Текст книги "Юнона"

– Семьи? О чем вы?

– Здесь не так много учеников, чтобы мы путали ваши имена. У нас есть глаза, чтобы увидеть, как и с кем вы проводите свое время. Юноне Канн дали право выбора исключительно по ее заслугам. Весь наш совет, как и она, хорошо представляет ее деятелем Круглого Дома и, чтобы не возникло споров у Общего Совета, мы позволили себе проложить для нее дорогу.

– А мне предлагаете тащиться против воли?

– Мы лишь позволили себе положить на чаши весов ваше желание завести семью и ваши возможности в решении главных наших проблем. Вы ведь понимаете, о каких проблемах мы говорим?

– Я могу сделать вид, что не понимаю?

– Можете, и можете как нарушитель закона жить в лесу без средств к существованию, и даже если выживите, вы знаете, что скоро нас ждет.

Лен не стал никому рассказывать об этом разговоре, с каждым провалом Юна утешала его, но это была последняя возможность. Влюбленным оставалось надеяться лишь на Синий Дом, продолжающий биосферное изучение планеты, который как и Круглый, находился на территории второго сектора. Но с той же долей вероятности его могли забрать и в Костанианский дом, изучающий наследие цивилизации, который находился в самом отдаленном восьмом секторе.

Лен постоянно размышлял обо всем, что с ним происходит. Мысли о прошлом и будущем никогда не покидали его сознание, а события происходящие днем продолжались в его снах, из-за чего выспаться было невозможно. Задачи которые не решались днем атаковали его мозг ночью, разговоры доводились его воображением до конца. Стоило затосковать по дому, и гарантированно во сне он оказывался там, мог говорить с Реоной и Дэвоном или спуститься к морю и ощутить холодную воду и текучий песок под ногами. Иногда все казалось таким реальным, что можно было потерять рассудок, и перепутать реальность со сном.

Но, кроме уже знакомого ему, было еще кое-что. Рассматривая серебристые листья деревьев, он думал о темно зеленых лесах из своих снов, а высокий Холодный Дом казался ему маленькой коробкой по сравнению с теми каменными гигантами, из дверей которых потоком выходили люди. И он мог говорить с этими людьми там, в другой реальности. Лену были знакомы не только их лица, но и их судьбы, которые с каждым утром оборачивались в дикую фантазию и искажения его больной головы. Эти рожденные сознанием персонажи, как ему казалось, были рядом всю его жизнь, а другой мир он знал не хуже своего. Но было одно важное отличие, напоминавшее во сне о нереальности происходящего – там не было Юноны. Почти каждую ночь Лен проживал другую жизнь без нее. Иногда он мог совсем забыть о ее существовании, но рано или поздно, бывало в самый неподходящий момент, он резко ощущал нехватку чего-то важного. Сквозь сон чувствовал, как начинало биться его сердце, отдавая пульсацией в холодные от пота ладони. Паника охватывала за секунды, сон становился осознанным, а все места и люди в нем ненастоящими. Краски и ощущения тускнели, все действия теряли смысл. Лен был болен любовью, которая каждый раз возвращала его из транса мыслей и ложных воспоминаний.

Какое чувство? Что стоит вся жизнь, которая стирается из памяти? Настоящая или ложная – она сложена из череды событий и решений…и вишенка на вершине слоеного пирога. Да, именно так ее можно назвать. В минуты близости вкус счастья лишал Лена почвы под ногами, и все остальное – смысла, напрочь, и будто необратимо. Юнона, родная, смысл жизни, говорить о ней наедине с собой он мог сколько угодно, но не мог подобрать слов, чтобы описать то чувство, когда она лежит рядом, растворяясь как снег в руках.

Мурашки по коже, как круги на воде, от пальцев ног до висков… и волны светлых, как морская пена, волос огибают песочную кожу на шее, спадая ниже плеч. Его Юна, его жизнь и его любимое море. Даже когда она спит, искра между ними поднимает легкую рябь на ее плечах. Это его маленькая тайная забава – рисовать пальцами на ее теле, еле касаясь и углядывая волнение кожи. Только так он чувствует себя сильнее и увереннее, потому что не видит ее глаз, которые затягивают своей глубиной и подкашивают ноги как болезненная слабость.

Рано утром она ускользнет из-под его руки, заботливо укроет одеялом и неизвестно чем будет заниматься целый час, а после его, сонного, проводит до двери. Лен давно потерял счет бессонным ночам, в утренних сумерках он возвращается к себе, пропуская завтрак, и заваливается спать. Амнир знает, что его не стоит будить. Он часто приносит ему еду и оставляет на прикроватной тумбе. Едва проснувшись, Лен с закрытыми глазами тянет руки в поисках «соседской помощи» и как ленивое животное отправляет пищу в рот. Испортив не одно постельное белье крошками и пятнами, он едва откажется от этой привычки. Юна была бы в ужасе, увидев такое зрелище. Но Лен дал себе слово исправиться, как только они начнут жить вместе в их будущем воображаемом доме с деревянной лестницей и витражами из цветного стекла. Осталось только решить, какой вид лучше: на море, как хочет Юна, или на поле. Пусть Лен любит моря и озера, боязливый трепет все же преобладает над умиротворением и созиданием. Но рядом с ней иногда это не кажется такой плохой идеей.

Рядом с ней все выглядит по другому, даже люциллы, которые Лену безразличны, неожиданно окутывают притягательным ароматом, и отвлекают от снизошедших на него воспоминаний, охвативших все эти события и несколько лет его жизни. Они пронеслись быстрее, чем Юна сбежала по лестнице.

Загорелся разрешающий сигнал и полупрозрачные затворы разъехались в стороны, теплый воздух ворвался в помещение, разгоняя цветочный аромат. Деревья и столбы отбрасывали короткие тени на пути до сада через площадь, мимо озера и учебного корпуса Холодного Дома. Пока в нем не проводят занятия, его белокаменные стены, колонны и лестницы начищают и полируют от порослей, завозят и вывозят технику и мебель. По пути Лен остановился и заглянул в электронный дневник на браслете.

– Пойдем в обход, если нас увидят, обязательно заставят помогать.

– Ну ты же вчера принимал и описывал технику? Сегодня, я думаю, ты можешь и отдохнуть.

– Это ты так думаешь, и я так думаю, а вот те замученные бедолаги, которые сегодня должны сами таскать старые техноблоки, так не думают.

– Почему таскать? А как же погрузчики?

– Наш дорогой учитель Киван опять экономит на услугах Черной Скалы, а на празднике закатит пир на деньги Холодного. И его не волнует, что мы все скорее откажемся от ужина совсем и сядем за пульты погрузчиков, чем будем валиться от усталости ради десерта.

– Ну не знаю, девочкам на сэкономленные с прошлого года деньги закупили ткани и теперь у меня есть три новых платья. – Юна обошла Лена и покружилась, расправляя серебристо-белые складки, из которых зашелестели лоскутные цветочные лепестки, загораясь холодным золотом. – Я думала тебе понравится, но ты так ничего и не сказал.

– Хм, так вот почему мне не хотели давать новые рубашки, наш дорогой Киван решил, что мы и в старье походим? Надо рассказать парням пока, нам и обувь не перестали покупать. И вообще, – засмеялся Лен. – Снимай платье, давай-давай, мне нужна новая рубашка.

Юна отшагнула в сторону и бросилась бежать.

– А ты попробуй сними!

«Ну если не сниму, так задеру обязательно», – с ухмылкой подумал он про себя и лениво побежал за ней вдоль высокого охраняемого ограждения. Юна била палкой по забору чтобы активировать защитное поле и раздразнить Лена, заставляя его бежать быстрее, пока по истечении пяти секунд не сработает тревога. Ему пришлось ускориться, чтобы покинуть зону активированного датчика. Приняв вызов, Лен догнал Юну на полпути к саду и силой остановил на месте, но перед этим она успела активировать очередную секцию.

– Нас заметят, ты что? – упиралась она.

– Раз…

– Я больше не буду, пусти! Честно-честно!

– Два…

– Техноблоки! – Юна засмеялась снова. – Ты пойдешь носить их, не я!

– Три…Бежиииииим!

Датчик на столбе щелкнул, прежде чем они успели добежать до границы его поля. На браслете Лена высветилось предупреждение и через секунду поступил вызов от охраны.

– Подожди, не отвечай, давай что-нибудь придумаем.

– Вирим сказал, что Теран должен быть у сада. – Лен занервничал. – Так ведь? Сигнал поступил туда, это точно.

– Вредный старик, а если его там нет? Вирим сказал, что его там нет, ты забыл? – Юнона, скривив лицо, в упор смотрела на браслет Лена, пытаясь найти решение проблемы. Лен стиснул зубы и нервно застучал пальцами, понимая, что на этом их прогулка кончилась.

– Если Терана нет у сада, значит, сигнал направился на другой пост, так?

– Если ты не ответишь, все сбегутся сюда, Лен! Отвечай!

Лен дрожащей рукой коснулся голографической панели.

– Что ты делаешь возле ограды? – прогремел старческий голос.

Юнона схватила Лена за руку и наклонилась ближе к браслету.

– Теран, это Юна, отмени сигнал, мы сейчас все объясним!

– Да когда вы уже повзрослеете? Я чуть едой не подавился! Я не намерен терпеть ваши выходки и отпускаю сигнал дальше.

– Противный старикан! – Шепотом буркнул Лен, он откровенно разозлился, лицо сморщилось, тонкие губы свернулись и исчезли в гнусном выражении лица, на лбу вздулась вена. – Давай, умоляй его, а я сразу пойду в Холодный, замучает совесть – придешь помогать.

– Он сейчас услышит, замолчи! – Юна закрыла рукой рот Лена и снова обратилась к охраннику. – Теран, ты еще тут? Теран! Я уезжаю завтра и хочу посмотреть на Люциллы, пожалуйста, если ты нас сдашь, нас накажут.

– То есть вы идете в сад? Кто сказал, что я вас пущу?!

– Сегодня в Доме будут гости, ты знаешь Кивана, на столах будет много десертов и он разрешает все…

Юна посмотрела на Лена и улыбнулась, он тут же понял ее план и прервал ее.

– Вечером по пути домой мы зайдем к тебе с подарками: ореховые конфеты, пироги с желтым листом и тянучки из речника.

– Всего и побольше! Да, и пораньше, в одиннадцать я ухожу домой.

– Теран, ты замечательный друг! – воскликнула Юна. – Ты лучший!

Лен осудительно поднял бровь.

– Ты лучший? Серьезно? Теран, ты лучший, дай я тебя обниму, о мой милый старикашка. – Блеющий смех Лена можно было услышать только на пике смешанных эмоций, таких как сейчас: удивление и иронический припадок приправлялись нотками брезгливости.

Пытаясь сдержать смех, он прижал кулак ко рту. Его лицо в миг сделалось красным, из глаз посыпались искры, и блеянье сорвалось на громкий дикий хохот. Такой громкий, что Теран явно его услышал, а Юна обиделась, понимая, какая картина выстроилась в воображении Лена.

– Лен, у тебя все хорошо? – продолжил голос из браслета.

– Замечательно, просто… все хорошо. – Воздух громко вышел из легких Лена. – Так ты откроешь нам ворота?

– Идите, но за маршрут не уходить.

Вызов отключился и панель исчезла. Юна молча взяла упавшую сумку и пошла вперед. «Опять обиделась», – подумал Лен, но он терпеть не мог извиняться, зато знал как исправить эту глупую, по его мнению, обиду.

– Я вовсе не об этом подумал, – сказал он, взяв ее за руку, но Юна тут же отдернула ее.

– Да у тебя все твои мысли на лице написаны! Когда я слышу слово «похоть» я представляю твое выражение лица, да-да, вот как сейчас.

На этот раз степень обиды была значительной, остановив Юну, он уловил ее расстройство и встал перед ней, глядя в глаза. Лицо Лена всегда казалось ей завораживающим, ни на одном другом лице нельзя было увидеть больше гнева или упоения. Голубые глаза будто являли детскую чистоту несмотря на добавляющую лет щетину. Незнакомому человеку сложно было назвать его возраст, но легко было угадать настроение. Юна обожала его мимику и взгляд, и Лен, зная это, умел ими хитро пользоваться. Разве можно злиться на эти невинные, любимые глаза? Ему нужно лишь поймать легкий намек на ее улыбку, как в игре, и как только она отведет в сторону свои темно-карие глаза и движение губ будет поймано – игра выиграна. Вот так просто. «Моя девочка!» – горделиво подумал он, констатируя свою очередную победу.

Ворота у сада были высокими и непролазными, но к счастью, как и обещано, открытыми. Прямо за ними стояла полупрозрачная капсула с местами для четырех человек. Она похожа на круглый камень, гладкий и блестящий. На двери загорелся разрешающий сигнал, проход открылся и, пригнувшись, пара вошла внутрь. Капсула была очень неудобной, с широким проходом и жесткими сидениями. Стоять в ней можно было только сильно пригнувшись, и поручни в ней не были предусмотрены. Лен выбрал на панели нужный маршрут, и с темного потолка электрическими искрами стекла расцветка, оставив прозрачное стекло. Лен и Юна сели рядом поближе к носу перевозчика. Монорельс опустился перед капсулой и они медленно поехали вперед. Дорога была долгой: мимо скал, по мосту над озером и через серебристый лес.

– Там птица! Ну этот, с фиолетовыми крыльями.

– Где?! Я не вижу! – Юна соскочила с места и в наклонилась перед Леном, глядя в прозрачный потолок. – Мы уже проехали?

– Ага, проехали, ну ты можешь стоять, вдруг увидишь все-таки. Меня и этот вид устраивает. – кулон Юны болтался прям перед его глазами, но все самое интересное было за ним.

– Хватит пялиться, чего ты там не видел? – она подняла его лицо одним пальцем за подбородок и страстно поцеловала, как тут же увидела что-то синее в стороне и замычала, отрываясь от его губ. – Останавливай! Быстрее!

Лен потянулся рукой к панели и нажал на стоп. Капсула с грохотом затряслась и остановилась. Дверь открылась и они пошли, пробираясь через широкие кусты до низины с невысокими деревьями, ручьем и синими пятнами мохнатых люцилл. Они были с голову размером, с фиолетовыми отливами и пьянящим запахом. Лен предложил не идти на показ и остаться на поляне, Юна, подумав немного, согласилась. После пикника они сорвали самые большие люциллы и отправились домой под вечер.

            МАЙСКИЙ БЕРЕГ

Как хорошо, когда можно не торопиться и вставать с постели позже, чем это нужно было еще год назад. Правда, трудно назвать теплой и мягкой постелью лежанку в шалаше, да еще и без окон, и с огромными щелями между досок, за которыми творится невесть что. Поэтому Сэт ворочался на этой лежанке всю ночь и поднялся уже на рассвете.

Это было специфичное место – такое маленькое поселение в лесу, у самого берега моря. Изредка тут появлялись новые люди, но в целом постоянных жителей было не больше двадцати: одиночек, несколько пар, и были те, кто втроем делил все прелести жизни вдали от цивилизации и социального давления. Впрочем, все прелести, как успел заметить Сэт, за проведенные им тут три недели, это бесконтрольное употребление алкоголя, запрещенных веществ и отсутствие необходимости работать. Но люди в этом месте все же очень добрые и приветливые, и они совершенно бескорыстно пришли ему на помощь, когда кроме как в лес и уйти то было некуда.

Свое место постояльцы называли Майским берегом, так как почти все стекались сюда в мае и уезжали поздней осенью. Среди них была Мира – яркая особа, скрывающая от всех свой возраст, но по некоторым признакам можно было догадаться, что ей больше тридцати. Она сразу предложила беглецу свой шалаш.

Сэт был знаком с ней не больше недели, но ей, по всей видимости, этого было достаточно, чтобы настойчиво предлагать ему уехать вместе с ней в какой-то северный город, где пустовала ее квартира.

Предложений было валом, среди всего коллектива вольных во всем, в том числе соблюдении гигиены и отношении к собственной внешности людей, он выделялся ярче всех. Ему даже дали негласное прозвище Аполлон, за его атлетическое телосложение, светлые, слегка вьющиеся волосы и серо-голубые глаза. Сестры Ида и Майя шутливо просились замуж вдвоем, лишь бы, по их словам, каждый день видеть его улыбку и родить от него таких же красивых и милых детей. В самом начале все это смущало девятнадцати летнего парня, но проведя в этой компании множество веселых вечеров, он уже успел привыкнуть.

– Вот мы приезжаем сюда уже девятый год, а таких как ты тут раньше не было, – завела разговор Майя, подкуривая вторую за час сигарету.

Вдвоем они сидели у потухшего кострища, на прикатанных с берега больших камнях. Ночью тут было шумно: музыка, пение и танцы, домашнее вино и печеная картошка с рыбой. Сэт ушел спать немного за полночь, когда людей стало на его взгляд слишком много. А к утру осталась только Майя, будто не ложилась вовсе, и местный старожил, который старательно убирал раскиданный мусор и подчищал остатки одной найденной бутылки, плохо спрятанной кем-то.

Солнца еще не было видно, но ровная морская гладь уже переливалась под светом утренних лучей, пучки проросшей между камней травы были все покрыты росой, а в воздухе стоял свежий аромат соли и хвои. Июньские ночи еще были прохладными, а из теплой одежды у Сэта было подаренное ему одеяло, не самое чистое, но голые плечи прикрыть в самый раз.

– Не могу я так, это все здорово, но не мое. Ну, допустим, я доживу здесь лето, а дальше что? Как тут зимуют вообще?

– Знаешь, я разговаривала с Идой, и она мне по секрету сказала, что ради тебя осталась бы здесь и на зиму, и я с ней согласна, кстати.

– Я понял, к чему ты клонишь. – Засмущался Сэт. – Но все же я здесь временно, надеюсь.

– У тебя даже паспорта нет, работу будет сложно найти, жилье тоже. Или ты собрался с Мирой уезжать?

– Да не поеду я никуда. А кто тут на зиму остается?

– Ну, Рыжий тут уже лет пять живет, Нитья и Тото, ну те, побритые дети солнца тоже этой зимой оставались. Кстати, ты же про Рыжего и не знаешь ничего. Раньше был нормальный мужик, общительный такой, а в позапрошлом году приехали, он память потерял, не узнал никого, говорить будто разучился. Вот сейчас только вроде прогресс пошел.

– Ну он еще не старый, может инсульт был, – предположил Сэт.

– Да не, крышка слетела у него, – ответил пришедший со стороны моря загорелый темноволосый мужчина, по прозвищу Борода, хотя логичнее, как думалось Сэту, звать его Дреды. Он сел на соседний камень и отрезал себе большой кусок оставшегося с вечера арбуза. – Может отнесем ему? А то проснутся и налетят. Сейчас, часов пять уже есть, я думаю. А ты чего не ешь? Бери.

Борода отрезал еще один кусок и протянул парню, попутно отмахиваясь от назойливой осы.

– И что случилось с ним? – поинтересовался Сэт.

– Кто-то говорил, что он в шторм поплавать решил и тонуть начал, его вытащили, ну и он как очнулся, не узнал никого, бормотал что-то непонятное, а потом вообще замолчал на полгода. Хотя, может инсульт, я читал о таком. Люди теряют память, забывают родную речь.

– И в больнице он не был?

– Не, он сам ушел в город и вернулся через месяц, его тут всем скопом выхаживали, долго лечили, заново научили его говорить и читать. Мы теперь ему книжки приносим. Ты если в город пойдешь, захвати ему что-нибудь, он тебе спасибо скажет.

– А мне он не нравится, – высказалась Майя, скривив лицо.

– Ох и спорщица, – засмеялся Борода и повернулся к парню, выплевывая арбузные косточки. – У нас тут спор века «А был ли палец» называется. Сэт заинтересованно приподнял бровь, и мужчина рассказал суть спора.

– Тут некоторые люди, которые были знакомы с Рыжим до инцидента, утверждают, что у него вообще не было мизинца на левой руке, а сейчас на том месте хоть и обрубок, но есть.

– И глаза были карие, я это отлично помню! – подхватила Майя.

– И мороженое было вкуснее и деревья больше. У тебя паранойя, никто не видел, одна ты видела!

В ответ Майя закатила глаза и отмахнулась, будто встревает в этот спор уже который раз, но, похоже, ее аргументы слабы настолько, что ей уже будто и все равно.

– Ладно, будь другом, отнеси ему уже пожрать, а то некрасиво получится, – попросил Борода, отрезая большой кусок.

Сэт нехотя поднялся с места и отдал свое одеяло Майе, попросив пока придержать его. Забрав у нее сигарету и, взяв в другую руку кусок, он пошел на пригорок, вздрагивая от холода и затягиваясь еще сильнее. Дом Рыжего стоял немного выше остальных и представлял собой, на непридирчивый взгляд, довольно прочный шалаш из множества слоев дерева, пластиковой пленки и кусков металлопрофиля. Неподалеку были сложены дрова, оставшиеся после зимы, а у стоявшего рядом дерева имелось зеркало и примитивный рукомойник.

Шалаш одной стеной опирался на большую сосну, по стволу которой были прибиты деревянные бруски, имитирующие ступеньки. Эти ступеньки вели к маленькой сооруженной площадке в кроне дерева, которая возвышалась над землей метров так на пять. А в стене, обращенной к морю, было небольшое окно, прикрытое изнутри серой тряпкой. Сэт постучал в него, не сообразив сразу, где находится дверь и услышал только недовольное «Че надо?».

Сам Рыжий уже стоял с другой стороны, в рваных штанах, безразмерной куртке и надвинутым на лоб капюшоном.

– О, это мне? – спросил он, подходя ближе. – Благодарю, вкусный хоть?

– Есть можно, это Борода передал.

– Я так и подумал, но все равно спасибо.

Рыжий взял кусок и понес его внутрь своего жилища, а Сэт тем временем заметил неприкрытую часть окна и попытался вглядеться внутрь.

– Как тебя зовут? – неожиданно спросил Рыжий, вернувшись обратно.

– Сэт я…м-да, наверно это не красиво… – замялся парень, попятившись от окна.

– Да все нормально. Заходи.

Сэт вопросительно указал пальцем, словно уточняя, где находится вход в это жилище. Рыжий медленно кивнул головой в ответ и скинул с головы капюшон. И на удивление, он был вовсе не рыжий, а русый, с легкой проседью. Рыжей была только отросшая щетина и то, слегка, а глаза серые, как и должно было быть. На вид ему было лет сорок, ростом он был ниже Сэта и тянул на метр семьдесят с лишком. Получилось даже разглядеть левую руку, которой тот придерживал дверь. На руке был вполне себе обычный мизинец, разве что без ногтя и немного короче, чем должен был быть.

Сэт выкинул окурок в ведро, стоявшее у стены, и подошел ближе. Вслед за хозяином он вошел внутрь, но уже для двоих стало довольно тесновато, и он сразу смутился, будто опешив: «А зачем я зашел вообще?». Хозяин шалаша взял с импровизированного досочного стола книгу и показал гостю.

– Ты сможешь взять мне вторую часть в библиотеке? Макса нет уже несколько недель, а мне становится скучно.

– А… честно, я бы взял, но у меня нет документов, – ответил Сэт и развел руками.

– Что совсем нет? А когда будут?

– Слушай, я не знаю, я как бы в розыске.

– Убил кого-то? – поинтересовался Рыжий, округлив глаза, сел на свою лежанку, сгорбился и уперся ладонью в подбородок, словно в ожидании интересной беседы. – И как так получилось?

– О Боже, нееееет, – вырвалось у Сэта, и он нервно засмеялся.

– Ну так а что тогда? Изнасиловал?

– Нет! – разозлился Сэт. – В общем, это долго рассказывать, но я уверяю, ничего такого!

– Понятно.

Рыжий словно огорчился и ушел в себя, уставившись в темный угол. А гость в эти несколько секунд принялся рассматривать жилище, но ему быстро стало еще больше не по себе: все-таки странно начался и кончился этот разговор.

– Ну я пойду? – спросил он, прерывая тишину.

– В город?

– Нет, в смысле я пойду к себе, а потом в город.

– А зачем?

Последний вопрос ужасно не понравился Сэту. «Я ведь не должен отчитываться перед тобой», – подумал он. Да и перед ним был взрослый незнакомый мужчина, хамить которому бы не хотелось. Тем более он сам здесь как гость. Но он даже не успел ничего сказать, как Рыжий опередил его.

– Если тебе нужна помощь, ты не стесняйся. Хоть и три километра, но все же веселее идти. Позовешь меня, как соберешься, хорошо?

– Да, хорошо, – ответил ему парень, и быстро вышел из жилища.

Уходя, он оглянулся на дерево с лестницей, а следом и на его вершину. Ему стало очень интересно, как там все видно сверху, эта сосна была самой высокой в округе.

– Можешь залезть, я разрешаю, – послышалось из окна, неожиданно, что Сэт вздрогнул.

– Да, спасибо, успею еще, – крикнул он в ответ и прибавил шаг.

Солнце к этому времени уже поднялось из-за пригорка и осветило лес. Люди потихоньку выходили из своих палаток и жилищ. Кто-то уже плескался в холодной воде, несколько человек подчищали остатки еды, заботливо разложенные кем-то по пластиковым мисочкам. Сэту тоже хотелось есть, но его одолело стеснение и он не решился подойти. Найдя Майю, он попросил еще одну сигарету и пошел к своему шалашу. Мира, как ему показалось, еще спала, но стоило ему сесть на лежанку, как та быстро ухватила его за талию, заигрывая и выпрашивая внимания.

Она была совершенно не в его вкусе: невысокого роста, полноватая и с маленькими зелеными глазами, хоть и волосы у нее были шикарные, темные длинные и волнистые. Он даже сочинил для нее историю о собственной безответной любви и о том, как он страдает, лишь бы не спать с ней. Но это не всегда ее останавливало, особенно после пары стаканов вина. В этом случае Сэт просто уходил курить или гулять, пока она не уснет и всегда старался проснуться раньше. Ну а днем ему было чем заняться, например, пойти на водопады за пресной водой для всех или вместе с Бородой отправиться в заплыв за мидиями.

И в этот раз он быстро выкрутился тем, что его ждут и торопят. Мира недовольно разжала руки и отвернулась к стене, возвращаясь ко сну, а Сэт достал из рюкзака чистую мятую футболку, переоделся и вышел.

– Сэт! Рыжий просил передать, что ждет тебя на пляже, – крикнула Майя.

«Да уж…» – подумал он про себя и направился к морю, на пляже было совсем светло и даже припекало. В воде уже резвились местные, человек десять, и все в чем мать родила – вот она беззаботная жизнь.

– Дебилы же, – пробормотал Рыжий, как только Сэт приблизился к нему.

– Что?

– Нет, ничего. Так, мысли вслух. Ну что, пойдем?

– Пошли.

Рыжий быстро встал на ноги, накинул на голову потрепанную кепку и как ребенок зашагал, балансируя на камнях. Или же как пьяный, а может под кайфом. В любом случае смотрелось это не совсем нормально, но к счастью, продлилось не долго.

Путь от Майского до города занял минут сорок, и все это время они оба молчали, поглощенные своими размышлениями, пока не вышли к дороге, усеянной кафешками и рюмочными.

– Я есть хочу, пошли, – в нетерпении объявил Рыжий и начал разглядывать вывески заведений.

– У меня денег нет, хочешь, оставайся, а я пойду по своим делам.

Мужчина бросил возмущенный взгляд, насупив брови, и хлопнул Сэта ладонью по плечу, вцепившись пальцами в рукав футболки. Ухватившись покрепче, потянул за нее и развернул парня одним движением в сторону кафе «Маяк». На что Сэт опешил и застопорился – все-таки они не друзья, чтоб вот так было нарушено его личное пространство. Благо Рыжий уловил его возмущение и быстро убрал руку, при этом, не сбавляя шаг и даже не обернувшись.

«Ладно, почему бы и нет».

Друг за другом они переступили порог, проигнорировав приветствие официантки, и сели за первый же стол от входа. Наверно чтобы быстрее убежать, подумал Сэт, и эта мысль его тут же облагоразумила.

– У тебя есть деньги? – прошептал он, наклонившись вперед.

– У меня все есть, успокойся.

Эта же официантка принесла меню, но Рыжий, даже не взглянув на него, попросил бутылку красного полусладкого и салат «Летний».

– Вино? В семь утра?! – спросил Сэт, ухмыльнувшись. – Или у нас свидание?

– Ты не в моем вкусе, – ответил Рыжий, заглядываясь на официантку, покрасневшую от смущения и еле сдерживаемого смеха. – Для таких поводов у вас, кажется, шампанское берут, – договорил он, будто всерьез.

И тут уже девушка не сдержалась и прикрыла рот рукой. Рыжий подмигнул ей, и она снова сделалась серьезной.

– А вы готовы сделать заказ? – обратилась она уже к Сэту, разглядывающему страницу первых блюд. – Пока готов только борщ, остальные первые блюда будут только часам к десяти.

– Отлично, пойдет, давайте борщ.

– Борщ и вино… что-то как-то фу, – укоризненно вмешался Рыжий.

– Это все, да…и хлеб. Спасибо.

– Заказ будет готов минут через десять, а пока почитайте информацию на флаере. Вечером у нас будет вечеринка.

– Что такое флаер? – спросил Рыжий.

Сэт надменно цокнул и потянулся к флаеру, лежащему на подоконнике, но Рыжий опередил его.

– М-да…

– Что?

– Да ничего, – ответил Рыжий и положил листовку на место.

– Ну что там?

– Ни-че-го… понимаешь? Не будет у них теперь ничего.

«И что я здесь делаю?!» – снова подумал Сэт про себя.

Рыжий сидел молча, сложа руки на столе, и устремив пустой взгляд к морю. Периодически он сильно зажмуривал глаза, поднимал поочередно брови, кривил губы. Вся его мимика будто указывала на какие-то психические отклонения. Но вот так сразу понять, какие именно, было невозможно. Сэт сидел и просто наблюдал за ним, почесывая еле живые от комариных укусов ноги. Желудки обоих рычали громче моторов, но первым девушка принесла вино и два бокала. Глаза Рыжего будто вспыхнули в этот момент, и он, взяв бутылку в свои руки, позволил девушке уйти. Он налил себе полный бокал, поставил бутылку и выпил его почти залпом. И тут Сэту стало по-настоящему стыдно за своего нового приятеля. Он уже начал обдумывать, с чего начать разговор о нормах этикета, но тут принесли блюда, и рев в животе отбросил эту мысль.

Борщ залетал на ура, а Рыжий так вообще медленно смаковал каждый кусочек.

– Чего-то не хватает, – завел он вдруг разговор, с полным ртом, набитым огурцами и редиской. – Вроде похожа еда, но я не наедаюсь будто.

– А почему ты мясо не ешь?

– Там откуда я, такого никогда не ели. Ели, если на ваш язык перевести, орехи, пшеницу, фрукты, много сахара.

– А откуда ты? – спросил Сэт из вежливости, чтоб поддержать этот бредовый, по его мнению, разговор.

Рыжий перестал жевать и засверлил Сэта взглядом, будто хочет залезть ему в душу, да так, что у того пробежала дрожь по спине. Опустив глаза, Сэт продолжил есть, а Рыжий наполнил в этот раз уже оба бокала.

– Ну лучше потом расскажу.

– Потом так потом.

– Ты доел?

– Ну как видишь…

Рыжий оглянулся по сторонам, поставил бокал перед Сэтом и кивнул ему.

– Я же сказал, я не буду.

– Эх…

Рыжий взял бокал обратно и, поворачивая его ладонью то влево, то вправо, думал, выпить его или нет. По зажатым губам было видно, что это решение далось ему с трудом, но все же, он поставил его обратно на стол. Вино в бокале булькнуло, а потом еще и еще. А через секунду воздух наполнил птичий крик, и через горы прокатилась волна. Посуда затанцевала на столе, в углу кафе соскочила со стула и закричала официантка, а вместе с ней засуетился молодой парень на баре. Сэт сидел на трясущемся стуле и смотрел на улицу, где на крышах соседних кафе гремели жестянки, а в центре дороги сбежались и завыли хором собаки.

– Все-таки надо выйти! – крикнул Рыжий, махнув перед глазами застывшего на месте парня.

Тот быстро опомнился, и они побежали на выход, пропустив перед собой неуклюжую повариху, пенсионного возраста. На дороге собралось с пару десятков человек и свора собак. Все напуганные оглядывались по сторонам, упоминали имя бога и толпились все ближе друг к другу. Жестяная крыша соседнего заведения гремела так сильно, что когда тряска кончилась, никто и не заметил сразу, что обрушилась кирпичная кладка на кухне того самого кафе «Маяк». Часть стены превратилась в кучу камней, обрушился целый угол и покосилась дверь, были разбиты маленькие окна. Пыль быстро рассеялась, и та самая повариха заплакала, увидев разрушения. Люди запричитали и заохали, всем было жаль хозяйку заведения, сердце которой тут же дало сбой.