Текст книги "Неразбавленные пустотой"

Виктория Валериевна Шулика
Неразбавленные пустотой
Сборник стихов

Коротко об авторе

Родилась в городе Севастополе. Дебютировала как поэт в литературном журнале «Альманах Севастополя». Печаталась в различных изданиях: «Золотая строфа», альманахах «Зеленая лампа» и «Российский колокол», литературных журналах «Автограф» и Russian Bell. Выпущен аудиоальманах автора к литературному журналу «Российский колокол».

Финалист «Золотая строфа – 2009», лауреат медали-премии им. С. Я. Надсона Международного литературно-музыкального фестиваля «Ялос-2016», кавалер медали Российской литературной премии «За крупный вклад в отечественную словесность», медали «За заслуги в области культуры и искусства».

Награждена дипломом им. Антуана де Сент-Экзюпери, дипломом фестиваля русской словесности и культуры «Во славу Бориса и Глеба» «За вклад в развитие современной русской поэзии», дипломом XXXIV Международного фестиваля фантастики «Аэлита»

«За крупный вклад в развитие культуры», финалист Российской литературной премии 2018 г., участник многих международных литературных фестивалей.

С 2018 года активный участник севастопольского проекта «Читаем стихи», реализуемого совместно с Севастопольским русским академическим театром им. Луначарского.

Один из организаторов и руководитель творческих проектов АНО «Союз литераторов „Перо и Слово“» (г. Москва).

Автор нескольких поэтических сборников.

Рецензия на стихотворения, вошедшие в сборник «Неразбавленные пустотой»

Открытое пространство.

В стихах Виктории Шулики очень много простора, шири, пространства. Иногда пустого физически, но всегда наполненного эмоциями.

 
Как странно: до земли рукой подать,
Но море убаюкало и просит
Остаться с ним, такая благодать
В живой среде его многоголосий!
 

Рядом, в близком соседстве – и тихая стесненность берега, и необъятность воды. Они одновременно вторят и противоречат друг другу, как инь и ян. Но между ними приходится выбирать.

И, пожалуй, можно утверждать, что лирическая героиня выбирает именно море, потому что ее стихи всецело подчинены этому чувству необъятности.

Где море, там и отраженное в нем небо. Там и сияние звезд, и солнечное тепло, и тревога ночи. Это все проходит через душу поэта и переосмысляется, претворяется:

 
Так мило все: и ночь с ее исходом,
И жар звезды, скатившейся с небес.
 

Душа поэта так устроена, что любит все – и день, и ночь, и радость, и тревогу. Ведь из всего этого вырастают прекрасные стихи. Только земля, ее теснота и тяжесть страшат поэта.

 
Не дай нам Бог – влюбленным и беспечным —
Сойти на нет под толщей мрачных плит.
Придет пора – в лоб поцелует вечность,
И взмоем мы в пылающий зенит.
 

Человеческая душа неземная. Оттого она и стремится подняться ввысь.

О том же, но немного иначе говорит Виктория Шулика в другом стихотворении:

 
Блажен, кто ищет идеал,
Кто верит в то, что жизнь иная
Есть за изнанкою зеркал.
<…>
Там оглушительное эхо
Иному вторит бытию.
 

Каждый из нас видел, как зеркала расширяют пространство, удваивая комнаты, а если зеркал много – развертывают целые анфилады. Это земные зеркала. Духовные творят нечто подобное, только на свой лад. В зеркалах наших душ отражается нездешняя вечность и Тот, Кто даровал нам души и жизнь, стремление к иному.

Иногда Виктория Шулика словно уходит от широты к камерности, пишет о малом, близком, житейском:

 
Мы с тобой сегодня дома.
Посидим обнявшись тихо.
На закате наши души
И сердца обнажены.
 

Двое сидят обнявшись. Они предельно близки друг другу. Они не на просторе, а «дома», значит, под крышей, в четырех стенах.

Но тело и душа живут розно. Это тело наше замыкается в малом пространстве – душе нужно великое.

 
Белый свет на вечность вылит,
Смерти нет, и пали стены.
Мы в нирване повстречались
До судьбы еще своей.
 

Так просто рассказывает Виктория Шулика об особом духовном пространстве. Души ненадолго остались на земле, но любовь открывает им дорогу на небеса.

Это не только любовь к человеку или Богу, но и любовь к красоте, жизни.

 
Есть такие места, где Вселенной становишься частью,
Где никто и ничем не нарушит душевный покой.
 

Там-то, в «таких местах», и посещает человека истинная любовь. Когда душу не мучают лишние тревоги, когда весь мир говорит с тобой, когда смотришь в себя и себя до конца понимаешь.

 
И под утро, взирая на дымкой подернутый остров,
Где багряным румянцем пылает над морем заря,
Как охочий до счастья и верящий в чудо подросток,
Знать, что жизнь глубока и дана, как святыня, не зря!
 

Жизнь дана не зря каждому из нас, а не только великим и знаменитым. Но чтобы это осознать, нужно очень многое понять, а кое-что забыть, оставить всю мнимую «взрослость» и сделаться подростково открытым миру.

Тогда удастся и самому выйти на открытое пространство.

Оргкомитет I Международного литературного фестиваля им. А. С. Пушкина

Крым, 2019

В опере

 
Как неожиданно голос меняет тембр,
С новой окраской срывается на фальцет…
Музыка льется, слегка ускоряя темп.
Ария Верди, Египет, страны расцвет.
 
 
Диву даешься, по сути – чужой язык,
Звуки же сердцу – волнений девятый вал.
Сколько вложила Аида в предсмертный крик
Боли и горя, трагичен ее финал!
 
 
Звучный аккорд уронила флейтистка в зал.
Слезы не скроешь, пульсируют нити жил.
Музыка смолкла, ее ураганный шквал
Радость небес и страданье земли вместил.
 

Смейтесь, люди

 
Только чудо Господне сравнимо
С тем, что дарит нам искренний смех.
Укрывают крыла Серафима
От печалей смеющихся всех.
 
 
Смейтесь, люди, задорней и чаще,
Потому что в привольной среде
Чистый смех уготован на счастье,
На слияние пылких сердец.
 
 
Смех на завтрак, улыбка на полдник,
Ужин – время душевных бесед.
В том, что я этой нежностью полнюсь,
Ничего в мире радостней нет!
 

О русской словесности

 
Какой бесценный дар для нас романы Грина!
Прекрасная Ассоль, неутомимый Грей.
За детские мечты, отсутствие рутины —
За все благодарю своих учителей.
 
 
Наверно, не найти таких, кто не врывался
Умом и сердцем в мир фантазий без границ,
Где три богатыря, Горыныч мчится галсом,
Где поп нашел Балду, где франт любил девиц.
 
 
В такой наследий пласт как веку не вместиться?
Есть Бунин, есть Куприн – высокой прозы фланг.
Светлее оттого, что гений Солженицын
За лакомый кусок не продал свой талант.
 
 
Их памятен уход, мы рюмки осушаем
За роскошь языка, за колоритность фраз.
Нет меры для души, и есть любовь без края —
Подхватит пламя тех, кто временно погас.
 

Кто-нибудь спросит

 
Опять я ненастьями запил.
 

Б. Пастернак

 
Кто-нибудь спросит: «Какой на дворе денек?
Теплый, холодный?» – И что чудаку сказать,
Если ненастьями запил? Шалаш протек,
Осиротела без емких стихов тетрадь.
 
 
Пальцы, увязшие в гриме, еще вчера
В кровь истирались, латали строкой эфир.
Ныне разлукой на жизнь бьет под ребра страх
И рассекает на счастье и муку мир.
 
 
Дело, конечно, в душе, не в красе лица.
Люди выходят из жизни, минувших вех,
Чтобы попасть не с парадного, а с торца
В Божьи пенаты, пока существует грех.
 

Мне бы к небу, мама

 
Мне бы к небу, мама, мне бы к небу,
Чтоб гиены, волки не достали.
Овцы блеют, рыщут звери – хлеба!
Рвут овец клинки дамасской стали.
 
 
В смертных муках хрип последней дружбы,
Доверяли агнцы, доверяли.
Час кончины. Душно овцам, душно,
Шерсти клок, из шерсти кожух валян.
 
 
Пусть вся жизнь их в ранах и сраженьях,
Снят покров, но суть овечьей веры
Не понять волкам: им от рожденья
Злоба привита, присуща серость.
 

Собрату по перу

 
Поверье есть, что для поэта
Сияет яркая звезда.
Она фатальная, и в этом
Ее злой рок, его беда.
 
 
Душа не ведает покоя,
То ввысь, то вскачь, то с выси вниз.
Ей опыт – странствие земное —
Дарует силу Божьих искр.
 
 
Мы все взросли на твердой почве,
Удел творцов высок, как встарь.
Внутри телесных оболочек
Сияет вечности фонарь.
 

Когда бы дар

 
Кто сочинил: не вместе – значит, врозь?
– Ответьте мне, Золя, Дефо и Диккенс.
Зачем певцу Орфею довелось
Увидеть смерть любимой Эвридики?
 
 
Когда бы дар – возможность вместе жить —
Им на земле Аид позволил в радость,
Они верны бы были? Разделить
Уклад смогли бы, оставаясь рядом?
 
 
Рай нашей жизни хрупок, время влет
Лишает сил, но худа нет без блага.
Когда бы знал всю правду наперед,
Не сделал бы навстречу ей ни шага.
 

Два ангела

 
Два ангела, два спящих голубка.
Умильна сцена: карусель земная
Сморила сном. На глади потолка
Алмазы звезд от ночника мерцают.
 
 
Как мне от зла двух голубков спасти?
Но нет спасенья – им летать по свету.
Как брат с сестрой, как близкие, нести
Свой свет сквозь тьму, не растеряв при этом.
 
 
Что я могу? И в смерти сохраню
Свою любовь, где времени страницы
Листает Бог, там день не равен дню,
Там ночь – не ночь, а жизнь нам только снится.
 

Что счастье?

 
Счастлив был и я неосторожно,
Слава богу – счастье не сбылось.
Я хотел того, что невозможно.
Хорошо, что мне не удалось.
 

Евгений Евтушенко

 
Как властны в нас желания, от встречи
До встречи проживает человек.
Что счастье? Обещания на вечер,
Сверхмощный взрыв гормонов, долгий век?
 
 
Прекрасно быть единственной и верной,
Лишь той, которой к счастью путь открыт.
И вся-то жизнь – биенье сердца, верно
Творился мир, чем чище, тем навзрыд.
 
 
Придет весна, затеплит дух, и, ластясь,
Сгорят в цвету побеги алычи…
Как звездам – свет, раздал Создатель счастье,
Но умолчал, где спрятаны ключи.
 

Как Еве и Адаму

 
Любя друг друга бережно и нежно
От первых встреч до наступивших дней,
Мне о душе твоей, как синь безбрежной,
Повествовать – что отразиться в ней.
 
 
Весь мир на выдох для влюбленных создан,
Как Еве и Адаму – в помощь нам.
Ты – глаз отрада, мой целебный воздух,
Глоток воды, приникнувшей к устам.
 
 
Ты тем высок, что счастье кистью даришь,
Кто сердцем зряч, не раб мошны своей,
Заметит солнце – золотистый шарик,
Что склевывает с ветки соловей.
 
 
Он небо пьет, посвистывая, гордый,
Возносит трель дыханием земля…
Все взмывы душ – небесные аккорды,
Как ветви древа жизни, – ты и я.
 

Созерцатель

 
Вначале голубь пил из лужи
Себя иного в полный рост.
Затем увлекся неуклюже
Тем, что студеный дождь принес:
 
 
Листвой опавшей, роем мошек,
И, находясь везде – нигде,
Смотрел, как шлепает в калошах
Малыш счастливый по воде.
 
 
Важнее птице крошек хлеба
В просторы крылья окунать.
За разом раз над кромкой неба
Ей жизнь у смерти вырывать.
 

Мы с тобой сегодня дома

 
Мы с тобой проснулись дома.
Где-то лес качает кроной.
 

Борис Чичибабин

 
Мы с тобой сегодня дома.
Посидим обнявшись тихо.
На закате наши души
И сердца обнажены.
То ли сладостная дрема
Усмирила страсти вихорь,
То ли вечер, в нас вдохнувший
Безмятежность тишины.
Растворяясь в полном штиле,
Вдаль плывем, благословенны,
Мы в небесной пасторали:
Эвридика и Орфей.
Белый свет на вечность вылит,
Смерти нет, и пали стены.
Мы в нирване повстречались
До судьбы еще своей.
 

Видно, я простудилась тобою

 
Странный вечер, пишу и не верю за делом ни слову.
 
 
Как-то глупо писать, взяв молчанье твое за основу.
Да и толку холодным безмолвьем корить, коль волною
Затопила любовь, видно, я простудилась тобою.
В животе и в губе мотыльки – элементы всесилья —
Вьются, рвутся наружу, как рвется в полет эскадрилья.
Все, что будет хранимо душой, не отринуто вовсе,
К нам приходит извне с тайным ангелом, призрачным
гостем.
И, о стрелках трубя, бег свершающих по циферблату,
Превращает по части любви в пластилин или вату.
Размягчившись от грез, рассыпаешь невольно крупицы
Ввысь и ниц доброты, как желанное просо для птицы.
Ибо это надолго, врача не зовите, не надо.
Так бывает порой, что болезнь – это тоже награда.
 

Два мира

 
Прекрасен день, но ночь прекрасней все же.
Дремотный сон накроет второпях.
Проход готов: красивей и моложе
Ты каждый раз, и мчится время вспять.
 
 
Коснуться тех, кто в мир иных желаний
Мерцаньем света тихо перешел,
Пусть хоть на миг, чредой воспоминаний
С душой сольются, вязкой ночи шелк
 
 
К ним стелет путь, под стон певучей скрипки
Он – двух миров связующая нить.
Чтоб светом глаз и теплотой улыбки
С иного мира время расцветить.
 

Для счастья есть…

 
Для счастья есть весна, свод неба ясно-синий,
Лазурная вода в объятьях голых скал.
Лебяжьи облака и горизонт в рубине,
Все то, чем дух силен, что зоркий глаз ласкал.
 
 
Люблю смотреть на мир, воскресший ранним утром,
Когда сочится свет сквозь прорези теплом.
Люблю смотреть, как льешь в бокал из перламутра
Игристое вино и грезишь о былом.
 
 
Мне без тебя – ни дня. Ты сердцу – высь и пристань.
Прижав к своей груди, желанный и родной,
Даруешь рай земной, медвяный и душистый.
И не вместить всю жизнь в мгновение одно.
 

Звезда Любви

 
Звезда Любви сияет всех сильней,
И злу быть рядом нестерпимо с ней.
 

 
Сад в сиянии золотом
Ветвью сливы вползает в дом.
Вишни спелые налегли
Алым соком на сок земли.
Птица свистнет, задержит вдох —
В сердце птахи стучится Бог,
В землеройки, в ежа, в мое,
Он повсюду, в ручье – ручьем
И светилом в ночи, когда
Для меня упадет звезда,
Ей ответной слезой из глаз
Благодарность любовь воздаст.
Зла превыше она, взрослей,
Жизнь и смерть отразились в ней.
 

Душа

 
Медвяным воздухом природы
С благоговением дыша,
Приумножает силу Рода
Тысячелетняя душа.
 
 
Как в музыке – преображенье
Небесных гамм и чистых нот,
Душа – напев и отраженье
Непостижимых сфер, высот.
 
 
Мотив тоски, мотив разлуки —
Лишь отблеск участи земной.
А эти ноты, эти звуки —
Восторг, блаженство, томный зной.
 
 
Какое время б ни застала,
Расцвет и крах каких бы царств,
Ее обитель, где начало
Не начинается с конца.
 

До мира ли?

 
Мужчина ты, а кто из сильных
Не жаждет в бой вступить со змеем?
Неистовей телесной силы
Жестокосердие злодея.
 
 
На бытие охотник мрачен,
И дичь – вопрос чутья, не мыслей.
Как сердцем можно стать богаче,
Когда всего превыше выстрел?
 
 
До мира ли, мельчая духом,
Нужна ли поступь Голиафа?
Когда кругом – одна разруха,
Живущим в ней не до метафор.
 
 
И в пляске атомов, молекул
Глоток воды – рублей за триста!
Но содержимое сусеков
Не обменять на воздух чистый.
 

Твоя любовь – цветущий сад

 
Сквозь жаркий спор добра и лиха,
Сквозь гул и гам совместных лет
Твоя поддержка – верный выход
Из мглы житейской и сует.
 
 
И столько света в этой силе,
Наитья чувств на мирный лад,
Как будто в выси золотили
Твою любовь – цветущий сад!
 
 
Сердцам, ликующе как в детстве,
Слетают ангелы с небес
Полюбоваться, как божествен
Земного сада дивный блеск.
 

Привыкай дорожить малым

 
Я бываю с тобой слишком мало,
Дорожить научилась малым.
Я хожу, как лунатик, по крышам.
Слышишь?
То же самое, что и я,
Сквозь преграды и стены пройдя?
Зоркость взгляда, чем шире – двоится:
Две луны, солнца два, люди-птицы
Наблюдают с другой стороны.
Видишь это?
Тогда мы равны.
Между смертью и жизнью – ушкó,
И пройти сквозь него двум легко,
Если души венчают и множат
Веру в счастье и промысел Божий.
 

Стрекоза

 
Замкнув излияния сердца сонетов венцом
На лист, сохранивший еще аромат цикламена,
Тебе напишу я сказание с грустным концом
О зле и добре. На распластанной стружке полена
В лучах заходящего солнца дрожит стрекоза.
Залетная, ветром каким ты гонима из рая?
Мятежную душу скрывают пустые глаза.
В исканьях любви приживется средь мира иная?
Пусть мир с нетерпеньем встречает багряный рассвет:
Предтечи грядущего дня, приносящего смену
Морфею ночных полномочий, ее легкий след
Ты вряд ли отыщешь – любовь превращается в пену,
Когда обращенной Ундиной восстанет из волн
И кинется в ноги избранника царственной тенью.
Но правящий ветром, надменный и гордый Эол
Крылатую деву предаст вероломно забвенью.
 

Тоска (ироническое)

 
По-стариковски полдень мягок.
Кошачьей поступью тоска
Подкралась и прильнула, в тягость
Боль, отдающая в висках.
В такие дни от пинты пива
Рассудок тешится быстрей.
Мелькнула, кажется, Годива
И королевич Елисей.
Язык тотчас же липнет к нёбу,
Его накрыла немота.
А то, что снять не может пробу,
Так это происки лишь рта.
Позер он тот еще, растянет
Углы до скул и вразноряд
Один оставит на стакане,
Другой… а впрочем, это взгляд
Со стороны, с лиц очевидцев
Картины ясной не извлечь.
В бокал мой пиву уж не литься,
И по усам ему не течь.
 

Лишний

 
И я не знаю сильнее боли,
Чем умереть, не успев родиться.
 

 
Что причитать по сотни раз?
Ты выбираешь, кто здесь лишний.
Но в этот миг – мир новой жизни,
Не полюбившейся, погас.
 
 
Кто виноват и кто виновен,
Сердечко чье окаменело?
И отлетает ангел белый
К созвездию с названьем Овен.
 
 
И, затерявшись в зодиаке,
Всевышнего прикосновеньем
Он поменяет оперенье
Крыл на лиловое во мраке.
 

Рождественская фантасмагория

 
На улице свирепствует мороз,
и треплет ветер кудри в одиночку,
пытаясь сунуть свой нахальный нос
за шиворот и дальше, под сорочку.
 
 
В подъездах галопирует сквозняк,
затягивая песню о свободе.
И молодежи шумная возня
старушек из укрытия выводит.
 
 
Рождественские встречи, раз, два, три,
любовь, морковь и прочие деянья!
Когда все стрелки близятся к восьми,
то где-то на задворках мирозданья,
 
 
недалеко от ледяных небес,
взбивают дважды снежную перину.
И накрывает пухом мглистый лес,
атлас озер, бескрайнюю равнину.
 

Что за причуда?

 
Что за причуда вдыхать целый месяц
Воздух морской на прибрежном песке?
Вроде не пять и, конечно, не десять
Лет лежебоке, тату на пупке.
 
 
Ты не летаешь во снах – что за диво?
И подростковый не мучит невроз.
Мимо юнцов не скользишь горделиво,
Не соблазняешь их золотом кос.
 
 
Что же тогда происходит с тобою?
Кудри беспутные пó ветру, – ах!
Чашу испив Афродиты, душою
Пеннорожденной паришь в облаках.
 

Исцеление

 
Как колос под серпом, как роза от ножа
Крах принимают, подчиняясь року,
Так ты с болезнью жил и терпеливо ждал,
Когда последний луч уткнется в щёку.
 
 
Отчаянья печать стерев с бесцветных губ,
Ты улыбался, боль превозмогая.
Когда не слышно слов, звучанье Божьих труб
Неумолимо приближает к раю.
 
 
Но каждый ли цветок, что вазе отдан был,
И каждый колос, ставший вкупе хлебом,
Связь потерял с землей, небытия вкусил
И возвратился к жизни верой неба?
 
 
Так появилась та, что с помощью любви,
Целебных ласк и отношений чутких
Подвигла свет сойти, промолвила: «Живи!»
Так исцеляют души – незабудки.
 

Бегущая во мгле

 
Мой перезвон в душе из дымки белоснежной,
Из гомона небес, из крика птичьих стай
Черпал немало сил и расточал всю нежность
На тех, кого любил, кого приметил май.
 
 
Для чувства каждый миг неведом и прекрасен,
Превыше пирамид и звонче горна взлет.
Усну ли, добротой прошедший день украсив,
Звеня на все лады, когда любовь зовет?
 
 
Боюсь я вечеров и сна, в котором снится
Бегущая во мгле, Эреба мрак густой.
Чуть тронется эфир, слезу смахнут ресницы,
И с утренней зарей сойдет к душе покой.
 

Ангелу-хранителю

 
Не отводи свое крыло,
Не отрекайся, ангел мой.
Бывало, в жизни не везло,
Но знала я – ты за спиной.
И в трудный час, и в сложный миг,
Вобрав бытья мои грехи,
Ты был смирением велик,
Исполнен мудрости и тих.
Не исчисляют дней для нас,
Не открывают в бездну дверь,
Поскольку ты за разом раз
Уберегаешь от потерь.
 

Дождь

 
Сегодня дождь за мной идет по бровке.
– Притормози! – взываю я к нему.
Он льнет к груди, – докучливый, неловкий,
Целует в нос, как кот урчит: «Мур-мур».
 
 
Ну что же, дождь, препятствовать не стану,
Приму как есть, плененный встречей – мой.
Беги, плыви, запрыгивай в карманы,
Вставай у глаз прозрачною стеной.
 
 
Стекай, трепли ореховые пряди,
свиданье наше, к счастью, удалось.
За щекот капель – белых виноградин —
благодарю сверкающую гроздь!
 
 
И чистотой охваченный рассудок
Вникает в тайну, в безумолчный плеск,
Чтоб описать неведомый рисунок
Следов дождя – заплаканных небес.
 

Когда-нибудь

 
Когда-нибудь я усомнюсь и в том,
Что непреклонен был мой ясный разум.
Несовершенство видится во всем,
Но сердце верит в продолженье сказок.
 
 
Где персонажи пылко влюблены,
Союз венчают сказочные феи.
Где нет несчастных, брошенных, больных,
Повержены героями злодеи.
 
 
А как же мир, что сам Творец воздвиг,
Где правит человеческая раса?
Без проявлений истинной любви
Он оскудеет и лишится красок.
 
 
Когда-нибудь, но только не сейчас,
Мы осознаем: вверили в сохранность
Нам души тех, кто окружает нас,
Кто сострадать, любить не престанет.
 

Но разве море ведало о том

 
Как странно: до земли рукой подать,
Но море убаюкало и просит
Остаться с ним, такая благодать
В живой среде его многоголосий!
 
 
Увлечена, все помыслы о нем,
Переплелись, чтоб не расстаться вовсе.
Как все сошлось в стремлении одном:
И брызги синих волн, и промельк весел!
 
 
Но разве море ведало о том,
Когда в корму наведывалось смело,
Что предпочту стихии ласкам – дом,
Где родилась и вскоре повзрослела.
 
 
Что я из тех, кто пожелал искать
До сна в глазах, до дрожи неуемной
Слова любви, летящие в тетрадь.
Так сумрак вскрыт, так я миную темных.
 

Душа останется чиста

 
Не с горя, нет, внимая горнам —
Иным аккордам бытия,
Судьба разбрасывает зерна:
Взойдут колосья – ты и я.
 
 
Мы станем близкими из близких,
И всеобъемлющая связь,
Собрав всех искренних из истых,
Не даст земному шару пасть.
 
 
Сто раз при жизни умиравшим
Качать душою облака
Не утомительно, не страшно,
Когда она светла, легка.
 
 
Есть та неведомая сила,
Что от рожденья привитá:
Где б нас по миру ни носило,
Душа останется чиста.
 

Зазеркалье

 
Как огнецветной нитью жилок
Трепещут лопасти крыла,
Как пар дыханья легкокрыло
Cлетает с гладкого стекла —
Так бьется жизнь, так исчезает.
Блажен, кто ищет идеал,
Кто верит в то, что жизнь иная
Есть за изнанкою зеркал.
Там вечность духу не помеха,
И каждый – мудр, и каждый – юн.
Там оглушительное эхо
Иному вторит бытию.