Книга: Дерево на крыше (сборник) - Виктория Токарева

– Густо пишешь, – сказал он. – Если пожиже развести, может получиться целая повесть. Или даже роман

Токарева пишет густо. Это факт. На одной странице может пройти несколько лет. Никаких размусоливаний. Всё емко и по делу. Но вот если первая повесть вызвала у меня очень живой отклик и восторг, то сейчас чувствую, что Токареву нужно разбавлять, действительно. То есть прочитать одно произведение, а потом выбрать что-то более жиденькое, размазанное. Иначе не переварить. Уже хочется длинных пейзажных описаний, а также глубокого исследования эмоций и чувств. Вот так штук 10 прочитать бульонных и можно снова вцепиться зубами в мясо. Только не в такое протухшее, как в этой повести. Больше одной звезды снять не могу. Ибо пишет, действительно, взахлеб. Герои очень достоверны (что теперь мне и не удивительно). Глубина трагедии - настоящая драма. Но если Данелия и правда был таким же хлюпиком, то это обескураживает.

Такая грусть от очередного сборника, такая грусть… Ну как иначе определить настроение и содержание «Дерева на крыше», других рассказов сборника, как не «доживание»? И сколько бы ни было лет героям/героиням, с какой точки отсчета не вести этот самый отсчет – доживание. С горочки.

Пришла мысль: может, после блестящей троицы киносценариев, ну, самых-самых известных, больше и не было ничего? Пусть и не такого известного. Да нет, куча экранизаций! Куча! А с литературой? То же самое: особых разрывов, нет, не видно. Откуда же это тогда – доживание?

Или всё-таки «осень жизни»? Может, здесь на самом деле, тот женский взгляд на себя, судьбу, любовь, предназначение и талант, когда 25 – это уже много? И часики тикают уже и раньше, чем 25? А что говорить о «Тридцатилетней женщине»? Может, так?

Сотрите: рассказы сборника – рубеж, да что там рубеж – это уже «нулевые», то есть это уже хорошо-хорошо даже за 60. Что чувствует и о чем думает девушка этого возраста? Не подводит ли итоги? Не вспоминает и переосмысливает случившееся, а уж тем более – не случившееся (прочтите рассказы. Сколько там тех самых залыгинских «южноамериканских вариантов», вы бы знали)! Пожалуйста, девочки и девушки, прочтите Викторию Самуиловну, прочтите! Мужчине так не написать… Ну, будем таки считать, что не написать.

Ну вот. Жизнь идет. У кого-то первый муж отнимал в блокадном Ленинграде её 125 граммовый хлеб. Ему это не помогло. Она выжила («Дерево на крыше»). Она выжила и после прожитой, как оказалось, в чужой квартире, 35 лет жизни. На положении и правах прислуги. В том же самом униженном и оскорбленном состоянии. Выгнанной в конце концов в собственный угол. И? Та, более молодая, более успешная, более красивая – заплакала, увидев последнее интервью «вечно униженной» людьми и обстоятельствами: масштаб её личности, масштаб её профессиональной и человеческой востребованности, - как всё это ужилось с тем приниженным состоянием?

Возможный ответ: явление Иоанна Богослова, что явился ей в блокадном городе, да и так и не оставил, как оказалось, до самой смерти. Эта не очень ясно выраженная тема веры – то ли есть, то ли нет, - она придет с бабушкой, «старухой» - по тексту («Можно и нельзя»). Да как-то вот по-особенному: Марианна-Маруся с верным, правильным, но не любимым мужем, Андреем Ковалевым, в умирающей деревне нашли икону с… избой. Именно так: покупаешь икону, но вместе с избой, - старухино условие. Купили, дом – сожгли (нет дома, а где жить? - вроде всё соблюдено). Да вот снова старая явилась, то ли в жизнь, то ли в явь. И вернулась в достатке и довольстве жившая героиня в ту деревню, которой и нет уже скорее всего. Впрочем, вот от чего она уходила (пыталась): «… Впереди открывался новый день. Этот день будет состоять из съемок, где она изобразит противную, очень противную. Потом из пьянства, которое разрушит ещё один сантиметр её печени, и всё окончится ненужной связью с ненужным Володей». Это – доживание, или «осень жизни»? Разница – существенная.

Такой вот минор. Рекомендую к прочтению, рекомендую.

И просто немного Токаревой:

"Жена не спала, но притворялась, что спит. Они лежали рядом, и между ними было двести лет". "Навстречу ему в кабинет УВЧ неровной цепочкой тянулись выздоравливающие дети. У одних были подвязаны руки, у других перебинтованы головы, и они походили на маленькое побитое войско". ("Пропади оно пропадом")

"Самое главное в мужской фигуре – это зад… У Адама в прежних портках зад выглядел как чемодан, и любая мечта спотыкалась о такое зрелище".

"Инна подходила к столу – прямая и независимая, на всякий случай, если понадобится независимость".

"Собака шла КАК молодая, но она была старая. И то, что случилось у неё с Адамом, - КАК любовь… Но это не любовь. Это желание любви, выдаваемое за любовь…. И Инна стояла – побежденная и глухая от навалившейся пустоты". ("Старая собака")

"Но что бы она ни делала – ждала, когда настанет ночь, и они лягут рядом, и вытянутся друг возле друга, вздрогнут вместе и умрут, а потом заснут единой плотью, с одной температурой".

"Маруся увидела, что другого таланта, кроме как быть должным всем вокруг, у режиссера нет. Это был профессиональный одолженец".

«Злая, ветреная, колючая, хоть ненадолго, да моя» - Симонов о Серовой.

"Их отношения действительно устали, а может быть, и умерли. Говорят, что Ковалев ушел к аспирантке, на тридцать лет моложе".

"Впереди открывался новый день. Этот день будет состоять из съемок, где она изобразит противную, очень противную. Потом из пьянства, которое разрушит ещё один сантиметр её печени, и всё окончится ненужной связью с ненужным Володей".

"Ночи с Ковалевым проходили в больших неудобствах. Он постоянно будил её, пытаясь утолить свою любовную жажду. Маруся просыпалась каждый час, как на вахте. Он всё не мог утолить, и это продолжалось, продолжалось…" ("Можно и нельзя"

"Во мне скопилось столько доброты и нежности, что было тяжело нести одной". ("Мужская верность")

…Что творилось сразу после переворота (окт.1917), она не помнила. Весь этот мрак лег на плечи её родителей. … Русская, русоволосая, голубоглазая, тонкая, как молодая березка. Сама Россия. … Пожизненные отличники. … Он стал отнимать у Веры её 125 блокадных грамм. … Всё люди как будто выстроились в очередь на тот свет и покорно ждали. … Идет война. Умирающих – тысячи. Ко всем не успеешь. Вере явился тот, кто посвободнее. (об Иоанне Богослове) … А куда же смотрел Иоанн Богослов? Вера ела и плакала, и Иоанн Богослов в это время устремлялся куда-то по своим, более важным делам. … она играла простых и положительных. Никаких. … Счастлив не тот, у кого много, а тот, у кого достаточно. … В Вере не было ничего хищного, себялюбивого, что так свойственно молодым актрисам. … Все знали: как бы ни было трудно, всё закончится победой. А это – главное. Их собирали на хорошее дело, и люди шли как на подвиг. …Женщины созданы природой для любви и для семьи. Созданные, но не востребованные. … Застолбила свой типаж, и другие режиссеры стали приглашать наперебой. Вера была первой среди вторых. … Александр вместо Ирины из «Трех сестер» получил Ольгу – возрастную и положительную. … Вера привыкла к унижениям. Как-то так получалось, что её все унижали: первый муж, художник Вилен, сама жизнь с матрасом в кулисах, режиссеры, которые не видели в ней героиню, Александр, не допускавший мысли о женитьбе. И только Марго видела в ней и актрису, и женщину, и личность. И постепенно вера прониклась её уверенностью…. Вера расцвела. Уверенность ей шла. … Алексей Иванович куда-то уходил на работу, откуда-то возвращался, с той же работы. Но что он там делал, Вера не знала. Да и никто не знал. Не интересовались. … В шестидесятых годах талант котировался очень высоко. Так же, как сегодня деньги.. … Если кто-то влюблялся и изъявлял желание, Нэли проявляла сочувствие. Она была детдомовская и научилась ко всему относиться легко. … Играй зависть… - А как её играть? - Прячь. Зависть всегда прячут, поглубже. - А что наружу? - Наружу любезность, искренность…. … Уничижение паче гордости. … Лена тоже была одета скромно: юбочка. Свитерок. Главное украшение – сверкание глаз. И сверкание молодости. Что может быть красивее молодой влюбленной женщины… … Выходить замуж за парня на десять лет моложе – значит сесть играть в заранее проигранную игру. … Тридцать лет, как ей казалось, - конец молодости. Начало зрелости. А за зрелостью пойдет перезрелость, а дальше лучше не заглядывать. … Перед ней длинная и яркая дорога. А по дороге – встречи, плохие и хорошие. Жизнь. … Солнце расстреливало комнату прямыми лучами. …- Посмотри вокруг себя: кто из мужей спит со своими женами после двадцати лет совместной жизни? … Как беспомощны и как завистливы разлюбленные жены. … Потом они расставались. Александр ехал к себе в центр. И за час дороги успевал сокучиться. … ибо что не сказано, того нет. … мы окончим сценарий и разойдемся по своим жизням. … Его Ленины осмысляют не одну станцию на задворках страны. … Мне уже 76 лет. Среднеправительственный возраст. …. Пятьдесят лет для мужчины – это расцвет. … Вера сделала блестящую актерскую карьеру. Взяла количеством. И личность её не потускнела от постоянных унижений. Вера была похожа на деревце, выросшее на крыше. Вроде и земли нет, и корням некуда углубиться – а вот оно, деревце. Живое и шелестящее. … Лена, привыкшая видеть Веру в разорванном халате, разлюбленную и униженную, была поражена размахом её личности и таланта. ("Дерево на крыше")