– Иди сынок, иди, я тебе на диване рядом с Колькой постелила, а еще немного здесь посижу, – ответила она.

Артем зашел в зал, где безмятежно храпел Николай. Разделся и, усевшись на разложенный диван, осмотрел совсем не изменившуюся комнату. Затем лег, накрывшись одеялом. Сморенный событиями ушедшего дня, он практически мгновенно заснул, не обращая никакого внимание на храп брата.