Книга: Еще до войны - Виль Липатов

"Сейчас старику Абросимову было девяносто восемь, и, значит, он уже лет десять носил смешное прозвище Трехшерстный, чем кичился, говоря: «Ежели трехшерстна кошка удачу дает, то человек трехшерстный – эта сплошная радость!"

А вот - колоритное такое возмущение председателя колхоза:

"– Это что же делается, молодой народ! – наконец обиделся Петр Артемьевич и поглядел жалобно на глуховатого деда Крылова. – Какое же соопченье я дам в исполком, когда съедены две овцы, а голоса молодого народу, который овец поедат, не слыхать… Протокола-то ведь надо писать!"

Как будто без протокола с самого начала ясно, кто кого полюбит и почему их счастью не бывать! И всё равно переживаешь за худенькую Раю, что пытается добиться признания и уважения на родине её умершего отца... И чисто по-матерински мучаешься - из-за того, что героиня полюбила самого завидного жениха, бывшего танкиста, тракториста, что в контексте эпохи (и в масштабе) примерно то же самое, что в наше время - наверное, какого-нибудь банкира или нефтяника. И вся эта романтическая история - на фоне дивной природы, сытой колхозной жизни (не оксюморон?), патриархальных семейных устоев и драматургии Чехова. Славно! Хотя совершенно не похоже на то, что мне обычно нравится. Вчиталась легко, диалект не напрягал, и надвигающаяся тень предстоящей войны придавала действу удивительный трагический подтекст. Как грозная и печальная музыка, едва слышно, из глубины. Но и прошлое, как грозный призрак, напоминало о себе неотступно:

"Маму Рая не помнила, так как мама погибла на колчаковском фронте через семь месяцев после рождения дочери. Отец второй раз жениться не хотел, он очень любил маму, саратовскую гимназистку, и не раз рассказывал дочери, что мама знала французский язык, латынь, хорошо стреляла из нагана, так как тренировалась вместе с боевиками-анархистами; потом стала большевичкой, встретила Раиного отца и полюбила его… "

А если бы мама не погибла, думаешь, понятно, что бы с ней стало в 39 году, с такой-то биографией. Роскошь этой книги в выборе, с каким чувством её читать, с какой долей оптимизма.

Предвоенная деревня - такая как есть, жизнь довоенная, простая, мирная и невозвратно ушедшая в прошлое. С тревожным предчувствием беды, которую невозможно ни остановить, ни предупредить...

Всего два года оставалось до самой большой и жестокой войны в истории человечества, после которой от их сегодняшнего счастья ничего не останется...

…За два года до войны молодые жеребчики умели бегать быстро, но и пароходишко «Смелый» вниз по течению черепахой не ползал…

А вот о Серой мыши я писать не хотела, страшная безысходная вещь. О всего одном дне и целой жизни. О четырёх дружках-пропойцах в поисках очередной бутылочки. Ясная и прозрачная, каждому известная история. О стрельнутых рублях и трешках, о жалостливых наливальщиках, об ожесточение и теле, ходящим каждой мышцей, в напряжении и ожидании первого глотка. О тех кто пока ещё рад компании и разговору, и о тех кто со страшным нутряным криком рвет на себе застиранную майку с надписью " Урожай". О любопытствующих и тех кто уже понял что беда стучится и в их дом, грозит их родным. О смирных и гневливых. О четверых и о деревне. О том, что написано о себе...

Когда-то, до Виля Липатова , я думала, что писатели-деревенщики не для меня. Пишут хорошо, сочно...но не для меня. Сугубо городской я человек. Так как же слышатся его книги тем кому близок этот несравнимый сибирский юмор от говора. Или это говор от юмора...Как не оторваться и не перескочить, какой красоты, какой силы, какой образности все эти истории.

Сама же история прекрасна своей безыскусностью. В далёкий сибирский посёлок приезжает молодая девушка, Рая Колотовкина, которую местные деды-острословы тут же прозывают Стерлядкой. И случается у Раи любовь - настоящая, большая, всепоглощающая. Анатолий Трифонов - первый парень на деревне, всем хорош: внешность приятная, семья солидная, в армии отслужил, на работе одни благодарности. Уж сколько прекрасных девушек на него заглядывается, в том числе и новая Раина подруга Гранька Мурзина (в миру: Оторви да брось). Даже местная учительница, из касты привилегированных тоже поглядывает на Анатолия. Конечно, есть препятствия для этой любви. И это не приближающаяся война, нет. Это привычный деревенский уклад и расчёт. Конец истории мне понравился. Кто-то видит в нём многоточие, но для меня тут стоит красивая жирная точка.

Интересен быт и обычаи деревни. Вопреки традиционному русскому пьянству в этом посёлке водку не просто не пьют, а всячески осуждают тех, кто сбился с пути. Например, непутёвый Лёнька Мурзин, в котором бьётся артистическая жилка, любит заложить за воротник, за что его сильно ругают на собраниях, отворачиваются и знаться с ним не желают. А между тем, парень-то не забулдыга. Ну негде ему развернуться, некуда приложить свои таланты. Любопытна также строгая иерархия, царящая на селе. В клубе все рассаживаются на места, согласно своему статусу. Если ты не председатель, не тракторист и не учитель, то и нечего тебе делать в первых рядах. Ну и конечно, киномеханик в те годы - царь и бог. Даже через десяток лет после войны его положение не изменится. Он - светоч, несущий культуру в массы.

В целом же получилась прекрасная книга о любви, дружбе, становлении личности. А то, что "за два года до войны", ну... ложка дёгтя, вкус не портит.

– Дядя, – сказала она негромко. – Папа умер…

И застыла вся деревня, принимая это горе как своё, принимая несуразную девчонку, которая и не поймешь: то ли девчонка, то ли девушка, то ли баба, а то ли и совсем пацан. Весь деревенский быт прописан с подробностями и любовью. И стандарты красоты, по которым всё должно быть при девушке спереди и сзади, да чтобы белокожая и с румянцем – кровь с молоком. И внутрисемейный уклад – отношения между женой и мужем, между родителями и детьми. И сложная иерархия выбора женихов и невест: с невестами чуть попроще – искать надо такую, чтоб работать могла, хозяйство потянула, а вот с женихами – нужно обязательно, чтобы по культурному уровню соответствовал, а образованных парней немного, а на простых образованной девушке смотреть нечего; да еще нужно, чтобы родители с обеих сторон выбор одобрили. Тут мне вспомнились рассказы бабушки. Она в молодости уже в городе жила, а мне всё время говорила, что нравились ей более образованные, культурные парни, но она всегда боялась, что в их семьях её, с пятью классами образования, не примут. Ужасно не хотела, чтобы перед родителями парня ей было стыдно за свою неграмотность. И пить в деревне Улым считалось зазорным, и курящих не любили (раз в гостях закуришь – в следующий уже не пригласят). И вся дружно трудились. Застывшая в жарком лете идиллическая картинка. Для контраста с тем, что будет через два года, о чем все мы сейчас знаем. А тогда только поговаривали, что парней больше, видать война скоро. Да пели песни про трех танкистов. И, конечно, жили, влюблялись, были счастливы. И решения принимали, и планы строили. А любовь Раи и Анатолия… Нет тут, наверное, правильного решения: кто-то сделал бы так, кто-то по-другому. И в том, и в другом случае могло быть счастье и несчастье. Но вот его слова вызывают как минимум уважение. Не зря он всё же первый «культурный» парень на деревне.

Серая мышь А вот это совсем не идиллия. Совсем не та счастливая трудящаяся деревня Улым, на которую один единственный пьяница Ленька Мурзин был заклеймён таким позором, что родители его стыдились в выходной день на людях показаться. Здесь всё не так именно по этому отношению общества, жителей деревни. Четверка пьяниц всё воскресенье ищет рубли и трешки, выпрашивает в долг, чтобы купить сначала одну бутылку, потом другую, запить это дело портвейном и заначить одеколона. И не так страшно, что они ищут, как то, что находят. Что бутылку продадут пораньше, что деньги дадут, точно зная, на что, что нальют, да еще подведут к этому какую-то философию об уважении к человеку. А где там уже человеки? И где там повод для "посмеяться" над пьяными, когда вот, рядом с вами, один, добрейшей души по жизни, напившись жену бьёт смертным боем, у другого сын растет припадочный, откуда бы, а третий уже водку почти как собака пьет, стакан на землю поставив, ибо руки слишком трясутся - расплещет. И это только то, что на виду, это без менее ярких, но совсем беспросветных будней жен алкоголиков. Но никому это неинтересно, никто не хочет этого замечать. Все же пьют, почему нет-то? И непонятно, какое тут горе, пока каждого лично не коснется. Пока сын пьяным не придет, пока муж не сопьется. Но не поздно ли тогда? А когда станет ясно, как далеко всё зашло, когда захочется всё вернуть, назад исправить, сил уже не будет. Только надежда, жаркая и беспомощная, на серую мышь, у которой видно, как сердце бьётся, и хвост как у ящерицы дергается. Вот она появится - и случится чудо. Но чудес не бывает.

Семидесятые годы. Небольшая деревушка где-то в Сибири. Одна из тысячи. Четверо мужчин начинают воскресный день в поисках алкоголя. Самое страшное, что это их обычное воскресенье (и возможно не только). Четверо мужчин, мысль одна- выпить. У них уже сложился собственный ритуал. Ои знают, где добудут первую бутылку, вторую, третью. И это не предел. Дальше уж как сложится. Они знают, кто как будет пить, знают, где им нальют, откуда прогонят, как будут меняться их характеры по мере потребления змия.

Мне их было жалко. Правда. Хотя, говорят, таких не стоит жалеть. Но невыносимо было читать, как они выискивали эти последние четвертачки из карманов, как Семён, самый старший, и самый пропитый лакал водку на коленях, и его мечта о серой мышке, которая изменит его жизнь… Это ужасно. Как люди до такого доходят?

… Ещё до войны». Есть в книгах о деревне какая-то неспешность, сытость эдакая словесная. Их нельзя читать залпом они не «глотаются», а смакуются. Эти описания природы, громкая тишина сельских улочек, зеркальное отражение речки с изобилием рыбы, яркая зелень лесов, нежная гладь полей и нив. Всё на виду. Деревня ведь не имеет секретов. Здесь всё друг о друге знают, не утаишь ни любви, ни измены, ни тайных помыслов. Деревенские жители спешат только в работе. На отдыхе они чинные, степенные, даже вальяжные слегка. А под нарочистой небрежностью миллионы эмоций и чего-то такого, не высказанного, что трудно объяснить, но оно невыносимо бередит душу.

А в деревню Улым приехала Райка, городская девушка. Как же не похожа она на сельских «кровь с молоком», тощая, угловатая, ни груди ни попы, настоящая стерлядка. И что только в ней нашёл первый парень на селе Анаталий? По нему такие девки сохнут, а он выбрал это чудо городское. Быть скандалу, быть ревностям и разборкам, уж как пить дать, быть.

Но книга тем и любопытна, что автор удивляет. Сюжетную линию он развивает плавно, необычно и довольно интересно. Поволнуемся мы, конечно, и за девичью дружбу, и за любовь, и за отношения. Но это таая мелочью по сравнею с тем, что им предстоит… через два года. А пока, пусть и тревожно, и волнительно порою, но хорошо.

Да, хороша деревня за два года до войны. Тихо здесь, спокойно. Иногда гармонь только всплакнёт, иль кто-то песню заведёт задорную. Ну иль из-за любви повздорит кто. Но настоящее горе ещё впереди. Об этом пока им неизвестно. Это мы то уже знаем. Даже судьбы их нам ведомы. Два года до войны. Наслаждайся мирной жизнью, деревня. …Ещё два года…

Для клуба Последний романтик ЛЛ

И первый парень на деревне - Анатолий. Тракторист, плечист и мужственен, и Валька Капа по нему сохнет, и по слухам Гранька-Оторви-И-Выбрось тоже супротив не пойдет. Занятный он парень, не увидела в нем ничего, за что бы его можно было бы выбрать. Ну да ладно, сердцу не прикажешь, и вот в Улыме новая пара таки образовалась: Райка да Анатолий. Но не все так просто у новоиспеченных влюбленных, ведь выйди Рая за своего жениха замуж, навек сгинет ее цель выучиться на инженера. Пойдет ли она на это? Лишит ли ее Анатолий светлого будущего сознательно? Как отнесутся к гипотетической свадьбе родители обоих? Финал небанален и тем интересен.

Автор отлично прописал деревенские будни, деревенскую природу и деревенский говор. Как будто в сказку попадаешь, а запахи скошенной травы, масляных тракторов, ощущения от щекочущих травинок, ослизлых карпов чувствуешь всем собой. Как в отпуск съездил! И все бы было хорошо в этой повести, если б автор мне настойчиво не трындел, что это все было "...еще до войны", "за 2 года до войны", "до войны за 2 года", "у мужика жена пропала", "еще 2 года до за", "войны до за 2 года". Чересчур навязчивый мотив, который с остальным сюжетом связан очень издалека, набивает оскомину и вызывает раздражение уже на третий рефрен. Бочка меда не без ложки дегтя.

Почему сказка? Слишком много "допустим" говорила я про себя. Мужчины в деревне сплошь трезвенники, туалетное мыло в многодетной крестьянской семье, плодородный чернозем распахивают там, где кедры да сосны растут, парни и девки на гулянке называют друг друга на "вы" и спрашивают разрешения поцеловать, не дождавшаяся взаимности в любви трактористка плачет в обнимку со счастливой соперницей. Говорят, Липатов написал повесть в 1971 году, в конце жизни, без идеологической подоплеки и партийного заказа. Тогда это фантастика, бред или ностальгия по юности, когда трава была зеленее, люди добрее, а мир казался огромным и прекрасным? Ведь за два года до войны Виль был еще совсем мальчик 10-ти лет... Как и что он запомнил?

А может это романтизм в духе А.Грина, ведь Липатов создал свою Ассоль, свою бегущую по волнам Биче Сениэль, поместив ее в вымышленное место, наподобие Гринладии? Тоска о потерянном и несбывшемся? Тогда повесть грустнее и глубже, чем кажется...