Текст книги "Саги о варяге"

 
Слеза в глазах… Гиперборей
Привёз в ладью Священный Камень
Из почитавшихся богами
Народа «Белых Лебедей»,
Что покидал навек Арктиду…
И вот теряется из виду
Родная бухта Лукоморья,
Ладьи – в просторах Беломорья…
 
 
Никто не ведал в этот миг,
Что растворит судьба в землянах
Их по пути, и в разных странах
Династии пойдут от них…
А дальше – Лебедей в их душах
Потомки перестанут слушать,
Полмира ариям суровым
Падёт к ногам в потоках крови…
 
 
Но первых ариев сыны,
Словен и Рус, нам предки были
И «Лебедями» в душах слыли…
Мы оставались в том верны
Им до двадцатого столетья
И нынешнего лихолетья —
Лет бездуховности своих же
Правителей и с ними иже.
 
 
И наша, «Лебедей», страна
Считалась от морей студёных
И до степей, тогда зелёных,
Лебедией звалась она[35]35
  В 10 веке византийский император и историк Константин Багрянородный писал, что сама территория, где жили древние русы, именовалась Лебедией.


[Закрыть].
Потом других тотемов много
Роднилось с нами, и в итоге
По крови род укоренился,
А Лебедь в душах поселился[36]36
  Первоначально общность людей под названием род составлялась из признающих свое происхождение от одного тотемного родового божества. Затем перешли к идентификации рода по происхождению от одного предка-родоначальника, т. е. по кровному родству.


[Закрыть].
 
 
И даже до сих пор, нет-нет,
При виде лебедей волненье,
Неясное, и умиленье
Душой владеют, и ответ
От них на это ожидаем,
И, молча, взглядами ласкаем
Самих себя мы в них при этом
В виденье памятью согретом…
 
 
Средь Нево островок земли[37]37
  Остров Валаам.


[Закрыть]
Волхвы когда-то посетили
И Камень Кольский водрузили,
Что предки с родины везли…
И здесь святилище славянам,
С древнейших лет и христианам
Известное в краях далёких,
Возникло и манило многих.
 
 
В нас дольше всех остались души
Тех легендарных Лебедей,
Есть их частица и в моей,
Её привык я с детства слушать…
Я знаю, есть на Валааме
Тот камень. И его кругами
Всегда весной, отстав от стаи,
Прекрасный лебедь облетает.
 
 
А между тем, на наш народ
Падёт Планеты обновленье,
Звезду России восхожденье
Под знаком Водолея ждёт[38]38
  Великий Год Платона – период между соседними «парадами планет» (когда для наблюдателя 5 планет стали в одну линию) или, что – то же самое, период полного витка прецессии земной оси, составляющий около 26 000 земных лет. Двенадцатая часть этого периода – месяц Года Платона, составляет около 2160 земных лет. Год считается сроком существования земной цивилизации. Месяц – эра (эпоха), называемая по соответствующему знаку Зодиака, чередование которых происходит в обратном порядке принятому для Солнца. Сейчас наступает эра Водолея, а Водолей считается покровителем России, поэтому ей отводится решающая роль в новой эре земной цивилизации.


[Закрыть],
Но, что в нас прежде так ценилось,
За что была нам Божья милость,
Мы растеряли понемногу,
Ступив не на свою дорогу.
 
 
И если выбор пал на нас
(Не с верой ли, что корни живы
Гиперборейских старожилов?),
То Космос, как и в первый раз,
Нас не оставит попеченьем…
Душ Лебединых возрожденьем
Планета снова отзовётся,
И памяти кольцо сомкнётся…
 
 
Я видел вещий сон не раз:
Всё небо в Лебединых стаях
И ангелах, средь них пустая
Криница в небо – «Божий Глаз»[39]39
  Такой просвет в небе над сакральным местом (например, храмом) называется «Божьим Оком».


[Закрыть],
Над древним камнем вдруг открылась,
И Бог увидел, как свершилось —
Мы приземляемся в России
И Он поверил – мы осилим!..
 

Сага II
У ИСТОКОВ ИСТОРИИ

 
Помню, «варваром» был я,
Как нас римляне звали,
Хоть не знаю, чтоб звались
Так народ иль язык,
Был я викингом также,
Но вернулся обратно
В земли древние русое,
И остался я в них…
 

1. Мы – варвары[40]40
  Европу в те времена населяли в основном кельты и родственные им славяне, произошедшие от кимров, как и менее многочисленные германцы. Римляне давали местному населению различные имена. Так, кельты к западу от Рейна стали «галлами». Упоминаемые здесь «германцы» тоже отчасти могли быть кельтами или славянами, получившими свое имя от римлян по одному из соседних племен, такому, например, как тевтоны или алеманы (кстати, французы и сегодня называют Германию «Алемань»). Всех вместе римляне называли «варварами», т. е. «бородатыми».


[Закрыть]

 
В сталь закован, по безлюдью
Едет гуннов царь Атилла,
Как медведь мохнат и крепок.
Нем и мрачен, как могила!
Вслед за ним, как волны моря,
Как грозы небесной тучи,
Идут полчища, взывая:
Где же Рим, где Рим могучий?
 

Ю.Б. Залесский (перевод с польского

В.И. Немировича-Данченко)

 
Империи на Западе не стало,
И даже варвар не поднял венец,
А королём своих он был по праву.
Каким злым роком вызван Рима крах,
Кто к истязанью наградил любовью,
Что заставляло упиваться кровью
При не жестоких, в общем-то, Богах?..
 

После русов родился я на севере, может, в Скандинавии. Было сытно там и тепло, но вдруг что-то случилось в небесах и природе – наши земли оделись в ледяное стекло[41]41
  Повторное оледенение Северной Европы в 1-м тысячелетии до н. э.


[Закрыть]. Мы собрались в дорогу и искали стоянок, где земля бы родила и могла нас кормить – так с мечом и оралом мы с годами пробились от морей наших к югу и остались там жить.

ЧЕЛОВЕК ИЗ ТОЛЛУНДА

 
Я стою у витрины музея
И поверить не в силах глазам —
Сквозь стекло я безмолвно глазею,
За которым покоюсь я сам!
Точно, я! В этот мир возвращался
 
 
В ипостасях других много раз,
Но ни разу ещё не встречался
С бывшим телом своим, как сейчас!
Умиравших сжигали вначале,
Позже стали в земле хоронить —
Лишь надгробья могли мне в печали,
Кто я был и когда, говорить…
Нет ни дат, ни имён на табличке
У витрины – догадки одни,
Но я вспомнил, вглядевшись в обличье,
Как всё было в те давние дни.
 
 
Где-то здесь, недалёко, в то время
Жили мы средь лесов и болот,
И тогда наше каждое племя
Для себя было мир и народ…
Жили мы от земли – близ селений
Выжигали поля средь лесов
И трудились в поту и без лени,
И ещё уважали богов.
От рожденья до самой кончины
Помогали они выживать,
Но главней всех, и не без причины,
Средь богов чтил народ Землю-мать[42]42
  Земля-мать – Богиня плодородия.


[Закрыть] —
 
 
Плодородьем и в семьях, и в поле,
И в хлевах управляла она —
Жизнь людей по её только воле
При рожденье могла быть дана…
От полей мы своих получали
Кров, одежду, еду и питьё —
От набегов поля защищали
Мы сильней, чем жилище своё.
И весною, и в осень под белым
Покрывалом повозку везли
Мы по нашим родящим пределам —
В ней скрывалась Богиня Земли.
А потом, уж в лесу, без народа
Приносили ей жертвы жрецы,
Чтоб дала урожай и приплоды,
И гадали ответ мудрецы[43]43
  В жертву приносили специально по ритуалу выращиваемых животных, чаще лошадей. По их внутренностям гадали о будущем, т. е. угадывали волю божества. Весной после неурожайных лет часто приносилась человеческая жертва – ритуальный супруг Богине для возрождения плодородия.


[Закрыть]…
 
 
Помню, долго поля не родили,
Стало меньше в селенье детей,
И всё чаще мы смерть находили
От зверья и разбойных людей.
Вдруг знаменье жрецы увидали:
Мать-Земля жаждет жертвы от нас,
Чтоб супруга от племени дали
Ей весной в установленный час.
Должен каждый испробовать случай,
Выбирая из бука бруски —
Кто с магическим знаком получит,
Тот и просит Богиню руки[44]44
  Эти гадательные буковые бруски с руническими знаками позже у немцев дали имя букве. Первоначально рунические знаки носили мистический ритуальный характер, их название однокоренное с глаголом «гадать».


[Закрыть].
 
 
По весне из им ведомой рощи
Вновь повозку жрецы извлекут,
Два вола её, старых и тощих,
По селению поволокут,
А потом со жрецами совместно
Кашу съест из семян он из тех,
Что мы сеять должны, чтоб невеста
В поле их народила на всех.
И веревкой, венчальною вроде[45]45
  Все изображения Богинь плодородия у кельтов и германцев имеют на шее один или несколько обручей. Верёвка на шее – символ принадлежности Богине, символ уз с нею.


[Закрыть],
Жрец супруга удушит того
И утопит в священном болоте —
Там с Богинею встреча его…
 
 
Я как вождь отменил жеребьёвку
И сказал: сам пойду к ней в мужья,
Сам надену на шею верёвку,
Ей ценней и достойней всех я!
Говорил я и властно, и строго,
Что не стану решенья менять —
Жребий брошен был раньше намного,
Как вождём избирали меня.
Знать кто лучше меня нынче может,
Что и как ей, Богине, сказать?
А вождя изберёте моложе,
Мудрость годы помогут стяжать…
 
 
А в душе сам вынашивал бремя:
Раз поля перестали родить,
А в селенье я – вождь в это время,
Мне ответ и держать, стало быть.
Мне в сраженьях не раз доводилось
Брать удачи быка за рога —
Племя верило мне и гордилось,
И ходило за мной на врага.
Топором боевым не порубишь
Голод, что незаметно сосёт
Кровь и силы у тех, кого любишь,
Кто в надежде на чудо живёт!
 
 
Чудо? Может, любовь и есть чудо,
Что Богиня со мной сотворит? —
И надеюсь уже почему-то,
Что я прав, а Она говорит:
Уж довольно махать топорами
И леса, и друг друга губить —
На земле надо жить не ворами,
А уметь и давать, и любить!
Я прозрел! Я иду к ней с любовью,
Пусть научит своих же детей!
Я иду и с мужской, и с сыновней
К ней любовью просить за людей!..
 
 
Через долгие двадцать два века —
Время быстро лишь ныне бежит —
В слое торфа нашли человека[46]46
  Нашли его у селения Толлунд в Ютландии (Дания). Первоначально вызвали криминальную полицию, настолько он показался современным, а та уже передала «человека из Толлунда» археологам.


[Закрыть],
Что теперь за витриной лежит…
Словно сплю я умиротворённый,
Знать, достойно свершил свой обет —
Словно сплю, как живой, но… морёный
В том болоте за столько-то лет.
Я не знаю, что сталось с народом,
Помогла ли Богиня тогда
И покончила ли с недородом —
Очень хочется верить, что – да…
 
 
За две тысячи лет много крови
Видел я и так мало добра,
Судьбы наши сложились сурово —
Не давать научились, а брать,
Истребляя друг друга, народы —
Им до мудрости путь протяжён…
А вожди? – Стали новой породы:
Красен долг им вперёд платежом…
Ну, а что же любовь? – Ей, как прежде,
Ни к подобным себе человек,
Ни к Земле не проникся в надежде,
Что и так проживёт он свой век…
 

ЧТО БЫЛО ПОТОМ

Был на двадцать лет старше я того иудея, что, родившись от Бога, принял смерть на кресте и воскрес, и вознесся, но минуют столетья до того, как в Него здесь станут верить везде. А меня, не сказал бы, чтобы в кланах соседних средь вождей уваженье или слава нашли, но молва и удача на немногих дорогах, что к востоку от Рейна, впереди меня шли…

ОБРУЧ СО СТРЕЛКОЮ ВНИЗ

 
Я брожу с боевым топором на плече,
У бедра меч короткий повис,
Без щита я и шлема, вокруг головы
Только обруч со стрелкою вниз[47]47
  Обруч со стрелкою вниз надевался на голову так, чтобы стрелка прикрывала нос.


[Закрыть].
Сам себе я и вождь, и сам воин себе,
И удачу пытаю один,
И на сутки пути в этом диком лесу,
Как в подворье своём, господин.
 
 
Если вторгся сюда или тур, или лось,
Или вепри в подлеске шалят,
Иль недобрый сосед, или римский дозор —
Мне не страшно, мне Трим – словно брат[48]48
  Трим – демон гор, великан. Водан – верховный Бог, бог мудрости, бог войны, хозяин Вальхаллы – пристанища мёртвых воинов-героев.


[Закрыть].
 
 
Шум вдали, сучьев треск, рык и хрип, и возня,
Я – туда, притаился в кустах,
Так и есть, это – вепрь с брюхом настежь лежит,
Кровь и пена на страшных клыках.
 
 
А поодаль в доспехах и в шлеме – в крови
Римский отрок, не лучше того,
И не знаю, сначала лесное зверьё
Разорвёт и растащит кого…
 
 
Он дышал, я его до пещеры донёс,
Как умел и чем мог, врачевал —
Скоро стал он вставать и меня понимать,
Но я видел, что он тосковал…
 
 
Мы простились по-братски, мечи поменяв,
И на память ему я надел
С головы моей обруч со стрелкою вниз —
Он ушёл навсегда в свой предел…
 
 
Через десять, а, может, и более лет
В Тевтобургском лесу мы пошли
В бой на римлян и бились, и многих потом
Их и наших в живых не нашли.
 
 
Пот и дождь, и гроза мне слепили глаза,
Римлян шлемы топор мой дробил —
Вместо шлема вдруг обруч со стрелкою вниз
Он легко пополам разрубил!
 
 
Я отбросил топор и склонился над ним —
Он был мёртв, но его я узнал!..
Грозный Водан! Зачем эта жертва тебе?
Почему ты мне знак не подал?!.
 

В этот раз жить пришлось мне в переломное время: Рим пытался на Эльбу выйти, наших тесня, Друз[49]49
  Друз и Тиберий – приемные сыновья императора Августа, полководцы Рима в т. н. германских войнах.


[Закрыть] до Эльбы пробился по воде и по суше, но он насмерть разбился при паденье с коня. Брат Тиберий продолжил, кланы порознь склоняя договором, обманом и коварством под Рим, и, казалось, последних маркоманов богемских разгромить лишь осталось наступленьем прямым[50]50
  Герцог макроманский Марбод собрал 74 тыс. воинов против 120 тыс. римлян. Его спасло восстание в Паннонии, на три года отвлекшее римлян, а потом, во время торжеств по поводу победы в Паннонии, произошла Тевтобургская битва (победа Арминия).


[Закрыть].

Мы не очень страдали: Рим держал гарнизоны в крепостях лишь немногих и к себе приучал, и вождям наших кланов в чине «всадников»[51]51
  Наряду с аристократией привилегированное сословие из военных, землевладельцев и др.


[Закрыть] римских на их собственных землях управлять поручал. Но, к несчастью, был прислан к нам из Сирии дальней Вар Квинтилий, который, как привык в тех краях, стал считать всех рабами, непокорных казнили, распиная живыми вдоль дорог на крестах…

ПЕСНЬ О ВЕЛИКОМ ВАРВАРЕ

Мы с Хермино дружили, Зигимеровым сыном, в Риме звали Арминус иль Арминий его, и в то время учились мы в Италии вместе, в их военном искусстве доходя до всего. Получивши от Рима званье «всадник» и должность командира туземных вспомогательных сил в рейнской армии Вара, возвратился Арминий и увидел, во что тот наш народ превратил.

И хотя нам-то лично было, в общем, неплохо, как князьям и их детям, и кто Риму служил, мы решили – дух предков призывает к отмщенью, и в свободу от Рима нам он веру внушил.

Наше племя херусков четырех вождей кланов в тот период имело, но лишь только отец до конца с ним пошёл бы, как Арминий сказал мне, а не Ингомер-дядька иль Сегест – вскоре тесть…

Тем не менее, дружно все вожди племенные междуречья Рейн-Везер на Арминия зов тайно ночью собрались в отдалённом подворье, и все были едины уничтожить врагов.

Не изгнать – уничтожить (!), чтоб урок Рим запомнил, и от Рейна к востоку он ногой не ступал, и вожди дали клятву по Арминия плану с войском в названном месте от него ждать сигнал.

Битва в Тевтобургском лесу

Легионы шли лесом к Рейну, к зимним квартирам, и Арминия корпус им торил новый путь, что их вёл сквозь теснины и болота у Липпы[52]52
  Правый приток Рейна. Арминий ложным восстанием отвлек легионы с обычно используемой дороги в сторону Гротенбургской горы в Тевтобургском лесу.


[Закрыть], а Сегест всё старался Вара вспять повернуть. Тот презрел подозренья просто варвара-князя и, когда за застольем командиров опять от Сегеста услышал, что Арминий – изменник, он в ответ рассмеялся, не желая вникать.

Над дорогой на кручах, в придорожных болотах племенные дружины ожидали сигнал, и, когда вся колонна в эту местность втянулась, с Гротенбургской вершины знак Арминий подал. И мы дружно напали! Наш Арминий знал точно, что в строю регулярном легионы не смять, и старался расстроить их ряды, и тут боги, наши древние боги (!), стали нам помогать[53]53
  К вечеру 9 сентября 9 г. н. э. разразилась буря, помогшая нападавшим.


[Закрыть]: битву вспомнить ужасно – налетевшая буря вырывала деревья, завалила пути, сучья мимо летели, легионы смешались, а противник повсюду, от него не уйти! Топоры всё крушили, копья насмерть пронзали, мысли путались страхом в рёве бычьих рогов[54]54
  Устрашающий звук, издававшийся варварами через бычий рог.


[Закрыть], кавалерия, было, на рысях попыталась скрыться, бросив пехоту, но, куда? – От врагов так никто и не спасся[55]55
  Полностью погибли три легиона, всего более 20 тыс. человек.


[Закрыть]… Вар и «всадники», зная, что их ждёт, побросались на свои же мечи, и напрасно их ждали надмогильные камни[56]56
  Родня богатых римлян соорудила могилы с памятниками, но через 6 лет, когда римляне вновь пришли на поле битвы, перезахоронять уже было некого. Одна из таких пустых могил в г. Майнце есть и ныне.


[Закрыть] – лишь зверьё пировало на останках в ночи…

Пленных по ритуалу принесли сразу в жертву[57]57
  Обычай приносить в жертву богам важных пленников существовал у кельтов и германцев до христианизации, одновременно сокрушалось и «жертвовалось» богам вражеское вооружение.


[Закрыть]: жрицы в белом, седые, горло резали им и в священные чаши римлян кровь выпускали, мы ж оружие вражье снова бьём и крушим, и потом в этом виде по священным болотам мы его утопили, как обычай гласил. А Арминий с гонцами в отдалённые земли слал победы трофеи и поддержки просил. Хаукам на побережье он орла[58]58
  Орёл – знак легиона. Его потеря – позор Риму.


[Закрыть] отсылает, на восток маркоманам Вара голову шлёт, но напрасно подмоги ожидает оттуда – даже в племени нашем начинался разброд.

Родня и слава

В этот год умыкнули у Сегеста мы дочку, и Арминий с Туснельдой свадьбу тут же сыграл, не подумав, что тесть-то не простит нам обиду – тот обманом и силой дочь назад отобрал и свою верность Риму доказал, в плен отдавши им Туснельду с приплодом, что так зять ожидал – так Туснельда рабыней на чужбине пропала, там родившийся сын их в гладиаторах пал[59]59
  Они содержались в Равенне, где была известная школа гладиаторов.


[Закрыть]…

Через шесть лет повторно мы, херуски, собрали всех, кто верил в удачу, и Арминий вознёс кланы к новой победе: враг бежал, мы б добили, но важней оказалось грабить римский обоз[60]60
  От поголовного истребления римлян спасла жадность противника к добыче в захваченном обозе.


[Закрыть]. Рим потратил год, чтобы наскрести из последних сил армаду и войско, и они к нам пришли – много крови пролилось, мы упорно держались, и они отступили на свои корабли[61]61
  В 16 г. римляне в последний раз собрали против Арминия 100 тыс. воинов и 1000 судов для их перевозки по Рейну и Северному морю, и далее вверх по Везеру. Несмотря на перевес в двух сражениях, задача по уничтожению восставших не была выполнена, и римляне отступили опять водным путем.


[Закрыть]. Тут-то боги, услышав, что резнёю в селеньях Рим решил, как и многих, устранить нас с земли[62]62
  Кельтиберов, даков.


[Закрыть], разметали армаду в нашем Северном море – и её лишь остатки в Кёльн по Рейну дошли[63]63
  Налетевшая в Северном море буря уничтожила римскую армаду.


[Закрыть].

Позабыл Рим на этом в наши земли дорогу[64]64
  Император Тиберий остановил 28-летнюю экспансию римлян на границе по Рейну-Дунаю. Сын Друза и племянник Тиберия, командовавший войсками, вынужден был подчиниться.


[Закрыть], но Арминий во славе многим стал вдруг немил – маркоманам богемским мы урок преподали[65]65
  Арминий хотел объединенными силами пойти на Рим. Герцог макроманов Марбод стал держать сторону римлян. Где-то на Эльбе Арминий вынудил его отступить. Племена и кланы стали покидать Марбода, а молодой гот с Вислы захватил его трон. Герцог умер в Равенне, где его приютили римляне.


[Закрыть], свой же, Ингомер-дядька, нож коварно вонзил[66]66
  Беззаветно храбрый в битвах 15-го года дядя Арминия Ингомер не смог выдержать славу и власть племянника и подослал убийц.


[Закрыть].

Так погиб наш Арминий молодым, в тридцать семь лет, в полководцах двенадцать славных лет проведя, и стоит на вершине он горы Гротенбургской с новым именем немца, своего не найдя[67]67
  Памятник Арминию, названному Германом, поставлен на волне патриотизма при провозглашении в 1870 г. Германской империи (т. н. «Второго рейха»).


[Закрыть].

А на цоколях римских[68]68
  В Майнце и Флоренции.


[Закрыть] женский образ скорбящий есть, и, хочется верить, что с Туснельды самой был он взят. Позже немцы на волне германизма в нём Германии символ усмотрели немой. Да хранится в музее серебро, на котором за последним застольем Вар всех наших поил и, смеясь над Сегестом, перед памятной битвой он за сутки до смерти за Арминия пил[69]69
  У г. Хильдесхайм был найден серебряный сервиз, якобы принадлежавший Вару.


[Закрыть]…

КАПИТОЛИЙСКАЯ ВОЛЧИЦА

(сказание венеда-вандала о Риме)

 
Венеду Стилихону должен Рим
Был памятник поставить за заслуги,
А не казнить, но так судьба нас с ним
Определила к музе Клио в слуги.
Он императору родня и опекун,
И варваров держал в повиновенье,
И побеждал, и шёл на соглашенье,
Но при дворе всегда сильней шептун…
 
 
Отмщён он будет трижды: в тот же год
Я шептуна Олимпия прикончу,
Впервые Рим захватит визигот,
Король Аларих, и возьмёт, что хочет.
Теперь Рим защищают и берут
Лишь варвары… Так явятся венеды
И в две недели в знак своей победы
Добычу соберут и увезут.
 
 
И постепенно наступил конец,
Империи на Западе не стало,
И даже варвар не поднял венец,
А королём своих он был по праву.
Каким злым роком вызван Рима крах,
Кто к истязанью наградил любовью,
Что заставляло упиваться кровью
При не жестоких в общем-то Богах?..
 
 
Не от ударов варваров он пал,
Не греческой культурой был изнежен —
Великий Рим совсем другим страдал,
И он самим собою был повержен.
История скопила снежный ком
Причин различных для его паденья,
Но стал судьбою с самого рожденья
Порок, что передался с молоком.
 
 
Волчица, потерявшая приплод,
Двоих мальчишек, как волчат, вспоила,
И древний Рим, который с них пойдёт,
Так волчьей жаждой крови наделила.
Волчица утолила свой инстинкт
И отомстила людям за обиду,
Потом её совсем убрал из виду
Веков хитросплетенья лабиринт.
 
 
Этрусков, в Апеннинах с древних лет
Гиперборейских выходцев осевших,
Рим уничтожил первыми, и нет
Другой родни там русов, чем русены,
Что в Альпах кое-где живут ещё,
А оборотень наш сжирал в округе
Всех постепенно, кроме тех, кто в слуги
Был принят или в рабство обращён.
 
 
И Рим всё ширился, крепчал меж тем,
Алтарь войны – буквально перегружен,
Рим убивал намного больше, чем
Для утоленья жажды жизни нужно.
И Боги, получая жертв сполна,
Взирали благосклонно на вампира,
И вакханалия не утихала пира,
Века шли, как прибойная волна…
 
 
За зрелище кровавое в бою
Платили обе стороны изрядно,
А, кто в тылу, кровь берегли свою
И наслаждаться жаждали бесплатно.
Для этого и пленных, и рабов
Сдавали в гладиаторские школы,
И сбросить каждый мог свои оковы,
Лишь выиграв на арене смертный бой.
 
 
И строится огромный Колизей —
Цирк, что весь Рим на зрелища вмещает
Смотреть, как от меча, когтей зверей
Презренный раб дух с воплем испускает.
При виде гладиаторских боёв
Рабов, друг друга наповал разящих,
Беснуется толпа с ума сходящих,
И глушит стон поверженных бойцов.
 
 
Тут в Иудее Бога Сын и Бог
С неслыханным пришёл в народ ученьем
И тысячи уверовавших смог Собрать
Он словом, чудом, исцеленьем.
И с Ним беду себе накликал Рим,
Когда Его, невинного, распяли,
Сочтя, что грех тот иудеи взяли
Себе и поколениям своим.
 
 
А Он воскрес, Он – настоящий Бог,
Совсем не царь, возжаждавший короны,
И Рим уже спокойно спать не мог,
Когда вознёсся Он в свои хоромы.
Не ведающих, что творят, простил
Он там ещё, распятый в Иудее,
Но Рим из страха мести сам в злодея
Себя любимым делом обратил:
 
 
Сторонников воскресшего Христа
Он травит злым зверьём и распинает,
Раз имя Бога-Сына на устах,
Его во всех несчастьях обвиняет:
Хоть сам Нерон зажег в безумстве
Рим, Он христиан, за это истязая,
Не зная сам, к вратам отправил рая
И в ад себе дорогу проторил.
 
 
И римлянин, и варвар, и эллин
Идут на смерть, становятся святыми,
И Рим, над миром древним властелин,
Бессилен перед верой в это имя.
А в цирках всё беснуется народ
И требует увеличенья дозы,
А у границ отдельные угрозы
Уж приняли серьёзный оборот.
 
 
Чем больше в цирках Рим людей травил,
Тем меньше устремлялось в войско граждан,
Их постепенно варвар заместил,
Который платы и добычи жаждал.
И император принял вдруг Христа,
А легионы варваров – тем паче,
Вторым у трона – варвар стал, иначе
Не миновать соперникам креста.
 
 
Конечно, христианами не все
Мы были в племенах и в службе римской,
Но помнили подспудно мы везде,
Что Рим остался крови сатанинской.
И тщетно в мех овцы рядился волк —
Кровь многих поколений и мученья
Племён бессчётных жаждали отмщенья,
И мы пошли на Рим, и он умолк!
 
 
Мы долго жили рядом и, служив
В его войсках, власть Рима ослабляли,
Смещая императоров, лишив
Великий Рим величия, и взяли
Мы город, не имевший ничего:
Ни сил, ни управленья, ни защиты,
Волк был каким-то жалким и побитым,
И гнев угас, мы бросили его
 
 
На римлян-христиан… Античный Рим
Они потом на камни разобрали
Под церкви, пантеоны разорив
Богов, и нам всё это приписали,
Присвоили деяниям своим
Славян-венедов имя племенное,
В стенах церквей, запомнивших иное,
И по сей день людей пугают им.
 
 
Мы, варвары, что в Рим пришли тогда,
К языческим Богам терпимы были,
Их статуй не крушили никогда
И красоту творенья рук ценили.
Мы, готы и вандалы, взяли лишь
Свою добычу без огня и крови,
Богов и римлян не лишали крова,
А слёзы лишь по золоту лились…
 
 
Как странно всё случается порой:
Был Ганнибал, потомок финикийцев,
Гиперборейских выходцев, герой,
Рискнувший повести своих пунийцев
Повергнуть Рим, чтоб больше он не встал,
Что удалось свершить лишь нам, однако…
И мы сочли, конечно, добрым знаком
Осесть в краях, откуда Ганнибал.
 
 
Мы в Африку, в Испанию ушли,
Там процветали наши королевства,
Но, словно в мире нет иной земли,
Другим понадобилось то же место,
Что Ганнибала гений освятил,
Но гений этот нам не выиграл боя
Последнего, как Божество любое,
Как жертвы и движение светил…
 
 
Вандалы, иль венеды, не смогли
От Византии цепких рук укрыться
И в Африке, вдали родной земли,
И никому она там не приснится…
В Испании арабская волна
Накрыла визиготов, и бесследно
Исчез с лица земли народ последний,
Кто с Римом расквитаться смог сполна…
 
 
Мы развенчали Рим и он, как волк,
Беззубый, должен был уйти со сцены,
Но нас преследовать с тех пор стал рок —
Нам заплатить пришлось двойную цену,
Двумя народами – за оборотня лют
В ответ удар кровавый был волчицы,
Но память смыть напрасно будут тщиться
Последыши всей кровью, что прольют…
 
 
Потом для немцев древняя родня
Понадобилась, и сама волчица,
В которой злость и ненависть саднят,
Решила тут же с местью подключиться:
Мол, «варварство» и «вандализм» верней,
Правдивее у немцев приживутся,
И нам пришлось в могилах обернуться
В германцев и остаться без корней…
 
 
И вот, минули многие века,
Волчица – в бронзе, как «гонорис кауза»,
А память о венедах жжёт строка
О «вандализме» в словаре Брокгауза…
И ничего уже не изменить,
И Клио, историческая муза,
Сама не сбросит гнёт такого груза,
А чувствами её не убедить.
 
 
С волчицы изваяньями не всё
Так гладко, как считают, обстояло:
За что попала молния в её
Скульптуру, что на Форуме стояла?
Потом в музее за тотем сочли
Её этрусский, что веленьем Папы
Двух мальчиков, посаженных, где лапы,
В четырнадцатом веке получил.
 
 
Всё, как всегда: гонясь за стариной,
С тотемом истреблённого народа
Роднят убийцы предков, а иной
Волчицы не было такого рода.
Недавно стал известен вариант,
Что франки отливали тихой сапой
Модернизированный позже Папой
«Этрусский» изначальный экспонат…
 
 
Не всех, конечно, перебили нас,
Мы просто перестали быть собою,
С другими мы смешались, и не раз
Мелькнули в них знакомою чертою.
Вернулись в русов, бывших земляков,
По-новому приятным ощущеньем
Утраченного чувства единенья,
Как эхо, отразившись от веков.
 
 
О нас, какими были, стёрся след,
О том пеклись волчицы дух и время,
Не помнятся ни гот и ни венед,
Хоть поросль чудную даёт их семя.
Лишь журавли, поднявшись с мест родных,
По осени на юг летят над нами,
Лежащими в чужой земле веками,
И с неба слышим мы привет от них…