Текст книги "Ведьмак"

Глава 3

Переночевать я решил у Дейзика Шеболдаева. Заявляться к нему с пустыми руками всегда было дурным тоном, поэтому я зашел в гастроном, где затарился напитками и продуктами как альпинист перед восхождением на Эверест.

Дейз был в какой-то мере выдающейся личностью. (Впрочем, меня всегда тянуло к людям незаурядным, благодаря которым можно было пополнить не только личный словарь ненормативной лексики, но и запасы каких-нибудь нужных познаний).

Он считался гением по части компьютеров и всего прочего, что с ними связано. У него была крохотная фирма, где директор и все работники были в одном лице – то есть, в лице самого Дейза. Это мини-предприятие приносило ему скромный доход, хотя его программы стоили бешеных денег.

Но Дейзика бизнес интересовал поскольку, постольку. Он был самым настоящим лентяем. Мне, например, в этом отношении до него далеко.

Дейз целыми днями валялся на диване в своем офисе, представляющем собой полуподвальное помещение, и проглатывал один за другим романы писателей-фантастов, как наших, так и зарубежных.

Иногда на него находил стих и он садился к компьютеру. В такие моменты Дейза лучше было не трогать – он буквально зверел, когда его отрывали от работы.

Единственным умиротворяющим средством в таких случаях было только спиртное. Поэтому я не поскупился и набрал бутылок с горячительным содержимым как на Маланьину свадьбу.

Мне не повезло – Дейз работал. Это я понял сразу. (Похоже, в моей жизни и впрямь пошла черная полоса). Электрический звонок у него был всегда испорчен, поэтому мне пришлось пинать ногами железную дверь его офиса минут пять, пока он не соизволил явить миру свой пресветлый лик.

– Ты чего долбишь в дверь, как дятел? – спросил он недовольно, глядя на меня как на попрошайку, пытающегося выклянчить у него полста рублей на опохмелку.

Дейзик был небрит, лохмат, и в робе, больше подходившей какому-нибудь слесарюге из жилищно-коммунальной конторы.

– Войти хочу, – ответил я без обиняков.

– Зачем?

Я широко ухмыльнулся и как будто невзначай тряхнул пакетом с припасами. В ответ послышался ласкающий слух настоящего мужчины стук полных бутылок.

Какое-то время Дейз смотрел на меня с тупым недоумением, но затем до него все-таки кое-что дошло. Он бросил быстрый взгляд на мой беременный пакет, кисло покривился и сказал:

– Заходи…

Вторичного приглашения мне не понадобилось. Я поторопился юркнуть мимо Дейза с таким расчетом, чтобы не коснуться его замызганной хламиды, и оказался в помещении, которое смело можно было назвать складом электронного утиля.

Чего здесь только не было! Одно перечисление всяких приборов, механизмов, каких-то генераторов и мониторов разных фирм заняло бы как минимум два машинописных листа. Что делал Дейз со всем этим оборудованием, для меня всегда являлось загадкой. Он был компьютерный Плюшкин – тащил в свою норку все подряд.

– Почему такой хмурый? – спросил я, сметая со стола прямо на пол хлебные крошки и яблочные огрызки.

– Потому что ты пришел, – вызывающе ответил Дейз.

– Вот те раз… – Признаюсь, я немного опешил. – Тогда, чтобы тебя не печалить и дальше, я пойду…

С этими словами я сделал вид, что хочу удалиться, прихватив с собой и пакет с едой.

– Постой! – Дейз схватил меня за рукав; это движение у него получилось совершенно непроизвольным. – Я пошутил. Работы, понимаешь ли, навалом… а деньги никто не платит. Совсем оборзели эти наши новые русские. Паразиты!

Выслушав крик его души, я снова принялся сервировать стол с неторопливостью и обстоятельностью сытого человека. Дейзик наблюдал за моими действиями с каким-то диким выражением; у него даже глаза засветились зеленым светом.

– Да перестань ты!… – наконец не выдержал он и выхватил у меня из рук большой батон, который я начал аккуратно и неторопливо резать на тоненькие ломтики собственным ножом, так как у Дейза все кухонные принадлежности такого рода были ржавыми и тупыми. – Хлеб не режут, а ломают, – объяснил он свой поступок, с невероятной скоростью распотрошив батон, как Бог черепаху.

– Это что, народная мудрость?

– Да. Наливай, потом поговорим… – Дейз от вожделения быстро-быстро тер ладонь об ладонь. – Я голоден, как волк.

Я только ухмыльнулся и благоразумно промолчал. По моим наблюдениям, Дейз готов был набивать свою бездонную утробу в любое время дня и ночи, любым количеством съестного. Ему было безразлично, что на столе. С одинаковым аппетитом он съедал и булку хлеба, посыпая его солью, и рождественскую индейку.

Меня всегда удивляло, куда девается еда, которая проходила в его горло. Дейз был тонкий, звонкий и прозрачный, но ел и пил за трех здоровых мужиков. При этом его плоский живот совершенно не увеличивался.

Создавалось впечатление, что все съеденное Дейзиком сразу же рассасывается в организме, а то, что не рассосалось, складируется в полых костях – прозапас.

Я больше пил, чем ел. И наблюдал, как Дейз уничтожает то, что я принес. В конце концов у меня вдруг мелькнула в голове мысль, что и здесь у меня дело с квартирой не выгорит.

Конечно, Дейз не потребует с меня денег за временное проживание в офисе, но я-то знал, что платить мне все равно придется. Продуктами и спиртным.

А по самым скромным подсчетам, которые я быстро произвел в уме, глядя на чудовище в человеческом обличье, которое трескало, не останавливаясь ни на минуту, в таком случае моих скромных финансов хватит не более чем на две недели.

Ой-ей…

Насытившись (вернее, сделав перерыв в еде; Дейз всегда подметал стол вчистую), он звучно рыгнул и спросил:

– Какую беду мне теперь ожидать?

– Не понял… Ты о чем?

– Всякий раз, когда ты появляешься на моем пороге, я с трепетом жду каких-нибудь катаклизмов – если не в нашем, местечковом, то в глобальном масштабе точно.

С некоторых пор Дейз начал меня опасаться – после наших совместных приключений, которые случились год назад. Тогда и впрямь нам пришлось очень туго, и в живых мы остались лишь благодаря большому везению [4]4
  См. роман В. Гладкого «Невидимая угроза».


[Закрыть].

– Как человек практичный, я требую, чтобы ты подтвердил свой вывод конкретными фактами, – отпарировал я, проявив неожиданное упрямство, так как в принципе Дейз был где-то прав.

– Чего проще… – Дейзик мрачно осклабился. – В прошлый раз, когда ты приперся ко мне после какой-то попойки, чтобы отоспаться, мотивируя свой визит тем, что не хочешь в таком непрезентабельном виде появляться перед женой, на Америку обрушился ураган «Катрина», который превратил Новый Орлеан в груду развалин среди болот. Остальные моменты, более поздние, мне не хочется даже вспоминать.

– Это обычное совпадение, – не сдавался я.

– Как бы не так! – воскликнул Дейз. – Если настаиваешь, могу привести еще несколько примеров.

– Достаточно, – бросил я угрюмо.

У меня неожиданно совсем испортилось настроение. Дейзик внимательно посмотрел на меня и спросил:

– У тебя неприятности?

– Это как посмотреть…

– И все-таки? – не отставал Дейз.

– Меня выгнали из дома. И на этот раз окончательно и бесповоротно.

– Давно пора, – подытожил Дейзик. – Я всегда ждал чего-то подобного.

– Да ну? – Я иронично ухмыльнулся. – Ты что, новый Нострадамус?

– Нет. Я всего лишь старый холостяк.

– Не такой уж ты и старый.

– Телом. Но душой я столетний дед – капризный, как последняя сволочь, ворчливый и терпеть не могу надолго отрываться от насиженного места.

– Ого, это что-то новое. С какой стати ты занялся самобичеванием? На тебя это совсем не похоже. Неужто и у тебя душевная коллизия?

– Так ведь я уже говорил, что вместе с тобой приходят неприятности. Правда, на этот раз они произошли не в мировом масштабе, а заявились лично ко мне, и на два дня раньше.

– Ты поссорился с Софьей? – Я сильно удивился.

Его подруга Софья, с которой он все собирался и никак не мог оформить официальные отношения – это чтобы с записью в паспорте – была тоже сдвинута по фазе на компьютерах. В некоторых вопросах, касающихся программирования, она рубила даже получше Дейзика.

А удивился я потому, что считал Софью легким, неконфликтным человеком. Мне казалось, что ссоры между ними просто исключены, так как она, ко всему прочему, обладала еще ангельским терпением и была, под стать Дейзу, совершенно неприхотливой – словно специалист по выживанию в любых условиях.

– Нет, не поссорился, – угрюмо ответил Дейзик.

– Тогда я не понимаю…

– Соня сказала, что я надоел ей, и она уходит к другому.

– Вот так компот… Признаюсь, не ожидал.

– А я ждал, что так будет, нутром чуял. Чуял! Зачем ей нищий? У меня ведь ни кола, ни двора… даже машину никак не соберусь купить. Все денег не хватает.

Фигура Дейзика выражала полное отчаяние. Мне показалось, что у него даже слезы на глаза навернулись. Страдает…

– Не переживай, – попытался я утешить Дейза. – Она вернется. Обязательно вернется. Иногда у женщин бывают такие бзики. Женщина как золотая рыбка, которая попалась на крючок. Перетянешь – сорвется, сильно попустишь леску – забьется под корягу, и тогда ее оттуда ничем не выковыряешь. Нужно подтягивать свою добычу к подсаку осторожно, но так, чтобы леска не давала слабину.

– Запихни свой совет, знаешь куда?… – фыркнул Дейз. – Тоже мне, советчик нашелся… Что же ты не применил свои великие познания по части женского характера в личной жизни? А? Тебя вон тоже турнули. – В голосе Дейзика неожиданно прорвались злорадно-торжествующие нотки.

– Турнули, – согласился я безропотно. – Увы, и на старуху бывает проруха. Но моя Каро – это исключение из общего правила. К ней сам черт на кочерге не подъедет.

– Почему это она исключение?

– А потому, что я не выбирал ее. Она сама мне на голову свалилась. Так сказать, подарок своенравной судьбы. А судьба отличается тем, что с легкостью раздает подарки и с не меньшей легкостью забирает их обратно. Поэтому мне грех на нее жаловаться. Sic fata tulere, – блеснул я своими познаниями в латыни.

– Все умничаешь… – проворчал Дейзик. – Переведи, – потребовал он больше из вредности, нежели для того, чтобы расширить свои познания в латинских афоризмах.

– Так было угодно судьбе.

– Кто сказал?

– Я.

– Врешь!

– Конечно, вру. Вергилий, если мне не изменяет память. Я не философ и не поэт, а посему не способен изрекать великие истины. Меня не на то учили.

– Знаю теперь, но кого тебя учили… – буркнул Дейз. – Костолом…

– А ты моль компьютерная, – ответил я с деланной обидой.

Мы долго с мрачным видом смотрели друг на друга, словно мерялись силой взглядов, затем Дейз расслабился и рассмеялся. Я последовал его примеру. И странное дело – у меня будто камень с души свалился. Судя по всему, и Дейзик почувствовал облегчение.

– Так все-таки, что там у тебя с Софьей?

– Я же сказал, она ушла от меня, – буркнул Дейз, снова нахмурившись. – Навсегда. К богатенькому Буратино.

– Я так думаю, что это всего лишь словеса. Которые она выдала тебе во время ссоры. Ты его видел, знаешь, кто он?

– Не видел, но знаю. Есть тут у нас один… козырь.

– Кто?

– Зачем тебе?

– Может, я хочу вам помочь. Как на меня, так вы с Соней отличная пара.

– Башку ему намереваешься открутишь? – с иронией спросил Дейз.

– Это как придется.

– У него там братва есть крутая. Так что, боюсь, ты можешь крупно залететь.

– Ну, это уже будут мои проблемы, – заявил я не без бахвальства. – Ты только скажи, как его кличут и где он обретается.

– Иво, ты говоришь глупости, – сказал Дейзик с укоризной. – Будто не знаешь, что насильно мил не будешь.

– Конечно, знаю.

– Так чего же ты тогда воздух сотрясаешь?

– А чтобы тебя немного подбодрить. Дабы ты в очередной раз убедился, что имеешь настоящего друга, готового по первому твоему зову прийти тебе на выручку.

Это я бросил Дейзу леща. Чтобы он хоть сегодня не выпер меня на улицу. Можно, конечно, пойти ночевать в гостиницу, но там уж больно цены кусаются. А свою пенсию я просадил на том самом паршивом «мизере», получив в прикупе два туза.

Нет, пора с преферансом завязывать…

– Спасибо, Иво… – У Дейза влажно заблестели глаза. – Друг – это действительно хорошо. Что нам эти женщины? Одна маята с ними.

– Верно, так оно и есть, – поддакивал я Дейзику.

– Давай выпьем за мужскую дружбу!

– Наливай, – решительно махнул я правой рукой, в которой держал зажженную сигарету. – Тост, что называется, в яблочко.

Дейз разлил водку по рюмкам, и мы выпили с торжественным выражением на наших раскрасневшихся лицах; потом он предложил еще один тост – за холостяков, и мы снова отдали дань Бахусу; затем Дейзик, который захмелел с потрясающей быстротой, полез ко мне целоваться, и я едва успел подставить ему макушку, чтобы он не обслюнявил мне щеки…

Короче говоря, к позднему вечеру я все-таки обзавелся ночлегом и пьяным в дым свинтусом, который то песни пел, то порывался мне что-то рассказать заплетающимся языком, а в конце концов закрылся в душевой (где долго опорожнял желудок), откуда мне довелось буквально выковыривать его, когда он был уже в полном отрубе.

Уснул я быстро, несмотря на храп Дейза. Все-таки, что ни говори, а годы берут свое. Когда-то я мог сутками гужеваться в компаниях и был свеж, как только что сорванный с грядки огурчик.

И вообще – до чего довела меня семейная жизнь!? Нервы стали как у той самой хрестоматийной институтки. Бред какой-то…

Это была последняя фраза, произнесенная мною мысленно, которую я запомнил, перед тем как провалиться в омут глубокого сна без сновидений и кошмаров, посещавших меня регулярно с тех пор, как я женился на Каролине.

Нет, точно, все женщины – ведьмы…

Разбудило меня бормотанье. Спросонку мне показалось, что кто-то молится. Бу-бу-бу, бу-бу-бу…

Я открыл глаза и первым делом посмотрел на окно. Там виднелись деревья, освещенные солнечным светом, безоблачное небо чертили черными молниями ласточки, звонко чирикали воробьи, доедая хлебные корки из кормушки, которую Дейз в гуманитарном порыве и явно подшофе прибил к окну офиса, а со двора (что за углом) доносился мат дворника со странной фамилией Чижмотря.

Он был страшный сквернослов. И большой не любитель вставать с утра пораньше, как положено людям его профессии.

Судя по ярким, хорошо запоминающимся выражениям, которые могли перещеголять даже словарный запас матерной фени видавшего виды боцмана, похмельный Чижмотря только-только взялся за метлу. А это значило, что стрелки часов приближаются к цифре «11».

Ого, подумал я. Так недолго и обед проспать…

Потом я перевел взгляд в ту сторону, откуда доносилось беспрестанное «бу-бу-бу». И увидел там Дейза. Он сидел перед работающим компьютером, обхватив голову руками, и, раскачиваясь взад-вперед, как буддийский монах, тихо причитал:

– Сволочь ты, Шеболдаев, какая сволочь… Сколько раз тебе нужно говорить, урод ты эдакий – не смешивай водку с пивом… водку с пивом не смешивай! Сколько раз ты закаивался не иметь никаких дел с Иво… с этим паразитом! По нему давно тюрьма плачет. А тебе, Шеболдаев, через два дня заказ нужно сдавать. А ты нажрался, как свинья… как свинья! Теперь голова не варит… не варит… ни хрена не соображаю!!! – Это уже был крик души.

Я осклабился, увидев до боли знакомую картину утреннего пробуждения компьютерного гения, встал, потянулся до хруста в костях, и сказал:

– Дейз, а не испить ли нам кофию?

– Пошел ты!…

– Понял. Где тут у тебя кофейник?

Услышав в ответ все то же «бу-бу-бу», я решительно направился в «кухонный» уголок офиса, где находилась газовая плита и кособокий, хлипкий шкафчик для посуды. Похоже, Дейз откопал его где-то на свалке.

Спустя десять-пятнадцать минут ароматный запах кофе наполнил помещение офиса, напрочь истребив миазмы от перегара.

Я сел за стол, налил себе полную чашку, и стал неторопливо прихлебывать горячую маслянистую жидкость, незаметно кося глазом на безутешного Дейза. По его напрягшейся спине я понял, что до носа Дейзика тоже долетели аппетитные запахи. И теперь он мужественно преодолевает желание составить мне компанию. Конечно же, из вредности.

– Дейз! Ходи сюда, орел сизокрылый. Кофе стынет. И перестань дуться. От этого похмельный синдром не исчезнет.

– Гад ты, Арсеньев! – злобно и с выражением сказал Дейз, усаживаясь напротив меня. – Опять из-за тебя, бездельника, все мои планы полетели коту под хвост.

– Почитай Экклезиаста.

– Зачем? – с подозрением спросил Дейз.

– Что мне там понравилось, так это единственное выражение «Все в мире сущем суета сует». За дословность не ручаюсь, но смысл тебе, надеюсь, понятен.

– Объясни. Я сегодня тупой.

– От того, выполнишь ты свой заказ в срок или задержишь его сдачу дня на два, на три, ничего в мире не изменится. Все что мы делаем – это написание мемуаров невидимыми чернилами на чистом листе бумаги. Изменить ничего нельзя, все заранее предопределено и взвешено. Наша жизнь – это мышиная возня над коркой хлеба.

– Хорошо тебе философствовать… с полным кошельком. – Дейз глотнул кофе, обжегся и тихо выругался. – А тут в кармане вошь на поводке и та скоро ноги от голодухи протянет.

– Жена меня выгнала практически без достойного выходного пособия. Дала лишь на дорогу и на булочку с ливерной колбасой. Так что теперь мы с тобой одного поля ягоды. С единственным, но существенным, отличием: ты можешь зашибить деньгу в любой момент, благо специальность у тебя, как по нынешним временам, просто козырная; а у меня, как ты уже знаешь, руки выросли не из того места. Вот так-то, мученик. Пей кофе и радуйся, что вчера мы провели вечер несуетливо, тем самым приблизившись на шаг к источнику великой истины.

– Тебя не переговоришь, – мрачно заметил Дейзик, допивая свою чашку; по его посветлевшим глазам я понял, что кофеин сделал свое дело и теперь компьютерный гений постепенно возвращается в рабочее состояние. – В спецназе все такие болтуны?

– Смотря в каком.

– Но тебя, я вижу, учили на профессора, – с иронией сказал Дейз. – И языки знаешь, и Экклезиаста читал, и руки-ноги людям ломаешь лихо.

– Гены, Дейз, все это гены. Мне на роду написано быть воином. Правда, не простым…

– Чушь! Причем здесь гены? Где в моем организме записано, что я должен стать именно программистом? Наука до сих не разобралась во всех этих делах. Между прочим, когда был сотворен человек (это если следовать библейским легендам), о компьютерах даже сам Господь не имел никакого понятия.

– А вот тут ты неправ. Вспомни, он сказал «Да будет свет!» и на небе появились звезды, солнце, луна. Не напоминает ли тебе это нынешнее состояние электронной техники, пусть и отдаленно?

– Не говори загадками. Что ты имеешь ввиду?

– А то, что уже сейчас в домах хорошо упакованных господ ставится электронная аппаратура, реагирующая на голос хозяина, которая включает по его приказу все, что угодно – от люстр до кондиционера, телевизора и кухонного комбайна. Теперь понял?

– Ну, допустим…

– Не допустим, а вполне вероятно. Просто в Библии из каких-то соображений не стали углубляться в детали подготовительной работы, которую Господь провел перед тем, как создать наш мир. Наверное, потому, что простому обывателю-потребителю (в нашем случае Адаму, Еве и их потомству) совершенно неинтересно, на каких принципах работает, например, компьютер и сколько в нем проводков, транзисторов, плат и прочей дребедени. Главное, чтобы комп не зависал и не глючил, когда на него наезжает спам.

– Ловко ты умеешь зубы заговаривать, – буркнул Дейз, очнувшись от гипноза моих бредней, и встал. – Все, мне нужно работать, – сказал он решительно и с многозначительным видом.

– Понял. Сваливаю…

Я кротко взвалил свой крест себе на загривок и потащился к выходу. А что поделаешь? Конечно, я бы мог остаться у Дейза. Но, зная его невыносимый характер, особенно ярко проявляющий себя во время творческого процесса, понимал, что мое пребывание в офисе через день-другой станет настоящей пыткой.

А мне и так хватало личных моральных терзаний.

День обещался быть просто великолепным. Но меня это не радовало. Немного поразмыслив, я направил свои стопы еще по одному адресу. Если и там у меня получится облом, тогда…

Тогда точно придется податься в бомжи и ночевать в люках теплотрассы.

Глава 4

У меня оставался последний шанс попробовать свою удачу на предмет внедрения в качестве постояльца в мастерскую Кирилла Алдошина. Это был коллега Венедикта, несомненно талантливый художник-график и просто гигант по части выпивки.

Поэтому у него была уйма прозвищ: от тривиального, как в паспорте, – по имени и по батюшке – Кир Кирыч, то есть, Кирилл Кириллович, до общеупотребительных, чисто народных – Кир Вмазыч и Кир Непросыхающий.

Кир Кирыч пил с утра до вечера и даже ночью, при этом ухитряясь быть лишь навеселе. Похоже, в его организме находился какой-то антисамогонный аппарат, моментально разлагающий спиртное на молекулы воды и сопутствующих газов.

Он был ярко-рыжий, низкорослый и любвеобильный как козлоногий сатир. Кир Кирыча всегда окружали классные девахи, и я иногда диву давался, сам себя спрашивая: чем их привлекает этот вечно пахнущий перегаром ловелас?

Жилплощади у Кир Кирыча было предостаточно, это я знал хорошо. Он выкупил весь этаж дома, где устроил свои апартаменты и мастерскую, которой завидовали многие его коллеги.

Зачем ему такое большое помещение для работы? – недоуменно спрашивали те, кому улыбнулась удача посетить Кира Вмазыча в том момент, когда он пропивал гонорар за оформление очередной книги. Ведь за мастерскую приходилось платить коммунальщикам немалые деньги.

Действительно, все его рабочее оборудование – стол с компьютером и двумя принтерами, кресло, стеллаж с инструментами (там же находились расходные материалы) и небольшой ручной пресс (дань традиции) для изготовления авторских эстампов – помещалось возле окна, в закутке, который закрывался от любопытных глаз ширмой.

Остальная площадь представляла собой пространство, заставленное диванами, пуфиками, модерновыми креслами и столиками. Когда я был у Кир Кирыча последний раз (месяца два назад), он как раз ругался с нерадивыми грузчиками, доставившими из мебельного магазина настоящего монстра.

Это был последний писк моды – очень низкий и просто огромный диван, явно предназначенный для любовных игр целого гарема. Чтобы удобно и со вкусом разместить всю мягкую мебель, к которой Кир Вмазыч явно был неравнодушен, он произвел реконструкцию квартиры, убрав некапитальные перегородки.

Визит к Алдошину для моего кошелька оказался не очень накладным. Хвала аллаху, что водка у нас стоит гораздо дешевле продуктов. Пей, хоть залейся.

Но водки мне пришлось взять много, притом литровыми бутылками. Поллитра для Кира Непросыхающего была, что слону дробинка.

Возле его двери топталась молодая гражданка с сильно выпирающим животом. «Уж не Кир ли ее обрюхатил?», – подумал я, вежливо кивнув. И получил в ответ полный горечи и презрения взгляд мужененавистницы.

Наверное, до моего прихода дамочка отдыхала. Появление заинтересованного зрителя придало ей силы, и она закричала, стуча кулачками в фирменную дубовую дверь:

– Кирилл, открой! Я знаю, ты дома. Кирюша, ну пожалуйста. Котик, открой…Открой, кому говорю!!! Ты!…

Дальше последовало несколько слов совсем не из дамского лексикона. Самыми ласковыми и толерантными из них были «рыжее конопатое чмо, кобель вшивый и гадюка мирмидонская».

Похоже, гражданка получила филологические образование, если в такой критический момент ей на ум пришли мирмидоняне, ахейское племя, возглавляемое Ахиллом во время похода на Трою.

Впрочем, не исключено, что это была всего лишь игра слов.

– Зачем же стучать? – вмешался я в ее несколько вульгарный монолог, когда он начал иссякать и сменился тихими и жалобными стенаниями. – Вон справа дверной звонок. Нажмите кнопочку и ждите.

– Этот гад… сволочь!… отключил звонок.

Гражданка посмотрела на меня внимательней и начала суетливо вытирать носовым платком размазанную по щекам тушь, смытую слезами с ресниц. Я терпеливо ждал.

Нужно сказать, что в порядок она привела себя за считанные секунды. Безутешная пассия Кир Кирыча оказалась достаточно миловидной особой, но, увы, не первой свежести. Как она ухитрилась забеременеть от этого ловеласа, уму непостижимо.

Я хорошо знал вкусы Кира Непросыхающего. Для него двадцатипятилетние девицы уже были старухами. А эта гражданка давно разменяла третий десяток, хотя и сохранилась довольно-таки неплохо.

– Вы тоже к нему? – спросила она сурово.

Быстро спрятав за спину пакет с бутылками, я промямлил:

– В общем… м-м… да…

– Зачем?

Во, блин! Разговаривает как следователь прокуратуры. И что мне ответить, чтобы не попасть впросак?

– Мы с Кир Кирычем коллеги… – начал я почему-то с заискивающей улыбкой.

Но беременная гражданка не дала мне закончить пока еще не оформившуюся мысль.

– Коллега? Поня-ятно… – протянула она многозначительно. – Такая же пьянь, как и Кирилл. Сразу видно. Что там у тебя в пакете? – вдруг спросила она, нацелив не меня остро прищуренный глаз.

Час от часу не легче. Она уже перешла на «ты», а еще немного, гляди, начнет вымещать на мне все свои горести и обиды в физической форме. То есть, расцарапает мою физиономию до крови.

Ответить я, естественно, не могу – все-таки, женщина, да еще в положении – но и ходить с пластырями на самом видном месте никакой охоты не было.

– Это… минералка! – выпалил я первое, что пришло на ум. – У меня гастрит. Всего вам доброго, пока, привет Кириллу… – Эти слова я говорил, сбегая по лестнице вниз. – И не волнуйтесь так сильно! Вам нельзя! – прокричал я, будучи уже на первом этаже.

Ну и баба! Хана Кир Кирычу. Эта потащит его под венец не добром, так под дулом пистолета. Как пить дать, потащит. Допрыгался, соколик.

Кир Вмазыч уже был женат – при советской власти. Притом на очень крутой мамзеле, которая была дочерью какой-то большой партийной шишки. Но идиллия длилась недолго: Кир Кирыч не смог обуздать свой темперамент по части кобеляжа и ему показали от ворот поворот.

С той поры он завязал любые официальные отношения в личной жизни и порхал в любовном эфире как эльф, беззаботно и весело, совершенно наплевательски относясь к последствиям своих похождений.

Как мне рассказывали, у него уже было трое или четверо внебрачных детей, но он, как мне только что удалось убедиться, решил не останавливаться на достигнутом. Вот только очередной объект для мужской самореализации попался ему больно шумный и решительный.

Окопавшись на скамейке возле соседнего подъезда, я стал терпеливо ждать, когда дамочке надоест выстукивать на двери Кир Кирыча морзянку, и она отправиться восвояси. Не будет же эта настырная гражданка торчать там до самого вечера?

Увы, я ошибался. Прошел час, другой, но из подъезда выходил кто угодно, только не беременная подруга нашего Кира Непросыхающего. Она что там, уснула на ступеньках?

Нет, нужно что-то предпринимать! Мне совсем не улыбалась перспектива изображать из себя большого любителя наслаждаться чистым воздухом. Тем более, что его чистота была весьма сомнительна – улица полнилась рычащими бензиновыми чудовищами, замаскированными красиво окрашенной жестью и никелированными украшениями под милые, радующие глаз, игрушки для взрослых.

Думал я недолго. Мне попалась на глаза машина электриков, при помощи которой они меняли лампы наружного освещения на столбах. Она была оснащена специальным подъемником с корзиной и на все сто процентов подходила для исполнения моего замысла.

– Мужик, дело есть! – сказал я, подходя к водиле, который, небрежно опершись о машину, курил и плевался почти после каждой затяжки; привычка.

– Ну, ежели так, то говори, какое, – ответил он философски, вежливо приподняв засаленную кепку, когда я с ним поздоровался.

– Здание видишь? – указал я на дом Кира.

– На зрение пока не жалуюсь.

– И во-он тот балкон?…

– Понял. Ключи от входной двери посеял?

– Как ты угадал?

– Ко мне раз по пять на дню приходят по таким вопросам, – ответил он, ухмыляясь. – А чем докажешь, что ты там живешь, что не вор? – вдруг встревожился водитель. – Пачпорт у тебя есть?

Наверное, к нему с подобными просьбами обращались не только добропорядочные граждане…

– Ты когда за водкой в магазин ходишь, документы берешь? – ответил я вопросом на вопрос и раскрыл перед ним свой пакет.

– А зачем?

– Вот и я об этом.

Заметив, как жадно блеснули его глаза, когда мне пришлось продемонстрировать ему содержимое пакета, я достал литровую бутылку «Пшеничной» и всучил ее водиле.

– Держи. Это плата за труд. Договорились?

– Заметано, – решительно ответил водитель; похоже, водка была для него самым весомым аргументом в наших переговорах. – Васька! – крикнул он электрику, который возился далеко вверху с большим плафоном. – Я спускаю тебя, перекур!

– Чего ради!? Я еще не закончил.

– Потом закончишь. Понял?

– А-а… Так бы сразу и сказал…

Да, у электрика были глаза как у сокола. Ему оказалось достаточно одного взгляда, чтобы заметить бутылку водки, которую его приятель как раз запихивал в свой необъятный карман.

Мне повезло – балконная дверь оказалась открытой. Помахав на прощанье водиле, который, весело улыбаясь, послал мне воздушный поцелуй (как мало нужно нашему человеку для полного счастья! нет, наш народ точно непобедим), я раздвинул портьеры и нагло ввалился в мастерскую Кир Кирыча.

Ввалился – и обалдел. Я думал, что Кир, напуганный домогательствами своей брюхатой пассии, забился в угол и дрожит словно заяц. Но как же я ошибался!

В мастерской шел гудеж. Компашка состояла из Кира Непросыхающего и десятка девиц; притом все они, как на подбор, были красавицы и с такими потрясающими фигурами, что я невольно зажмурился – уж не сон ли это?

Кир заметил меня только тогда, когда я встал перед ним как сказочная Сивка-бурка перед Иваном-дураком.

– О! – воскликнул он. – Иво! Привет, дорогой. Девочки, знакомьтесь, это мой друг Иво Арсеньев. Классный парень. Настоящий мачо и даже где-то ковбой.

Во, блин, дела… Похоже, Кир Вмазыча совсем не обеспокоило мое внезапное появление из ниоткуда. Наверное, он по пьяни решил, что я просочился сквозь дверную скважину; ну чисто тебе джин из бутылки.

– Да ты садись, садись! У нас тут весело. Ты принес водку? Ай, какой молодец! Дай я тебя расцелую… Горючее уже на исходе, и ты просто камень снял моей души. Я сейчас познакомлю тебя с моими красотками.

Кордебалет из цирка! Точно. Только там может скопиться такое количество невостребованных для семейной жизни прелестниц с фигурами античных богинь. Неужели к дорогому Кир Кирычу приехали его старые подружки?

В свое время история его беззаветной любви к цирку, а точнее, к девушками из кордебалета, наделала в городе и области немало шума. Однажды он тайно сбежал из родных пенат вместе со своими подружками и устроился в разъездной цирк униформистом. Нашли его только через месяц с помощью милиции.

Расставаясь с красавицами, Кир Вмазыч был безутешен. (Расставался с ними он не по своей воле; его выгнали из цирка с треском за беспробудное пьянство и разврат, который не могло стерпеть даже видавшие виды цирковое начальство).