Текст книги "Золотой дождь"

Глава 7. На Уйгуре

Вопрос с вертолётом Вербицкий решил без лишних усилий. Годами наработанные связи сработали безотказно. Начальник алданского аэропорта Подвысоцкий позвонил здешнему руководству, и этого оказалось достаточно, чтобы их приняли как своих. Когда они подъехали к воротам аэропорта, их уже ждали.

– Ерёма Валерий Иванович, – представился командир. – А это мой экипаж. – Он назвал каждого члена своей команды. – Куда летим? – спросил он Вербицкого, безошибочно определив, что он старший.

Вербицкий показал карту, на которой точкой было вынесено место посадки.

– Знакомые места, – отдавая ему карту, внимательно посмотрел на него командир. Неожиданно кровь прилила к его лицу – он стал красным. Командир расстегнул куртку. – Какие у вас там дела? – спросил он строго. – Зима на дворе, хороший хозяин сейчас собаку из дома на улицу не выгонит, а вы собрались в поле. Что, так горит?

Вербицкий пожал плечами.

– Горит не горит, а лететь надо. До начала основных работ нам нужно провести рекогносцировку на предмет изучения одного объекта.

О том, почему они проводят рекогносцировку именно сейчас, он ничего не сказал, посчитав, что командиру вертолёта много знать не надо.

– Ну что поделаешь, надо так надо. Летите.

– А почему такой интерес?

– Я там был. Летом туда трижды летал, – ответил Ерёма. – Вот мои орлы не дадут соврать. – Он показал на двух молодых пилотов, стоявших рядом. – Воспоминания об этом участке не самые приятные. Вернее сказать, самые неприятные. Последний раз мы оттуда привезли труп девушки-красавицы. Омоновцы убили. Ни за что погибла девчонка.

Вербицкий уже слышал об этой трагедии, поэтому не стал расспрашивать. Однако Ерёма уже завёлся.

– Знал бы раньше, что вам на Уйгур, ни за что бы туда не полетел, – вгорячах выпалил он главному инженеру. – Пока он приносит только несчастье. Поганое место!

И, махнув рукой, командир полез в вертолёт.

Внизу проплывали заснеженные горы. В долинах замёрзших рек чернел лес, заходивший в узкие распадки. Вверх по склонам он заметно редел и переходил в кедровый стланик, который местами выступал из-под снега. На крутых продуваемых склонах и водоразделах снег едва прикрывал крупные камни, отчего сверху он казался серым, а его поверхность – бугристой. Зато в ложбинах, под отвесными стенками обрывов и в непродуваемых низинах снег образовал чистые белые пятна, хорошо выделявшиеся на местности. Из иллюминатора Вербицкий увидел, как по глубокому снегу брела пара лосей. Заметив над собой вертолёт, они шарахнулись в разные стороны.

Кое-где реку окутывал плотный туман, поднимавшийся от незамёрзшей воды, бежавшей по наледи. Уйгур показался совсем неожиданно. Вначале они увидели узкую долину реки с крутыми врезанными бортами, которая резко расширилась, а потом внизу появился заснеженный склон с тремя белыми швами, протянувшимися параллельно руслу. Они, как шрамы на здоровом теле, рассекали гору.

– Всё, прилетели, – крикнул Ерёма. – Выбирайте место для посадки. В лагере зэков сесть не сможем, там высокие деревья и бараки. Вот он. – Ерёма показал вниз. Там угадывались крыши утонувших в снегу бараков.

– Ничего себе снега навалило, – ахнул Вербицкий, не ожидавший увидеть такое. – Не меньше, чем у нас в Алдане.

Вертолёт на большой скорости пронёсся над деревьями и перед самым склоном соседней горы резко повернул в сторону. Они полетели вниз по течению Уйгура.

– Сейчас будет баня. Смотрите.

Внизу чернел сруб с провалившейся крышей, заваленной снегом. Над ней вертолёт повернул назад.

– Я сажусь в долине реки, могу на водоразделе, – крикнул Ерёма.

– Нам лучше у этого вала. Только вначале нужно сбросить печку и тяжёлый бутар. Давай поближе к баракам.

Снежная метель поглотила приземляющийся вертолёт. Когда снег осел, Ерёма посадил винтокрылую машину на чистую площадку. Вербицкий сразу сообразил, что вертолёт можно использовать для уборки снега.

Морозный воздух бодрил, проникал под куртку, обжигал лицо.

Разгрузив вертолёт, двое рабочих полетели заготавливать дрова, а Иван, подхватив свой спальник и лопату, повёл старателей к баракам.

– Тропа идёт между двумя верхними канавами с верховьев Уйгура. – Он показал на бочку с соляркой, темневшую на снегу. Там же валялась полубочка и горный инструмент, который сбросили с вертолёта. – С реки к баракам не подняться – там обрывистый берег. Скоро вы сами увидите. Летом тропу практически не видать. Местами она угадывается, но её можно принять за баранью.

Иван направился к длинному бараку, стоявшему посередине площадки. Не доходя до него, он провалился по пояс. Дальше снега стало ещё больше. Пришлось пробивать тропу и раскапывать дверь.

В бараке зажгли свечку, Белов с Вербицким затащили туда печку и толстую трубу с двумя коленами. Такая труба была предназначена для того, чтобы её можно было вывести в окно или в боковую стену. Печка была сварена из толстой двухсотлитровой бочки, какие ещё с дальстроевских времён были разбросаны по всему Северу. Вскоре печка заполыхала, отдавая тепло насквозь промёрзшему бараку.

До темноты Вербицкий и Белов елозили по склону горы, лазили по канавам. Иван помогал расчищать снег, долбил оплывший на дно грунт. В валенках и ватном костюме он был похож на колобка, катавшегося сверху вниз. Так же выглядели старатели. По их хмурым лицам Иван понял, что осмотром они остались недовольны. В подтверждение его догадки Вербицкий сказал:

– Канавы не разведочные, их зэки проходили для промывки породы. Верхний слой породы возле канав выбран примерно на метр. В общем, эти канавы нам не очень помогут.

Поёживаясь от пронизывающего мороза, Белов показал на оплывший откос канавы:

– Чтобы добраться до коренных пород, нам надо расчищать полотно канав. А для опробования рыхлых отложений придётся бить шурф. Будем проходить на пожог. Конечно, желательно пройти пару шурфов, только за двое суток мы их не одолеем. Дай Бог, хотя бы один шурф пройти.

– Знал бы, что сюда полетим, привез бы пару ящиков аммонита. Рванули бы – и делу конец, – сказал Вербицкий.

Место для закладки шурфа выбрали между двумя канавами. Сюда принесли дрова и, облив их соляркой, подожгли. Чёрный дым поднялся вверх, языки пламени лизнули белый снег, оставив на нём отметины. Костры разожгли также во всех канавах.

При таком способе проходки горных выработок оттаявший слой грунта снимали, а потом снова отогревали мёрзлую землю – и так до тех пор, пока не доходили до коренных пород. С помощью этого шурфа старатели собирались отобрать пробы по всему разрезу рыхлых отложений, чтобы определить содержание золота и, возможно, выделить золотоносный пласт.

Топить костры и «зарезать» шурф Вербицкий оставил Саню Дроздова и Иван Иваныча Мельника. Утром их должны были сменить Пашка Соломин и Тарас Сорока. В отличие от Ивана все они были опытными проходчиками, и за этот шурф рассчитывали хорошо заработать.

К полуночи печка в бараке раскалилась. Но в двух шагах от неё по-прежнему было холодно, приходилось всё время топить. Тарас ломал носилки, сложенные штабелями, и причитал:

– Надо же, их тут целая гора, и все до сих пор сохранилась. А кайла, так те вообще как новые. Я такого ещё не видел! Они же полста лет тут пролежали. Вот дела!

Из двух носилок Белов собрал себе стол и, как в рабочем кабинете, теперь сидел, обложившись разными бумагами. На плане участка он провёл параллельные линии профилей, наметил точки отбора проб. В полевой дневник Белов занёс количество различных проб, которые им предстояло отобрать на этом участке.

Иван подкладывал в печку дрова, а Вербицкий задумчиво смотрел на огонь и время от времени давал Ивану и Тарасу цеу. Возле них пристроился Пашка Соломин. Раньше он работал в экспедиции, а последний полевой сезон старался, как он говорил, в артели у Богатырёва. Проработал Пашка почти полгода, но, кроме копеечного аванса, пока ничего не получил. Председатель артели рассчитался только со своими приближёнными, а остальных – таких же работяг, как Пашка, кормил завтраками: то за сданный металл с ним не рассчитались, то нужно погасить аванс за запчасти и ГСМ. Такая катавасия тянулась несколько месяцев. Домой – в свой Ярославль – Пашка не поехал и теперь, как говорится, без копейки в кармане бичевал в посёлке, перебиваясь случайными заработками. Поэтому эта поездка на Уйгур для Пашки – миллионера только на бумаге оказалась как нельзя кстати.

Спать не хотелось. Сидя у раскалённой, красной, как солнце на закате, печки, каждый думал о своём. Молчание нарушил Вербицкий.

– Коротков нам говорил, будто бы здесь какие-то призраки ходят по ночам, – обратился он к Ивану. – И среди них твой дед.

Иван промолчал.

– Скажи, они нам ничего не сделают? – продолжал главный инженер. – А то мы спать ляжем, а они придут и нападут на нас. Может, нужно установить дежурство? Будем караулить по очереди.

На лице Вербицкого можно было прочесть озабоченность, и было непонятно, всерьёз говорит он или подшучивает над парнем.

– Да, тут обитали души невинно убиенных заключённых. Это факт. Мы с Клочковым их видели, когда тут были. Только сейчас они отсюда ушли насовсем. Мы поставили им крест на могиле, после этого они покинули эту грешную землю. Хотя…

В бараке наступила тишина. Стало слышно, как трещат дрова в печи.

– Кстати, под стеной этого барака я нашёл самородок, спрятанный моим дедушкой. Вот там, – показал он на противоположную стену. – Дедушка мне сам сказал при встрече, где его найти. Вначале я засомневался, а потом вот…

– Мужики, ну это же вздор, – засмеялся Пашка. – Чистейшей воды ахинея, какая даже во сне не приснится. Что вы его слушаете!

Он даже схватился за живот, показывая, как ему смешно оттого, что здесь могут быть какие-то привидения. Его громогласный голос вырвался наружу.

– Да видел я этих привидений в гробу в белых тапочках. Придумал тоже мне какую-то ересь. Да что вы его слушаете, нет тут никаких…

Неожиданно Пашка поперхнулся. Как будто комок застрял в его горле. На глазах выступили слёзы. Потом глаза округлились, и всем показалось, что они вот-вот вылезут из орбит. Живот под обтянутым грязно-салатном свитером напрягся.

– Ой-ой, что это? – прохрипел Пашка, хватаясь за горло. – Меня кто-то душит.

Он закашлялся, лицо от напряжения покраснело и стало похоже на варёную свёклу. Было видно, что Пашка не шутит.

– Воздуха, воздуха! Мне не хватает воздуха, – хрипел Пашка, – помогите…

К нему бросился Вербицкий. Быстро оттянув горловину свитера, разжал его рот.

Но Пашка по-прежнему хрипел. Тело его обмякло, и было похоже, он испускает дух. Вербицкий изо всех сил делал ему искусственное дыхание, пытаясь привести в чувство. Неожиданно его тело напряглось, Пашка часто задышал.

– Ху ты… отошло. – Он открыл глаза, матюгнулся, на лице появилась улыбка. – Ужас какой!.. Я уже думал, мне конец. Представляете, меня кто-то душил. Это правда, душил. Представляете, я его не вижу, но чувствую его руки, они такие сильные, костлявые и мозолистые.

Пашка постепенно отошёл, зато Вербицкий сидел ни жив ни мёртв, в него будто вселился неведомый доселе страх. На Вербицкого, много повидавшего на своём веку и побывавшего в самых разных передрягах, это было не похоже. Посмотрев на Пашку, он тихо произнёс:

– Всё, ребята, про призраков больше ни слова, им это не нравится. Похоже, никуда они отсюда не ушли.

Ночью Иван вышел на улицу. Звёздное небо, зажатое между горами, повисло над его головой. Где-то вдали оно было бескрайним и огромным, как весь мир. А здесь весь мир уменьшился до этого занесённого снегом пятачка земли.

Неожиданно его кто-то окликнул. Иван оглянулся. Вокруг никого не было.

«Ваня, здравствуй, это я! – Иван услышал голос своего дедушки. – Вот мы снова встретились здесь, внучок. Ты, наверное, меня уже ждёшь, я тебе говорил».

То, о чём Иван втайне от себя самого думал, свершилось: он снова встретился со своим дедушкой.

«Вот, видишь, я никуда не ушёл, я здесь, где был, – говорил его дедушка, – мы все тут остались. Тут есть ещё дела. Золото окаянное нас придавило».

«Почему же они не ушли? – мучительно думал парень. – Получается, им не помог даже крест на могиле. А может, они остались потому, что я не полностью выполнил наказ. Прах всех заключённых надо было захоронить в общей могиле, а я не стал их тревожить. Почему-то дедушка в последний раз говорил, будто у него осталось мало времени, словно он куда-то спешил. Что-то тогда должно было решиться, и вот…»

«Я тебе помогу, слушай меня внимательно», – дошёл до него голос дедушки.

Иван подумал, что дедушка скажет о том, как ему покинуть этот мир, но он заговорил о другом. Дедушка рассказал, где находится самый богатый золотоносный участок, который нашёл заключённый Баринов. Об этой тайне бывший горный инженер Баринов рассказал только ему одному. Иван стал уже замерзать, а дедушка всё говорил и говорил.

Неожиданно Ивана словно прошило как электрическим током, сразу стало жарко. На лбу выступил пот. Можно было подумать, на дворе не пятидесятиградусный мороз, а жаркое лето.

«Я догадываюсь, почему они остались. Наверное, кто-то должен покаяться за невинно пролитую кровь? Без покаяния их не принимают даже на небесах. Но кровь ни в чём не повинных людей пролилась по всей стране. Погибли миллионы, и до сих пор никто не попросил даже прощения за прегрешения власть имущих. Правда, тех людей уже нет в живых. Но тогда это могла бы сделать теперешняя власть».

С раннего утра вся бригада Вербицкого была на участке. Каждый занимался своим делом, делом, которое определил им Белов. Поиски золота были прерогативой главного геолога, поэтому Вербицкий ничего не оспаривал и, так же как все члены команды, выполнял его распоряжения.

Четыре размеченных профиля проходили по всему склону: от водораздела до ручья. По результатам опробования Белов хотел выделить золотоносный участок. Только оконтурив его, можно было определить площадь и прикинуть количество золота в рыхлых отложениях.

На одном профиле Иван разжёг одиннадцать костров, расположенных через равные расстояния. Столько проб ему нужно было отобрать из грунта, оттаявшего на глубину около полуметра. На трёх других профилях занимались Вербицкий и Дроздов с Мельником. Шурфовщики после ночи только прикемарили и, попив в тепле чифиру, снова вышли на работу. По ним было видно, что они не страдают, а, возможно, даже наоборот, получают удовлетворение от того, что они здесь нужны.

Иван Иваныч – самый старший шурфовщик, был невысокого роста с перекошенным носом и седеющими висками. Начинал он ещё у Синицына, потом попал к Короткову. После него Иван Иваныч поработал ещё в десятке разных геологоразведочных партий. А сейчас, как и вся бригада, был безработным. В надежде на предстоящий заработок он не жалел себя и подгонял остальных.

– Эй, Санька, лови кайло, крути вороток, – слышался его хриплый голос.

Благодаря чётким командам Иван Иваныча шурф быстро углублялся. Это было видно, даже не заглядывая вниз, по темневшим на снегу кучам породы, разложенным вокруг шурфа.

Ходьба по глубокому снегу выматывала. Вначале Иван равнялся на молодых шурфовщиков, а потом понял, что за ними не угнаться. Не легче было и всем остальным.

К концу дня к его последнему костру подошёл взмокший Белов. От него валил пар, воротник куртки и шапка покрылись белым куржаком. Отдышавшись, Белов вытащил продолговатую коробочку со светящимся экраном.

– Это джипиэс, – поняв его интерес, сказал геолог. – Прибор для определения координат на местности. Раньше для этого нужна была детальная топографическая карта, а теперь с помощью этого прибора я сам могу проверить точность карты. Это последняя разработка. Многие ещё не знают, как выглядит обычный навигатор, а у нас в артели уже есть джипиэски.

Белов быстро снял с экрана показания и записал в полевую книжку.

– Вот это сломанное дерево на твоём профиле будет пикетом номер один, – сказал он парню. – К нему мы привяжем всё остальное. Для надёжности я также привяжу все канавы, а дома с помощью аэрофотоснимков составлю нормальный план участка.

Иван предложил опробовать ещё один участок, о котором ему сказал ночью дедушка. Белов согласился.

– Только у меня одно условие, – сказал Иван. – За то, что я передаю вам этот участок, десять процентов добытого металла мои. Идёт?

– Не знаю, не знаю, я тут не начальник, – быстро нашёлся главный геолог. – Не в моей компетенции давать тебе обещания. Это может сказать только председатель артели, а его тут нет. А вообще, Иван, о чём мы говорим? Пока ещё нет никакого золота, а ты уже ставишь свои дурацкие условия. Если бы мне давали за мои находки столько же, сколько ты просишь, то я бы уже разбогател. А так, видишь, наравне с тобой пашу с раннего утра до позднего вечера. Ну ладно, решайся.

Перед самым отлётом Иван принёс три мешка с породой. По внешнему виду они ничем не отличались от тех, какие отобрали из шурфа.

Глава 8. Поездка домой

Всю долгую зиму Борис прожил в Алдане. Изредка приходили вести из дома, родители просили вернуться. Несколько раз звонила даже Ольга. Как она нашла его телефон, Борис мог только догадываться. Так же, как родители, она звала домой, обещала всё забыть. А в последнем разговоре прямо сказала, зря он её не послушал: дедушкин клад счастья ему не принёс, от этого металла только горе.

Закончил Борис курсы бульдозеристов и с новенькой корочкой в кармане пошёл устраиваться на работу. Какого же было его разочарование, когда ему везде отказали.

– У нас своих бульдозеристов хватает, чужаков мы не берём, – слышал он в ответ. А где-то даже, ничего не объясняя, выставляли за дверь. Только в одной артели обнадёжили: сказали, что к весне ждут бригаду молдаван, возьмут и его.

Ползимы Борис перебивался случайными заработками и, не выдержав, решил уехать домой. После долгой разлуки он туда рвался, как на крыльях, только долго дома не задержался.

Его квартира стояла закрытой, правда, следы пребывания брата он обнаружил повсюду: водил он сюда девушек. Родители встретили радостно, и в то же время он увидел настороженность в их взглядах. После семейного застолья мама расплакалась, а отец стал выяснять обстоятельства его отъезда и гибели Нины. Он до сих пор не мог поверить, что виной всему стало золото, которое его родной отец, дед Бориса, спрятал в тайге. Не мог поверить и тому, что тот, служивший в молодости в сталинском лагере, самолично убивал заключенных. Это было выше его понимания, и, пока Борис не принёс дневник деда, отец не смирился. Какого же было его разочарование, лучше не говорить.

Откровенно жалко было ему и родителей Нины. Они до сих пор не могли пережить потери любимой дочери и корили себя за то, что отпустили с Борисом. Особенно тяжело переживал отец Нины – Василий Павлович. Со времени их последней встречи он заметно сдал: осунулся и сильно постарел. Зато Светлана Николаевна выглядела молодцом. Как могла она успокаивала мужа.

– Вася, ну перестать, Вася, всё будет хорошо, – постоянно слышался её воркующий голос, наполнявший дом жизненной энергией.

Родители Нины выяснили обстоятельства гибели своей дочки, и Василий Павлович пообещал приложить все свои силы, чтобы наказать виновных.

– Теперь это будет смыслом моей жизни, – гневно сказал он Борису, пожав руку в знак примирения. – Я пойду на всё, но её убийства никому не прощу. Все преступники будут наказаны.

По всему было видно, это не пустые слова, а клятвенное обещание бывшего военного.

«Пусть он поступает в соответствии со своими принципами, – переживая уже за Василия Павловича, подумал Борис, – может, от этого им станет легче. Только Нину с того света всё равно не вернёшь».

При прощании Светлана Николаевна принесла папку, в которой Борис сразу узнал свои бумаги и дневник его деда, отданные Нине на хранение. На него снова дыхнуло прошлым, связанным с лагерями ГУЛАГа.

Ольга встрече безумно обрадовалась, было видно, что она считала, будто всё произошло именно так, как предсказала. Наверное, она была уверена, что Борис приехал из-за неё. А раз так, значит, любит, и их жизнь скоро наладится. Она щебетала как птичка, говорила, что больше никуда его не отпустит. Борис как-то легко поддался её натиску, а она, почувствовав свою силу, сразу стала качать права.

Ольга недавно защитила кандидатскую диссертацию, и её оставили в университете. Это добавило ей ещё большей уверенности в себе и прибавило твёрдости в характере. Она потеряла остатки своей врождённой женственности, которой и так было немного.

«Нет, такой железный солдат в юбке мне не нужен, – уходя утром из её дома, подумал Борис. – Надо быстрее бежать отсюда».

После разборки в доме складывалось всё нормально. Отец предложил ему работу на своём предприятии, где он уже работал, но в этот раз в очень престижном месте. Однако после Севера с разговорами о больших деньгах зарплата инженера показалась Борису мизерной. Этих денег хватило бы только заплатить за квартиру.

Когда он посетил могилу Нины, накатили грустные воспоминая, мысли о ней завладели его душой. Борис затосковал по тем местам, откуда только что приехал. И во сне и наяву перед глазами постоянно стояла девушка в золотистой накидке. Однажды он увидел, как ветер шелохнул золотистую ткань, приоткрыл красивое бледное лицо. Девушка повела плечами, накидка заиграла, засверкала золотом, и девушка исчезла. На том месте, где она недавно стояла, лежал рюкзак, к которому подбирался следователь Максимов. Борис его узнал. После СИЗО он забыть его не мог.

– Я хорошо видел, как ты что-то выбросил за борт, – сказал он Борису. – Это был рюкзак. Ты бросил рюкзак с золотом. Ну, что молчишь? Говори…

Посыпались ругательства. Борис вначале отнекивался и упорно твердил, что ни о каком золоте ничего не знает. Однако, понимая, что следователь всё равно от него не отстанет, со злостью выпалил:

– Я ничего не нашёл. Слышишь, нет там никакого золота.

– Нет, нет, нет! – разнеслось по всему зданию.

– Не ври, скотина, не ври.

На него посыпались удары, полетела брошенная следователем табуретка. Борис увернулся, табуретка угодила в стену.

– Я знаю, в лодке лежал ещё один рюкзак. Я его видел с борта вертолёта. Куда ты его дел?

Следователь чёрным вороном повис над Борисом, замахал крыльями, закричал.

– Это был балласт, я его выбросил, чтобы лодка пошла быстрее.

Чёрный ворон не отступал. Он пролетел перед его лицом, целя клювом в глаз. Борис махнул рукой, ворон злобно закричал.

– Отдай нам золото. Оно не твоё, отдай…

Его били, ворон больно клевал.

– Ты мне лапшу на уши не вешай, – кричал Максимов. – Сколько его было? Ну, говори, скотина!

Борис замкнулся в себе и, несмотря на давление следователя, надолго замолчал. Мысленно он был выше своих палачей.

– Конев, смерть девушки на твоей совести. Только ты виноват в её гибели, – слышались ему слова Максимова. – Ты её втянул в авантюру с этим кладом. Ты не выполнил нашего приказа. Значит, ты виновен в этой трагедии, смерть девушки на твоей совести. Ты…

Это было похоже на проклятие, посланное Всевышним. Избавиться от видений он долго не мог, но на помощь пришла Марина. При мысли о ней перед ним возникало милое лицо, улыбка на пухлых губках, огромные глаза. Воздымающаяся грудь девушки будто звала его к себе. На ней можно было забыться от всех мирских проблем. Но Марина была далеко. Сейчас их отделяли друг от друга тысячи километров. Оставаясь здесь, он мог только вздыхать и мечтать о ней, поэтому, взвесив все «за» и «против», он решил возвратиться в Алдан.

Как только Борис принял решение уехать, все видения о золоте сразу прошли. Он собрал свой рюкзак и, заняв у родителей денег, снова поехал в Алдан.

В артели, где ему обещали работу, в этот раз он получил окончательный отказ. Но он всё-таки нашёл работу – помог случай. В городской бане он встретился с инструктором курсов Хохловым. Узнав, что его лучший курсант до сих пор без работы, он позвонил Барсуку. Так Борис оказался в артели «Куйга». Судьба снова повернулась к нему лицом, подкинув очередной выигрышный билет. Ведь недаром он считал себя везунчиком. Его командировали пробивать зимник на Уйгур.