Текст книги "Джентльмены удачи"

А из-за груды железных бочек за беглецами внимательно следил Али-Баба.

Из-за сарая появился шофер. Но это был не тот, с которым говорил Славин, а другой – постарше и поплотнее. Он стукнул сапогом по баллону, неторопливо залез в кабину, включил мотор.

– Пронесло! – перекрестился в темноте цистерны Косой.

Машина подъехала под погрузочный люк цемзавода.

– А чего стали? – удивился Косой.

– Проходная, наверное, – прошептал Трошкин, с ужасом глядя на шланг, повисший над люком цистерны.

– Давай! – крикнул шофер, и в цистерну под давлением хлынул цементный раствор. Минуту спустя шофер махнул рукой: – Порядок! Полна коробочка!

Он проехал немного вперед, подвинув под шланг прицеп.

По дороге мчалась автоцистерна с прицепом, а в ней по горло в цементе стояли Трошкин, Хмырь и Косой, упираясь макушками в свод. Когда машину встряхивало на ухабах, тяжелая волна накрывала Хмыря с головой – он был ниже других ростом.

– А говорил: шофер свой человек, порожним пойдет, – упрекнул Хмырь отплевываясь.

Тут машину тряхнуло, и цемент окатил всех троих с головой.

– Как в Турции… – сказал Трошкин.

Машина остановилась. Шофер неторопливо выбрался из кабины и пошел к голубому домику с надписью «Пиво-воды». Трошкин откинул люк и, как танкист, высунул голову. Осмотрелся.

– Вылезай! – скомандовал он.

Хмырь и Косой вылезли следом и побежали к лесу.

– Эй! – закричали сзади. – Подожди!..

Беглецы обернулись и застыли: из люка прицепа торчал цементный бюст Али-Бабы!..

Лейтенант Славин в полной форме шел по пояс в цементном растворе, ощупывая багром дно цементной ямы. А по сторонам ямы (на суше) в скорбном и напряженном молчании стояло все тюремное и строительное начальство. Впереди – профессор Мальцев.

– Вон там! Там, в углу, проверьте! – истерично требовал он.

– Николай Георгиевич, – Славин остановился и укоризненно посмотрел на профессора, – ну неужели вы не понимаете, что это бессмысленно? Что же они, по-вашему, сквозь шланг проскочили? У шланга автоцистерны диаметр двенадцать сантиметров, а у этого Али-Бабы один только нос – два метра!

– А где же они тогда? – чуть не плача, спросил Мальцев.

Зашелестели желтые листья кустарника, и на выжженную солнцем поляну вылезли взмыленные и исцарапанные Трошкин, Косой, Хмырь и Али-Баба. Беглецы были в трусах и майках, в руках держали окаменевшую от цемента одежду.

– Вон еще сено, – тяжело дыша, показал Косой.

Неподалеку виднелось несколько аккуратных стогов.

– За мной! – скомандовал Трошкин.

– И в этом нет, – сказал Косой. Все поле вокруг них было покрыто разбросанными клочками сена.

– А может, ты опять что-то забыл? – сказал Хмырь Трошкину. – Может, не в сене, а еще где?

– Отстань, – отмахнулся Трошкин. – Сюда! – крикнул он. И вся команда с остервенением накинулась на последний оставшийся стог.

– Стой! – раздался вдруг окрик. – Зачем сено воруешь!

На поляне появился старик-сторож с берданкой.

– Шухер! Обрыв! – завопил Косой и первым устремился к кустам. Остальные за ним.

– Стой! – раздалось им вслед, и тут же прогремел выстрел.

– Не попал! – радовался Косой, продираясь сквозь кусты.

Хлопнул еще выстрел.

– Попал! – констатировал Трошкин, хватаясь за зад.

Хмырь, Косой и Али-Баба сидели на корточках возле ручья в трусах и в майках, стирали свою одежду. Трошкин чуть поодаль сидел по горло в ручье, кряхтел.

– Больно? – с сочувствием спросил Хмырь.

– Не больно, – раздраженно сказал Трошкин. – Жжет…

– Поваренная соль, – констатировал Хмырь и научно объяснил: – Натрий хлор.

– Ай-я-яй! – зацокал языком Али-Баба. – Какой хороший цемент, не отмывается совсем…

– Ты зачем бежал? – строго спросил Трошкин.

– Все побежали, и я побежал, – объяснил Али-Баба.

– У тебя какой срок был? – спросил Косой.

– Год, – сказал Али-Баба.

– А теперь еще три припаяют! – радостно хихикнул Косой. – Побег. Статья сто восемьдесят восьмая.

– Ай-я-яй! – укоризненно зацокал языком Али-Баба. – Нехороший ты человек, Косой. Злой, как собака.

Хмырь вытащил из воды свои окаменевшие брюки, встал.

– Что делать будем, Доцент? – Он показал Трошкину брюки.

– Так побежим! – угрюмо сказал Трошкин.

– Прямо так? – поразился Хмырь. – Голые?

– Да! Прямо так и прямо по шоссе. И прямо в гостиницу. Пусть думают, что мы спортсмены.

– Да ты что, в гостиницу! – испуганно вскричал Хмырь. – Нас же сразу заметут! Можно пока и в канавке переспать!

– Буду я с вами в канаве валяться, – зло сказал Трошкин. – Сказано в гостиницу, значит, в гостиницу!

Он вылез на берег, присел пару раз, разминаясь, потом согнул руки в локтях и затрусил в сторону дороги.

Стрелочник, сидя на табурете, дремал на солнышке возле вверенного ему железнодорожного переезда, когда его разбудил бодрый окрик:

– Открывай дорогу, дядя!

По шоссе к переезду бегом приближались четверо в трусах и майках.

Стрелочник покорно закрутил рукоятку. Шлагбаум поднялся, и мимо гуськом пробежали: толстяк, руки, плечи и даже ноги которого были изукрашены узорами татуировок, черный, как жук, волосатый дядя с длинным носом, тощий парень лет двадцати пяти и лысый мужчина лет сорока.

– Физкультпривет, дядя! Салям алейкум! – крикнул худой малый. И спортсмены, не сбавляя темпа, скрылись за холмом.

Голодные, измученные марафонцы вбежали в маленький белый городок, пересекли площадь у мечети и вошли в подъезд Дома колхозников.

В вестибюле Трошкин, кивком указав подчиненным на диван, подтянул трусы, пригладил челку и подошел к дежурному администратору – молодой женщине, сидевшей за деревянным барьером.

– Мы марафонцы, – задыхаясь, выговорил он.

– Сколько вас? – спросила дежурная, пытаясь прочитать надписи на трошкинской груди.

– Четверо. Один лишний.

– Всем места хватит, – сказала дежурная.

– Вы из какого общества, ребята? – Перед замершими от страха Хмырем, Косым и Али-Бабой остановился скучающий командированный.

– «Трудовые резервы», – сообщил Косой.

– А «Динамо» бежит?

– Все бегут, – пробурчал Хмырь.

– За мной, – позвал Трошкин. И спортсмены организованно затрусили на второй этаж.

Команда подошла к двери, Косой присел на корточки, заглянул в замочную скважину, потом привалился спиной к правому косяку, а в левый уперся ногой и сильно потянул дверь на себя. Хмырь толкнул дверь, и она распахнулась.

– Ключ же есть! – возмутился Трошкин.

– Привычка, – сказал Хмырь.

«Марафонцы», голодные и обессиленные, рухнули на кровати.

– Жрать охота, – простонал Косой.

– Очень охота, – поддержал Али-Баба. – А у нас в тюрьме ужин сейчас… макароны…

– Вот что, – приказал Трошкин. – Отсюда ни шагу, понятно? Я сейчас вернусь! – Он вышел в коридор. – Товарищ, – робко попросил он сидящего возле дежурной командированного. – Вы не могли бы мне на несколько минут одолжить какие-нибудь брюки? А то наши вещи еще не подвезли…

– Может, козла забьем? – оживился командированный, вставая.

– Потом, – пообещал Трошкин.

На улице Трошкин вошел в телефонную будку, снял трубку и набрал 02.

– Милиция, – отозвались с другого конца.

– Можно лейтенанта Славина?

– У нас такого нет.

– Как нет?

– Так. Нет и не было.

– Я – Доцент! – закричал Трошкин.

– Поздравляем!

– Вас разве не предупредили?

– О чем?

Евгений Иванович посмотрел на бестолковую телефонную трубку и положил ее на рычаг. Медленно вышел из автоматной будки.

– А какой это город? – спросил он у пионера.

– Новокасимск, – сказал пионер, с восхищением разглядывая татуированного босого дядю в узких джинсах.

– А Али-Бакан далеко?

– Тридцать километров.

Трошкин задумался.

Детский сад в Новокасимске был такой же, как в Москве, – двухэтажный, белый, штукатуренный.

Трошкин пригладил набок челку и пошел в подъезд.

– Здравствуйте! – вежливо поздоровался он, войдя в кабинет заведующей.

– Здравствуйте, здравствуйте… – отозвалась заведующая, глядя на робкого посетителя. – Садитесь.

– С вашего разрешения, я постою. – Трошкин хотел скомпенсировать свою внешность хорошими манерами. – Понимаете, в чем дело… – начал Трошкин. – Я из Москвы. Ваш коллега. Заведую восемьдесят третьим детсадом.

Она понимающе покивала.

– Нас четверо, – продолжал Трошкин.

– И все заведующие?

– Вроде… – смутился он.

– Ну-ну…

– И вот, понимаете… в цистерне, где мы ехали, случайно оказался цемент, и наша верхняя одежда пришла в негодность.

– Бывает, – сказала заведующая.

– Мне очень неловко… – У Трошкина от унижения выступили пятна на лице. – Не могли бы вы мне одолжить на два дня девятнадцать рублей сорок копеек?

– А хватит на четверых-то? – весело спросила заведующая.

– Хватит! – серьезно сказал Трошкин.

Заведующая встала и взяла Трошкина за руку.

– Пошли! – сказала она и повела его за собой, высокая, статная и решительная, как боевой генерал.