Текст книги "Храм воспитания"

Фанаберия

Фанаберия, иногда скрытая, но чаще всего явная, так и бьёт фонтаном из некоторых наших вещателей. Похожие на петарды, они взрываются, искрят на каждодневном празднике эфира. Любовь к своей работе, позволяющая быть на одной ноге с сильными мира сего, густо замешана у них на любви к себе. Любовь к истине и правде – на любви к своей популярности. Привычка распознавать что-то не то в других изменяет им в оценке самих себя.

Армен Джигарханян в интервью «АиФ»: «Нас хотят поставить раком».

Александр Гордон в программе «Мужское/Женское» обращается к аудитории, возмущённой его поведением: «Ша!»

«Несколько сенаторов со мной встречалось», – роняет в передаче «Персонально ваш» Алексей Венедиктов, имея в виду американских сенаторов. Фанаберия в самом изящном исполнении.

«Не волнуйтесь, я всё объясню», – заверяет слушателей Сергей Пархоменко на радио «Эхо Москвы» в анонсе своей программы. Похоже, ему даже в голову не приходит, что кто-то из слушателей привык жить своим умом.

Чрезвычайно популярный сатирик глумится над дефектами речи известного нашего генсека и другими его недостатками, а также над деталями похорон, никак не учитывая, что у генсека есть внуки и правнуки, которым больно это слушать.

Владимир Соловьёв в своей книге «Путин» пишет: «Кстати, я уверен, во многом на личном опыте, что моя журналистская деятельность всё-таки влияет на события, на персоны, на общество. Этому есть масса примеров. Результаты уже есть и будут в дальнейшем».

Кто ещё из корифеев нашей журналистики называл свою работу деятельностью и выспренно говорил о её результатах?

Крутизна – «пароль» времени

Известный актёр и режиссёр Николай Губенко рассказывал, как он, готовясь к съёмкам фильма, мотался по стране, записывал речь простых людей. И очень при этом удивлялся: люди, как правило, говорили нелитературным языком, но не искажали слова, не пороли всякую чушь, лишь бы выпендриться.

Но как же нравится это кривлянье нашим вещателям… Сегодня в моде всё, что круто. Сказать о ком-то: «Он ненормальный» – пресно. Куда круче: «Он больной на голову».

Кто и когда первым сказал эту фразу, теперь уже не установить. Наверняка человек этот был не в ладах со стилистикой. Сказал коряво, но людям почему-то нравится.

«Вали» звучит гораздо выразительней, чем «убирайся». В слове «упаковать» больше художественности, чем в слове «арестовать».

«Выяснить отношения» – длинно, короче – «разобраться». «Беспорядок» тоже длиннее, чем «бардак».

«Побьём» – слабо, совсем другое дело – «порвём»! «Попасть впросак», «дать себя обмануть» – слишком литературно, другое дело – «повестись». «Чего-то не сообразить» – тоже слабо, куда круче – «тупить». «Напиться» – это вообще из словаря детей. «Нажраться»!

Давайте признаем: новые фигуры речи порождаются часто людьми малограмотными. И кому-то эти нарушения правильности языка нравятся. Совсем как девушкам нравятся хулиганы.

В передаче Андрея Малахова, посвящённой Эдите Пьехе, вдруг был вытащен на обсуждение эпизод, когда певица едва не подверглась изнасилованию. Аудитория и ловила каждое слово. А тот факт, что Эдита Пьеха в советское время десять лет шефствовала над детским домом, не произвёл никакого впечатления…

Вот на такую аудиторию и ориентируются ведущие. Полная взаимность.

Кому служат «работники слова»?

Все мы чему-то или кому-то служим. Даже если это нигде не записано, даже если порой сами не сознаём. Так получается.

«Я служу литературе», – говорил Александр Блок, отбиваясь от обвинений, что служит большевикам. То было самооправдание обманувшегося интеллигента.

Вспомним к слову, что понятие «интеллигент» появилось в 70-х годах XIX века. Так стали называть работников умственного труда, посвятивших свою жизнь идее служения народу.

Кто они сегодня, «работники слова», чью профессию мы обсуждаем? К какой категории населения их отнести? Рабочие? Нет. Служащие? Тоже нет. А третья категория у нас – только «интеллигенция». Другой нет.

Кому же служат представители интеллигенции – «работники слова»?

Служат они государству, а точнее, власти. Не народу, заметьте! Это уж точно. Народ для них – абстракция.

Раньше «работники слова» тоже служили власти, но власть это служение очень строго контролировала. Ни одного слова в эфир без визы! Ошибся – волчий билет!

А сейчас – «свобода слова». Кавычки неслучайны. Кто контролирует вещателей? Никто. Говори всё что хочешь. Можешь не «фильтровать базар». И не фильтруют. Говорят даже такое, что подрывает основы власти. А власть никак не реагирует.

Служить – значит ни слова против. А тут…

Нет, это не служение. И это не та свобода слова, о которой мечтали диссиденты в советское время. Это свобода говорить всё, что на ум взбредёт. Значит, уже не свобода, а беспредел.

Власти обычно служат довольно незаурядные люди, но при этом проявляют далеко не лучшие свои качества. Так было всегда. Так это есть и сегодня.

Работа, как известно, – это одна из форм любви. Ты любишь работу и себя в работе. Это естественно. Но одни из нас этим ограничиваются, а другие любят ещё и тех, для кого они работают. Но эта любовь может быть как достойной, так и недостойной.

Если ты ловишь кайф от своего стёба, от своих пошлостей и непристойностей и радуешься при этом, что доставляешь удовольствие слушателям, то как назвать эту твою любовь?

Дискуссия и слово

Когда нас кто-то прерывает или мы сами отклоняемся от темы, мы можем сбиться с мысли. Это называется «потерять нить мысли».

Нить разговорного или ораторского мышления – очень важная вещь. Одна из задач ведущего ток-шоу – помогать участникам дискуссии держать эту нить. Только в этом случае их выступления будут полноценными. Сбивчивая речь не нужна ни тем, кто её произносит, ни тем, кто внимает.

Часто можно видеть, как двое или даже трое спорящих стараются перекричать друг друга, а ведущий не прерывает их. Похоже, таким ведущим нужны драйв, крутая драматургия, а не глубокое и красивое изложение мыслей.

Интонации

«Наши лучшие слова – интонации». Так считала Марина Цветаева. Что интересно, спустя время к такому же выводу пришли и киноведы, выясняя, что больше действует на зрителя. Оказывается, 55 % – выражение лица актёра и 33 % – интонации.

Можно говорить в микрофон обычные слова: «Говорит Москва» – с интонацией Юрия Левитана. А можно – с интонацией Сергея Доренко, главного редактора одноимённой радиостанции. Послушайте, кто не слышал, почувствуйте разницу. Но контраст требует объяснения. Почему в устах Левитана слова эти звучали величественно, это понятно. А в чём был смысл завываний Доренко?

Или. В популярной газете выступает известный журналист. Пишет обличительные письма президенту. Тот, по его мнению, кругом виноват. Предположим, что так. Но к чему этот развязный тон? Неужели нельзя высказать критику иначе? Зачем злоупотреблять тем, что президенту не пристало отвечать на хамские выпады?

Но чаще всего интонация бывает никакой. Она-то и свойственна журналистам, которые пишут или говорят, не придавая значения интонации. Но никакая интонация не даёт и никакого восприятия.

А между тем правильно выбранная интонация позволяет найти и правильный зачин, и правильную концовку. Да, очень важен интересный ход мысли от первого до последнего слова. Но даже то, как тянет мысль автор, как он нанизывает одну мысль на другую, зависит от интонации.

А теперь о самой главной особенности интонации. К сожалению, слишком многие наши телеведущие и даже политики считают, что если они будут говорить своими обычными голосами, то не произведут на телезрителей нужного впечатления. И начинают буквально скрежетать голосами. Добавляют в голос металла. Ужесточают мелодику. Такое впечатление, что хотят достать до кишок. Ну и какой результат? Одни телезрители, не выдержав такой атаки на свои уши, переключаются на другой телеканал. А другие вообще перестают слушать таких ух-тележурналистов и политиков.

Стёб как творческий метод

«Я исполнил довольно много эпилептических припадков против Турции». Эти слова Сергея Доренко не оставляли сомнений в творческом методе известного радиоведущего.

Эпатаж от первого до последнего слова в любой, даже двухчасовой, программе. Цель – приковать внимание слушателей с первого мгновения и не отпускать ни на секунду. Но как приковать? Нужен драйв. Доренко был мастером драйва.

Что такое драйв в радиожурналистике? Это самый верный способ получения высокого рейтинга. А что такое высокий рейтинг? Это доходы от рекламы.

Цель и средство практически любого творческого метода сегодня – деньги.

А слушатели сегодня любят стёб. Ну правильно. Драйв без стёба – как бы даже и не драйв.

Но как можно быть прикольным в эфире и при этом говорить правильным русским языком? Получается, никак.

«Мне нравится обострять. Такова моя специализация», – сказал однажды Сергей Доренко. А кому не нравится? Но «обострять» можно всяко.

Конечно, можно сделать им скидку. Ведь они не только журналисты, но и артисты. Им сам бог велел быть слегка инфантильными, слегка самовлюблёнными, слегка хулиганистыми. А иногда даже слегка невменяемыми. Неслучайно один из них чистосердечно признался, что моментами «впадает в состояние камлания». Напомним, это только с шаманами бывает.

В известной книге «Алхимия слова» автор её, Ян Парандовский, писал об обращении со словом «с весёлой беспечностью фигляра». Давно это было, но Парандовский будто заглядывал в сегодня.

«Истина создаётся стилем»

Стилем создаётся восприятие. От того, в каком стиле излагается мысль или информация, мы либо верим в неё, либо не верим. Недаром Оскар Уайльд утверждал, что стилем создаётся истина, причём «создаётся полностью и абсолютно».

Выступавшая в одном журнале писательница свои материалы излагала с саркастической интонацией, а все слова, употребляемые в переносном значении, закавычивала. Материалы её были испещрены кавычками, что непозволительно профессионалу. Сегодня говорящие в телеэкране изображают кавычки движениями рук.

Что тут плохого? А всё. Ни один уважающий себя мастер слова не будет использовать кавычки. Ну разве что при крайней необходимости, когда совсем не верит, что его поймут. Михаил Светлов вообще считал, что «кавычки – для идиотов».

Каждая теле– и радиопрограмма – это диалог ведущего со слушателями. У каждого теле-, радиоведущего своя аудитория. Как она складывается? Ведущий формирует слушателя, подгоняет его под свой стиль. Или слушатели формируются по принципу «подобное тянется к подобному»

Не всегда и не со всем, что говорит ведущий, слушатели соглашаются. А когда ведущий пытается отстоять свою точку зрения, говорят: «Это ваше право, но не правота». Так случилось, когда Сергей Доренко настаивал на том, что любое компактное национальное проживание можно называть гетто.

«Мы разделяем шкуру неубитого Клинтон»

Идиоматические обороты, которыми так богат словарь американцев, почти неизменно содержат сленг. Янки считают сленг самым демократичным языком, «снявшим пиджак, поплевавшим на руки и принявшимся за работу».

Журналист Майкл Бом, часто выступающий в разных ток-шоу, с блеском использует идиомы русской речи. Этому не мешают даже какие-то неточности. Он может назвать халявщиков халявчиками или сказать о Хиллари Клинтон в мужском роде: «Мы разделяем шкуру неубитого Клинтон». Эти ляпы только добавляют восторгов телезрителям.

Однажды в рейтинге радиослушателей он получил на целых 30 % голосов больше, чем другие, русские, участники передачи.

Понятно, что Майкл не просто так зубрит нашу фразеологию. Хочет понравиться аудитории и перещеголять соучастников ток-шоу. Но, наверное, хочет также продемонстрировать уважение к нашему языку. Почему же такого стремления что-то не видно у наших соотечественников на голубом экране, чья речь, может быть, и точна по смыслу, но удивительно однообразна и пресна средствами речи?

Тут возникает нехороший вопрос: почему наши постоянные участники дискуссий не пересыпают речь родными русскими идиомами? И совсем нехорошее подозрение: а вдруг они их элементарно не знают? Ну, не знаете, и это плохо. Так учитесь, если каждый день на экране! Не считаете нужным? Плохо. Даже не догадываетесь, как это важно? Ещё хуже. Не понимаете, что тем самым не уважаете родной язык и слушателей? Совсем плохо.

Однажды Майкл решил показать, что ничуть не хуже русских знает нашу замаскированную ненормативную лексику. Использовал при этом самое невинное словечко – «пипец». Телеведущая его, конечно, мягко пристыдила, а вот аудитория отреагировала аплодисментами.

Майкл Бом – о Трампе: «Как только он открывает рот, он начинает ломать дрова».

«С какого бодуна они ввели войска?»

«Трамп и Ким встретятся как миленькие после того, как обзывали друг друга».

«Без пол-литры не разберёшься».

«Трамп хочет уйти из Сирии. Пусть Россия расхлёбывает эту кровавую баню».

Вот кому можно простить все неправильности языка.

Писать безграмотно – непатриотично

Оптимисты считают, что сегодня мы переживаем бум письменной речи. Мол, огромное число людей выкладывает в Интернете свои мысли и чувства и получает отклики. Да, тексты выглядят ужасно, но люди сами это понимают. Люди осознают, что плохое знание родного языка – отклонение от нормы. Ненормальность эта вызывает у людей и чувство стыда, и желание исправить положение. Так возникла традиция «Тотального диктанта».

Один участник, русский по происхождению, умудрился сделать в 282 словах 273 ошибки. Тех, кто ненамного отстал от этого рекордсмена, тоже хватает. Из обычных примерно 150 тысяч участников диктанта отличное знание орфографии родного языка показывает всего около 2 %. Гнетущая цифра, если учесть, что в диктантах этих участвуют обычно люди, уже работающие над своей грамотностью.

Владимир Познер на пресс-конференции, посвящённой результатам «Тотального диктанта», сказал: «Акция замечательная. Если бы национальная идея была грамотно писать, то в этом был бы патриотизм».

То есть. Если говорить правильно – проявление патриотизма, то что означает говорить неправильно? По логике, это непатриотично. Кто-то скажет: это уж слишком! Ладно, давайте разберёмся. Если вы плохо говорите на родном языке, значит, вы не хотите познавать его. То есть проявляете неуважение к языку и даже к своей стране. Если ваш говор слышат иностранцы вроде Майкла Бома, они вас презирают: вы знаете свой язык хуже, чем они. Если вы говорите неправильно в ток-шоу, вас слышат за границей и тоже удивляются: эти русские не владеют своим языком.

Позорить свою страну и свой народ – разве патриотично?

А теперь добавим справедливости ради. Это всё не новые мысли. Ещё Николай Карамзин писал: «Язык важен для патриота». Известны и слова Константина Паустовского: «Истинная любовь к своей стране немыслима без любви к своему языку».

Что такое воспитанный человек? Это человек, хорошо подготовленный к какой-то работе, какому-то поприщу, какому-то служению. Если же он, пардон, вылез на телеэкран и насилует мои уши, то как можно считать его подготовленным к роли ритора? По каким таким соображениям его показывают стране? Что он добавляет к её достоинствам? Ничего. Он только добавляет её недостатки. Он каждый божий день или вечер показывает стране, какие люди у нас на первом плане.

Попрошу ещё пардону и скажу совсем откровенно. Мне неприятно видеть выступающих с явными дефектами речи, а возможно, не только. Они не просто нудно говорят, у них что-то с речевым аппаратом, они несут заумную ахинею, отчего даже участники дискуссии недоумённо переглядываются: всё ли у молодого коллеги в порядке с мозгами? Сам-то он понимает, о чём говорит?

Нормы мастерства

«До чего ж это тяжёлая вещь – перо!» – восклицал Эмиль Золя. Если бы великому французу пришлось поработать на радио или телевидении, он бы взял свои слова обратно. Языком работать ещё трудней. Но при одном непременном условии: если работать с блеском.

В писательстве фразу можно оттачивать хоть полдня, хоть недели, рукопись – переделывать годами. Романы во времена Золя писались по пять-шесть лет. А радио– и телевизионный жанр – это экспромт. Мысли рождаются мгновенно, на построение фразы требуется несколько мгновений, на произнесение фразы – несколько секунд.

То есть: работа требует высочайшего мастерства, основанного на знании языка (прежде всего), на эрудиции (не менее важно), а также…

Попробуем перечислить, каким требованиям должны отвечать речь и поведение высококлассного радио-, тележурналиста.

Никакой фанаберии, пошлости и цинизма.

Никакого кокетства и всезнайства.

Никакого фиглярства и развязности.

Уместность каждого слова.

Не выглядеть смешным.

Радовать слушателей свежестью мысли и остроумием.

Ни на минуту не забывать, что среди слушателей могут быть дети.

Ошибся – извиниться и поправить себя. Извиниться (если ты ведущий) за участника своей передачи и поправить его.

Следить не только за своими словами, но и интонациями: как бы не опозорить (предать) своё Отечество и свой народ. Опозорить и предать – с точки зрения морали одно и то же.

Как определить дислектора

Между прочим, для того чтобы определить дислектора, вовсе не обязательно агитировать его написать диктант. Достаточно завести при нём разговор о состоянии русского языка. Реакция будет такой: ничего страшного, всё нормально.

Дислекторы не видят разницы между «влезать» и «влазить», «дан» и «даден». Ведущий одного из главных наших телеканалов не видит разницы между словами «говорить» и «разговаривать». Каждый вечер от него можно услышать типа: «Ну, о чём ещё мы будем разговаривать?» «Говорить» в этом контексте – это что-то обсуждать. Так что «разговаривать» здесь совсем неуместно. А совсем недавно один из популярнейших корифеев эфира употребил слово «падшие» вместо «павшие». Но попробуй указать им на эти ляпы. Все попытки защитить язык от подобных искажений кажутся таким высокопоставленным дислекторам нелепым занудством.

О словарях

Историк Н. Карамзин писал: «В шесть лет можно выучиться всем главным языкам, но всю жизнь надобно учиться своему природному…»

Как повышать свою грамотность? Читать учебник по орфографии для средней школы? А почему нет, особенно если не повезло с учителем русского языка? То, что не достигается учением, восполняется самообучением.

Для тех, у кого в норме зрительная память, есть ещё один способ. Помнится, даже Александр Пушкин «заглядывал встарь в академический словарь», который получше орфографического, поскольку объясняет значение слов, в чём мы путаемся (совсем как древние римляне) ничуть не меньше, чем в правописании.

Чтением словарей не гнушался Анатоль Франс, блестящий, между прочим, стилист. С карандашиком в руке штудировал словарь Даля Александр Солженицын, по странице в день, на строгом режиме.

Но мало просто знать слова. Надо знать их в сочетаниях с другими словами. С этим у нас особенная беда. Для этого есть фразеологические словари. А ещё словари орфоэпические. Неправильное ударение – тоже грубая ошибка.

Душа языка – душа времени

Есть сферы, где мы превосходно выражаем все виды своей утончённости. У нас лучший в мире балет. Лучшая в мире художественная гимнастика. Лучшее в мире синхронное плавание. У нас много тонкого во всех видах творчества. Почему же мы не стремимся утончённо говорить? Почему «самый читающий в мире народ» так плохо владеет литературным языком? Загадка…

Не считаем это важным? А зря. «С языком шутить нельзя, – писал Даль, – речь человека – звено между душою и телом, духом и плотью». Сейчас, в наше время, эта мысль отдаёт мистикой. Но примерно то же самое можно прочесть у Бориса Пастернака: «Тупое слово – враг». У Ги де Мопассана: «Слова, несомненно, имеют душу». У Карла Юнга, писавшего о «душе времени». А ведь у души тоже есть язык. Разве не так?

Душа времени – душа человека

Точность речи связана с движением мысли. А мысль рождается не только в голове, но и в душе. Неслучайно говорят о хорошем ораторе: его вдохновенная речь… Или: он говорил с воодушевлением.

И в то же время слова, рождённые только головой, без участия души, чаще всего никого не трогают.

Язык и долголетие

Люди, развившие вкус к печатному слову, много читают, а значит, больше размышляют. Это что-то вроде гимнастики мозга. А мозг у нас, как известно, – командир тела. Активно работающий мозг держит в тонусе весь организм. Неслучайно образованные и особенно высокообразованные люди, как правило, дольше живут, сохраняя ясность и продуктивность мышления.

Вот ведь парадокс. Все хотят жить долго, но почему-то далеко не все хотят развиваться всю жизнь.