Текст книги "Земля надежды"

Вирджиния Спайс
Земля надежды

Пролог

Новая Зеландия, 1800 г.

Воздух здесь всегда влажный, насыщенный запахами прелой земли, сочной, густой травы, нежных луговых цветов.

Вокруг, до самого горизонта, прекрасные заливные луга, где пасутся стада. Издалека слышно блеянье овец, мычанье коров, стрекот кузнечиков. И аромат клевера разносится на многие мили вокруг…

Глава 1

Стоя на коленях у края грубого очага, сложенного из неотесанных камней, Патрик О’Конелл разжигал огонь, помахивая рукой над разрастающимся пламенем, охватившим потрескивающий хворост. Пламя постепенно разгорелось в полную силу, и вся комната осветилась мягким светом. Блики заиграли на стенах, сложенных из толстых бревен, на красивых резных стульях и большом обеденном столе, причудливо отразились на полированных боках массивного комода. Мебель в этом грубо сколоченном доме казалась неуместно изящной, словно аристократка в трущобе. Патрик грустно вздохнул. Мебель сделал его отец, Даниэль О’Конелл, замечательный мастер по дереву. Его работы охотно покупали, заказов всегда было много, поэтому он работал с утра до позднего вечера, а когда Патрик подрос, он тоже вместе с другими подмастерьями учился у отца. Творческая фантазия Даниэля была неисчерпаема, а высочайшее мастерство превращало его стулья и столы в настоящие произведения искусства. На спинках диванов он вырезал сказочных птиц, фантастические цветы, странных зверей с человеческими лицами. Работы его были безупречны по качеству. Казалось бы, такому востребованному мастеру ничего другого уже не нужно, но Даниэль был отчаянным романтиком. Он со страстью мальчишки мечтал о новых землях и о необычайных приключениях. Рассказы деверя о Новой Зеландии покорили его, и с невероятной страстью он принялся уговаривать домашних покинуть родную Ирландию и переехать на новые земли.

Но морское путешествие оказалось для него роковым. Сильнейшая морская болезнь ослабила его силы, организм не смог справиться с простым бронхитом, и через несколько недель плавания, всего лишь двух суток не доехав до земли обетованной, Даниэль О’Конелл умер. Вся семья очень тяжело пережила эту потерю, но его жену Джин это горе совершенно убило. Она совсем потеряла интерес к жизни, гасла на глазах, и вот теперь ее состояние стало совсем безнадежным.

Комнату заполнило тепло очага, но Патрик не чувствовал его, занятый грустными мыслями, а тихие стоны, доносившиеся из дальнего угла, напомнили юноше о том, что его матери этим утром не стало лучше.

– Мама чувствует себя намного хуже, да? – неожиданно раздался голос Энни, сестры Патрика, подошедшей к нему сзади.

Юноша вздрогнул и быстро встал с колен. Обернувшись, он улыбнулся сестре, в который раз уже про себя отметив, как она похорошела за последнее время. Патрик откровенно любовался сестрой, снова и снова поражаясь тому, какой удивительно свежей и красивой она выглядит каждое утро, несмотря на то, что целые ночи проводит у постели матери.

Ее зеленые миндалевидные глаза сияли, как два изумруда, волосы падали роскошными медно-рыжими волнами до самого пояса, пышная грудь волнующими полукружьями выступала из-под корсажа, а щеки и мочки ушей прелестно розовели всякий раз, когда она волновалась, как сейчас.

Хлопчатобумажное платье Энни украшала изящная вышивка, корсаж плотно облегал стройный стан. Легкой и плавной походкой она направилась к постели матери, заботливо поправила одеяло больной и тихонько подошла к брату.

– Патрик, нам необходимо что-нибудь предпринять, – прошептала она, умоляюще глядя на брата. – Маме совсем плохо. Если мы не найдем хорошего врача, мы можем потерять ее, как потеряли отца…

– Энни, сестренка, для того, чтобы найти врача, мне придется на несколько дней отлучиться из дома, оставив в нем двух совсем беззащитных женщин. Наше новое жилье расположено в такой пустынной местности, а о туземцах рассказывают такие ужасы…

Патрик с тревогой смотрел на сестру. Он понимал, что состояние матери критическое, но оставить дом без опеки сильного мужчины в такое время, когда до них дошли слухи о том, что местные туземцы враждебно настроены к переселенцам и не только ограничиваются нападениями и грабежами, но известны даже случаи каннибализма…

С другой стороны, он прекрасно понимал, что без помощи врача мама может умереть со дня на день. Этого Патрик допустить не мог.

– Хорошо, – решительно сказал он, обнимая за плечи сестру. – Я оставлю вам съестных припасов на неделю; стрелять я тебя сам научил, и думаю, что обстоятельства и тяжелейшее состояние мамы прибавят тебе благоразумия, и ты не будешь отлучаться из дома и шататься неизвестно где, как ты делала это раньше.

Энни с грустью посмотрела на брата и произнесла:

– Я обещаю тебе, Патрик, что буду очень осторожна и ни за что не выйду из дома без ружья, и только по хозяйственным целям! Вот сейчас, мой милый братец, я должна набрать воды для завтрака. Надеюсь, ты ничего не имеешь против?

– Ты несносная упрямица, Энни, но я люблю тебя даже такую. Пойдем, я буду сопровождать тебя, – и Патрик привычно вскинул на плечо ружье, без которого не выходил из дома ни один переселенец.

– Тебе необходимо собираться в дорогу, и раз уж нам все равно придется остаться несколько дней без твоей защиты, может быть, начнем прямо сейчас? Как ты правильно заметил, стрелять я и сама умею! – сказала Энни.

Патрик внимательно посмотрел на сестру:

– Нет, ты не сделаешь этого. Во всяком случае, не сегодня, – твердо заявил он, отметив про себя, что в свои двадцать лет Энни осталась все такой же упрямой и строптивой, какой была в детстве.

Взгляд Энни был полон отчаяния. Приподняв подол своего платья, она быстро подошла к пустому ведру для воды и схватила его за ручку прежде, чем Патрик успел ее остановить.

– Ты не имеешь, права держать меня взаперти в этой хижине, словно в тюрьме, – заявила она, чувствуя, как нарастает в груди волна гнева. – Я хочу иметь возможность дышать свежим воздухом точно так же, как и ты. Поэтому я сама схожу за водой!

Патрик глубоко вздохнул и покачал головой. У него не было никакого настроения спорить с сестрой. Энни уже давно вышла из детского возраста. Теперь ее не отшлепаешь, чтобы вразумить и заставить, наконец, слушаться старших. Если бы он сейчас продолжал настаивать на своем, то дело дошло бы до скандала, а шум мог потревожить больную мать.

Понимая все это, Патрик молча взял кремниевое ружье, вставил запал и поспешно вышел за порог, устремившись вслед за сестрой, которая уже спускалась вниз по тропинке, ведущей в густые заросли.

– Когда-нибудь твое упрямство доведет тебя до беды, – проворчал он и, схватив за руку девушку, заставил ее остановиться. Передав ей ружье, Патрик продолжал:

– Стреляй по любой мишени, которая будет двигаться. Слышишь меня? Если ты замешкаешься, чтобы выяснить, что там, в глубине кустов, шевелится и шуршит, можешь опоздать с выстрелом!

– Неужели ты считаешь, что я вообще могу выстрелить из ружья? Может быть, мне лучше закричать «мамочка»? – насмешливо спросила Энни, подтрунивая над братом.

– Ох, Энни, лучше бы ты осталась в Ирландии, – сокрушенно пробормотал юноша, глядя па сестру. – Ты бы могла выйти там замуж за того спокойного состоятельного торговца сукном, который сватался к тебе прошлой зимой. Такой красивый и солидный мужчина, и ты бы, наверняка, его, в конце концов, полюбила и была бы с ним счастлива…

– Я тебе уже говорила, что этот человек нагонял на меня смертельную скуку своей умеренностью и рассудительностью, – перебила Энни брата. – Рядом с ним мне всегда казалось, что он завел свою жизнь как часы, и день за днем живет по раз и навсегда намеченному плану. Я бы задохнулась от тоски, если бы вышла за него замуж! Разве об этом мечтали мы с тобой, Патрик? Мы романтики и сумасброды, мы бредили приключениями, зачитывались книгами о дальних странах, а теперь ты предлагаешь мне запереть себя в четырех стенах, уйдя в хлопоты о муже и детях, как заботливой наседке?!

Щеки Энни пылали ярким румянцем, глаза метали молнии. Патрик с нежностью посмотрел на сестру:

– Я просто не хочу, чтобы с тобой приключилось какое-нибудь несчастье. Ты и мама вот все, что осталось у меня от прежней жизни. Наши мечты завели нас на край света, Энни, и теперь нам надо быть очень осторожными, чтобы выжить в этом прекрасном, но диком месте. Обещай мне, что будешь осторожна…

– Я обещаю тебе, мой дорогой брат, что никому не дам себя в обиду, – ласково ответила девушка. – Пойми, мне необходима свобода, я хочу ощущать окружающий меня мир, стать его частью… А раз я чего-то хочу, то непременно это сделаю!

И, рассмеявшись, она повернулась и быстро направилась вниз по тропе к зарослям, где протекал ручей. Казалось, она никого и ничего не боится.

На этот раз Патрик все-таки уступил Энни. Он понимал, что с недавних пор стал слишком требовательным к ней. А ведь сестре, как и любому человеку, необходима свобода. И сейчас он решил позволить ей поступить по-своему. Однако потом он непременно позаботится о том, чтобы в будущем такие прогулки сестренка совершала под его присмотром. Она и не понимает, какая опасность грозит юной неопытной девушке в этих диких краях, куда и не заглядывала цивилизация. Об обычаях местных жителей Патрик слышал ужасные вещи, да и переселенцы тоже встречались разные. Наряду с мечтателями-путешественниками, какими была семья О’Конеллов, в эту страну приезжали и скрывающиеся от правосудия преступники, и жадные до наживы мошенники.

Их семья решила переехать сюда после многочисленных рассказов о Новой Зеландии дядюшки, родного брата матери. По его словам выходило, что эта земля обетованная, по которой текут реки из молока и меда; огромные нетронутые заливные луга ждут своих будущих хозяев, а туземцы – забавные простецы, с которыми можно подружиться, подарив им десяток бус и несколько цветных лент. На деле все вышло совсем не так. Во-первых, от нелегкого морского путешествия умер их отец Даниэль О’Конелл, а матушка, сраженная горем, ослабела и получила воспаление легких. Болезнь преждевременно иссушила ее крепкое сильное тело, и больно было смотреть, какой слабой и беспомощной она стала сейчас, с каким трудом садится на кровать, как дрожит ее рука, когда она подносит к губам кружку с водой…

Поэтому, несмотря на беспокойство за сестру, Патрик решил съездить за врачом в Веллингтон, находящийся на расстоянии двух дней езды от них, потому что состояние здоровья матери было удручающе тяжелым.

Между тем Энни подошла к озеру, набрала воды в ведро и уже собралась уходить, как вдруг какой-то шорох за спиной привлек ее внимание. Резко обернувшись, девушка замерла от неожиданности: перед ней, широко расставив ноги, стоял смуглый черноволосый красавец и пристально смотрел на нее. Едва ли не больше внезапного появления незнакомца, девушку поразил его наряд – грубые кожаные штаны, заправленные в сапоги, и обнаженный торс. Кроме брата, Энни никогда не видела мужчину без верхней одежды, а совершенная красота тела юноши вызвала в ней целый вихрь, незнакомых ранее чувств: страха, восторга, смущения и какого-то непонятного томления, разливающегося по телу. Девушка осторожно разглядывала мускулистый бронзовый торс мужчины, по которому стекали капельки пота, образуя сверкающие дорожки. Вдруг его полные чувственные губы изогнулись в улыбке, и Энни услышала низкий насмешливый голос:

– Ну и бессовестная ты девчонка, как я погляжу. Разве можно так рассматривать мужчину, ведь он может принять это за приглашение…

И не успела Энни моргнуть, как незнакомец шагнул к ней и, обхватив за талию, рванул ее к себе.

Девушка открыла рот, чтобы разразиться гневной тирадой, как вдруг почувствовала вкус его губ на своих губах, а потом его язык прикоснулся к языку Энни, в то время как руки мужчины ласково исследовали ее тело. Энни испытывала невероятные ощущения: ей казалось, что он дотронулся до самой тайной, сокровенной, скрытой в глубине ее существа, сердцевины, и теперь он все про нее знает и также доверчиво предлагает узнать себя…

Из блаженного оцепенения девушку вывел выстрел и последовавший за ним окрик:

– Негодяй, отойди от моей сестры! Отойди немедленно или я выстрелю!

Незнакомец, не отпуская талии Энни, обернулся к Патрику и, лениво растягивая слова, ответил:

– Если я не ошибаюсь, девушке поцелуй понравился. А вашим мнением, милейший, я нисколько не интересуюсь…

Красный от негодования, Патрик опустил ружье и широкими шагами направился к сестре. В это время незнакомец быстро юркнул в растущий рядом кустарник, успев шепнуть Энни:

– Джек Уиллоби найдет повод увидеть тебя снова, моя красавица!

Как только мужчина отошел от сестры, Патрик вскинул ружье и выстрелил вслед скрывшемуся в кустах брюнету. Энни, вне себя от волнения, воскликнула:

– Что ты делаешь, ты ведь можешь убить его!

На что брат, резко повернувшись, свирепо ответил:

– Мою сестру чуть не изнасиловали у меня на глазах, и я имею полное право застрелить подлеца!

– Этот человек не сделал мне ничего неприятного, – потупившись, сказала девушка.

Патрик замер, не веря своим ушам. Затем изменившимся голосом спросил:

– Ты хочешь сказать, что тебе доставило удовольствие наглое приставание первого встречного молодца? Энни, неужели это ты? Что с тобой стало в этой глуши, если ты готова отдаться первому, кто тебя об этом попросит?

Краска бросилась Энни в лицо, и она пылко ответила:

– А если я скажу, что мечтала об этом человеке с тех пор, как стала ощущать, что из девочки превращаюсь в женщину, что он снился мне по ночам, что мое сердце узнало его, как только он дотронулся до меня?

– Да что ты такое говоришь?! – вскричал Патрик. – К тебе подошел незнакомый человек и, вместо того чтобы извиниться за свой непристойный вид, схватил тебя, как уличную девку, и – именно о таком мужчине ты мечтала всю жизнь? Да если бы я не пришел сюда, через пять минут он бы задрал тебе подол и сделал бы все что хотел! Может быть, тебе и это понравилось бы?! И ты еще что-то говорила о романтике! А сама, как спелое яблоко, упала в объятья человека, о котором ты не знаешь ничего, даже его имени.

Энни почувствовала нестерпимый стыд от справедливых слов Патрика. Действительно, что она знает об этом Джеке, кроме его имени? Что он одет не так, как подобает джентльмену, что он замечательно целуется? Это не те сведенья, которые могли хоть как-то оправдать проявленное легкомыслие. Может быть, он беглый преступник или один из тех мошенников, которые, забыв про совесть, вступают в сговор с местными племенами и нападают на фермы мирных переселенцев. А может быть, он вообще женат?!

От этой мысли все внутри Энни сжалось в тугой комок, и девушка поняла, что ей легче будет вынести любую правду о Джеке, лишь бы знать наверняка, что сердце его не занято. Снова перед ее мысленным взором возникло его мужественное смуглое лицо с широкими скулами, чувственными яркими губами, черными, как ночь, глазами… Девушка вспомнила его сильные уверенные руки, которые так смело обнимали ее, словно он один имел на это право. От этих мыслей стало еще хуже. Неужели Патрик прав, и она ведет себя как глупая легкомысленная кокетка? Что же тогда Джек подумал о ней? Для чего он хочет увидеть Энни? Может быть, действительно для того, чтобы «задрать подол», как выразился Патрик? Все его поведение с первых секунд их встречи свидетельствует о том, что он не питает к ней никакого уважения. Он даже не пытался понравиться ей, а просто подошел и взял то, что плохо лежало. Ладно, что ждать реверансов от мужчины, который не считает нужным даже одеться как следует перед леди, но она-то, Энни, как она могла позволить себе такое унижение?!

– Патрик, пойдем домой, тебе пора собираться в дорогу, – сдавленно шепнула Энни, пряча глаза.

Патрик, хмурясь, оглядел сестру. Он испытывал непреодолимое желание хорошенько отшлепать ее за такое легкомыслие. После всего, что произошло, мысль о том, что он оставит Энни одну с тяжелобольной матерью на несколько суток, показалась ему нестерпимой. Что еще может приключиться с его сумасшедшей сестрой, пока он будет искать врача? Наверняка этот сумасшедший негодяй знает, где они живут и что может сотворить он с юной, доверчивой, романтичной дурочкой? Сколько Патрик слышал историй о белых рабынях, служащих утехой для вождей туземцев. Да что говорить о дикарях, когда здесь полно белых негодяев, бежавших от правосудия в Европе, которые не прочь заполучить хорошенькую девочку и согласны хорошо заплатить за это. Энни, похоже, совсем потеряла разум, если не понимает, что ее могут не только обольстить, но и продать какому-нибудь старому, подлому развратнику! И как вдолбить в ее глупую голову, что надо быть осторожной? Глубоко вздохнув, Патрик повернулся и зашагал к дому. Энни, прихватив ведра, заспешила следом…

Патрик, уже готовый к отъезду, последний раз оглядел свой новый дом и Энни, стоявшую на пороге. Дома он еще раз серьезно поговорил с ней и убедился, что сестра поняла всю необдуманность своего поведения, но на сердце его по-прежнему было неспокойно. Он понимал, что, в случае нападения их хижина не устоит, и сестру не спасут никакие запоры на дверях. Однако не отправиться сейчас за доктором – означало обречь свою маму на верную смерть: она была невероятно слаба и беспомощна. Помолившись про себя и вверив судьбу сестры и матери Богу, Патрик отправился в путь.

* * *

Оставшись одна, Энни задвинула тяжелый засов, поправила подушки матери и принялась готовить еду: наваристый бульон с корешками сельдерея будет очень полезен для больной. Однако, пока руки делали привычную работу, мысли ее вновь и вновь возвращались к пережитому на озере. Перед глазами стоял смуглый незнакомец с обнаженным торсом. Его пристальный взгляд, казалось, проникал в самую душу: она вновь чувствовала его руки на своей спине, груди; дыхание ее становилось прерывистым, Энни стыдилась самой себя…

Вдруг внезапная мысль пронзила девушку: а что если Патрик ранил или даже убил Джека? Конечно, он стрелял наугад, но шальная пуля может убить не хуже тщательно выверенного выстрела! А если Джек ранен и лежит где-то рядом, истекая кровью? Как она не подумала об этом раньше?

Девушка принялась лихорадочно собираться: вынула и уложила в плетеную корзину чистую простыню, которую можно было порвать на бинты, баночку с заживляющей раны мазью, бутыль с морсом, корпию, схватила ружье и выбежала за порог.

Достигнув озера, девушка перевела дух и внимательно огляделась. Так, Джек нырнул вот в эти кусты. Какие густые заросли: тут может скрываться кто угодно! Видимо, на нее нашло какое-то безумие, если она могла бросить больную мать, которая действительно нуждалась в ее помощи, и, сломя голову, помчалась навстречу опасности! И если серьезно подумать, разве побежала бы она сюда, будь на месте Джека какой-нибудь страшный желтый туземец с вывернутыми губами?

Стыд окрасил щеки девушки ярким румянцем. Решительно повернувшись, она направилась к дому, но громкие стоны, раздавшиеся неподалеку, остановили ее. Больше не раздумывая, Энни раздвинула кусты и стала продираться сквозь густые заросли. Ветки хлестали ее по щекам, рукам, ноги запинались о корни, дважды она чуть не упала, пока наконец не выбралась на небольшую поляну. Там никого не было видно, и Энни подумала, что, очевидно, она ошиблась в направлении, и собиралась пойти в другую сторону, как вдруг сильные руки обхватили ее сзади, и девушка услышала знакомый голос с бархатными нотками:

– Какая сострадательная у меня девочка! Стоило мне только жалобно застонать, и она, не раздумывая, ринулась на помощь! А знаете ли вы, леди, что подобная самоотверженность незаменимое качество в этих краях? Здешние мужчины очень ценят таких женщин… Я тоже… – И тут губы Джека прикоснулись к ушку Энни, а потом жадно припали к ее шее.

Девушка стояла как заколдованная, не в силах двинуться с места. Страх сменил гнев, а потом руки и губы Джека заставили ее забыть обо всем. Неужели это она, Энни О’Конелл, добропорядочная католичка двадцати лет от роду, позволяет мужчине поднять ее платье и нижнюю рубашку и дотрагиваться до самых интимных мест, да еще отвечает на поцелуи этого мужчины и умоляет о продолжении!

Сделав над собой огромное усилие, она отстранилась от Джека и спросила слабым голосом:

– Если ты не ранен, то почему стонал и что вообще ты тут делаешь?

Черные глаза ее возлюбленного засияли весельем:

– Я сидел в засаде, как леопард, и поджидал нежную доверчивую лань, которая, как я знал, непременно придет к водопою… Правда, вместо моей лани мог прийти ее недружелюбный брат с ружьем, но ради тебя стоило рискнуть… – Он шагнул к ней и попытался еще раз поцеловать, но Энни, вырвавшись, спросила:

– А почему ты караулил меня здесь, как зверь добычу, вместо того чтобы открыто прийти в мой дом и попросить моей руки? Такая мысль не приходила тебе в голову?

Джек стоял рядом, неотразимо привлекательный в простой белой рубашке из грубого льна и кожаных брюках на шнуровке, которые так обтягивали его, что больше открывали, чем скрывали. Его черные волосы блестели на солнце. Энни замерла, не в силах отвести от него глаз. Она не могла бы отрицать, что этот человек разжег в ее крови настоящий огонь, но такие мысли и чувства были для нее непозволительны, неправильны, опасны. Ведь она не знала о нем ничего. Он мог быть преступником, мошенником, ловеласом, соблазняющим всех молоденьких девушек в округе, – кем угодно! Патрик рассказывал ей о негодяях, которые заманивают доверчивых глупышек в свои сети, а потом продают богатым старикам или туземцам за звонкую монету. Но нет, Джек не мог быть таким негодяем! Она смотрела на него, и сердце ее сладко ныло. Да, она полюбила его, полюбила человека, о котором не знала ничего, кроме его имени. Эта мысль поразила ее. Так вот как это бывает! Ей стало страшно. Так страшно, что девушка почувствовала, что единственное спасение – это бежать от него, бежать прямо сейчас и не оглядываться! Срывающимся голосом она пролепетала:

– Джек, мне нужно идти, моя мама серьезно больна, а Патрик поехал за помощью, так что она там совсем одна… Я так непозволительно долго задержалась. – И, отвернувшись, добавила: – Мне вообще не следовало сюда приходить, но я боялась, что ты ранен, и тебе некому помочь…

Взгляд Джека был непроницаем, как темная ночь, а голос…

– Так ты беспокоилась обо мне, моя красавица? Твой брат, похоже, не слишком тебя любит, если оставил совсем одну с больной матерью, в то время как на фермы то и дело нападают племена маори. Англичане их здорово притесняют сейчас, и они мстят всем без разбору, всем людям с белой кожей… Я пытаюсь объяснить им, что европейцы бывают разные, что они живут в разных странах, принадлежат к разным нациям, но пока дело продвигается трудно. Все светлокожие люди кажутся им агрессивными захватчиками, которые желают им зла, поэтому маори защищаются, как только могут…

Джек оборвал себя на полуслове и переменил тему:

– Я слышал, как брат звал тебя по имени Энни, не так ли? Так зовут мою сестру, интересное совпадение, правда?

Девушка подалась вперед, с жадностью ловя каждое слово, ведь это были единственные сведения о нем, которые она могла получить. Итак, он выступает в роли парламентера между миссиями, переселенцами и дикарями, у него есть сестра по имени Энни… Увы, но пока еще слишком мало девушка знала о нем, чтобы доверять. Энни еще раз повторила:

– Мне нужно идти, мама нуждается в моей помощи…

Он загородил ей дорогу и, нежно обнимая, прошептал в самое ухо:

– Вечером выйди из дома… Я буду ждать тебя… Буду ждать долго, моя красавица, но я предупреждаю: я не привык ждать напрасно… Ты придешь?

Щеки Энни горели от стыда, когда она ответила ему:

– Да, я приду… Когда стемнеет и мама уснет… Жди меня…

Боясь остаться еще хотя бы на минуту, девушка стремглав побежала домой.

В течение дня, занимаясь обычными хозяйственными делами, ухаживая за матерью, Энни пыталась уговорить себя и выполнить обещание, данное брату: никаких глупостей, она закроет дверь на засов и шагу не сделает из дома. Но с наступлением сумерек сердце ее лихорадочно застучало, она постоянно роняла то ложку, то нож, то клубок ниток. Девушка несколько раз ловила себя на том, что невольно прихорашивается перед зеркалом, поглядывает на часы… Нет, она не выйдет из дома, так нельзя. Чем заканчиваются ночные свидания, она знала, а чем закончится свидание с таким парнем, как Джек – тем более. У него есть возможность прийти к ним в дом, познакомиться с ее матерью, минуя разгневанного Патрика, однако он не спешит этим воспользоваться. За кого он принимает Энни? Легкая добыча, деревенская простушка, которой так просто воспользоваться? Нет, она не доставит ему такого удовольствия, ни за что! И девушка зажгла свечу, раскрыла книгу и села читать, твердо решив, что «не опустится» до ночного свидания.

Мать уснула, но сон ее был беспокойный: она металась, кашляла, стонала и часто в бреду произносила имя отца. Энни приходилось постоянно подходить к ней и поправлять спадающее одеяло.

Внезапно раздался легкий стук в окно. Девушка подошла к нему и вгляделась во тьму: нет никого, очевидно, ей показалось. Но только она отвернулась, стук повторился. Опасаясь, что шум разбудит больную, Энни открыла дверь и выглянула наружу. Вынырнувший из темноты Джек схватил ее за руку и, рванув к себе, прошептал, щекоча дыханием шею:

– Энни, ты решила отвергнуть меня? Почему, чем я обидел тебя? Разве ты не ощущаешь ту связь, которая существует между нами? Разве ты не хочешь испытать неземное наслаждение? Позволь мне научить тебя премудростям любви. Я хочу, чтобы это произошло именно сейчас…

Энни била дрожь, несмотря на то что она была укутана в теплую шерстяную шаль. Она понимала, что дрожит вовсе не от холода. Ее тело было охвачено неистовым желанием, которое она хотела заглушить в себе.

– Я боюсь… – тихо промолвила девушка, вновь чувствуя, как волна сладострастия накатила на нее, когда Джек бросил на нее требовательный, повелительный взгляд. – Моя мать и брат назвали бы такое поведение позорным. Я сама себя стыжусь!

Джек взял в ладони ее лицо и медленно припал к ее губам.

Энни судорожно вздохнула, когда Джек склонился к ней и поцеловал глею. Его руки начали медленно приподнимать подол ее платья.

Когда ее ноги обнажились и она ощутила дуновение легкого ночного ветерка на своей коже, у нее перехватило дыхание. Ей так хотелось справиться с собой, со своим желанием, растущим в глубине души, но что она могла сделать с собой, если каждая клеточка ее тела ждала его прикосновений! Энни не могла обманывать себя.

Когда Джек выпустил ее из своих объятий и взглянул на девушку своими темными очами, она сразу же поняла, что именно последует дальше. И она сама хотела этого! Однако в глубине души Энни испытывала сильный страх. Ее учили тому, что порядочные леди не позволяют мужчинам так поступать с собой, прежде чем слова священника не освятят их супружеский союз. Девушка просто не могла об этом думать. То, что должно было произойти между нею и этим мужчиной, человеком, которого она полюбила, было неизбежным и правильным, потому что еще никогда в своей жизни она не испытывала такого блаженства! Ей было так легко отдаться ему в эту минуту, потому что она уже ощущала себя частью его самого так, будто их сердца слились в одно и бились в унисон.

И было совершенно неважно то, что все это произошло так внезапно и быстро. Чудом казалось то, что это вообще произошло. Она не смела и мечтать о том, что любовь может так захватить ее, поглотив всю без остатка. Их встреча была предопределена судьбой.

Джек, медленно лаская любимую, снял шаль и уложил на нее девушку, расстегнул платье и нижнюю рубашку. Его взгляд скользнул по шелковистой коже полураздетой девушки, мужчина наслаждался плавными формами ее стройной фигуры. Его ладони медленно скользили от лодыжек все выше и выше по ее телу так, словно он хотел прикоснуться к ней, прежде чем полностью овладеет ею. Он будто хотел запечатлеть в своей памяти ее юное, совершенное тело…

Сладкая дрожь пробежала по телу Энни. Учащенно дыша, она лежала на мягкой постели из сочных трав и изгибалась от охватившей ее страсти, которая все нарастала и нарастала, приближая девушку к апогею восторга. Джек дотронулся до ее груди, и новая волна восторга накатила на нее.

Энни привстала навстречу его ладоням, поражаясь тому, какое наслаждение она испытывает: никогда прежде ее грудь не реагировала так на собственные прикосновения. Волна наслаждения захлестнула Энни. Она услышала тихий стон, нарушивший тишину ночи, и лишь через несколько мгновений поняла, что сама издала его. Но вскоре поцелуи Джека заглушили ее стоны. Энни казалось, что она тает, сливается в одно целое со своим любимым. Она не могла и представить, что поцелуи, прикосновения и ласки мужчины могут пробудить в ней такую страсть.

И тут Джек отстранился от нее. Встав на колени, он дотронулся до пояса на своих гитанах и замер так на несколько мгновений, следя за реакцией Энни, а затем начал стягивать их.

Джек наслаждался, ощущая под собой нежное теплое тело девушки, и ему доставляло удовольствие то, как она отвечала на его ласки. Он жадно целовал ее, чувствуя, что скоро наступит разрядка. Когда по его телу начали пробегать судороги, он спрятал свое лицо на груди Энни и застонал, сильными толчками входя в ее лоно. Ощущая, что она испытывает те же ошеломляющие чувства, Джек улыбнулся, радуясь тому, что Энни издала, наконец, крик от пережитого наслаждения.

– О-о! – выдохнула Энни, все еще потрясенная новыми волшебными ощущениями.

Джек опустился рядом с ней на землю, приподнялся на локте и убрал рукой рыжую прядку с вспотевшего лба Энни.

– Тебе понравилось? – спросил он.

Энни потупила взор и, залившись краской смущения, ответила вопросом:

– А тебе?

– Я чувствую себя на седьмом небе. О, Энни, ты сама не знаешь, какое ты чудо! Ты само совершенство, моя любимая! Я не позволю ни одному мужчине даже подумать о тебе. Теперь ты моя, слышишь? Отныне и навсегда ты принадлежишь Джеку Уиллоби и больше никому! Завтра же я отправлюсь в миссию за священником и как только вернусь, мы обвенчаемся!

Ты согласна?

Энни, замирая от счастья, прошептала:

– Конечно, я согласна. Быть с тобой – это то, чего я хочу. Я буду с нетерпением ждать тебя. Джек, можно я расскажу маме и Патрику о наших планах?

Джек серьезно ответил:

– Не только можно, но и нужно, моя хорошая… Я не хочу, чтобы твой брат снова наставил свое ружье на меня, когда я появлюсь тут со священником! Это было бы некстати, не так ли?

Девушка приподнялась на локтях и, целуя любимого, проговорила: