Текст книги "Сказки, рассказанные на ночь"

Сова закончила свою речь и снова отерла крылом глаза, смахивая слезы, накатившие от воспоминаний о постигшем ее несчастье.

Халиф же, слушая рассказ совы, погрузился в глубокую задумчивость.

– Может статься, я и ошибаюсь, – промолвил он, – но наши беды связаны между собой каким-то таинственным образом. Вот только как найти ключ к этой загадке?

– Да, господин, – проговорила сова. – У меня тоже такое чувство. Ведь недаром когда-то давно, в ранней юности, одна мудрая женщина мне предсказала, что меня ждет великое счастье и это счастье принесет мне аист. Теперь я, кажется, знаю, как нам попробовать спастись.

Халиф несказанно удивился и спросил, каким же образом она думает найти спасение.

– Чародей, который навлек на нас несчастье, – сказала она, – каждый месяц является сюда, в этот разрушенный замок. Здесь поблизости есть один зал. Там он имеет обыкновение пировать со своими собратьями. Я уже не один раз подслушивала, о чем они там говорят. Больше всего они любят рассказывать друг другу о своих грязных делишках. Может, Кашнур начнет хвалиться, как он расправился с вами, да и произнесет то самое слово, которое вы забыли.

– Дражайшая принцесса! – воскликнул халиф. – Открой нам, когда он явится и где находится этот зал?

Сова помолчала минуту, а потом сказала:

– Не сочтите за обиду, но я открою вам это только при одном условии.

– Говори же! – вскричал Хасид. – Обещаю выполнить любое твое пожелание!

– Дело в том, что я тоже хочу обрести свободу, но это возможно лишь в том случае, если кто-нибудь из вас предложит мне руку и сердце.

Аисты были, похоже, несколько обескуражены таким поворотом, и халиф дал знак своему слуге, приглашая отойти в сторонку.

– Великий визирь, – проговорил халиф, когда они вышли за дверь, – условие, конечно, дурацкое, но почему бы все же тебе не взять ее в жены?

– Ага, чтобы моя жена, когда я вернусь домой, выцарапала мне глаза? – возразил визирь. – К тому же я уже старик, а вы – молодой холостяк, уж вам скорее пристало жениться на юной прекрасной принцессе.

– То-то и оно, – со вздохом проговорил халиф, понуро опустив крылья. – Кто сказал, что она юная и прекрасная? Это все равно что покупать кота в мешке.

Долго они еще уговаривали друг друга, когда же халиф понял, что его визирь готов на всю жизнь оставаться аистом, лишь бы только не жениться на сове, он решился сам выполнить условие. Сова необычайно обрадовалась этому. Она поведала им, что пришли они сюда в самое время, потому что нынче ночью, по всей вероятности, чародей заявится сюда со всей честной компанией.

Сова велела аистам следовать за ней и повела их в тот самый зал. Долго шли они по темному коридору и вдруг увидели яркий свет, изливавшийся сквозь пролом в полуразрушенной стене. Когда они приблизились, сова дала им знак, чтобы они не шумели. Они устроились возле пролома и теперь могли разглядеть весь зал. Он был украшен колоннами и поражал богатым убранством. Освещался он разноцветными фонариками, которых было так много, что они затмевали собой дневной свет. Посреди зала стоял круглый стол, ломившийся от изысканных яств. Вкруг стола шел диван, на котором сидели восемь человек. В одном из них аисты узнали того самого торговца, что продал им волшебный порошок. И тут сидевший рядом с ним господин как раз обратился к нему и попросил рассказать о его последних подвигах. В ответ торговец поведал несколько историй, в том числе и ту, что приключилась с халифом и его визирем.

– Что же за слово такое ты им придумал? – поинтересовался один из чародеев.

– Слово хитрое, латинское: «мутабор».

Услышав это, аисты, притаившиеся возле пролома в стене, подпрыгнули от радости. Стремглав помчались они на своих длинных ногах к выходу из замка, так что сова едва поспевала за ними. Когда же они наконец выбрались наружу, халиф, заметно волнуясь, обратился к сове с такими словами:

– Спасительница моей жизни и жизни моего друга! В знак вечной признательности за то, что ты сделала для нас, предлагаю тебе руку и сердце и прошу стать моей женой!

Сказав это, халиф поворотился к востоку. При первых лучах солнца, только что выглянувшего из-за гор, аисты трижды поклонились, согнув свои длинные шеи, и прокричали хором:

– Мутабор!

В ту же секунду они снова приняли человеческое обличье и вне себя от радости бросились обнимать друг друга, смеясь и плача.

Но как описать словами их изумление от того, что они увидели, когда обернулись?! Перед ними стояла прекрасная дама в чудесном наряде.

– Не узнаете свою помощницу-сову? – спросила она с улыбкой и протянула руку халифу.

Неужели это сова? Халиф не верил своим глазам, пораженный ее красотой и прелестной грацией.

Втроем они тут же направились в Багдад. Халиф нашел у себя не только коробочку с волшебным порошком, но и кошель с деньгами. В ближайшей деревне он купил все необходимое для путешествия, и вскоре они уже добрались до городских ворот Багдада. Там его прибытие вызвало большое удивление, ведь он был объявлен умершим. Теперь же народ с ликованием встретил своего любимого правителя.

Счастливое возвращение халифа, однако, заставило вспомнить и о главном виновнике всех неприятностей – ненавистном обманщике Мицре, на которого толпа и обратила свой гнев. Люди ринулись во дворец и захватили там старого чародея вместе с сыном. Старика халиф велел доставить в тот самый полуразрушенный замок, в котором жила в заточении сова, и распорядился повесить его в тех самых покоях, где она еще недавно обитала. Сыну же, который ничего не смыслил в колдовском ремесле, халиф предложил на выбор – либо принять смерть, либо понюхать волшебного порошка. Тот выбрал последнее, и великий визирь поднес ему коробочку. Одна понюшка – и вот уже сын чародея по волшебному слову халифа превратился в аиста. Халиф распорядился поместить его в железную клетку, а клетку выставить в сад.

Долго и счастливо жил халиф Хасид со своею супругой, индийской принцессой. Больше всего он по-прежнему любил те послеобеденные часы, когда к нему, по обыкновению, захаживал великий визирь. Частенько вспоминали они ту историю с превращением в аистов, а если халиф бывал в особо веселом расположении духа, он даже снисходил до того, что изображал визиря, показывая, как тот выглядел в образе аиста. Он принимался с серьезным видом вышагивать по комнате, стараясь не сгибать ног, и все что-то трещал, размахивал руками, будто крыльями, а то показывал, как визирь, поворотясь к востоку, в отчаянии кланялся да мычал: «Му… Му… Му…» Такие представления доставляли несказанную радость всему халифову семейству, его жене и детям. Но если халиф совсем уже расходился и слишком долго кланялся и мычал, визирь с улыбкой грозил ему, что расскажет достопочтенной супруге халифа, о чем они так долго спорили той ночью за дверью, обсуждая условие принцессы-совы.

Когда Селим Барух закончил свой рассказ, купцы похвалили услышанную историю, доставившую им удовольствие.

– Да, славно скоротали время, даже не заметили, как пролетело, – сказал один из них, откидывая полог шатра. – Вечерний ветер принес прохладу, можно бы и в путь, еще успеем пройти немало.

Все согласились с ним, свернули шатры, и караван двинулся тем же порядком, каким пришел сюда.

Они ехали почти всю ночь, и если днем они изнемогали от жары, то сейчас наслаждались прохладой и ясным звездным небом. Наконец они добрались до места, где можно было удобно разбить лагерь, развернули шатры и улеглись отдыхать. О чужеземце купцы тоже позаботились, окружив его вниманием, какое подобает почетному гостю. Один снабдил его подушками, другой одеялами, третий приставил к нему своих рабов, словом, он ни в чем не знал стеснения и чувствовал себя как дома. Когда они очнулись ото сна, день уже был в полном разгаре и дышал палящим зноем, вот почему они единодушно решили остаться тут до вечера. После совместной трапезы они снова расселись поудобней, и молодой купец обратился к самому старшему из них с такими словами:

– Селим Барух скрасил нам вчера время на привале, быть может, и вам, любезный Ахмет, найдется что рассказать – какую-нибудь историю из вашей долгой жизни, в которой, наверное, было немало разных приключений, или просто занятную сказку.

Выслушав эту просьбу, Ахмет задумался на некоторое время, будто перебирая в памяти былое и не зная, на чем остановиться, но потом все-таки заговорил:

– Друзья мои! За время нашего путешествия вы показали себя верными товарищами, да и Селим заслужил мое полное доверие, и потому я хочу поведать вам одну историю из моей собственной жизни, которую я не очень люблю рассказывать и которую доверил бы не всякому. Это история о корабле призраков.

История о корабле призраков

Мой отец держал небольшую лавку в Балсоре. Он был не бедным, но и не богатым и принадлежал к тем людям, которые не любят особо рисковать, боясь потерять то немногое, что у них есть. Он воспитывал меня в скромности и строгости, и благодаря его усилиям я довольно рано стал ему помощником. Мне едва исполнилось восемнадцать лет, когда он, решившись впервые в жизни на крупную сделку, умер, не вынеся, вероятно, переживаний за судьбу тысячи золотых слитков, которые он доверил ненадежной морской стихии. Вскоре, однако, я даже порадовался тому, что отца нет в живых, потому что спустя некоторое время после его кончины пришло печальное известие – корабль, на котором находились наши золотые слитки, затонул. Но эта неприятность не сломила моего молодого духа. Я обратил в деньги все, что мне досталось от отца, и решил попытать счастья на чужбине, взяв с собой одного только старого слугу.

В гавани Балсоры мы записались на корабль и с попутным ветром вышли в море. Корабль, на котором я купил себе место, направлялся в Индию. Недели две мы шли по заданному курсу без всяких препятствий, когда однажды капитан сообщил нам о надвигающейся буре. Вид у него был весьма озабоченный, похоже, он не настолько хорошо знал здешние воды, чтобы спокойно встретить шторм. Он распорядился убрать все паруса, и мы медленно поплыли по течению. Наступила ночь, звездная и холодная, капитан уже решил, что, наверное, ошибся и предвестники бури оказались ложными. Но тут вдруг мимо нас, совсем близко, пронесся корабль, которого до того мы не видели. С его палубы доносились крики буйного веселья, что немало меня удивило, ибо в этот страшный час надвигающейся опасности всем было не до смеха. Капитан же, стоявший рядом со мной, побелел как полотно.

– Пропал мой корабль! – воскликнул он. – Смерть приплыла за нами!

Не успел я толком расспросить его, что значат эти странные слова, как наши матросы с криками и воплями обступили нас толпой.

– Видели корабль? Теперь нам конец! – голосили они.

Чтобы успокоить их, капитан велел читать подходящие стихи из Корана, и сам встал к рулю. Но это не помогло. Ветер все усиливался, нагоняя бурю, и не прошло и часа, как наш корабль затрещал и замер на месте. Шлюпки спустили на воду, и едва последний матрос спрыгнул с палубы, спасая свою жизнь, как судно на наших глазах ушло под воду, и я, лишившись всего, в одночасье сделался нищим горемыкой, который теперь вынужден был вместе со всеми отдаться на волю волн. Но на этом наши беды не кончились. Буря разыгралась не на шутку, и лодка перестала слушаться руля. Я припал к своему старому слуге, крепко обняв его, и мы поклялись друг другу не расставаться до последнего.

Наконец занялся новый день. Но с первыми лучами солнца ветер налетел с новой силой, и очередным порывом лодку, в которой мы сидели, перевернуло. Больше никого из наших людей я так и не видел. В момент катастрофы я потерял сознание, а когда очнулся, то обнаружил рядом своего верного старого слугу, который крепко обнимал меня, – оказалось, что он как-то сумел забраться на перевернувшуюся лодку и вытащил меня из воды. Буря тем временем улеглась. От нашего корабля не осталось и следа, зато мы обнаружили неподалеку какой-то парусник, к которому нас неудержимо несло течением. Когда мы приблизились, я понял, что перед нами тот самый корабль, который ночью пронесся мимо нас и поверг капитана в такой ужас. При виде знакомого парусника меня охватил безотчетный страх. Слова капитана, которые подтвердились столь чудовищным образом, и странный вид этого корабля, на котором явно не было людей, потому что, даже когда мы подплыли к нему вплотную, никто не вышел на наш зов, сколько мы ни кричали, – вся эта жуть подействовала на меня угнетающе. Но другого средства спастись у нас не было, и потому мы возблагодарили Пророка, который чудом сохранил нам жизнь.

С носа корабля свисал длинный канат. Загребая руками и ногами, мы все же сумели подплыть поближе и попытались как-то ухватиться за него. В конце концов нам это удалось. Я снова подал голос, но и на сей раз ответом мне была тишина. Тогда мы решили подняться по канату, и я, как более молодой, полез первым. Но, о ужас! Какое зрелище открылось моему взору, когда я ступил на палубу! Вокруг все было залито кровью, двадцать или тридцать трупов, в турецких одеждах, лежало тут и там, у средней мачты стоял какой-то богато одетый человек с саблей в руках, но его бледное лицо исказила жуткая гримаса – во лбу торчал огромный гвоздь, которым он был прибит к мачте, и этот человек тоже был мертв. Я стоял в полном оцепенении, не в силах сдвинуться с места от ужаса и боясь дышать. Тем временем и мой спутник выбрался наверх. Вид палубы, на которой не осталось ни одного живого человека – одни только ужасные трупы, – поразил и его. Наконец, вознеся молитву Пророку, мы побороли страх и все же решились пойти дальше. Сделав шаг, мы всякий раз оборачивались, ожидая, что нам откроется какая-нибудь новая, еще более ужасная картина, но все оставалось как было. Вокруг ни единой живой души, только мы да бескрайний океан. Мы даже не смели разговаривать друг с другом, опасаясь, что пригвожденный к мачте капитан сейчас возьмет и обратит к нам взгляд своих застывших глаз или кто-нибудь из убитых повернет голову в нашу сторону. Так добрались мы до лестницы, которая вела в трюм. Тут мы невольно остановились и молча переглянулись, не решаясь высказать свои мысли вслух.

– О господин! – проговорил мой верный слуга. – Здесь произошло нечто ужасное! Но если даже там внизу полным-полно убийц, то лучше я сдамся им на милость, чем останусь тут среди этих покойников.

Я думал так же, как и он. Мы собрались с духом и, не зная, что нас ждет, начали спускаться в трюм. Но и здесь стояла мертвая тишина, только наши шаги отдавались гулким эхом. Мы остановились возле какой-то каюты. Я приложил ухо к двери и прислушался. Ничего. Я отворил дверь. В каюте царил беспорядок. Одежда, оружие, еще какие-то предметы – все вперемешку, все раскидано, разбросано. Судя по всему, команда или, по крайней мере, капитан совсем недавно пировали тут, потому что со стола еще было не убрано. Мы двинулись дальше, заглядывая во все каюты, во все помещения, и всюду нам попадались горы всякого добра – шелк, жемчуга, сахар и прочее. Несказанная радость охватила меня при виде этих сокровищ, ибо я решил, что раз уж тут никого нет, то я спокойно могу взять все себе, но Ибрагим образумил меня, сказав, что мы, похоже, еще очень далеко от берега и что нам одним, без посторонней помощи, ни за что до земли не добраться.

Мы угостились разными яствами и напитками, благо всего этого здесь было в изобилии, и снова выбрались на палубу. Но находиться на ней было невозможно – от вида всех этих жутких трупов нас прямо мороз по коже продирал. Тогда мы решили избавить себя от этого зрелища и выкинуть покойников за борт, но, к нашему ужасу, как мы ни старались, нам не удалось никого из них сдвинуть с места. Они будто приросли к полу, и, чтобы убрать их отсюда, пришлось бы разобрать на доски всю палубу, но для этого у нас не было подходящих инструментов. Капитана мы тоже не сумели оторвать от мачты, и вынуть саблю из его окоченевших рук у нас тоже не получилось.

День мы провели в горестных размышлениях о нашей печальной участи, к ночи же я отпустил старика Ибрагима немного поспать, а сам остался дежурить на палубе, в надежде высмотреть какое-нибудь судно и позвать на помощь. Но вскоре после того, как на небе показалась луна и я по звездам определил, что приближается одиннадцатый час, меня неудержимо стало клонить ко сну, и я, себя не помня, рухнул без сил, очутившись за какой-то бочкой, стоявшей на палубе. Однако состояние, в которое я впал, напоминало скорее бесчувственное оцепенение, нежели настоящий сон, потому что я прекрасно слышал, как бьются волны о борт корабля и как полощутся со свистом паруса на ветру. Вдруг мне почудилось, будто на палубе кто-то разговаривает и ходит. Я хотел подняться, чтобы посмотреть, кто это может быть, но неведомая сила словно сковала меня по рукам и ногам так, что я не мог пошевелиться и даже глаз открыть не мог. Между тем голоса становились все громче, и у меня возникло ощущение, будто вся палуба заполнена веселыми матросами, которые деловито снуют туда-сюда. Среди этой бодрой суеты по временам мне слышался чей-то уверенный голос, отдававший приказания, и я отчетливо улавливал разные звуки, судя по которым матросы подтягивали канаты и крепили паруса. Но постепенно чувства оставили меня, и я окончательно погрузился в глубокий сон, сквозь который мне смутно мерещилось, будто я слышу бряцанье оружия. Очнулся я, уже когда солнце стояло высоко и его горячие лучи жарили мне прямо в лицо. Я огляделся с удивлением – буря, корабль, покойники, ночные голоса и шум – все это, подумал я, наверное, привиделось мне во сне, но когда я присмотрелся получше, то обнаружил, что все здесь выглядело так же, как вчера. Все те же мертвецы лежали недвижимые на палубе, и капитан все так же стоял, пригвожденный к мачте. Я посмеялся над своим давешним сном и поднялся, чтобы пойти искать своего старого слугу.

Старик задумчиво сидел в каюте.

– О господин! – воскликнул он при виде меня. – Признаюсь, по мне так уж лучше лежать на дне морском, чем провести еще одну ночь на этом проклятом корабле!

Я спросил, что навело его на такие горькие мысли, и он ответил:

– Проспав несколько часов, я проснулся оттого, что услышал беготню у себя над головой. Сперва я подумал, что это вы наверху колобродите, но потом понял, нет, там человек двадцать толчется, не меньше. Доносились до меня и какие-то голоса – будто кто-то кого-то зовет или кричит. И тут на лестнице раздались тяжелые шаги. Сознание мое помутилось, и я помню только, что, когда на короткое время приходил в себя, я видел, как тот самый человек, который был пригвожден к мачте, сидит себе тут за столом и спокойно пьет, распевая при этом песни, а рядом с ним – другой человек, в ярко-красном кафтане, тот, который днем лежал на палубе, недалеко от средней мачты, а теперь тоже сидит за столом и пьет.

Вот что поведал мне мой слуга.

Можете себе представить, друзья, каково было у меня на душе. Старик не обманулся, ведь и я слышал, как тут орудуют мертвецы. При одной мысли, что нам придется плыть в таком обществе, меня брала оторопь. Мой Ибрагим тем временем снова впал в задумчивость. «Знаю, как нам помочь!» – вскричал он наконец. Он вспомнил заклинание, которому научил его когда-то дед, бывалый путешественник, объездивший весь свет, это заклинание якобы помогало от всякого колдовства и наваждений. А еще он заверил меня, что если мы будем усердно читать молитвы из Корана, то ни за что не заснем, как вчера, когда нас одолел тот странный сон. Предложение старика мне понравилось. С некоторым страхом ожидали мы приближения ночи. Рядом с каютой мы обнаружили небольшой чулан и решили укрыться там. Мы провертели в дверях несколько дырок, достаточно больших, чтобы через них видеть все помещение, затем, как умели, накрепко заперли дверь изнутри, а Ибрагим начертал еще на всех четырех углах имя Пророка. Теперь нам оставалось только ждать, приготовившись к ночной свистопляске. И вот, когда время опять подошло к одиннадцати, меня стало неудержимо клонить в сон. Мой товарищ по несчастью посоветовал мне прочесть несколько стихов из Корана, и это в самом деле помогло. Вдруг наверху все ожило, до нас донесся скрип канатов, шаги на палубе, мы явственно различили множество голосов. Какое-то время мы сидели, застыв в напряженном ожидании, и тут услышали, как кто-то спускается по лестнице. При этих звуках старик принялся читать то самое заклинание против колдовства и наваждений, которому научил его когда-то дед:

 
Откуда б ни явились вы —
с небес иль из морской волны,
из недр земли иль из огня,
хоть ночью, хоть при свете дня,
не одолеете меня!
Аллах всем духам повелитель,
Он их творец и усмиритель!
 

Признаться, я не очень-то поверил в силу этого заклинания, но тут вдруг дверь распахнулась, и у меня волосы встали дыбом. На пороге возник высокий статный человек – тот самый, которого я видел раньше пригвожденным к мачте. Гвоздь все еще торчал у него во лбу, но сабля была убрана в ножны; следом за ним вошел другой человек, одетый не так богато, его я тоже видел на палубе, где он лежал бездыханным. Капитан – а это был несомненно он – имел довольно свирепый вид: бледное лицо, большая черная борода, глаза навыкате. Он грозно зыркнул по сторонам, оглядев каюту. Я мог хорошо разглядеть его из своего укрытия, он же как будто даже внимания не обратил на дверь, за которой мы спрятались. Незнакомцы уселись за стол, стоявший посередине каюты, и громко заговорили на неведомом языке, переходя временами на крик. Они распалялись все больше и больше, пока наконец капитан не стукнул изо всей силы кулаком по столу, так что стены задрожали. Его собеседник тут же вскочил с диким хохотом и махнул рукой, приглашая капитана следовать за ним. Капитан поднялся из-за стола, вынул саблю из ножен, и оба вышли вон. После их ухода мы вздохнули свободней, но на этом наши волнения не кончились, и мы еще немало натерпелись страху. Шум, доносившийся с палубы, становился все громче, слышались какая-то беготня, вопли, смех, стоны. Под конец уже все сотрясалось от прямо-таки адского грохота, так что мы подумали, что еще немного – и палуба со всеми парусами рухнет нам на голову, раздался звон оружия, крик – и вдруг наступила гробовая тишина. Когда спустя некоторое время мы отважились выбраться наверх, нам открылась знакомая картина: мертвецы лежали на тех же местах, в тех же позах и все были совершенно одеревеневшими.

Много дней провели мы на этом чужом корабле, который двигался все время на восток, где, по моим расчетам, находилась земля. Но даже если днем он проходил немалый путь, то ночью, судя по всему, возвращался назад, ибо, когда всходило солнце, мы снова оказывались на том же самом месте. Мы не могли себе это объяснить иначе как тем, что это покойники под покровом тьмы меняли курс и плыли на полной скорости обратно. Чтобы положить этому конец, мы решили до наступления темноты свернуть все паруса и пустить в ход заветное средство, к которому прибегли, когда прятались в чулане: мы написали на листе пергамента имя Пророка, прибавили к этому дедовское заклинание и обернули свитком подобранные паруса. Со страхом ожидали мы, укрывшись в своей каморке, чем все кончится на сей раз. Нам показалось, что призраки буянили этой ночью пуще обычного, но когда мы утром вышли на палубу, то увидели, что свернутые паруса остались нетронутыми. Теперь мы на день распускали несколько из них – ровно столько, сколько было нужно, чтобы корабль спокойно двигался вперед, а на ночь собирали снова и за пять дней проделали изрядный путь.

Наконец, утром шестого дня, мы увидели невдалеке землю и возблагодарили Аллаха и Его Пророка за чудесное спасение. Целый день и всю следующую ночь мы плыли вдоль побережья, а на утро седьмого дня приметили какой-то город, до которого теперь уже было рукой подать. С большим трудом нам удалось выбросить якорь, который тут же лег на дно, после чего мы спустили на воду шлюпку, обнаруженную нами на палубе, и погребли, изо всех сил налегая на весла, к берегу. Через полчаса мы вошли в устье реки, которая здесь впадала в море, и вскоре уже ступили на твердую землю. У городских ворот мы справились, как называется город, и узнали, что название его индийское и что находится он совсем рядом с той местностью, куда я собирался плыть с самого сначала. Мы направились в караван-сарай, чтобы немного прийти в себя после всех пережитых приключений. Там я попытался разведать у хозяина, нет ли тут какого умного и толкового человека, и намекнул между прочим, что ищу кого-нибудь, кто понимал бы немного в колдовстве. Он отвел меня куда-то на окраины и остановился возле ничем не примечательного дома. Постучав в дверь, он дождался, когда меня впустят, и распрощался, сказав напоследок, что мне нужно спросить Мулея.

В доме меня встретил седобородый старик с длинным носом и поинтересовался, за какой надобностью я пришел. Я сказал, что ищу мудрого Мулея, и услышал в ответ, что он и есть тот самый Мулей. Тогда я спросил у него совета, как мне поступить с мертвецами и как мне лучше взяться за это дело, чтобы избавиться от них. Он объяснил мне, что тут, конечно, не обошлось без колдовства и эти люди обречены на вечное плавание, наверное, за какое-нибудь злодейство. Возможно, колдовские чары спадут, продолжал он, если перенести их на берег, но перенести их можно только в том случае, если выломать доски, на которых они лежат. Сам же корабль, со всем его добром, по его мнению, принадлежит мне – по всем законам, Божьим и человеческим, потому что вроде как выходит, что я его нашел. Он велел мне все держать в строжайшей тайне и сказал, что будет рад, если я поделюсь с ним какой-нибудь безделицей, он же за это готов вместе со своими рабами помочь мне убрать покойников с палубы. Я пообещал щедро наградить его, и мы, взяв с собой пятерых рабов, вооруженных пилами и топорами, отправились в путь. По дороге волшебник Мулей все хвалил нас за нашу смекалку – как ловко мы придумали обернуть паруса свитком с изречениями из Корана. Он сказал, что в нашем положении это было единственное верное средство для спасения.

День еще был в самом разгаре, когда мы добрались до корабля. Мы сразу же принялись за работу, и не прошло и часа, как уже четверо мертвецов были погружены в шлюпку. Нескольких рабов мы отрядили доставить тела на берег и там предать земле. Вернувшись, рабы рассказали, что хоронить никого не пришлось, так как, едва они выгрузили покойников, те тут же рассыпались в прах и тем самым избавили их от лишних хлопот. Мы продолжали выпиливать доски и к вечеру полностью очистили палубу. Никого больше не осталось – кроме капитана, пригвожденного к мачте. Но сколько мы ни бились, пытаясь вытащить гвоздь, он не сдвинулся с места даже на волосок. Я не знал, что и делать, ведь не могли же мы спилить целую мачту только для того, чтобы перевезти несчастного на берег. Мулей и тут нашелся – придумал, как выйти из затруднительного положения. Он велел одному из рабов быстро сплавать на берег и доставить горшок с землей. Когда горшок был принесен, Мулей проговорил над ним какие-то таинственные слова и высыпал землю на голову мертвецу. В то же мгновение пригвожденный открыл глаза и глубоко вздохнул, из раны же на лбу полилась кровь. Теперь мы без труда вытащили гвоздь, и несчастный как подкошенный рухнул на руки стоявшего рядом раба.

– Кто привел меня сюда? – спросил раненый, придя через некоторое время в чувство. Мулей показал на меня, и я выступил вперед. – Благодарю тебя, неведомый чужеземец, – проговорил несчастный, – ты избавил меня от долгих мучений. Вот уже пять десятилетий мое тело носит по этим волнам, а дух мой был обречен каждую ночь возвращаться в него. Но теперь, когда земля коснулась моей головы, я могу наконец обрести покой и отправиться к праотцам.

Я попросил его рассказать нам все же, как он оказался в таком отчаянном положении, и он поведал нам свою историю:

– Пятьдесят лет назад я был влиятельным, всеми уважаемым человеком и жил в Алжире. Ненасытная алчность, однако, побудила меня снарядить корабль и заняться пиратством. Я промышлял этим делом уже некоторое время, когда однажды, на острове Занте, я взял на борт одного дервиша, который попросил подвезти его без платы. Нравы у нас на корабле царили грубые, и мы с товарищами не слишком считались с присутствием сего святого мужа, более того – я даже позволял себе насмехаться над ним. Как-то раз он принялся меня увещевать с усердием праведника, укоряя за то, что я по доброй воле погряз в грехе, а когда ночью, после того как мы со штурманом изрядно напились, я вспомнил его слова, меня охватил гнев. В ярости оттого, что какой-то дервиш осмелился говорить мне то, чего я не потерпел бы и от султана, я выскочил на палубу и вонзил ему в грудь кинжал. Умирая, он проклял меня и всю мою команду, сказав, что не будет нам ни жизни, ни смерти и что маяться нам так до тех пор, пока головы наши не соприкоснутся с землей. Дервиш испустил дух, мы выкинули его в море и посмеялись над его угрозами. В ту же самую ночь, однако, его предсказание сбылось. Часть моего экипажа восстала против меня, и началась резня. Кончилось тем, что все верные мне матросы были повержены, а меня самого пригвоздили к мачте. Досталось и мятежникам – они погибли от полученных ран, и скоро мой корабль превратился в нашу общую могилу. Свет померк у меня перед глазами, дыхание почти остановилось, и я уже думал, что умираю. Но то было лишь оцепенение, сковавшее мое тело. На следующий день, в тот самый час, когда мы накануне сбросили дервиша в море, все мы снова ожили, но ничего не могли ни говорить, ни делать – только то, что говорили и делали в роковую ночь. Вот так и носит нас по морю уже целых пятьдесят лет между жизнью и смертью, ведь до земли нам никак было не добраться. Сколько раз мы, бывало, искали бури, с радостью безумцев устремляясь ей навстречу на всех парусах, в надежде, что нас разобьет наконец о какой-нибудь утес и наши усталые головы обретут покой на дне морском. Но все усилия были тщетны. Теперь же я могу окончательно проститься с жизнью. Прими мою благодарность, неведомый спаситель! Если тебя можно порадовать богатыми вещами, то возьми себе мой корабль в знак моей глубокой признательности!

Сказав это, капитан поник головой и тут же испустил дух. В одно мгновение тело его рассыпалось в прах, как это случилось до того с его товарищами. Мы собрали останки в ящичек и закопали его на берегу, я же нашел в городе работников и поручил им привести в порядок мой корабль. Затем я с большой выгодой обменял товары, имевшиеся борту, на другие, нанял матросов, щедро одарил моего друга Мулея и пустился в обратный путь, к себе на родину. По дороге, однако, я то и дело сворачивал с курса, приставал к разным островам, заходил в разные гавани, предлагая там на продажу свои товары. По милости Пророка дела мои шли в гору. Спустя девять месяцев я, вдвое приумножив доставшееся мне от умершего капитана наследство, вернулся в Балсору. Мои соотечественники подивились моему богатству и везению, решив, что не иначе как я нашел алмазную долину знаменитого Синдбада-морехода. Я не стал их разуверять, и с тех пор всякий молодой человек в Балсоре, едва достигнув восемнадцати лет, спешил отправиться в дальнее странствие, чтобы, подобно мне, попытать счастья. А я жил тихо и мирно, каждые пять лет совершал путешествие в Мекку, чтобы в этом святом месте возблагодарить Аллаха за милость да помолиться за капитана и его людей, уповая на то, что Аллах возьмет их к себе в рай.