Текст книги "В пекарне"

Висенте Бласко-Ибаньес
В пекарне

Если вся Валенсия изнывала в августе от жары, то пекари подавно задыхались у печи, где было жарко, точно на пожаре.

Голые, прикрытые лишь ради приличия белым передником, они работали при открытых окнах; но даже при этих условиях их распаленная кожа таяла, казалось, обращаясь в пот, который падал по каплям в тесто, и библейское проклятие исполнялось на половину, так как покупатели ели хлеб, смоченный, если не своим, то чужим потом.

Когда открывалась железная дверца у печи, пламя окрашивало стены в красный цвет, a отражение его скользило по доскам с тестом и тоже окрашивало белые передники и запыленные мукою и блестевшие от пота атлетические груди и мускулистые руки, придававшие пекарям что-то женственное.

Лопаты вдвигались и вытаскивались из печи, оставляя на раскаленных кирпичах куски теста или вынимая пропеченные хлебы с румяною коркою, распространявшие приятный запах жизни. А в это время пять пекарей, склонившихся над большими столами, месили тесто, мяли его, как отжимают мокрое белье, и разрезали на части. Все это они делали, не поднимая головы, разговаривая ослабевшим от усталости голосом и напевая тихие и заунывные песни, которые часто не допевались ими до конца.

Вдали слышались голоса sereno[1]1
  Sereno – ночной сторож.


[Закрыть], выкрикивавших часы, и крики их резко звучали в духоте и тишине летней ночи. Публика, возвращавшаяся из кафе и из театра, останавливалась перед решетками окон пекарни, чтобы поглядеть на голых пекарей, работающих в душной берлоге. Фигуры их были видны только от пояса и напоминали, на фоне пламени в печи, души грешников на картине, изображающей Чистилище. Но раскаленный воздух, сильный запах хлеба и вонючий пот пекарей живо отгоняли любопытных от решеток, и в пекарне восстанавливалось прежнее спокойствие.

Наибольшим авторитетом пользовался среди пекарей Косоглазый Тоно, здоровенный парень, славившийся своим скверным характером и грубым нахальством, хотя надо сказать, что люди этой профессии вообще не отличаются воспитанностью!

Он выпивал, но ни руки, ни ноги его не дрожали от вина; даже наоборот вино вызывало в нем такую драчливость, точно весь мир был тестом, как то, которое он месил в пекарне. В трактирах, в окрестностях города, мирные посетители дрожали, точно при приближении бури, когда вдали появлялся Тоно во главе куадрильи пекарей, с одобрением встречавших все его остроты. Это был настоящий мужчина. Он ежедневно колотил жену и не давал ей почти ни гроша из заработка, и дети его, босые и голодные, с жадностью набрасывались на остатки ужина, который он брал с собою в корзине каждый вечер в пекарню. А если не считать этого, то он был добрый малый, который прокучивал деньги с товарищами, чтобы иметь право мучить их своими грубыми шутками.

Хозяин пекарни относился к нему с некоторым уважением, как будто побаивался его, а товарищи по профессии, бедные малые, обремененные семьею, избегали всяких недоразумений с ним и терпели его грубости с покорною улыбкою.

У Тоно была своя жертва в пекарне – бедный Менут[2]2
  Menut (menudo) – маленький, худой, тщедушный.


[Закрыть], молодой, тщедушный работник, недавно вышедший из учения. Товарищи смеялись над ним за непомерное усердие в работе, которым он надеялся заслужить повышение заработной платы, чтобы жениться.

Бедный Менут! Все товарищи, отличавшиеся инстинктивною льстивостью трусов, приходили в восторг от острот и насмешек, которые Тоно позволял себе по его адресу. Одеваясь по окончании работы, Менут находил в карманах платья разные вонючие вещества; часто получал он от Тоно в лицо комки теста, а, когда тот проходил мимо него, то неизменно хлопал его по согнувшемуся спинному хребту своею тяжелою лапою с такою силою, что здание могло бы, кажется, рухнуть от сотрясения.

Менут покорно молчал. Он был так слаб перед кулаками этого животного, забавлявшегося им.

Однажды в воскресенье вечером Тоно явился в пекарню в очень веселом настроении. Он побывал днем в трактире на берегу; глаза его были налиты кровью, а изо рта сильно пахло вином.

Он принес крупную новость. Он видел в трактире Менута с невестою – рослою девкою. Этот чахоточный червяк сумел прекрасно выбрать себе невесту; у него, видно, губа не дура.

И Тоно стал описывать бедную девушку, среди хохота товарищей, с такими подробностями, точно он раздевал ее взглядом.

Менут не поднимал головы над работою, но был бледен, как будто трактирная закуска лежала в его желудке тяжелым камнем. Он тоже был в эту ночь не такой, как в другие дни; от него тоже пахло вином, и глаза его несколько раз отрывались от теста и встречались с косым и хитрым взглядом тирана. О нем самом Тоно мог говорить все, что угодно. Он привык к его насмешкам. Но говорить так о его невесте?.. Боже мой!..

Работа подвигалась в эту ночь медленно и с трудом. Часы проходили, а отяжелевшие и уставшие от попойки руки не могли справиться с тестом.

Духота усиливалась. Пекарей окутывала атмосфера раздражения, и Тоно, который был бешенее других, начал проклинать судьбу. Хоть бы весь этот хлеб обратился в яд! Они несли собачий труд в такой час, когда все спят, чтобы иметь возможность поесть на следующий день несколько кусочков этого противного теста. Ну уж и труд!

И разозлившись окончательно при виде усердно раб

...

конец ознакомительного фрагмента