Текст книги "Ведьмы: как бизнес-леди и мамочки стали главными врагами человечества"

«Какое-то проклятие»

В книге «Незнакомка в зеркале» Джейн Шиллинг описывает, как она, будучи еще подростком, сравнивала фото своей матери в том же возрасте с сорокалетней женщиной, стоящей перед ней:

«Нежная игривость ранних фотографий пропала. […] Казалось […] какое-то проклятие было наложено на златовласую девчонку, изображенную в альбоме – с котенком, терьером или очаровательным французским другом по переписке. Как будто злой волшебник запер ее в панцире огрубевших конечностей и рябой кожи, и только близорукие глаза Бетт Дэвис, смотрящие сквозь толстые линзы очков, были по-прежнему узнаваемы. Но о чем бы ни говорили ее фотографии, я была уверена, что меня это проклятие не коснется».

Девочка из книги Шиллинг не понимает, как кто-то может вставать по утрам, рассматривать себя в зеркале, даже просто дышать, когда выглядит как ее мама. Культура, которая продолжает восхвалять юность и красоту в женщинах, находит под предлогом самовыражения все более запутанные способы защиты лукизма и приравнивает старение к отвратительным политическим взглядам. Это культура, в которой мужчины получают возможность разделять и властвовать. Она вселяет в молодых девушек страх перед пожилыми женщинами и заставляет винить их в снижении собственного статуса. Она вынуждает нас бежать от нашего будущего и скрывает существование связывающей всех нас женской нити. Мы говорим себе: «Меня это проклятие не коснется», но ровно до того момента, пока не понимаем, что и сами превратились из Белоснежки в Злую Королеву. Как пишет философ Клэр Чемберс: «Красота разрушает женскую солидарность, которая могла бы привести к росту сознательности и сопротивления. Из-за красоты женщины постарше лишаются своих прав и возможностей. Если бы не она, старость могла стать для этих женщин процессом, увеличивающим их власть и статус».

Как мы знаем, в политике внешность тоже имеет значение. «В век, поклоняющийся внешней красоте и приравнивающий ее к внутренней добродетели, – пишет ученая и специалист по истории колдовства раннего Нового времени Энн Ллевеллин Барстоу, – уродливая женщина казалась злодейкой и, следовательно, ведьмой». Но мы живем в более изощренное время. Оно по-прежнему одержимо красотой и идеей контроля над женщинами, но откровенное женоненавистничество считается уродливым, поэтому, чтобы продолжать контролировать женщин по мере их старения, необходимо идти окольным путем. Конечно, было бы слишком грубо называть женщин ведьмами просто из-за их неспособности сохранить юность и красоту. Вместо этого мы проводим связь между обвисшей кожей и озлобленностью, плохой прической и скандальностью, но при этом никогда не утверждаем, что женщина, похожая на ведьму, реально ею является (маска Карен может изображать кого угодно). Однако – и в этом вся хитрость – связь между немолодой внешностью и отличающимися, неудобными взглядами, неприемлемыми для доминантной культуры, все же существует.

С одной стороны, мысли и чувства женщин среднего возраста действительно воспринимаются необъективно, потому что мы больше не похожи на себя в молодости. С другой – те из нас, кто больше не обладает такими качествами, как женственность, фертильность и желанность, действительно видят мир иначе, ведь наши отношения с этим миром меняются, когда меняется наше место в нем. Поэтому для тех, кто хочет сохранить статус-кво, очень важно воспользоваться красотой так, чтобы не позволить женщинам доверять друг другу. Из-за этого мы не прислушаемся к мудрости женщин старшего возраста, которую они обрели, будучи уже не Белоснежкой, а Злой Королевой. Опыт, изменивший их мировоззрение, должен был помочь нам, но вместо этого используется против нас.

Вот пример: летом 2021 г. газеты радостно сообщили, что главные онлайн-тролли – женщины средних лет. Но это неправда. Очевидно, что для виртуального мира, где в качестве мести публикуют интимные фото, затравливают подростков до того, что они совершают самоубийство, а также «сливают» адреса жертв, чтобы спровоцировать физическую расправу над той же Джоан Роулинг, кривляния женщин вроде меня представляются довольно безобидными. Зато, как оказалось, мы (возможно, чаще, чем остальные) отпускаем нелестные комментарии о жизни некоторых инфлюэнсеров в соцсетях. Конечно, в газетах был сделан вывод, что мы озлоблены из-за своей угасающей красоты. В газете The Telegraph можно было встретить цитату вышедшего на пенсию психотерапевта, доктора Шери Джейкобсон: «В определенный момент женщины понимают, что их молодость уже не вернется, поэтому, когда блогеры пропагандируют недоступный для них стиль жизни, это может вызвать их зависть». Эстер Уолкер в своей колонке для inews старается рассмотреть тот же вопрос с позиций самоанализа: «Конечно, я в молодости тоже могла думать о людях плохо, но молодость меня утешала – упругая кожа, свежие глаза. […] Секрет в том, чтобы понять, что плохие мысли исходят изнутри, а не извне. […] Ваша злоба – просто побочный продукт обратного взросления». Ее посыл очень напоминает центральную идею «Белоснежки и Охотника»: «Дамы, не будьте ведьмами с зеркальцем, плетущими интриги против Кристен Стюарт!»

В социальных сетях не меньше, чем в сказках, актуальна вера в то, что женщины среднего возраста в ответ на изгнание с патриархального «мясного рынка» становятся озлобленными ведьмами, нацеленными на уничтожение молодых девушек. Если бы только эти мерзкие завистливые коровы заткнулись и тихо наслаждались [своими] обвисшими грудями и менопаузой! Конечно, свалить все на «зависть» очень легко, ведь это позволяет не замечать настоящий побочный эффект нашего изгнания с «мясного рынка»: мы и сами перестаем воспринимать себя как «мясо». Когда тебе всю жизнь говорят, что женщина перестает существовать, как только ее «ценность» падает, каково же вдруг увидеть, что жизнь продолжается! Как пишет Уолкер, «это трудный переход, но он позволяет женщине раскрыться: стать полноценным человеком, ранее спрятанным под слоями искусственности, цельной личностью, которую нельзя заставить исчезнуть, как бы ее ни игнорировали». Мы видим, что обратная сторона «потери рыночной стоимости» – возникновение условий, в которых тебе нечего больше терять, если ты откажешься играть по правилам рынка. С точки зрения главных поборников этих правил, такой отказ делает женщин среднего возраста опасными, способными сбить молодых с их истинного пути.

«Ты понимаешь, что уже не так хороша, как раньше, – рассказывает моя пятидесятилетняя подруга Джульет. – Ты больше не можешь расплачиваться своей внешностью. Сначала от этого было немного грустно. Потом, поразмыслив о пережитом мной стрессе, я почувствовала себя свободной. Раньше мне приходилось тянуться к каким-то стандартам, стараться быть привлекательнее, чем я была на самом деле. В голове постоянно крутились мысли о том, что отчасти по этой причине меня хотят и ценят. Теперь я понимаю, что факт падения моей ценности напрямую связан с тем, что мне больше нет до этого дела. Моя истинная ценность заключается в моей сущности, а не внешности. Осознав это, я стала ценить себя гораздо больше. Уважать себя, невзирая на мнение других людей, теперь гораздо важнее, чем раньше: в 20, 30, даже в 40 лет. Природе ненавистна пустота, так ведь? Когда уходит красота, что остается?»

Что бы там ни говорили об озлобленности и зависти, больше всего переживают из-за своей внешности не женщины среднего возраста, а те, кому еще есть что терять. Те, кто не представляет (как когда-то Джейн Шиллинг), как можно вставать по утрам, когда выглядишь старой. Наша ненависть к своей внешности сильно преувеличена, но слишком выгодно подменять наш справедливый гнев в отношении социальной и экономической маргинализации, приходящей с возрастом, глупой обидой на утраченную сексуальность. Меня и правда расстраивает происходящее со мной, но не по тем причинам, о которых думают мужчины. Если мы сможем донести это до молодого поколения женщин, как сильно это изменит их отношение к нам и к своим телам? Как это повлияет на солидарность всех женщин и их уверенность в себе?

Согласно проведенному в 2020 г. Комитетом по вопросам женщин и равенства полов исследованию образа тела, молодежь ненавидит свое тело чаще, чем люди среднего возраста и старше, а женщины – чаще, чем мужчины. Меня это совсем не удивляет. Популярный феминизм десятилетиями требует сделать стандарты красоты «более инклюзивными». Тем не менее сейчас, когда я иду по торговому центру или вижу рекламу в журнале, женские тела выглядят еще моложе, тоньше и податливее, чем раньше, во времена моих собственных подростковых страданий. Создается впечатление, что слияние понятий «молодой» и «прогрессивный» заставляет воспринимать несовершеннолетние, недокормленные, полностью депилированные тела как нечто отличное от старого регрессивного идеала. Конечно, теперь для всего найдутся свои специальные термины, обычно заканчивающиеся на «-шейминг». Из-за них кажется, будто обеспокоенность, которую может высказывать женщина старшего возраста в отношении красоты, пластической хирургии или порноиндустрии, вызвана завистью Злой Королевы. Пока женственное жеманство ошибочно принимается за силу, тех, кто все еще надеется «однажды стать достойными», будет легко убедить, будто все, что им мешает, – это завистливые женщины постарше, лишенные прежних возможностей. Как же убедить их, что эта «сила» иллюзорна – при нашей-то внешности? Как заставить их верить старым ведьмам?

Негативное отношение к своей внешности наносит больше вреда молодым женщинам, чем нам, ведь для нас худшее уже позади. Злой колдун наложил проклятие, а мы продолжаем вставать по утрам как ни в чем не бывало. Если бы только молодые женщины знали, что так будет и дальше! Что, если бы мифы о красоте и зависти не мешали коммуникации, и что, если бы молодые женщины направили свои силы на настоящего врага, а не на себя в будущем?

Как бы мы ни называли наших ведьм, мы застряли на общепринятой версии сказки, и пока до нас не дойдет, что Белоснежка в будущем станет Злой Королевой, мы будем отдалены не только друг от друга, но и от того, кем нам предстоит стать. Представьте мир, в котором все иначе. В котором многочисленные полки зелий, обещающих «вылечить» старение, воспринимаются как нечто абсурдное; в котором мы вольны сочувствовать себе на каждой стадии нашей жизни и лишены потребности укрываться в фантазиях. Как говорит Джульет: «Время проходит, и красота перестает быть важной, все равно ее уже не вернуть. Но что приходит на ее место? Эмпатия. А на прочую чушь времени не остается».

Глава 2
Отвратительная ведьма

Осуждать меня можно сколько угодно, но нельзя отрицать мой опыт жизни в теле женщины. Не говорите мне, что он нереален, для меня это единственная реальность.

Сюзанна Мур

Почему мне пришлось уйти из газеты Guardian(Why I Had to Leave The Guardian)

…Телу женщины повсеместно присваивается статус не физического доказательства ее человечности, а объекта непростительного неудобства, представляющего собой простой кусок мяса.

Эймир Макбрайд Что-то не так(Something Out of Place)

Мое изначальное понимание феминизма можно описать через метафору аварийного люка.

Когда вас тащат в эту клетку биологически предопределенной судьбы, чести, послушания и босоногой беременности, выберите удачный момент и бегите, бегите, бегите! В период взросления вокруг меня не было феминисток, но я знала, что феминизм существует и что он меня спасет. Спасет от судьбы женщин из моего окружения, нефеминисток, с их умалчиванием, их деньгами на хозяйственные нужды и их «сама виновата». Я никогда не буду такой. Я не буду «немужчиной», зеркалом, тенью. Я не буду «такой, как все».

Я не считала это ненавистью к женщинам. Наоборот, я их любила, хотя бы за их потенциал, за то, кем они могут стать. Но я точно не любила их такими, какие они есть. Подобный тип мышления чреват серьезной психологической нагрузкой. Ужасно чувствовать эту угрозу, исходящую от самой себя, этот фатальный недостаток, чудовищный риск, что стоит оступиться – и ты тоже станешь «одной из них». Как уничтожить немолодую женщину внутри себя? Несвободную женщину, жертву, мученицу? Замори ее голодом, вырви ее с корнем, отними у нее имя, изгони ее, перечисляя все ее грехи. Но если только вы не попытаетесь остановить время, используя самые суровые методы, вы сами начнете превращаться в старую ведьму. Даже самым упорным анорексичкам не удавалось продержаться дольше 35 лет, при этом они казались уже настолько иссушенными, что напоминали мумий.

Как и многие другие молодые женщины, я провела свои подростковые годы, убегая от самой себя, уничтожая в себе все признаки женственности, одну за другой обрезая связывающие нас нити. Я не хотела быть такой, как другие женщины. Мария Хорнбэкер в своих мемуарах «Впустую» (Wasted) писала: «Я терпеть не могла свое тело, я хотела, чтобы оно поскорее исчезло и я превратилась в чистый разум, ходячий мозг». В общем, все что угодно, только не женский организм. Десятилетия спустя, вспоминая себя в подростковом возрасте, думая о своем теле тогда и сейчас, я понимаю, что, будучи юной, возненавидела бы свое нынешнее состояние среднестатистической женщины средних лет. Внезапно оказалось, что я не могу оставаться вечно молодой на одних книгах, кофеине и воздухе. Вместо этого я изменилась и позволила границам между собой и другими женщинами стереться.

Единственный способ рассказать правду о женщинах среднего возраста – стать одной из них. Но и в этом случае ваш внешний вид будет подрывать веру в то, что вы говорите. Состояния, приписываемые стареющему женскому телу: увядание, зависимость, конец репродуктивных способностей – противоречат политическим нарративам, призывающим к самоопределению, независимости, свободе выбора. Неважно, имеют они корни в либеральном феминизме или патриархальном индивидуализме. Тело с женской историей противостоит как консервативной «секс-нейтральности», по умолчанию воспринимающей мужские тела и жизненные циклы как нейтральные, так и современным попыткам отделить социальную и политическую идентичность от биологического пола.

Опыт жизни в женском теле связан с нестабильностью и переменами, с которыми мужчины не сталкиваются: менструация, беременность, лактация, менопауза. Другими словами, многие годы вы являетесь некой сущностью, а затем внезапно перестаете ею быть. Этот опыт также связан с ненавистью к своему телу, сливающейся с потенциальной ненавистью к другим телам (более старым/молодым, более толстым/худым, фертильным/нефертильным). То, что мы делаем с нашим телом, и то, что мы о нем говорим, формирует место других женщин по отношению к нам. Это работает и в обратную сторону: если сопротивление взрослению – это выражение своего «я», то как же выражается «я» у тех, кто взрослеет? Является ли то, что человек позволяет делать своему телу, согласием на то, что с ним происходит? Женское тело тесно связано с политикой, но оно также может отступать от нее. Нельзя закрывать глаза на значимость тела, тем более что оно неразрывно связано с ощущениями, которые мы испытываем в процессе старения, потому что суть женщины раскрывается во времени.

Есть конкретные причины, по которым современная антипатия к женщинам среднего возраста связана с их телом. Одна из наиболее очевидных – менопауза. Это ярко-красная мигающая табличка с надписью «ВАШЕ ВРЕМЯ ИСТЕКЛО». Разница в мужском и женском репродуктивных циклах создает иллюзию, будто стареют только женщины (мужчины просто живут, а потом умирают). В то же время менопауза может стать моментом, когда многие из нас стремятся понять историю своего тела и то, как эта история повлияла на нашу жизнь. К сожалению, сегодня – не самое подходящее время для подобных размышлений.

В этой главе я исследую, как три фундаментальных страха – вторичности, перемен и смерти – влияют на наше восприятие женщин постарше. Эйджистское женоненавистничество предлагает лишь временное избавление от этих страхов – устранение стареющих ведьм, этих обремененных плотью препятствий на пути к равенству, стабильности и превосходству. В этом смысле ненависть к ним играет важную роль как с психологической, так и с практической точки зрения. С одной стороны, она снимает тревожность, избавляя от ответственности за тело – свое и других людей. С другой – эта ненависть отнимает у женщин концептуальные рамки и нарративные структуры, с помощью которых они могут рассказать свои истории. Помимо этого, их лишают возможности самоорганизации и политической репрезентации с целью изменить условия, в которых эти истории появляются.

Страх вторичности

В 2009 г. фирма Tampax запустила рекламную кампанию под слоганом «Перехитри Мать-природу». Мать-природу сыграла актриса в одежде 50-х годов, «с истощенным лицом, отражающим ее злобный характер». Она пытается подложить свинью молодой женщине, вручая ей подарок в виде месячных, но ее останавливают тампоны Tampax Pearl. «Поставь Мать-природу на место!» – вещал один из постеров с немолодой женщиной, которую вот-вот раздавит огромный тампон.

Наживаться на страхах женщины в отношении внешности, материнства, старения и низкого статуса – эффективная рекламная стратегия. Женская биология, со всей ее неаккуратностью и неудобством, подается как устаревшая идея, фетиш женщин, которые слишком стары и не способны понять, что ее давно победили, в том числе при помощи предлагаемых рынком продуктов. Остроумность рекламы Tampax была в том, что продавался не только предмет, всасывающий кровь, но и «преодоление». Мать-природа не только препятствовала новой жизни и креативности, но и воплощала телесные (женские) ограничения. Беспокоитесь, что природа вам нагадит, как она гадила вашей матери и ее матери? Тогда сокрушите эту старуху, желательно – огромным тампоном с пластиковым аппликатором!

Нетрудно попасть в ловушку представления о женском теле как о чем-то вторичном. В своей книге «Рожденные женщиной» (Of Woman Born) Адриенна Рич писала: «Тело стало для женщин настолько проблематичным, что гораздо проще от него отказаться и летать как бестелесный дух». Книга была написана в 1976 г., но Рич с тем же успехом могла написать ее и сегодня. Тревога, о которой она рассказывает, заставляет «многих умных и креативных женщин [настаивать] на том, что они в первую очередь “люди” и только по случайному совпадению женщины». Это чувство было близко мне еще в 90-е гг., но я до сих пор наблюдаю его у молодежи. Как и я раньше, они воспринимают «любую отсылку к телесности как отрицание умственных способностей». Такой подход выдает себя за феминизм и потому кажется вроде бы справедливым. Он отражен в книге Кэролайн Криадо Перес «Невидимые женщины»[21]21
  Перес К. К. Невидимые женщины: Почему мы живем в мире, удобном только для мужчин. Неравноправие, основанное на данных. М.: Альпина Диджитал, 2020.


[Закрыть] в утверждении, что современные социальные, экономические и политические структуры по умолчанию имеют в приоритете мужское тело. Мы видим, что очень легко перейти от мысли, что мир создан для мужчин, к мысли, что женщины не созданы для мира.

С этой точки зрения Мать-природа, конечно, та еще сволочь, раз хочет разрушить ваше бестелесное веселье. В книге 1992 г. «Секс, искусство и американская культура» (Sex, Art, and American Culture) Камилла Палья пишет, что феминизм ошибается, утверждая, что «женщинам все это удастся, поскольку не мужчины, а Мать-природа взвалила на них тяжелую ношу». В эссе 2015 г. «Материнский инстинкт» (Maternal Instincts) Лора Кипнис пишет: «Если опираться исключительно на природу, мы придем к выводу, что женщины должны полностью посвятить себя продолжению рода, оставляя при себе свои социальные запросы. Современные технологии сыграли важную роль в победе над природой […] что позволило женщинам обрести хоть немного свободы воли». Нет ничего плохого в прогрессе, позволяющем женщинам лучше понимать свои гормональные сдвиги, контролировать рождаемость, избавляться от боли или избегать смерти при родах. Но далеко не все видят разницу между этими достоинствами прогресса и активно продвигаемой мужчинами верой в то, что он поможет женщинам избавиться от главной неприятности – рождения в теле не того пола.

В юности я стеснялась женственности. Я была уверена, что это она делает женщин слабее и медленнее, заставляя их становиться скорее животными, чем людьми. Из-за нее нас легче ударить, изнасиловать, уничтожить. Я не задумывалась над словами Камиллы Пальи, потому что боялась, что они окажутся правдой. Моим выходом из ситуации был стыд. «Стыд, – пишет Эймир Макбрайд, – означает, что вы ощущаете в себе недостаток – неуместный, неприемлемый элемент, за который нельзя просто извиниться и идти дальше. Его надо скрывать и отрицать любой ценой, и поэтому он начинает разъедать вас изнутри». Для меня таким стыдным элементом была моя принадлежность к женщинам. Я знала: стоит мне допустить мысль, что я «одна из них» – женщин, вроде моей матери, так много отдавшей ради того, чтобы быть особенной, – и мне конец.

«Феминистки, – пишет Джули Биндел в книге 2021 г. «Феминизм для женщин» (Feminism for Women), – долгое время старались не придавать большого значения биологическим различиям между мужчинами и женщинами, потому что знали, что эти различия позволят выставить нас неполноценными». Из-за этого мы загнали себя в угол, согласившись с политикой, рассматривающей мужские тела как стандартные и принижающей роль женского телесного опыта. Мы пали жертвами патриархального рэкета, который обещал нам право считаться чем-то большим, чем ходячие матки, в обмен на отказ считать себя группой, объединенной по половому признаку. Точно так же нам когда-то пообещали сексуальную независимость и репродуктивный выбор в обмен на отказ от претензий к хардкорной порнографии и росту секс-торговли. В обоих случаях мужчины получили что хотели, не выполнив свою часть сделки, – а мы все ждем. Мы не хотим поднимать шум, ведь это лишь в очередной раз докажет, что мы остаемся все теми же женщинами. Равенство полов оказалось вежливой ложью: мужчины соглашаются закрыть глаза на нашу очевидную вторичность, а мы в обмен на это не слишком настаиваем на своих требованиях в отношении реальных половых различий.

Стигматизация всего, что связано с биологической женственностью, – важный инструмент контроля над женщинами. Она отделяет нас от наших тел и других женщин, делает наши особенности – обязанностями, а также разрывает связи между поколениями и лишает нас возможности организовываться по половому признаку в качестве политической силы. Кроме того, она показывает, что истории наших тел, объединяющие опыт всех женщин и помещающие его в политический и личный контексты, теперь не имеют значения. На этом фоне отчетливо выступает фигура стареющей женщины – Матери-природы, которую надо перехитрить. Молодые женщины могут делать вид, что им удалось это сделать, но стоит иметь в виду, что с каждым годом раскусить их все проще. В то же время женщины более старшего возраста, уже знакомые с материнством и менопаузой и имеющие куда больший багаж историй, не хотят притворяться и не могут молчать об этом. Чем дольше вы живете в теле женщины, тем сложнее становится отрицать его влияние на ваше место в мире. Нас убеждают, что любое признание различий между полами и их значимости – особенно качеств, присущих только женщинам, – приведет к обратной реакции, но стоит нам посмотреть на то, через что проходит в течение жизни женщины ее тело – и разница между ее социально сконструированным низким статусом и реальной ценностью становится ясной как день. Старение может быть переходом от мысли «ко мне будут плохо относиться, если я буду слишком сильно отождествлять себя со своим (постыдным) женским телом» к вопросу: «Мое (потрясающее) женское тело совершает такие подвиги, а ко мне еще плохо относятся?»

Посмотрим правде в глаза – на свете нет ни одного человека, который появился бы без помощи женщины, прошедшей через зачатие, беременность и роды. «Материнство, – пишет Сьюзан Мошарт, – устрашает, потому что в нем заключена огромная сила. Это акт созидания, перед которым остальные устремления человечества уходят в тень. Материнство является вершиной созидания, все остальное – искусство, наука, технологии – лишь команда запасных». И все же считается неприличным и регрессивным, если на каждом углу женщина трубит о своих репродуктивных качествах. Потому что беременность – это естественно. Потому что женщины вынашивали детей с начала времен. Потому что не все женщины хотят и/или могут иметь детей. Потому что привлечение внимания к своей матке может довести вас до увольнения или отказа в аборте. Потому что, потому что, потому что… Но главное «потому что» состоит в том, что наши великие осеменители не умеют рожать.

Патриархальные культуры, древние и современные, обожают мифы о творении, в которых мужское божество создает мир и все живое. Афина появляется из головы Зевса, Бог создает Адама и (в дополнение) Еву, Мария покорно вынашивает дитя Бога, помещенное в ее чрево. Ученые и философы во все времена стремились сделать мужское семя, которое в 80 000 раз меньше яйцеклетки, центральным элементом репродуктивного процесса. Аристотель утверждал, что женщина предоставляет материю, которую активное мужское начало превращает в человека. Ученые XVII в. клялись, будто могут разглядеть в человеческой сперме маленького мужчину, который вырастет внутри пассивного сосуда под названием женщина. Фрейд говорил – и ему верили, – что маленькие девочки завидуют пенисам маленьких мальчиков. Обратите внимание, что последний ничего не сказал о зависти мужчин к репродуктивным способностям женщин, которые они пытаются контролировать с помощью брака, стерилизации, запрета абортов, насилия, ограничения доступа к контрацепции и т. д. Современный переход к гендерно-нейтральному языку при описании беременности и деторождения можно назвать инклюзивным. Однако он же позволяет умалчивать о том, кто именно создает новых людей. «Это мне чуждо, а следовательно, не имеет значения», – говорит сторонник патриархата, когда сталкивается с признаком того, что именно недоступный ему опыт женщины может быть определяющим для мира.

Я осознаю риск, связанный с нарушением «табу на упоминание матки». Правые консерваторы придут ко мне темной ночью и украдут мои репродуктивные права, ведь гордиться принадлежностью к полу, создающему новую жизнь, равносильно признанию всех женщин породистыми кобылами. Но я говорю об этом без страха, и не потому, что вероятность повторной беременности у меня невелика. В моем возрасте (более 45 лет) большинство женщин (81 %) уже имеют детей, а те, кто не имеет, вынуждены считать себя неполноценными, поскольку не вписываются в мужские представления о природе репродуктивного цикла. Я не боюсь выглядеть как эти женщины, вечно кричащие о материнстве, будто это так важно. Не боюсь обвинений в «возврате к 50-м годам, возрождении культа материнства, элитизме, этноцентризме. И хуже всего – эссенциализме». Я не боюсь всего этого, потому что я перестала стыдиться. Меня уже не заставят думать, что за свою принадлежность к женщинам я должна извиняться, иначе кто-то примет меня за мою мать, или ее мать, или какую-то домохозяйку из 50-х годов, или кого-то еще, на кого женщина моего возраста предположительно не хочет быть похожа. Я уже слишком стара, я уже скомпрометировала себя и теперь хочу рассказать свою историю. Историю, объединяющую меня с другими, такими же неидеальными и скомпрометированными женщинами, как я.

Обучая молодых женщин не доверять своим телам, мы обучаем их не доверять женщинам старшего возраста. В молодости, в 1990-е и ранние 2000-е, я не сталкивалась с идеями феминисток второй волны относительно материнства, репродуктивности и половых различий, почему-то считая, что они мне и так известны. По моей великодушной оценке, представительницы второй волны были во многом правы, но излишне заостряли внимание на женском теле и детях, потому что большинство из них были скучающими домохозяйками. В общем, я относилась к ним так же, как многие молодые женщины сейчас относятся к посетительницам сайта Mumsnet[22]22
  Mumsnet.com – сайт для родителей со скандальной репутацией. Подробнее в главе 6.


[Закрыть]. Такие женщины кажутся слишком увлеченными своим телом, потому что в остальных сферах жизни они давно оказались где-то на периферии. Они упустили свой шанс перехитрить Мать-природу и теперь тянут нас за собой. Передо мной всплывала эта картина женской эксплуатации, участь ровесниц моей матери. Их судьба казалась не результатом всеобщего угнетения, накапливающегося в течение жизни, а наказанием за то, что все они позволили себе быть слишком женственными, за чрезмерное внимание к женскому телу, а не к универсальному (мужскому) уму.

Отказ от биологических нитей, связывающих молодых женщин со старшими, может казаться освобождением, но ни реальная, ни метафорическая хирургия не работают, потому что проблема не в том, что ты женщина. Проблема в мире, построенном для нужд и тел мужчин. Это заставляет женщин стыдиться своих тел, а девочек – бояться испытывать этот стыд в будущем.