Текст книги "Сокровища Третьего Рейха. Судьба похищенных шедевров"

Глава пятая,
в которой мы узнаем, кто такой бургомистр Василий Пономарев и почему одни считают его героем, а другие – предателем

В предыдущей главе мы узнали:

– в Киеве можно ознакомиться с подлинником замечательного архива доктора Розенберга;

– начиная с первого дня оккупации в Киеве происходили странные взрывы и пожары, которые привели оккупантов и мирных жителей в паническое состояние;

– при не выясненных до сих пор обстоятельствах был взорван всемирно известный Успенский собор, и спор об этом продолжается.

Великий Новгород. Без него немыслима история России, ее культуры. Достаточно пройти по Новгородскому кремлю, чтобы понять, какую духовную ценность составляет этот древний русский город. Вы будете поражены, но немцы всерьез утверждали, что Новгород – всего лишь старый ганзейский город, а следовательно, совсем не русский, а немецкий. Именно поэтому Новгороду было уделено особое внимание. Рассказывает директор Новгородского музея Николай Гринев: «Культурные ценности вывозили быстро, спешно и достаточно активно, но выяснилось, что в принципе, впрочем, как и сегодня, к такого рода операции ни музей, ни город был не готов. Ну, например, не было элементарных гвоздей и шурупов, сколотить ящики и упаковку было буквально нечем. Поэтому использовали для эвакуации культурных ценностей бочки, но не все можно в бочках вывезти, и, естественно, русскую икону эвакуировали частично, а точнее сказать, эвакуировали очень незначительную часть.

До войны в Новгороде, в переданных музею новгородских храмах, находились около 5,5 тысячи икон. Эвакуировано было буквально несколько десятков. Все остальное осталось оккупантам. Один из сотрудников, Василий Сергеевич Пономарев, решил остаться с коллекциями в оккупированном городе. Но сама эта мысль в тот момент казалась дикой и предательской. О потерях тогда никто как бы и не вел речи, важно было победить противника, а вот он думал о том, что будет дальше, после войны».

И вот однажды в немецкую комендатуру явился археолог Василий Пономарев и потребовал от немецкого командования обеспечить сохранность бесценных экспонатов новгородских музеев. Немцы были приятно удивлены, что пришедший явно заинтересован в налаживании порядка, и сразу же назначили его бургомистром города. Василий Пономарев немедленно обеспечил охрану музеев и церквей от разграбления.

Рассказывает Наталья Ткачева, сотрудник псковского музея: «Поразительно, но у немцев были на немецком языке путеводители по Новгороду – перевод главы о Новгороде из книги известного советского исследователя Игоря Грабаря. Они в своих документах подчеркивали, что речь идет о сохранности памятников мирового значения.

Когда немецкая команда «Петербург» вошла в Новгород, она увидела перед собой разоренный и разграбленный город. Все храмы стояли открытые, без дверей и стекол. Все, что осталось, немцы пытались взять под контроль и сохранить, так как первоначально задача вывоза ценностей не ставилась. Немцы полагали, что пришли в Россию навсегда. И только в 1943 году, когда в войне произошел перелом, начался вывоз всего, что можно было вывезти. А осенью 1941 года искусствовед доктор Роскамп писал в отчете, что «вывозить иконы, являющиеся частью иконостасов, нельзя»».

Наиболее полное представление о том, в каком состоянии оказались памятники Новгорода после окончания боев, дает «Акт осмотра от 26–27 ноября 1941 г.», составленный руководителем рабочей группы «Эстония» Георгом Фридрихом фон Крузенштерном.

Новгородская София. Перенесла разграбление алтаря и церковной утвари, попадание снаряда в центральный купол, лишилась золотой кровли, центрального креста с голубем – несмотря на усилия «героя и предателя» Василия Пономарева

«Город был разрушен на 90 %. Софийский собор (в советское время здесь располагался музей атеизма) был подвергнут артобстрелу. В многочисленных помещениях собора в беспорядке, среди щебня и камней, лежали обломки драгоценных гробниц, одежды русских князей, скульптуры из камня и дерева, литургические одеяния из шитой золотом парчи, церковная утварь и остатки знаменитого собрания Библий».

В Лихудовом корпусе Новгородского кремля Крузенштерн нашел 10 тысяч книг древней библиотеки новгородского архиепископа и библиотечных собраний местных дворян. Книги XVII–XIX веков валялись на полу среди мусора, человеческих нечистот и кирпичей. Значительная часть коллекции, указывается в акте, пострадала от солдат испанской «Голубой дивизии». Испанцы вообще оказались страшным бичом новгородских древностей.

Церковь Входа в Иерусалим (здесь была картинная галерея) они превратили в кузницу, дворец архиепископа – в морг. Большую часть хорошо сохранившихся церковных иконостасов испанцы пустили на дрова. Знаменский собор полностью сожгли «по неосторожности».

«Особый случай, – писал доктор Роскамп в своем подробнейшем отчете уже в марте 1942 года, – церковь Михаила Архангела, единственный действующий в городе в годы советской власти храм. Эта церковь хорошо сохранилась, здесь были собраны произведения искусства из многих храмов. Испанские солдаты взорвали дверь ручной гранатой и проникли внутрь, из храма были украдены серебряная утварь и иконы».

Надо заметить, что на дверях древних храмов были прибиты запретительные надписи на немецком и испанском языках, но испанцы не обращали на это никакого внимания и продолжали грабить церкви. От испанцев пострадали практически все храмы. Немцы вообще пишут об испанцах как о мародерах, с которыми невозможно договориться. Конечно, часть ценностей из Новгорода успели эвакуировать. Вот цитата из отчета Роскампа:

«Русские при своем отступлении вывезли из города многие драгоценные памятники искусства, например знаменитые Магдебургские врата.

Также русские взяли золотые кубки, знаменитые лиможские эмали XII века и отдельные ценные иконы… а из музея в кремле – большое собрание икон и русской живописи XIX века. В целом в Новгороде создается впечатление, что русские намеренно подожгли и разрушили наиболее значительные церковные постройки. В одной только сожженной русскими церкви Иоанна на Торговой стороне погибло около 3000 собранных древних икон».

Гринев продолжает свой рассказ: «В Новгороде находились сразу две армии: одна немецкая, более-менее организованная, а другая – испанская «Голубая дивизия». Это были испанцы, добровольцы, не лучшие люди Испании, так скажем, и, естественно, они вели себя без всякого уважения к каким-либо культурным ценностям. И до нас дошло достаточно много писем того же Пономарева в Берлин, в Ригу, обращенных к немцам, – с требованием, чтобы немецкая армия защитила культурные ценности. Чтобы около разрушенных, разбитых дверей древних храмов были поставлены немецкие часовые и чтобы библиотечные книги не сжигали – редкие рукописные книги, например, – не сжигали в печах. Потому что испанцы это делали. Он сам занимался реставрационными работами, и до сих пор в фондах новгородского музея есть иконы, на которых профилактические заклейки сделаны газетами 1942 года».

Впрочем, месяца через три стало ясно, что Василия Сергеевича ничего, кроме музеев, не интересует. И поэтому немцы с сожалением сняли его с должности бургомистра.

Перед приходом Красной армии Пономарев потребовал у оккупантов, чтобы они обеспечили вывоз ценнейших икон, хранящихся в новгородских музеях. Поступок дерзкий! Ибо Василий Сергеевич автоматически становился пособником врага по расхищению национальных ценностей.

«Ему удалось, – продолжает директор Гринев, – созвать сюда целую комиссию из выдающихся крупных европейских специалистов, которые сделали заключение о чрезвычайной, вненациональной ценности оставшихся в Новгороде коллекций. И ему разрешили вывезти из Новгорода, правда, всего лишь 600 икон из 5,5 тысячи. Он, естественно, отобрал лучшее. Сначала иконы были перевезены подальше от линии фронта, во Псков, затем, когда линия фронта подошла к Пскову, их перевезли в Ригу, затем – в Кенигсберг, а затем – на территорию Германии. Не все удалось сохранить в процессе этих перевозок. В немецких документах есть такая фраза: «Один вагон мы потеряли».

Значит, то ли он попал под бомбежку, то ли он был разграблен каким-то образом, но на территории Латвии до сих пор в отдельных храмах есть иконы из Новгородского музея. Судя по всему, это и есть следы того потерянного вагона».

Судьба Василия Пономарева стала интересовать нас все больше. Ни одной его фотографии найти не удалось, кроме снимка, на котором изображена археологическая экспедиция, где якобы левый крайний человек – это и есть Василий Пономарев. Мы тут же разыскали племянницу Пономарева Антонину Вадимовну Передольскую.

Рассказывает Передольская:

«Василия Сергеевича Пономарева назвали в честь деда Василия Степановича Передольского, известного в Новгороде краеведа, неплохого в прошлом адвоката. Но главное – в историю он вошел как пионер археологии в Новгороде и организатор первого частного музея древности.

В нашей семье ему достался самый тяжкий крест. Он рано осиротел. После того как умер его отец, они с матушкой в Новгороде поселились у старшей сестры, у Ольги Васильевны Передольской, которая была в то время врачом. И вот с учетом ее преклонного возраста и того, что она скончалась в оккупации, можно предположить, что Василий Сергеевич мог остаться в Новгороде из-за нее».

Свое особое мнение о Пономареве имеет Борис Николаевич Ковалев, профессор Новгородского университета:

«Родился Пономарев в 1907 году. Он – почти советский человек, поскольку к событиям 1917 года ему было всего-навсего 10 лет, но родился он в семье судебного следователя. Однако ему повезло. Он смог поступить в Московский университет, и одним из его друзей, о которых он постоянно говорил следователю, арестованный в 1932 году, был недавно скончавшийся академик Рыбаков Борис Александрович. И когда мы смотрим это самое дело, появляется, знаете, такая легкая улыбка. Видно, как ленинградские чекисты пытаются найти контрреволюционное гнездо в Москве, в Государственном историческом музее. И как умные люди бьют их по рукам и говорят: «Вы что, ребята, с ума сошли». Это что же получается: ленинградские шустрые чекисты обнаружили контрреволюционное гнездо, и где? Под носом у Лубянки? Как Москва на это посмотрит?!»

А надо сказать, что в начале 30-х годов Пономарев был арестован по так называемому «музейному делу». «Тогда по этому делу было арестовано практически все руководство, все специалисты музейного дела, – продолжает рассказывать профессор Ковалев. – Если читать обвинительное заключение, то по нынешним временам людей нужно было не наказывать, а нужно было ставить памятники. Они пытаются спасать колокола от физического уничтожения. Обвинительное заключение строилось на показаниях, может быть, двух-трех человек. И поскольку это совпадало с интересом и с заказом, полученным сверху, обвинительное заключение строилось на показаниях этого меньшинства и, в первую очередь, на показаниях Передольского. Он обвинил музейщиков, в том числе и своего племянника, во всем, начиная с банального воровства из музеев и заканчивая подготовкой терактов. Забегая вперед, скажу, что принял он, конечно, смерть мученическую, когда был арестован в 1936 году – по липовому, сфабрикованному делу по обвинению в попытке убийства Сталина.

Но факт остается фактом. Когда немцы заняли город, из всех претендентов именно Пономарев был назначен первым новгородским бургомистром. Назначен он был по двум причинам. Ну, причина № 2: он неплохо владел немецким языком. Причина № 1: он был единственным новгородцем из всех тех людей, которые пришли на прием к немецкому коменданту.

Линия фронта в августе 1941 года остановилась в нескольких километрах за городской чертой, где стояла с августа 1941 по январь 1944 года. И все это время, в общем-то, город находился под линией фронта, город находился под постоянным обстрелом советских войск. Пономарев пытается как-то наладить жизнь в городе, какие-то хлебные карточки, какая-то раздача молока, какая-то перепись населения. Но на этом посту он был всего-навсего 2,5 месяца.

В первые месяцы оккупации немцы начали восстановление Софийского собора. Они сами разрушили его во время летнего наступления. Но теперь ситуация поменялась кардинальным образом. Теперь Софийский собор стал немецким. Выпускается книжка о том, что Новгород – это ганзейский город, дается информация, что Новгород – это скорее немецкий город, чем русский. О том, что Новгород всегда хорошо и счастливо жил, когда имел тесные и постоянные контакты с Германией. Постоянно подчеркивается значение немецкого следа – то есть у немцев отношение к Новгороду было по-немецки рачительно хозяйским. Инженер городской управы Иван Даль собирает новгородцев в принудительном порядке. И вот уже в 1941 году новгородцы, по требованию немцев, восстанавливают Софийский собор, по крайней мере, те повреждения, которые были нанесены немецкой артиллерией в июле – августе 1941 года. Тогда же – это конец 1941 года – памятник 1000-летию России немцы обшивают досками для того, чтобы как-то предохранить его от постоянных обстрелов советской стороны. Почему обшивается – тоже понятно. Хороший памятник. Взят в качестве боевого трофея вермахта. Зачем мы будем терять то, что нам уже принадлежит?!»

Полюбуемся восстановленным знаменитым памятником 1000-летию России скульптора Михаила Микешина. Это – символ могущества, славы и величия России. Немцев памятник очень заинтересовал, но только с точки зрения возможности переплавить такую большую массу меди для нужд вермахта. Перед отступлением памятник разобрали на фрагменты. Для транспортировки довольно тяжелых скульптур была проложена узкоколейная железная дорога. Быстрое наступление Советской армии спасло шедевр от уничтожения. Недавно совершенно неожиданно в Новгород вернулся подлинный купольный крест Софийского собора. Во время войны он исчез, и вместо него пришлось изготовить новый.

Два брата, Мигель и Фернандо Полонио, несколько лет тому назад приехали в Новгород, чтобы найти могилу своего отца, который воевал в испанской «Голубой дивизии». Тогда же к ним обратился с просьбой о поисках пропавшего креста архиепископ Новгородский и Старорусский Лев. Братья Полонио рассказывают: «Мы обнаружили этот крест – он находился как раз в часовне Военно-инженерной академии, напротив алтаря, и сразу поняли, что этот крест не католический, а православный. И там, рядом с этим крестом, была фотография сорок второго года, где были сняты испанские солдаты, которые воевали на территории Новгородской области».

Не надеясь на братьев, архиепископ Лев рассказал об этом и президенту Путину: «Летом при встрече с президентом, когда он посещал Великий Новгород, я так сказал об этой проблеме, как бы между прочим. И президент пообещал содействовать, и испанский король поручил министру обороны Испании привезти этот крест и вручить святейшему патриарху». Выяснилось, что испанские саперы в поисках сувениров сняли крест с Софийского собора и увезли его в Испанию на память.

«Любой человек, знающий ценность того или иного произведения искусства или просто той или иной вещи, – продолжает профессор Ковалев, – не может пройти мимо, видя, как испанцы иконами заставляют окна, или как ими мостятся дорожки к отхожим местам, или как они используются в качестве мишеней.

Интеллигентный человек, культурный человек, образованный человек – а Пономарев был, безусловно, образованным человеком, – видя такое вопиющее безобразие, естественно, не мог оставаться спокойным, и он делает все, чтобы это предотвратить.

Нужно отдать должное, многое удалось из Новгорода вывезти. По данным розыскного дела, которое хранится в архиве новгородского управления ФСБ, когда Пономарев вместе со своим другом Филистинским выезжали из Новгорода, им был предоставлен отдельный вагон. От семи до девяти подвод, груженных добром, сопровождали их на пути из Новгорода во Псков. Гриф «хранить вечно», который стоял на его деле, конечно, Василий Сергеевич забыть не мог. И понимая, что он будет объявлен предателем, пособником врага, он решил уехать. Но не просто спасая свою шкуру, а получив разрешение на вывоз шестисот ценнейших икон».

Бои за освобождение Новгорода были для города тяжелыми и разрушительными. «И в течение месяца, – продолжает директор музея Гринев, – город был практически, как говорят, разбит в пух и прах. И вот выяснилось, что все усилия Василия Сергеевича Пономарева по эвакуации культурных ценностей из Новгорода, сколь ни фрагментарны они были, оказались очень разумными, потому что все то, что осталось в Новгороде, в ходе обстрелов при освобождении города фактически погибло».

Когда война закончилась, коллекции Новгородского музея оказались на территории Западной Германии, в американской зоне оккупации. И новгородские иконы стали постепенно возвращаться в Россию, в Советский Союз. Вернулось 478 икон. Трудно было в 1945 году разобраться, что откуда вывезено. В Центральном государственном архиве России мы нашли отчет о работе уполномоченного Комитета культуры по Советской зоне оккупации.

Читаем пункт 187.

Склад комендатуры в городе Мюльбергена-Эльбе. Тут было обнаружено 40 ящиков имущества Новгородского объединения музеев, вывезенного немцами в 1943 году. В двух километрах от города, в замке Мариенкирхе, разысканы: иконостас из Софийского Новгородского собора, так называемые «Царские врата», отдельные иконы и музейно-церковные предметы из Новгородского, Псковского и Порховского музеев.

Все эти предметы были снабжены экспозиционными этикетками на немецком языке, из которых видно, что часть икон была немцами реставрирована. Но мы-то с вами знаем, что реставрацией этих икон как раз и занимался Василий Пономарев во время оккупации Новгорода. Это значит, что вывезенная коллекция икон осталась в Мюльберге, а сам Пономарев уехал дальше, в американскую зону оккупации.

«Он принес в жертву самого себя, – с чувством говорит Гринев, – он уже не мог вернуться в страну. Вся его дальнейшая жизнь состояла из скитаний. В нашей стране, в Новгороде, его имя было не принято вспоминать, хотя конкретных претензий никто ему не предъявлял. А вот теперь мы, наверное, можем все-таки оценить этого человека по достоинству».

Сам Василий Пономарев вернуться в Советский Союз не захотел: было ясно, что ближайшие десять лет он проведет в лагерях. Следы его затерялись. И мы решили попытаться узнать хоть что-нибудь о его послевоенной жизни в Западной Германии.

Археолог Арциховский в начале 50-х годов отправился на международную археологическую конференцию в Рим и там неожиданно встретил Василия Пономарева, который радостно бросился ему навстречу с протянутой рукой. Руку предателя Пономарева Арциховский на всякий случай не пожал и разговаривать с ним не стал. А по возвращении на родину Арциховский написал патриотическую записку куда надо.

В интернете мы нашли список Пономаревых, проживающих в Германии, – их оказалось 156 человек, но, к сожалению, Василия Сергеевича среди них не было. В поисках Пономарева мы побывали в Мюнхене у Николая Воронцова – потомка тех самых Воронцовых, которые были в родстве с Пушкиным. Воронцов хорошо знает мюнхенскую русскую общину. В частности, здесь живет со своей семьей и другой потомок Пушкина – его праправнук Андрей с несколько неожиданной фамилией Сванидзе. Он сравнительно недавно вместе со своей очаровательной женой Ксенией Носовой уехал из России. Как печально, что потомки Пушкина покидают Россию.

Николай Воронцов не припомнит фамилии Пономарев: «А что касается кладбищ мюнхенских, то когда проходишь или бываешь на погребениях – к сожалению, за последние годы большинство русских иммигрантов умерло, – то обращаешь внимание: на любом кладбище русские кресты, русские имена, но имени Пономарев я не встречал. Более того, из старой иммиграции никто не знает, к сожалению, этого имени. Вполне возможно и допустимо, что после войны вторая иммиграция, большинство из них скрывали свое происхождение, скрывали свою фамилию и даже не общались с иммиграцией. Это касалось, в первую очередь, тех, кто был в знаменитых списках о выдаче Советскому Союзу. И достаточно было трех человек: два человека дают показания третьему, что они знают, что ты – Иванов, Петров или Сидоров и что во время бомбежки на какой-то станции – они свидетели – бомбили, твои вещи сгорели, твои документы тоже сгорели, и они знают, что ты именно Иванов Николай Петрович. И так они вкруговую давали друг другу показания. Масса людей или, возможно, даже большинство в той иммиграции меняли таким образом имена, фамилии, даты и город рождения. Абсолютно допустимо, что к ним относился и Пономарев. Более того, люди, которые знали, что есть свидетели или те, кто их знает по прошлым временам, они старались жить незаметно. Очень многие жили в баварских деревнях, не общаясь с иммиграцией, не посещая русские храмы. Русским священникам часто звонят из какой-то деревни и говорят: «Умерла русская или русский, и нужно хоронить». Приезжают, говорят: «Никогда в жизни не знал об этом человеке. Он никогда не приходил ни в храм, никуда». Документы – да, написано: православный, русский. Приходится хоронить таким образом. Поэтому в отношении второй иммиграции довольно сложно определить: кто где жил или кто под какой фамилией – под своей или под чужой».

Немецкие документы Василия Пономарева, полученные нами из университета города Марбург, где и захоронен новгородский археолог

В Бремене мы неожиданно познакомились с Габриэлем Суперфинном, сотрудником Института Восточной Европы. Когда-то, в 70-х годах, он уехал из Ленинграда и занялся архивом русских эмигрантов. Сразу же выяснилось, что имя Василия Пономарева ему знакомо. Гарик принес папку с документами, полученными из архива университета города Марбург. В папке оказалась опись личного архива Пономарева, переданного на хранение в университет в 1978 году. В архиве имеются научные работы, посвященные археологии и истории Новгорода, его личный дневник, различного рода заметки. По нашей просьбе Гарик выяснил, что часть архива Василия Пономарева хранится в Гердеринституте в том же Марбурге. По законам Германии, материалы из личных архивов могут получить только ближайшие родственники. И лишь при помощи уже знакомого нам доктора Айхведе нам удалось ознакомиться с документами личного архива Василия Сергеевича.

И вот, наконец, мы видим семь фотографий археологических раскопок в Новгороде в 1943 году, где запечатлен сам Пономарев, другие фотографии из документов, которые должен был оформлять иммигрант, живя в Германии. Василий Сергеевич пытался вести научную работу, писал статьи по археологии далекой России. Жизнь его не сложилась, семью он не обрел, последние годы прошли в Марбурге, и сегодня здесь уже нет никого, кто бы мог о нем рассказать. К сожалению, в его архиве не нашлись воспоминания о том, как были вывезены иконы из Новгорода и Пскова. Ясно, что последние годы жизни Пономарева проходили в борьбе с бедностью. Умер Василий Сергеевич в 1978 году, а перед этим загодя оплатил содержание своей могилы до 2008 года. Оплатит ли кто-нибудь дальнейшее содержание его могилы?!

Мы вернулись в Новгород, чтобы вместе с директором Николаем Гриневым пройти по великолепной выставке древней русской иконы. Не нужно быть специалистом, чтобы понять, какую огромную ценность представляют эти творения русских художников, многие из которых написаны пять веков назад. Николай Гринев с воодушевлением рассказывает: «Мы встречаем здесь древнейшую икону России середины XI века «Петр и Павел», которая сохранилась только благодаря вот этой настойчивой эвакуации Пономарева в Германию. Рядышком самая, наверное, красивая икона России «Никола Липный» XIII века. Она тоже прошла через дороги в Германию и обратно. Затем знаменитый праздничный чин Софийского собора. Весь софийский иконостас уезжал в Германию». А мы с вами помним, что этот иконостас нашли в городе Мюльбергена-Эльбе, где его оставил Пономарев. И все-таки прекрасно, что в далеком Новгороде Пономарева не забыли. Иконы, которые он спас, радуют людей своей уникальной красотой.

В этом есть незаметный для посетителей, но очень важный труд человека, пожертвовавшего собою ради спасения этих святынь.