Текст книги "Дверь открыта"

Блог «Дождь». Автор: Snop

После того, как я весь вечер пялился на мужские гениталии (фотовыставка «Другие люди», которая сейчас идёт в Москве, больше похожа на галерею в стиле садо-мазо), вспомнил, что все культурные мероприятия, которые я посещал в последнее время, были какие-то неадекватные. Когда сказал об этом своей культурной подруге, та ответила, что я Сноб и позвала провести вместе с ней субботний вечер.

Сначала всё выглядело круто: полузакрытый кинопоказ под открытым небом, в парке, под пледами, в рамках DesignAct, да ещё и организатором был журнал ТаймАут. Первые сомнения появились, когда я услышал название фильма, который мы должны были сегодня смотреть – «Бабло», а потом вышел режиссёр с речью. Цитирую полностью, без изменений и редакторских правок:

– эээ… хмммр… ну чо… смарите фильм. Чо ещё сказать?

Собственно, этот быдлофильм оказался соответствующим продолжением речи режиссёра. Спустя полчаса подруга сказала мне «плохой пример», мы отбросили плед и вышли из «кинозала», не забыв плюнуть в сторону режиссёра.

Подруга повела меня в рядом стоящий ЦДХ на выставку. Тоже что-то дико модное. Но нас не пустил охранник. У него было 2 довода: мы были мокрыми и мы опаздали. Вот вы когда-нибудь опаздывали на выставку – это, вообще, возможно?

После этого подруга поменяла тактику и решила заменить традиционное искусство современным. Мы поехали в Красный октябрь на «спейс перформанс». Спейс перформанс представлял из себя капающий поток посреди танцпола (блин, выйдите на улицу – там такого спейс-дождя – смотреть-ненасмотреться), за вертушками стояло какое-то существо, а вокруг ходили люди с серьёзными минами – все те, кого каждый понедельник можно наблюдать в фотоотчетах под заголовком мегасуперперфоманс @ название клуба.

В результате ночь мы завершили… в KFC.

А потом у меня по дороге домой сломался зонт, он вывернулся и стремился улететь, гонимый ветром, а я бежал за ним по Тверской, вцепившись за ручку, и матюгался.

– По-моему, у меня перформанс получился лучше.

Да, я не смог стать Агнетой, да вообще, не смог стать хоть кем-то. Из 23 без вести пропавших людей, я выбрал того, кто больше всего был на меня похож. 25-летний автор Сноп был снобом, немного самодовольным и, безусловно, графоманом. Всем этим был и я. Но было ещё что-то, что нас объединяло. И не просто объединяло, а делало похожими друг на друга. Это, конечно же, одиночество.

К сожалению, у Снопа не было фотографии – собственно, вообще, никто не знал, кем этот Сноп был в жизни – не знал даже тот умный и остроумный дядька, что писал аннотации к делам всех Блоггеров. А мне, конечно же, хотелось бы взглянуть на этого всем недовольным человека, который смеется над обстоятельствами, окружающими его людьми и своим собственным, любимым, обожаемым, безрезультатно гонимым одиночеством.

Я выключил компьютер и отодвинул на край стола все папки, потом встал из-за стола и направился к выходу. Выключил свет, закрыл дверь и оказался в длинном коридоре, который, наверное, до сих пор пугает Еву. Собственно, я могу её понять. Коридор достаточно узкий, а двери офисов, которые расположены по обеим его сторонам, как кажется, давно не открывались. Пропасть тут, во время невинного перехода между входной дверью и офисом – очень просто и чрезвычайно обидно.

Ева стояла за стойкой ресепшн и, наклонившись, что-то печатала на ноутбуке, левая рука её, правда, тянулась к телефонной трубке, которая в свою очередь тихо пищала.

Я взял трубку и положил её в руку Евы. Она несколько раз сказала отрешённо «Алло» и отдала мне трубку обратно. Потом она закрыла ноутбук и повернулась ко мне.

– Как тебе первый день?

– Довольно странно. Я не думал, что все эти блогеры – психи.

Ева ухмыльнулась, и выйдя из-за стойки, направилась по коридору к своему кабинету. На полпути она подняла руку вверх и, по-моему, помахала мне:

– Как же тут не станешь психом? В этом то городе!

Я решил идти домой пешком, ведь уже давно умышленно не осуществлял таких далёких пеших прогулок днём. Ночью – пожалуйста, сколько угодно. Но днём – нет, ведь при дневном свете отчетливо ощущается отсутствие людей.

Сегодня – солнечно, но совсем даже не жарко. Я представил себе свой путь – по Красной пресни до Зоопарка, потом перейти дорогу и ещё немного пройти по Баррикадной до Садового кольца. Там немного уйти влево и спуститься в подземный переход, выйти из него и вновь пойти налево – там Малая Никитская. На Малой Никитской – самая комфортная температура. Зимой – безветренно, летом – слегка прохладно. Малая всегда незаметно переходит в Большую Никитскую, от которой уже недалеко до Моховой. Потом я, скорее всего, пойду через Александровский сад к мосту. На мосту я буду постоянно останавливаться и вертеть головой. Потом, наконец, спущусь с него и пойду через Болотную площадь. Дальше через Лужков мост перейду на другую сторону Москва-реки – прямиком к пешеходному Лаврушинскому. И вот я дома.

Моё самое, прежде, ненавистное место – территория рядом с Зоопарком. Красная пресня в том месте превращается в зловонную узкую улочку, которую заполоняют бесчисленное количество детей, их родителей, всегда медленно двигающихся туристов и аниматоры в ростовых куклах. Ещё здесь располагалась серия уличных туалетных кабинок, которые и делали улицу зловонной.

Сейчас ничего такого здесь нет – даже туалетов. Собственно, нет даже Зоопарка. Все животные вывезены были ещё полгода назад – и, думаю, это были единственные живые существа, которым в последнее время удалось вырваться из этого города.

Зоопарк не переделывали и не сносили – всё осталось как прежде. Только вход бесплатный, и очень много мусора. Зоопарк потерял приставку «Зоо» что, в принципе, очень даже логично. Но гулять по этому парку невозможно – он совсем не вяжется с традиционными местами для отдыха. Каждая частичка этого места кричит о том, что происходит что-то из ряда вон фантастическое и пугающее. Потому то наверное здесь гуляют только люди, склонные к депрессии. Они пересекают газон и сидят на лавочках, много ходят, не обращая внимание на проделанные давным-давно тропинки. Они ходят молча, что-то жуют и вздыхают. Не знаю, что они тут ищут – думаю, что излечиться от депрессии в таком депрессивном месте просто невозможно.

Баррикадная улица хоть и узкая, но довольно атмосферная. Здесь тоже раньше всегда было много людей и частенько можно было встретить очень колоритных сотрудников посольств. Но я пересекаю Садовое кольцо, о чём-то задумавшись, и не замечаю, как дохожу по тихой Никитской до самого центра столицы – Красной площади.

На саму площадь я не иду – она не по пути, но спускаюсь в левое крыло Манежной площади. Тут все ещё работает Макдоналдс.

Я не особо жалую фастфуд, но считаю, что невозможно, при случае, не купить какой-нибудь бургер, рожок мороженого и колу и не сесть на газон в Александровском саду. Так и делаю. Стелю под себя несколько листков бумаги и раскладываю вокруг покупки.

Потом, как всегда, я оглядываюсь вокруг – не знаю почему, но привычка оглядываться, меня не покидает с тех пор, как всё это началось. Быстро пройдя взглядом по доступной части сада, я вычленяю из всех, кто тут находится, самых интересных. Вот впереди, у вечного огня, стоит пара – по-моему, молодожёны. Они прижимаются друг к другу с таким трепетом и страхом перед окружающим пространством, с каким невозможно прижиматься спустя определённое время проживания вместе. Слева от меня смеется компания. Я им сейчас очень завидую – это сколько же нужно иметь друзей, чтобы даже после такого масштабного исхода, оставить среди своего круга знакомых столько живых людей? Справа же от меня сидит на лавочке дед с длиннющей седой бородой и кидает скорлупой грецких орехов в сидящих рядом голубей.

Вроде бы всё – больше интересных нет. Хотя, ко мне вдруг откуда то сзади подходит молодой человек в жёлтых брюках:

– Вы курите? – спрашивает меня он

В эту же секунду я вздрагиваю и не могу найти ни одного подходящего, как мне кажется, ответа. Я вдруг вспоминаю время, когда на той же Баррикадной улице ко мне каждое утро подходили промоутеры какой-то сигаретной марки с этим же вопросом. Я и тогда не знал, что отвечать, а сейчас тем более.

Я помотал головой из стороны в сторону и начал жевать гамбургер.

– Очень жаль. Люди перестали курить.

Человек в желтых брюках сделал печальное лицо и зачем-то присел рядом. Я продолжил медленно жевать свою котлету и запивать её колой из трубочки.

– Ну это так странно. Почему вы не курите? Думаете, вредно? Есть фастфуд – это же тоже вредно. И может, ещё вреднее. Так почему ты не куришь?

Я почему-то на этот раз не удивился: ни странному вопросу, ни тому, что он неожиданно перешёл на «ты».

– Зачем мне это? Я не хочу… Зачем мне делать то, чего я не хочу? – я ещё раз откусил с важным видом от гамбургера и начал усиленно морщить лоб.

Человек в жёлтых брюках тоже замолчал и стал рассматривать свои пальцы.

– Ладно, я пойду. Не скучай и обязательно напиши, – сказал странный человек.

Я повернулся к нему через секунду, но рядом уже никого не было. Я привстал, снова обвёл взглядом сад – жёлтых брюк не было. Пара прижималась друг к другу все так же трепетно, дед перебирал орехи, ребята слева от меня достали из сумок бутылки пива. А жёлтых брюк как ни бывало.

Блог «Весна-лето»
Автор: Саша School

ВЧЕРА НА ЗАКРЫТИИ НЕДЕЛИ МОДЫ ВСЕ ПАДАЛИ. Сперва полоумная тётка, орущая в телефон, прямо во время показа Рождественской, выползла к подиуму, а на обратном пути споткнулась о ступень, вцепилась в мой локоть, но не удержалась и улетела прямиком в объятия мужчины. Они уже вместе, прихватив чёрный занавес, сиганули с лестницы.

Самым-самым последним показывали коллекцию Bessarion. И вот тут-то модели оторвались по полной. Третья же вышедшая девушка упала так, что не могла подняться пару следующих минут. Ещё одна запуталась и никак не могла решить: нужно ли ей ещё один круг делать или нет. Долго кочевряжилась и в результате, видимо, плюнув на всё, упала на том месте, где стояла.

На заключительной проходке моделей, одна из них всё время не могла совладать с длинной юбкой и скользила по подиуму как на лыжах, при этом активно размахивала руками. В конце концов она всё-таки упала. Но за сценой. А мы увидели её упавшие на пол ноги, которые торчали из-за кулис.

Несмотря на казусы, всё было миленько. И даже Хакамада и Тимати в роли дизайнеров смотрелись не так дебилистически, как это можно было ожидать. Дикая ностальгия по путешествиям и Италии – на показе Франка Морелло, буйство этники – на показе Ситки Семш, е#нутая романтика – на показе Рождественской и, конечно, дикий интеллигентный экстаз на показе Бессариона.

Ну, и публика очень красивая. Девушки в особенности.

Cегодня я взялся за синюю папку – это двадативосьмилетний блондин, влюблённый в моду вообще и страстно ненавидящий моду в России. Саша Скул – конечно же, дикий персонаж. А как иначе? Он худощав до невозможности и выглядит как андрогин. У него предельно белые короткие волосы, острые черты лица, голубые глаза и надменная ухмылка, но он чрезвычайно добр, несмотря ни на что. Конечно, Саша. Он говорит то, что думает – именно так, буквально. Его мысли блуждают из одной сферы в другую, он перескакивает с темы на тему, задает себе вопрос и тут же на него отвечает. Мы все так делаем, но проблема в том, что Саша это делает вслух.

Когда ты задаёшь ему какой-либо вопрос, он очень удивляется: как, ты разговариваешь со мной?

Конечно же, Саша ещё и очень самолюбив – он всегда придёт на помощь, но никогда не простит, если ты не оценишь его талант, его статью, блог, то, во что он одет или, допустим как-то не так прокомментируешь выбор фильма, на который он хочет пойти. Саша, хоть и понимает, что он не самый модный, не самый умный, не самый красивый на земле, никогда в жизни не допустит, чтобы кто-то был иного мнения.

Я, тем временем, снова иду по ночной Москве. Два часа ночи, а я на Никитской – довольно далеко от своего дома. Всё дело в том, что иногда, примерно раз в месяц, я достаю из чемодана примитивный замок со связкой ключей и еду на Арбат. Здесь, на перекрёстке Хлебного, Скатертного и Поварской (перекрёсток этот я всегда называл «кулинарным») стоит небольшой оранжевый домик, без входных дверей. Однако, я обхожу его справа, заворачиваю за угол и оказываюсь у заброшенной жестяной калитки – она закрывается на простой засов, который без труда можно отворить. За калиткой – уютный маленький дворик, весь обставленный гипсовыми макетами скульптур. И тут же, наконец, входная дверь, которая уже очень давно не закрывалась.

Лет пять назад я жил здесь – целых три месяца. Признаюсь, это было самое странное место, в котором мне приводилось поселяться. Этот дом, построенный полтора века назад, был поделён между двумя хозяевами. Скульптор занимал большую часть, но он здесь не жил, а лишь приезжал на выходных, чтобы заняться изготовлением скульптур. Хотя, я никогда не видел его за работой. А вот вторую хозяйку дома за работой я видел постоянно – она делала маски из папье-маше, довольно неказистые, но очень дорогие. Я же поселился здесь, чтобы писать книгу. Но книга не стала писаться, и вскоре я отсюда съехал.

Однако, замок с ключами я оставил себе. Хозяйка этого даже не заметила – ей было не до того, ведь зелёный дракон из папье-маше не хотел уходить в руки покупателю и плакал по ночам, а привидение вдовы Федосеевой стало слишком нахальным и принялось разгуливать по двору, а не сидеть в своём кресле, как обычно. В общем, однажды я собрал вещи и уехал отсюда, оставив этот сумасшедший дом и его сумасшедших поселенцев.

И скульптор, и моя бывшая квартирная хозяйка, видимо, тоже исчезли. Во всяком случае, они здесь больше не появлялись. А я же вспомнил об этом доме несколько месяцев назад. Здесь всё осталось в таком же заброшенном виде, только вот больше уже не пахло жжёной бумагой и краской.

Как уже говорил, сюда я приезжал нечасто, но всегда с ночёвкой. Зачем мне этот старый пустой дом? Сам не очень понимал – скорее всего, ради тишины. Конечно, на Лаврушинском тоже необычайно тихо, но здесь… здесь совсем другое дело. Ни единого звука, даже листья на деревьях не шелестят. Я забираюсь на мансарду, расставляю кушетку и укрываюсь тёплым одеялом. Всё вокруг молчит, и я впадаю в безмолвную негу – наверное, именно в такие моменты можно ощутить на себе, что такое настоящее спокойствие.

Но ложусь спать я всегда здесь очень поздно. Перед сном мне необходимо прогуляться – и желательно в сторону Красной площади. И вот я на Никитской. Она почему-то чересчур ярко освещена. Для этой тихой ночи столь яркий свет совсем не подходит. Поэтому я сворачиваю на Брюсов переулок и иду мимо череды монолитных домов, прилипших друг к другу. Я смотрю по сторонам – в этих домах огромные окна и, наверное, очень высокие потолки. Не думаю, что здесь остались люди. Во всяком случае, прежние жильцы уж точно пропали. В переулке нет тех машин, которые здесь стояли раньше. Эти старые дома с широкими парадными, квартиры с дизайнерским евроремонтом теперь ничьи. Может быть, поэтому эти места мне перестали казаться чужими и странным образом теперь стали казаться родными.

Вдруг послышался скрип. Где-то вдалеке открылась дверь и кто-то вышел из дома, цокая каблуками. Я остановился и прислушался. Медленно и размеренно каблуки шли мне навстречу. И вот из темноты показалась тучная фигура женщины.

Женщина совершенно точно была немолода, одета в длинную тёмную юбку и облигающую кофточку, повязанную широким ремнем. Увидев меня, она остановилась, оглянулась, но потом снова двинулась тем же размеренным шагом. Когда она поравнялась со мной, я вдруг повернулся к ней всем корпусом и громко крикнул:

– Мадам!

Мадам посмотрела на меня испуганно и отошла на пару шагов. Тут же она взяла в руки край своего пояса и начала его нервно мять. Она чуть приоткрыла рот – совершенно точно что-то хотела сказать, но слова никак не могли сорваться из её поджатых губ.

Я сделал шаг по направлению к ней, она – шаг назад.

– Агнета, как вам эта ночь? Неправда ли она прекрасна!

Женщина снова попятилась назад и прильнула спиной к каменной стене дома, после чего стала медленно скользить по ней по направлению к Никитской. Я же в два шага подскочил к ней и громко предложил:

– Агнета, давайте танцевать! Я знаю, я уверен, вы без ума от венского вальса!

Она закрыла руками лицо, помотала головой, после чего стала от меня отмахиваться, как от назойливой мухи. Она продолжала скользить по стене, быстро семеня ногами. А когда она скрылась за поворотом, я вдруг чётко осознал, что это действительно была Агнета.

Блон «Домик».
Автор: неизвестен

Наше привидение, оказывается, живёт не в самом доме, а в старом кресле во дворе.

В этом меня позавчера ночью убеждала хозяйка дома.

Мы сидели с ней полночи во дворике, ели абрикосы, и она мне рассказывала все истории, связанные с этим привидением. На полном серьёзе, конечно.

По её словам, в дом оно теперь не заходит, потому что кресло, на котором оно всегда сидит, вынесли во дворик.

Я по ночам не сплю часов до 4-х. Но теперь мне совсем не скучно и не одиноко.

Я выхожу во дворик с кружкой, чайником, тарелкой печенюшек и пью чай с привидением.

Ах да, сегодня мы с ним ещё слушаем песни Тони Брекстон.

Утром я снова проснулся в тишине. Солнце светило где-то вдали, лучи до меня не долетали – их ловил на подходе козырёк. Зато ветер разгулялся не на шутку. Листья бесшумно летали из одной части двора в другую.

Я откинул плед, перегнулся через перила и увидел двор целиком. Гипсовые статуи сверху казались унылыми, а двор как будто заволокло туманом. Спуститься вниз достаточно тяжело. Здесь, на веранде, очень низкий потолок, поэтому приходится идти по ней, наклонившись. Вниз спускается миниатюрная винтовая лестница. Нет, я совершенно не понимаю, каким образом сюда пробирался Скульптор, ведь он был намного крупнее меня.

Я просидел во дворе около получаса. Просто сидел у ограды и смотрел на двор. Тут особо нечего было вспоминать – ничего знакового в моей жизни не происходило в те моменты, когда я жил здесь. Тогда я был уверен, что этот странный двор поможет мне обзавестись подходящим настроением и написать-таки книгу. Ничего подобного, конечно, не случилось.

Даже во дворе я толком посидеть тогда не успел – вот сейчас навёрстываю упущенное. За кустами где-то справа спряталось старое кресло – если верить Хозяйке, ему около 100 лет. И, да, на нём всё ещё сидит привидение. Несколько статуй стоят по периметру двора, практически все они заросли травой. Стол, на котором раньше всегда стояло множество баночек с краской, развалился. Единственное дерево, которое здесь растёт, тоже обрушилось, причём, похоже, недавно. Окна потрескались – Дом медленно доживает своё.

Конечно, это здание всегда было не в очень хорошем состоянии, Скульптор использовал его как Мастерскую и не жалел, Хозяйка же постоянно пыталась его благоустроить – она поставила современную душевую кабину, провела Интернет, починила трубы, покрасила фасад дома. Она всегда была уверена в том, что этот Дом когда-нибудь станет по-настоящему уютным. Но этого не произошло.

Я закрыл калитку и вышел на вечно пустынный Хлебный переулок. Мне снова послышалось как кто-то играет на скрипке – хотя, конечно, никто не играл. Видимо, просто привычка. Раньше, выходя рано утром на работу, я постоянно слышал, как из окон стоящей здесь Гнесенки доносятся звуки музыки – и чаще всего, играли на скрипке. Сейчас же, вроде бы, только ветер слегка посвистывал.

Привычной дорогой я дошёл до Нового Арбата – нужды искать подземный переход не было, теперь по этой улице не ходит транспорт. Я перешел дорогу и направился к Старому Арбату.

Нет в Москве улицы, которая бы изменилась так сильно, как эта. Арбат теперь обездвижен – он почернел и осунулся. Вдоль всей улицы разбросана старая мебель – никто не может объяснить, откуда она здесь взялась. В зданиях разбиты окна, в переулках летают по ветру бумаги и газеты. На этой улице очень редко появляются прохожие, ни один из магазинов не работает. Уверен, здесь никто теперь не живет.

Я здесь тоже появляюсь очень редко, хотя раньше Арбат был моим любимым местом, я регулярно приезжал сюда, чтобы просто пройти по улице, от одного конца к другому, посмотреть на туристов, студентов, читающих стихи, танцоров, музыкантов, разного рода чудаков.

Никогда я раньше не замечал, что Арбат настолько узкий. Теперь здесь темно, и дома, плотно пристроенные друг к другу, принимают весьма угрожающий вид. Мне захотелось свернуть в какой-нибудь переулок, но, как назло, они все куда-то подевались. Ветер усилился, и на меня полетел разного рода мусор, а ещё заморосил дождь. Тихо ворча себе под нос, я пытался отмахиваться от взлетевшего мусора. Но ничего не получалось – то и дело в меня врезались летающие газеты и пустые пластиковые стаканчики. Казалось, что ветер дует со всех сторон разом, и это в конце концов стало совсем невыносимым.

Я побежал по Арбату и сразу же краем глаза заметил несколько тёмных фигур, перебегающих от одного дома к другому. Вдруг они прибавили скорость и двинулись наискосок – прямо ко мне. В здании справа тоже было какое-то движение, я слышал сквозь гул ветра голоса и видел, как кто-то ходит за окнами. Через пару секунд распахнулись две двери, а из дома стали выходить такие же тёмные фигуры. Лиц их разглядеть было нельзя. Всё вокруг стало серым, воздух задрожал и покрылся рябью, фигуры распределились по полукругу и медленно двигались в мою сторону. Я же встал лицом к ним, закрываясь локтём от ветра. В какой-то момент сверкнула молния, после чего на улице стало ещё темнее. Фигуры, все до одной, подняли свои головы и стали пристально смотреть на меня – я чувствовал их взгляд, хоть и не видел до сих пор лиц. В этот же момент кто-то ухватился за мой рукав и потащил меня назад. Я споткнулся и потерял равновесие. Кто-то меня схватил обеими руками и резким движением втащил в помещение. Дверь закрылась, гул прекратился, рябь исчезла.

***

– Виталик, как ты – привык уже к Москве? Освоился?

– Да вроде бы освоился. Но как это понять – освоился? Я привык к метро, к большим толпам людей. Но у меня мало друзей и знакомых, нет квартиры, и я до сих пор не знаю, где в Москве можно нормально постричься, где продают нитки и ремонтируют обувь.

– Ну, это со временем.

– Ты не жалеешь, что переехал?

– Ну нет уж. Конечно, не жалею. Хотя, знаешь, был один момент. Это был первый день. Помню, как я завалился со всеми своими чемоданами в Светину комнату, которую она снимала в Ясеневе. Комната была убогая, грязная и неубранная, из окна – вид на рынок. Я тогда поставил чемоданы на пол и через секунду сел на них. Потом схватился за голову и принял решение: немедленно, не теряя ни минуты, схватить их снова и ехать обратно на вокзал, купить каким-нибудь образом билеты в свой город или в любой город, находящийся рядом. Но я этого не сделал. И слава Богу.

– Конечно, тяжело переезжать. Но мы всегда тебя ждём, ты всегда можешь приехать обратно.

– Нет, обратно я вряд ли уже вернусь. Это будет как-то совсем уж нечестно. Мне потом будет неуютно всю жизнь. Да и к тому же, я медленно привыкаю к Москве. Ты знаешь, по вечерам, обычно после работы, я гуляю по городу – по центру. Просто так. Без карты. Один. Совсем не грустно и не скучно. Мне нравится смотреть на старые здания. Находить какие-то достопримечательности. Бродить по старым улочкам. В нашем городе этого не найдешь. Здесь всё совершенно другое.

***

Пока я поднимался с пола и оттряхивал от пыли левую брючину, человек, затащивший меня в этот дом, ходил по периметру комнаты, занавешивая окна. Ещё он что-то бормотал.

Голова гудела и кружилась – похоже, что на какое-то время я потерял сознание. Перед глазами постоянно маячили его жёлтые брюки.

– Постой, это же ты спрашивал у меня сигарету в Саду!

Человек в жёлтых брюках остановился, посмотрел на меня, нахмурившись, после чего снова стал навешивать петли штор на карниз.

– Ну, конечно, это я.

– Ты меня преследуешь?

– Совсем даже не преследую – что за вопросы?

В комнате стало совсем темно. И очень тихо. Человек в жёлтых брюках шагал по комнате и взмахивал руками. Потом он подошёл ко мне вплотную, и я почувствовал запах горького табака.

Ты сошёл с ума, раз решил прийти сюда. Я советую тебе сидеть в своём кабинете и писать свои книжки, а по вечерам брать такси и ехать домой, не глядя даже в окно автомобиля. Они же загрызут тебя.

– Кто?

– Все те, кто сейчас живет на Арбате. Я бы тоже тебя загрыз просьбами, но не буду этого делать, ведь я мягкий по натуре. И ты должен понять это.

– Если честно, то я вообще ничего не понимаю.

Человек в жёлтых брюках протянул ко мне руку и провёл пальцем по пуговице на моем воротнике. Потом он ухмыльнулся и глаза его засияли.

– Ну я тебя не буду мучать и даже не буду являться по ночам на узких улочках. Тем более, я не попытаюсь тебя убить, как будет пытаться та старая толстая женщина. Я тебя попрошу один раз и то ведь только потому, что практически спас тебе жизнь. У меня же есть на это право, да?

Я пожал плечами.

– Так вот, я попрошу только один раз и больше не буду. Найди мою папку. Она светло-синяя. Написано крупным шрифтом: Кейбой. Но только, пожалуйста, тщательно изучи всё, что там написано. Помни особенно о том, как я люблю путешествовать, и как я скучаю по путешествиям. Расскажи им о том, как мне было хорошо, о том, каких интересных людей я встречал. И пусть всё будет романтично, ладно? И ничего страшного в том, что это похоже на сопливое клише – пусть. Я хочу, чтобы было романтично.

Я вышел из двери, которая вела во внутренний двор. Провожала меня тёмная фигура. Когда я вышел из-за калитки, фигура помахала мне и слегка подалась вперёд – совершенно точно что-то желая сказать. Я закрыл калитку и побрел прочь.