Текст книги "Это останется с нами"

17
Тео

Я пришел на работу раньше обычного, и у Натали чуть глаза не выпали, так что я почти увидел ее мозг. Дорога от дома до булочной заняла ровно четыре минуты.

От дома. Давненько я не произносил ничего подобного. Впервые я попал в приют в пять лет и о том дне помню одно – как крепко сжимал кулачки, даже ладони поранил ногтями, и как ужасно кричала мама, когда меня забирали. Еще помню, что меня больно лягнул Жасон, один из старших мальчиков, которому не понравилось, что я не поздоровался. Никогда не забуду мой рюкзачок с головой коалы, с которым уходил из дома…

Вчера я подписал первый в жизни договор аренды жилья. Однажды у меня будет собственная квартира, я редко мечтаю – фантазии всегда развеиваются, но в эту мечту верю свято. Хочу повернуть ключ в моем замке, открыть мой холодильник, усадить мой зад на мой диван, поставить мою музыку и наслаждаться моей жизнью. Если получу диплом о профпригодности, хочу работать в большом ресторане или чайном салоне – в таком месте, где люди едят, – чтобы наблюдать за их лицами, когда они пробуют мои пирожные. Эти мгновения я люблю больше всего, если для кого-нибудь кашеварю. Момент, когда человек чувствует себя счастливым.

Присоединяюсь к Филиппу в холодильной камере. Он не один и знакомит меня с Лейлой, которая теперь будет помогать Натали за прилавком. Я был не в курсе – у них не принято делиться планами. Филипп отсылает меня к верринам[16]16
  Веррин – многослойная закуска или десерт, которые подаются в маленьких стаканчиках-верринах, давших название самому блюду.


[Закрыть], а сам остается с новенькой. Мой телефон вибрирует как очумелый, и я закрываюсь в сортире. Это Белла.

«Ты мне нужен, Тео».

«Тео, пож. это срочно!»

«Я в дерьме!!!»

Пугаюсь и звоню. Сейчас впервые услышу «живой» голос. Пока набираю номер, приходит новое сообщение.

«Не могу ответить, я в больнице».

«Что произошло?»

«Был приступ, он в коме. Мне страшно…»

Белла часто рассказывает об отце. Мать умерла два года назад, и у Беллы не осталось никого, кроме папаши. «Я не переживу, если его не станет!» – то и дело повторяет она.

«Ты мне нужен, Тео».

«Хочешь, приеду?»

Кто-то стучит в дверь. Это наверняка Филипп, так что придется выйти, но Белла отвечает:

«Не сейчас. У меня утром украли кредитную карту, а еще требуют двести евро за папину операцию. Можешь прислать купон PCS?»

У меня скручивает живот, я спрашиваю, что такое «купон PCS», хотя ответ уже знаю.

«Сходи в табачную лавку, спроси купон на двести евро, они дадут тебе код, а ты перешлешь его мне».

«Ладно, Белла. Сейчас займусь».

Филипп барабанит в дверь, но я не могу вот так сразу взять себя в руки. Меня «поимели», а я не понял, хотя слышал кучу историй о мошенниках с сайтов знакомств. Ну как можно быть таким придурком?! Достаточно нежного «люблю тебя», и меня можно брать голыми руками. Я растекаюсь как снеговик от контакта с любовью. За это меня Манон и бросила. Она считала, что я «слишком милый». Когда мы познакомились, я все время орал и любил подраться, но как только начал писать ей комплименты, собирать и дарить цветы, спорить, если мне не нравился ее тон, она ушла, забрав с собой приличный кусок моего сердца.

В дверь колотят что было сил. Я выхожу и вижу Филиппа со скрещенными на груди руками.

– Жаль, ты не гадишь нефтью, стал бы миллионером!

Лейла прикрывает рот ладонью, чтобы не расхохотаться, а Натали ржет во все горло за прилавком. Молча прохожу мимо них на рабочее место. Да пошли они все…

18
Ирис

– Это ты, шлюшка?

– Кто же еще!

Мадам Болье рада мне: с тех пор как я узнала о ее любви к «Скраблу», мы играем. Из-за ее проблем с мозгами правила упростились: слова можно ставить какие угодно и куда вздумается. Иногда она спрашивает, что значит какое-нибудь слово, и я придумываю ответ. «Питвоб» – оранжевый тропический цветок, «мукир» может случиться на людях в жару, а «зуб» – это маленький зебреныш.

Она наблюдает за мной, пока я хлопочу по хозяйству. Сначала я думала, это «надзор», но потом поняла – нет, театральное действо, а ваша покорная слуга – балерина с пипидастром[17]17
  Метелка для смахивания пыли.


[Закрыть]. Мадам Болье одержима навязчивым страхом насчет своего нижнего белья и каждые три минуты спрашивает, достаточно ли у нее «штанишек». Я отвечаю: «Не тревожьтесь, все панталоны лежат в шкафу, на третьей полке». Она довольно кивает, но еще через три минуты диалог повторяется. Дочь моей подопечной я видела всего несколько раз, и она всегда рассказывала, какой энергичной и крепкой была «мамочка» до болезни. «Она участвовала в движении за права женщин, решилась на развод, создала свое предприятие и наняла на работу тридцать человек. Мама была гранд-дамой, и я просто не могу видеть ее в таком… жалком состоянии!»

Иногда туманный небосклон сознания мадам Болье на мгновение проясняется. Сегодня мы встречаемся взглядом, когда я выставляю слово «говноокс» за утроенную стоимость.

– Тебе нравится твоя профессия?

Я киваю и собираюсь поменять тему, но вспоминаю, что она все равно мгновенно все забудет, и решаю не врать.

– Сиделка – не моя настоящая профессия.

– Правда? А какая настоящая?

Я очень давно не произносила этого вслух и не уверена, что у меня когда-то была другая жизнь

– Я кинезитерапевт[18]18
  Кинезитерапевт занимается диагностикой и лечением заболеваний опорно-двигательного аппарата.


[Закрыть]. Работала с еще двумя коллегами, кинезитерапевтом и остеопатом, у нас была общая практика.

Мадам Болье хмурится.

– Так какого же черта ты не практикуешь?

– Я не могла там оставаться, работу нужно было найти немедленно, а сиделки всегда требуются. И потом…

Я умолкаю, боясь, что слишком разоткровенничалась, но любопытство мадам Болье оказывается сильнее.

– И что? Да говори же!

– Было слишком рискованно работать по той же специальности.

Она долго смотрит на меня, не говоря ни слова, и я ругаю себя – боюсь, что бедняжка захочет узнать больше, а правда закопана так глубоко, что эксгумация окажется слишком болезненной.

Перемена почти неуловима – и все-таки заметна. Взгляд мадам Болье расфокусируется, плывет сквозь меня. Она смотрит в свой «другой» мир и через несколько бесконечно долгих минут спрашивает, что такое «говноокс».

Мой день заканчивается рано, я возвращаюсь в квартиру и не застаю никого из «сонанимателей». За неделю я запомнила их привычки: Жанна приходит не раньше шести вечера, Тео – примерно часом позже. Питбуль тоже отсутствует, чему я очень рада.

Наливаю в чайник воду и включаю газ. Открываю два шкафчика, нахожу чай. Кухонный гарнитур из светлого дерева с синими ручками куплен в 90-х. Все, что на виду, идеально убрано, зато все остальное… О-хо-хо… В ящиках – зона боевых действий. Приборы лежат внавал, макароны и рис валяются между пустыми коробками, а один пакет муки появился на свет раньше меня. «Это организованный беспорядок!» – заявила Жанна, заметив мое изумление. Я не призналась, что в этом мы похожи, побоялась, как бы Жанна не поменяла меня на хозяйственную фею. Знала бы она… Мне платят за то, что я организую чужую жизнь, мою, чищу и убираюсь у других людей, а свою наладить не могу. Я – сапожник без сапог, мясник-веган, лохматый парикмахер. У Жереми был прямо противоположный характер: свои вещи он держал в коробках с наклейками, расставленных в алфавитном порядке. Наливаю кипяток в чашку с изображением Уильяма и Кейт, и тут звонит телефон.

– У тебя все в порядке, дорогая?

– Здравствуй, мама.

– Ты в порядке? – настаивает она.

Голос выдает тревогу. Она знает. Я не успеваю ответить.

– Ирис, мне звонила мать Жереми и рассказала, что ты исчезла два месяца назад. Дело в свадьбе?

19
Жанна

Жанна вошла в здание, не переставая спрашивать себя, хорошая ли это идея. Ей, в отличие от Пьера, всегда хотелось верить в существование другого мира и другой жизни, потому она и восприняла звонок этого человека как знак свыше.

На черной двери позолоченная табличка, на которой написано:

Брюно Кафка

Голос ушедших

Сразу за дверью зал ожидания. Жанна прошла по переплетению ковров и села в кресло с потертой кожаной обивкой.

В детстве ее навсегда впечатлила история соседа, который рассказывал всем и каждому, что они с женой условились: тот, кто уйдет первым, тем или другим способом даст о себе знать оставшемуся. В вечер похорон супруги он ясно ощутил ее присутствие в спальне. Он трижды постучал в стену, подождал, и ровно через три секунды раздались ответные три удара. Маленькой Жанне, уже тогда задававшейся вопросами о смысле жизни и ее конечности, этого оказалось вполне достаточно, чтобы уверовать в идею встречи с… чем-то после великого перехода.

С годами возникло сомнение – несмотря на множество горьких потерь, которые должны были укрепить ее веру в «необычное». Она тем не менее продолжала подпитывать свои надежды, читая свидетельства людей, «общавшихся» с усопшими родственниками или описывавших «посмертный» опыт.

Возможно, господин Кафка окажется тем самым алхимиком, который превратит надежду в убежденность.

Дверь открылась, и Жанне улыбнулся лысый коротышка.

– Мадам Перрен? Я вас ждал.

Жанна встала, пытаясь сдержать дрожь. Собираясь на свидание с чародеем, она надела красную блузку, которая так нравилась Пьеру.

Она вошла в полутемную комнату: ставни на окнах были закрыты, горели свечи. Кафка пригласил ее сесть на диван, сам устроился напротив, по другую сторону круглого стола.

– Я обратился к вам, мадам Перрен, чтобы передать послание. Вашего супруга звали Пьер, я не ошибаюсь?

Жанна молча кивнула, не в силах произнести ни звука, собеседник открыл блокнот, взял ручку и продолжил:

– Пьер хочет вас успокоить: у него все хорошо.

Слезы подступили к глазам Жанны, но она справилась с нервами и спросила:

– Вы его видите?

– Совершенно отчетливо. Он стоит рядом с вами. Чувствуете его руку на вашем плече?

Жанна напряглась, но ничего не ощутила.

– Да, – ответила она.

– Он говорит о ваших детях. Не могу разобрать, сколько их. Двое, верно?

– У нас не было детей.

Кафка был раздосадован.

– А домашний питомец? Кот?

– Собака.

– В точку! Именно так! Связь с любимыми усопшими бывает затруднена, но это и впрямь пес. Сука. Пьер счастлив, что вы вместе. Он просит вас не тревожиться: когда вы окажетесь на той стороне, сразу увидите его. Ваш супруг выглядит совершенно умиротворенным.

Медиум замолчал, потом снял колпачок с авторучки и спросил:

– Хотите о чем-нибудь спросить мужа? Я смогу передать его ответы. Как и было сказано по телефону, все мои пять чувств поставлены на службу дорогих усопших.

Жанна получила ответ на главный вопрос: однажды она воссоединится с Пьером, – но кое о чем решила спросить:

– Откуда у вас мой номер телефона? Никто никогда не звонит мне на городской.

– Мне его дал ваш муж, когда связался со мной, и я позвонил. Еще вопросы?

– Я хочу быть уверена, что с ним все в порядке.

– Можете быть спокойны: он в отличной форме. Ну, для усопшего, конечно. Извините, юмор медиума!

Жанна пробыла на сеансе еще некоторое время и заплатила двести евро наличными за первый сеанс. Она встала, не зная что и думать, верить или нет в чудо загробного общения. Кафка проводил ее до двери и, прежде чем закрыть дверь, сказал:

– Пьер благодарен вам за красную блузку.

20
Тео

Сегодня у меня первое занятие по карате. Я купил подержанное кимоно, спустился после работы в метро и поехал в Монтрей[19]19
  Восточный пригород Парижа.


[Закрыть]. Утром я оставил на кухне записку для Жанны – предупредил, что вернусь позже обычного. Не знаю зачем. Наши дела не особенно ее занимают, и это хорошо – я опасался, что старуха захочет все контролировать. Вчера вечером я задержался на полчаса и обнаружил ее прильнувшей к глазку. Мне показалось, что она тревожилась, но я могу ошибаться.

В зале для занятий нас собралось человек двадцать – старики, дети, женщины, мужчины. Преподавателю около сорока, торсом он неказист, но выражение лица человека, которого огорчать/дразнить/задирать (не вычеркнуто!) не хочется. Говорит он негромко, но стопорится на всех согласных, как говорят немцы на французском. Занимаю место между маленьким мальчиком и рыжеволосой женщиной. Разминка длится двадцать минут и отнимает у меня десять лет жизни. Я словно попал на военные сборы: мы бегаем, лазаем, прыгаем, отжимаемся. Я потею. Нам велят повторять движения под названием «кихон»[20]20
  Кихон – японский термин, означающий «основы», или «азы». Используется для обозначения базовых техник большинства японских боевых искусств.


[Закрыть], потом последовательность движений, именуемых «ката»[21]21
  Ката – определенная и строго заданная последовательность движений, связанных принципами ведения поединка с воображаемым противником или группой противников. Внешне ката напоминает танец.


[Закрыть]. На первый взгляд ничего сложного, но на самом деле… Руки и ноги решили послать мозг далеко и грубо. Мое тело сдалось прежде, чем была отрегулирована координация. Я вполне способен сделать движение левой рукой и одновременно – наверное! – повторить его правой, но, если меня просят сделать два разных движения и – о ужас! – присовокупить ноги, я сдаюсь. Ошибка системы. Однажды я пробовал играть на гитаре – впечатления остались незабываемые. Малыш, стоящий рядом, дает мне советы, у него зеленый пояс и он архиточен. Завидую, что тут скажешь…

Из-за интерната и бесконечных переездов я никогда не занимался спортом. Мы с ребятами играли в футбол, но мне это не сильно нравилось, а участвовал я, чтобы повыпендриваться. В коллеже я обожал гандбол, но в клубе не тренировался.

Остается несколько минут, и преподаватель просит нас разбиться на пары. Я, само собой, поворачиваюсь к малышу с зеленым поясом. Он не против. Его зовут Сэм, ему десять лет. Я пытаюсь нанести удар – он уходит в сторону, мне это не слишком приятно, но я не высказываюсь, чтобы не подвергать риску носовую перегородку. Парень выбрал правильную тактику: при каждом махе ногой я теряю равновесие и выгляжу как Ван Дамм в ветреный день.

Домой я возвращаюсь в невеселом настроении. Со мной это бывает. Случается неожиданно и означает, что все хорошо. Если дела плохи, нужно драться, и моему моральному духу нет места для самовыражения. Возможно, виновата женщина, которую я только что встретил на набережной. Она хохотала, кружилась в танце и выглядела счастливой, как будто узнала хорошую новость, а потом ее вдруг качнуло, она попыталась ухватиться за воздух, упала и осталась лежать на спине, рыдая и хохоча. Она была мертвецки пьяна. До отвращения хорошо знакомая мне картина.

Жанна с Ирис смотрели телевизор. Одна сидела на диване, другая на стуле. Мы поздоровались, и я проскользнул на кухню, потому что умирал с голоду – растратил на тренировке не меньше миллиона калорий. Моя записка лежит где лежала, но старая дама что-то написала поверх.

«В холодильнике кусок курицы и жареная морковка. Разогрей…»

Моя полка почти пуста, завалялись ломоть окорока и кусок грюйера[22]22
  Традиционный швейцарский сыр.


[Закрыть]. Я часто перекусываю сандвичами в булочной, но сейчас ставлю тарелку в микроволновку, наливаю стакан кока-колы и, ни на секунду не задумавшись, присоединяюсь в гостиной к двум моим «соквартирницам».

21
Ирис

Зал ожидания в отделении неотложной помощи переполнен людьми. Я жду своей очереди уже час, но меня до сих пор не вызвали. Мой случай не приоритетный – нет ни раны, ни острой боли. А я, между прочим, чуть не отдала Богу душу.

Во всем виноват консьерж Виктор. С какой-то стати он решил сделать ступеньки такими же блестящими, как собственные идеи, и выбрал для этого семь утра – время интенсивного пользования? Не Виктором – ступеньками.

Я вышла из квартиры одновременно с Тео, который по-прежнему ведет себя с приятностью… плевка мокроты, и на первой же ступеньке почувствовала, что до низа в вертикальной позиции не доберусь. Нога поехала, не спросив разрешения, тело не успело воспринять информацию и мягко осело, как одна из детских деревянных игрушек, подгибающих ручки-ножки, если нажать на подставку, или сырное суфле, которое слишком рано вытащили из духовки (мне больше нравится первое сравнение). Я попыталась уцепиться за Тео, но схватила только рукав, тут же выскользнувший из пальцев. Ну а дальше… я пересчитала спиной и задницей с десяток ступеней в замедленном, как в кино, темпе. Хуже всего пришлось копчику, но больно было каждой косточке, мышце и связке. Застыла я в позе, которую чаще всего можно видеть на картинах Пикассо или в представлениях пластических акробатов. Мне показалось, что сосед по квартире издал смешок, но не исключено, что это всхлипнула моя промежность.

Тео помогает мне подняться.

– Все в порядке? Ничего не сломали?

Я ощупываю себя и убеждаюсь, что все осталось на положенных местах, беру его за руку, и мы добираемся до первого этажа, где он снова предлагает вызвать «Скорую».

– Не стоит, обойдусь своими силами.

Тео убегает на работу, и я сразу звоню в агентство, чтобы предупредить о случившемся, после чего отправляюсь в травмпункт, спеша убедиться, что все действительно в порядке.

На бежевых стульях из литой пластмассы сидит парочка, оба не отрываются от телефонов, и я вдруг вспоминаю давний случай. Как-то раз, вечером, Жереми застал меня за игрой: я составляла слова – чем длиннее, тем лучше – из букв, полученных из прикупа. Игроком я была опытным, с детства закалилась в боях после того, как родители подарили мне «Волшебный диктант»[23]23
  Волшебный диктант – игра, разработанная компанией Texas Instruments в 1978 г. с целью изучения иностранных языков.


[Закрыть] и «Боггл»[24]24
  Боггл – настольная игра для двух-трех человек, которые составляют слова из имеющихся у них букв и записывают их на бумаге.


[Закрыть], а потом часами разгадывала кроссворды. Жереми захотел присоединиться, и я обрадовалась, что могу разделить с ним мою страсть и блеснуть талантом. Мне удавались выигрышные комбинации, а он с трудом выставил несколько слов, счет в мою пользу увеличивался, я притормаживала, но все равно обставляла Жереми. Мы не дошли и до конца первого уровня, когда он встал, и я сразу поняла, что дело плохо, побежала следом в комнату, прыгнула рядом с Жереми на кровать, мурлыкнула, попросила вернуться и пообещала давать ему больше времени, но ничего не добилась. Жереми упорно отмалчивался, и тогда я извинилась… неизвестно за что. Он не разговаривал со мной два дня, и я за это время раз сто обозвала себя злобной выпендрежницей, глупой как ребенок. А на третий вечер он вернулся с работы и вел себя как ни в чем не бывало. Мы никогда не возвращались к этому происшествию, он ни разу не упрекнул меня, но, когда я захотела снова поиграть в «слова», обнаружила, что приложение исчезло.

– Мадам Ирис Дюэн…

Я встаю и захожу в кабинет. Интерн просит меня раздеться, лечь на кушетку и рассказать, что случилось. Я описываю падение и объясняю причину поднятой тревоги, долго отвечаю на вопросы, она наливает мне гель на живот, и начинается УЗИ. Сердце ребенка перестукивается с моим, малыш на месте, с ним все в порядке.

22
Жанна

Каждое утро Жанна все позже выбиралась из постели, а часы, которые предстояло прожить до вечера, казались непреодолимым препятствием, чем-то вроде колючей живой изгороди. Побуждало к жизни только предстоящее свидание с Пьером. Мотор ее сердца раскочегаривался и несколько часов работал как положено, все остальное время Жанна чувствовала себя пустой оболочкой. Ирис и Тео не помогли ей встрепенуться, хотя их появление нарушило завладевшее квартирой отсутствие. Она дожидалась ухода новых соседей и только после этого поднимала себя на ноги.

Этим утром она неприятно удивилась, застав в гостиной Ирис, та стояла с чашкой в руке и разглядывала их с Пьером свадебную фотографию, которой Жанна раз и навсегда определила место на буфете.

– Вы сегодня не работаете? – спрашивает она.

Ирис вздрагивает от неожиданности.

– У моей подопечной утром обследование в клинике, так что я начинаю в час дня у господина Хамади. Хотите чаю?

– Спасибо, нет.

– Извините, что сунула нос куда не следовало, Жанна. Вы оба очень красивые на этом фото.

У Жанны перехватывает горло. Она может описать мельчайшие детали снимка с закрытыми глазами – как и все остальные в альбомах, лежащих на ночном столике. Лицо мужа навсегда запечатлелось в памяти, но она никак не может забыть последний взгляд Пьера, который нанес смертельную рану ее сердцу. Жанна боится, что больше не вынырнет на поверхность счастливых воспоминаний и навсегда останется в 15 июня.

Этим утром погода была несравненно прекрасная, Жанна распахнула окна и ступила босыми ногами в лужу солнечного света, разлившуюся по паркету. На стареньком проигрывателе – они с Пьером так и не смогли расстаться с ним – крутилась пластинка, Брель пел «Песню старых любовников», ее любимую.

 
И вся мебель
В этой комнате без колыбели
Помнит раскаты грома прежних бурь,
Хотя все стало иным…
 

На кровати лежит наполовину собранный чемодан с откинутой крышкой. Через несколько часов они с Пьером отправляются в Апулию[25]25
  Область на юго-востоке Италии.


[Закрыть], так что ей следует поторопиться. Он вышел за хлебом, чтобы сделать сандвичи, а она стоит и наслаждается теплом, вместо того чтобы закончить отбор одежды. Выйдя на пенсию, они путешествовали так часто, как могли, но далеко не забирались: Пьер не желал летать самолетом – говорил, что защищает экологию планеты, а на самом деле из-за непобедимой клаустрофобии. Они довольствовались Францией и Европой, решив считать фобию Пьера удачей, поскольку сделали множество волшебных открытий.

 
В конце концов, в конце концов
Нам понадобился весь наш талант,
Чтобы постареть, не став взрослыми.
 

На этот раз они взяли напрокат автодом. Поездка в Скандинавию в компании других автотуристов получилась просто восхитительной, и они решили повторить опыт. Это транспортное средство предоставляло им главное – желанную свободу во время путешествия. С улицы донеслись голоса, Жанна подошла к окну и увидела метрах в пятидесяти от дома, на тротуаре, небольшую толпу, окружившую двух мужчин: один лежал на спине, другой делал ему искусственное дыхание. Она сразу все поняла и кинулась к двери.

 
О, мой возлюбленный.
Мой нежный, мой ласковый,
   мой волшебный возлюбленный.
Я все еще люблю тебя
От рассвета и до заката.
 

Когда она прибежала, Пьер был без сознания. Жанна опустилась на колени рядом с мужем, повторяя его имя как заклинание. Женщина с телефоном в руке сказала, что помощь уже в пути. Через какое-то время – Жанне показалось, что прошла вечность, – Пьер открыл глаза. Парень перестал делать массаж сердца, люди зааплодировали, а Жанна принялась целовать лицо мужа, не переставая беззвучно плакать.

– Как же ты меня напугал, родной!

– У меня болит голова, – прошептал он. – Я боюсь умереть.

Он не отрываясь смотрел на Жанну, и она видела в его глазах только ужас и боль. Этот последний взгляд она никак не могла забыть.

Несколько секунд спустя Пьер умер. Жанна смутно помнит дальнейшие события. Приехали пожарные, сделали попытку реанимировать пациента, зеваки начали расходиться, тело увезли, и она осталась на тротуаре одна, заледеневшая под полдневным солнцем, с лежащим у ног багетом.

Знаешь, я все еще люблю тебя.

Я тебя люблю.

Жанна стремительно прошла мимо Ирис, схватила рамку и вернулась к себе. Солнце заливало паркет. Жанна встала в центр комнаты, прижала к груди фотографию и судорожно зарыдала.