Текст книги "Копье Милосердия"

Виталий Гладкий
Копье милосердия

Пролог

В Нуристан, высокогорный район Гиндукуша, пришла весна. Белые шапки на неприступных вершинах гор заискрились под ярким солнцем, засверкали бриллиантовой пылью; ранним утром и на закате их первозданная снежная белизна окрашивалась во все цвета радуги – от малинового до голубого и бледно-фиолетового. В долинах и у подножий гор все цвело и благоухало. Неземную, райскую благодать и тишину Гиндукуша нарушал лишь неумолчный рокот многочисленных ручьев и горных рек, переполненных водами из тающих ледников, да пение птиц.

Близились новая эра, но в жизненном укладе небольшого племени брауи не было заметно даже намека на какие-либо изменения. Брауи были потомками дравидов*. В далекие времена дравиды входили в состав древнего доарийского населения Индии. В свою очередь, дравидийские народы сами были пришельцами в Индии.

Откуда они появились, никто не знал. Дравиды жили по соседству с шумерами и их города напоминали города шумеров: узкие улочки среди глухих стен, а за стенами – небольшие внутренние дворики с водоемом в центре в окружении кирпичных строений. Приморские города торговали с городами шумеров, и большие, вязанные из тростника корабли плыли вдоль пустынных берегов Персидского залива с грузом из меди, тканей и слоновой кости. Дравиды научились выращивать рис и ткать ткани из хлопка, имели свою письменность, но их иероглифы так и остались нерасшифрованными, и никто не знает об их преданиях, о том, кто жил в огромных дворцах и кому они поклонялись в храмах.

Когда арийские племена, сокрушая все на своем пути, ворвались в Северную Индию, цивилизация дравидов погибла. Жителей сопротивлявшихся городов принесли в жертву арийским богам, многих пленных обратили в рабов, а остальные дравиды превратились в зависимых «шудр»*.[1]1
  Слова, помеченные звездочкой, см. в конце книги.


[Закрыть] Подобно римским плебеям и греческим периэкам, шудры жили в своих деревнях и платили господам дань.

Но несколько племен дравидов, в том числе и предки брауи, не покорились завоевателям и бежали в неприступные горные массивы Гиндукуша. Их примеру последовало и племя калашей*, которое жило по соседству. Но откуда калаши пришли, не знали ни они сами, ни маги*. Они совсем не имели сходства с темноволосыми и смуглыми брауи. У них была белая кожа и светло-русые волосы, а глаза голубые, серые и зеленые.

Поселение брауи раскинулось на обширном горном плато, ровном как стол. Неискушенный наблюдатель, поднявшись на одну из скал, местами вплотную подступавших к поселению, очень удивился бы его планировке. Прямые улицы расчертили поселение (или деревню) на квадраты, образующие кварталы. Дома брауи сооружали в основном одноэтажные, с плоскими крышами, но ближе к центральной площади, служившей местом собраний, встречались и двухэтажные строения. В них жили старейшины и жрецы племени.

Улицы своего поселения брауи вымостили плоскими плитами известняка, а на одной из обочин был вырыт желоб, обложенный диким камнем и прикрытый сверху все теми же известняковыми плитами, но уже изготовленными в одинаковый размер. В желобе постоянно текла вода, отведенная из соседнего горного потока, – для хозяйственных нужд. Этой водой жители поселения поили коз, овец и ослов, которых содержали в общем загоне в некотором отдалении от жилищ, использовали ее для стирки, а также смывали нечистоты в туалетах. Дальше, до самых скал, тянулись хлебные поля и огороды. Их тоже поливали водой с гор, но уже брали ее из запруды, где она хорошо прогревалась.

Дома в кварталах образовывали дворики, посреди которых был устроен водоем, где в теплое время года обычно купались дети. Взрослые мужчины совершали омовения возле водопада, а женщины – в запруде. В холодное время года брауи мылись в корытах, выдолбленных из древесных стволов. Но для питья и приготовления пищи воду брали в чистейшем горном источнике, откуда ее носили в специальных кувшинах – кадах. На донышке када находилась сферическая выемка, чтобы кувшин удобнее располагался на голове.

Ранним весенним утром два брата-близнеца Рахул и Абхай, как обычно, отправились к горному ручью по воду. Конечно, им хотелось поспать подольше, но старшая амма* Нилима, которая начала хлопотать возле тандури* едва забрезжил рассвет, была неумолима. Она стащила мальчиков с постели, всучила каждому по небольшому каду и вытолкала за порог.

Сонное состояние прошло быстро. Утренняя прохлада заползала за шиворот, и мальчики, чтобы согреться, сначала перешли на быстрый шаг, а затем и вовсе припустили так, что только пятки засверкали. Днем уже было тепло, а к полудню становилось даже жарко, но в горах ночи обычно холодные, иногда даже с заморозками. И тем не менее в Нуристане уже вовсю хозяйничал месяц вайшакха*.

Наполнив кады, мальчики не спешили обратно. В этот ранний час никого, кроме них, у ручья не было, и они затеяли игру, похожую на салки, только водящий должен был не осалить партнера, а обрызгать его водой. Ручей падал с высокой скалы и внизу разливался в небольшое мелководное озерко, сплошь усеянное камнями разных размеров. Один из мальчиков прыгал по камням как серна, а второй пытался догнать брата и выплеснуть на него пригоршню воды.

Неожиданно в какой-то момент Абхай резко остановился посреди озерка и начал прислушиваться. Рахул догнал его, но обрызгать не успел. Раздался страшный рев, от которого мальчики почти оглохли, затем совсем близко от них пронесся огненный шар с длинным пылающим хвостом и упал в глубокое ущелье. Когда огненный посланец небес достиг дна, земля содрогнулась, сильный вихрь стал ломать деревья и со скал сначала посыпались мелкие камешки, а затем начался сильный камнепад.

– Бежим! – вскричал Абхай, и перепуганные до смерти юные водоносы, оставив кады у ручья, помчались по хорошо протоптанной широкой тропинке к поселению.

Мальчикам казалось, что огненный дракон, о котором им не раз рассказывала старшая амма, вот-вот выкарабкается из ущелья и сожрет их. Они ни на миг не усомнились в том, что видели дракона; а кто еще может издавать такие ужасающе громкие звуки, кто может плеваться огнем и рушить скалы?

Об этом они и рассказали своему аббе* Капиле, когда вбежали в дом. Капила не был старейшиной, но в поселении пользовался большим уважением и даже почитанием, потому что в совершенстве владел кузнечным ремеслом. Его изделия ценились настолько высоко, что к Капиле приходили заказчики из самых отдаленных мест Нуристана. Даже высокородные индийские раджи не гнушались заказывать ему сабли и копья, потому что оружие Капилы обладало большой прочностью, износостойкостью и пробивало любые панцири.

Наверное, многие удивились бы, скажи им Капила, КТО подсказал ему, как нужно обработать металл, чтобы клинки долго не тупились и чтобы ими можно было с одного удара разрубить пополам даже толстый железный брус. Это был маг-отшельник, который жил высоко в горах. Звали его Вифисарий. Он очень редко появлялся в поселении, но брауи раз в неделю собирали для него подношение, и кто-нибудь из мальчиков-подростков доставлял ему узелок с харчами по крутой узкой тропе, пробитой дикими козами.

Вифисарий не был бесполезным нахлебником, отнюдь. Это он научил брауи, как правильно ухаживать за полями и огородами, чтобы в условиях высокогорья они давали обильный урожай. Отшельник подсказывал время сева и сбора пшеницы, проса, ячменя, гороха, фасоли, советовал, как правильно хранить их и спасать от мышей и насекомых, с какой периодичностью поливать огороды и как доставить воду на поля. Он нашел в горах слюду и теперь брауи закрывали окна не бычьими пузырями, а прозрачными слюдяными пластинами. Это Вифисарий предложил охотникам племени несколько эффективных конструкций звериных ловушек, и брауи не приходилось долго бить ноги в лазании по скалам, чтобы добыть дичь.

Именно Вифисарий указал брауи на выходы солонцов, и с тех пор вареная пища стала гораздо вкусней, чем раньше, когда хозяйки часто варили похлебки без соли, потому что она была на вес золота и ее привозили из далеких краев. А еще Вифисарий отыскал месторождения железа и серебра, и брауи стали торговать металлом и солью с соседними племенами, что облегчило им жизнь и принесло в семьи достаток.

Услышав от своих сыновей такую сногсшибательную новость, Капила не стал долго размышлять. Он поверил им сразу, без сомнений и колебаний, – ложь в племени брауи (как и воровство) считалась одним из главных пороков и пресекалась очень жестоко.

– Оставайтесь дома, – приказал кузнец сыновьям. – Никуда не выходите! Это чтобы вы никому не рассказали то, о чем поведали мне. Я отправляюсь к мудрейшему из мудрых. Только он в состоянии изречь истину.

– Абба, мы боимся! – в один голос воскликнули мальчики. – Если дракон выберется из ущелья, он съест нас!

– Не вылезет, – твердо ответил отец. – Я точно знаю.

С этими словами он взял небольшой горшок с целебным весенним медом, несколько свежеиспеченных лепешек, натянул на ноги мягкие полусапожки, в которых можно было уверенно ходить по козьей тропе без опасений сорваться в пропасть, и направился к жилищу отшельника. Кузнец уже понял, какого «дракона» видели дети. Вифисарий недавно рассказал ему о том, что скоро в горах Гиндукуша упадет обломок звезды. И описал, как это будет происходить.

Но почему маг рассказал это именно ему, а не жрецам или старейшинам? Никто из них не знал, что рядом с поселением упадет звезда. Мало того, Вифисарий попросил Капилу держать язык за зубами. А ведь он всего лишь кузнец, даже не юный служка жрецов…

Занятый такими мыслями, Капила забрался почти на вершину горы, где на крохотном пятачке маг построил себе небольшой уютный дом. Это был именно дом, а не примитивная хижина, которые сооружают охотники или те же самые отшельники. Они являлись представителями разных племен, но их объединял общий интерес к отрешенному созерцанию мира, погрязшего в грехах.

Вифисарий был не только отшельником, но и магом. И он ни в коей мере не походил на грязных оборванцев, коими выглядели почти все отшельники. Их одеждой было рубище, в отличие от Вифисария, который любил одеваться в китайские шелка и предпочитал заточению в какой-нибудь горной пещере комфорт отменно оборудованного жилища. Однако он не относился к племени праздных сибаритов.

С виду Вифисарий казался зрелым мужчиной в расцвете лет, но на самом деле он был глубоким стариком. Это уж Капила знал точно, потому что маг принимал роды у его матери Нилимы. И тогда уже Вифисарию было много лет. Сколько? – никто не мог их сосчитать. Казалось, что он живет вечно. Долголетие среди брауи не было чем-то из ряда вон выходящим, и тем не менее Вифисарий перещеголял в этом плане всех патриархов.

Роды были очень тяжелыми, и Вифисарий спас жизнь не только Нилиме, но и ее сыну, будущему кузнецу. Он же и дал ему имя Капила, которое для племени брауи было необычным. Однако никто не посмел перечить магу, хотя главный жрец и высказывал поначалу недовольство в кругу собратьев по ремеслу.

Только спустя годы Вифисарий открыл Капиле тайну его имени.

«– … Гордись, – сказал он, – тебя зовут так, как одного из величайших мыслителей древности.

– А почему меня так назвали?

– Потому, что имя человеку дается не просто так. Оно несет большую информацию для тех, кто в этом вопросе разбирается. Жрецы узнают имя младенца с помощью гадания. Между прочим, когда ты родился, они долго решали, как тебя назвать, но так ничего и не придумали. А все потому, что гадальные кости падали странным образом. И только я смог понять, почему так. На помощь мне пришли звезды. Запомни, Капила: ты оставишь в мировой истории неизгладимый след. Это верно, как то, что Земля не плоская, а шарообразная. Да-да, мой мальчик, она похожа на огромный шар и плывет среди звезд словно корабль. И нет никаких слонов, которые стоят на черепахе и держат на себе весь наш плоский мир. Только пообещай мне, что никому не расскажешь – особенно жрецам! – о том, что сейчас узнал.

– Обещаю… Значит, я стану знаменитым?

Маг рассмеялся и ответил:

– Увы, скорее всего, нет. И тем не менее твои заслуги будут достойно оценены. Но не людьми, а богами.

– И все-таки, что я должен сделать для этого?

– Даже мне сие неведомо. Пока неведомо…

Дом мага был двухэтажным, но крышу имел не плоскую, а в виде купола. К входной двери вели ступени, а само крыльцо напоминало портик с четырьмя колоннами. Дом имел много окон, в отличие от жилищ брауи. Но в оконные переплеты Вифисарий вставил не слюду, а хорошо полированные пластины прозрачного горного хрусталя. Он был очень дорогим и не водился в землях брауи. Можно только догадываться, откуда и как хрусталь попал в дом Вифисария.

Весь в сомнениях и тревожных предчувствиях, Капила поднялся на высокое крыльцо и несколько раз дернул за бронзовую цепочку с литой фигуркой обезьяны на конце. Внутри дома раздался мелодичный перезвон. Кузнец знал, что Вифисарий не любит, когда его тревожат с утра. Дело в том, что маг просиживал ночи напролет на крыше дома и наблюдал через большую трубу за звездами. А затем почивал до обеда. Но больно уж дело было безотлагательным.

На удивление, Вифисарий не заставил себя долго ждать. Создавалось впечатление, что спать он и не ложился, хотя белки его глаз покраснели, что бывает тогда, когда человек сильно напрягает зрение. В отличие от мужчин брауи, которые носили рубахи и шаровары, маг был облачен в одежду из тонкой белой шерсти (все-таки еще не лето), которая напоминала одежду брамина. Так думал Капила. На самом деле Вифисарий облачился в подобие римской тоги. На ногах у него были сандалии из мягкой кожи горного козла.

Увидев кузнеца, маг совершенно не удивился.

– Входи, – сказал он приветливо безо всякого предисловия, и Капила оказался в просторном светлом холле с деревянным полом.

Пол был набран из дощечек ценных пород деревьев, тщательно отполирован и покрыт воском. Немного смущенный кузнец прошелся по нему едва не на цыпочках, чтобы не поцарапать подошвами своих сапог такую красоту.

Приняв подношение, маг молвил, указывая на широкую скамью, застеленную пестрым ковриком:

– Присаживайся. Что тебя привело ко мне в столь ранний час?

– Мудрый, твое предсказание сбылось!

– Ты о чем? – удивился маг.

Капила рассказал ему о том, что видели дети. Невозмутимость вмиг слетела с мага. Наверное, будь он белокожим, лицо его покрыл бы румянец, спутник большого волнения.

Внешний облик Вифисария несколько отличался от внешности мужчин племени брауи. Собственно говоря, маг и не причислял себя к соплеменникам Капилы. Он был на голову выше самого рослого из брауи, а его широким плечам мог позавидовать любой силач. Потомки дравидов имели темную кожу, но Вифисарий был еще смуглее, хотя и не принадлежал к племени эфиопов, на что указывали правильные черты его удлиненного лица с тяжелым квадратным подбородком, ровный «греческий» нос и черные прямые волосы, уже изрядно тронутые сединой.

– Я ждал… всю ночь ждал эту комету! – с жаром воскликнул маг. – По моим расчетам, она должна была упасть на Землю сразу после полуночи где-то поблизости. Но этого не произошло. Сильно разочарованный, я оставил свою обсерваторию на крыше дома еще до рассвета. Я думал, что ошибся и небесный посланник упал где-нибудь в другом месте. Идем, немедленно идем к месту падения! Только подожди меня немного, я переоденусь…

На этот раз Вифисарий облачился в одежду брауи: просторные шаровары, короткополый шерстяной кафтан и широкий пояс, представляющий собой длинный кусок материи, обернутый несколько раз вокруг туловища. На ногах мага были такие же сапожки, как у Капилы. В руках он держал бухту тонкой, но прочной веревки и небольшую кирку, которую охотники использовали во время лазания по горам.

К месту падения звезды добрались быстро. И причиной тому был маг. Он не шел по горной тропе, а почти бежал, хотя это и очень опасно; уже отвыкший от лазания по горам Капила едва за ним поспевал.

Из ущелья все еще поднимался легкий дым. Наверное, это догорали деревья, подожженные посланником небес. Вифисарий быстро нашел место, удобное для спуска, привязал к толстому дереву страховочную веревку, и они начали спускаться вниз по крутому, а местами обрывистому склону. Спустя какое-то время маг и кузнец уже брели по мелководному ручью, дно которого устилала мелкая каменная крошка и валуны.

Не заметить место падения было сложно. Остатки кометы ударились о скалы, выбив в них глубокую воронку. Попутно ее хвост поджег кустарник на дне ущелья, и теперь в зеленом ковре, покрывавшим его склоны, чернела обширная проплешина, укрытая пеплом, под которым кое-где все еще посверкивали тлевшие угольки.

Маг и Капила не боялись обжечь ноги. Он подошли к воронке по ручью. Кузнец не поверил своим глазам: в воде лежал черный камень размером с человеческую голову! Капила сразу понял, что это дар небес. Судя по реакции Вифисария, маг был такого же мнения. Холодная вода уже успела остудить камень, но легкий пар все еще поднимался над ним к ясному небу.

Вифисарий безбоязненно подошел к камню и ударил по нему несколько раз киркой. Капила, который дрожал неизвестно от чего, – то ли от перевозбуждения, то ли от страха – предусмотрительно держался за спиной мага; мало ли что может произойти…

– Все верно, – сказал Вифисарий; его голос немного подрагивал. – К нам прилетело именно то, что нужно.

– Мудрый, объясни мне, что это? – с удивлением спросил кузнец.

Ему показалось, что в тех местах, куда попадало острие кирки, заблестел металл.

– Железо, – с удовлетворением ответил Вифисарий. – Небесный металл. Подарок богов. Что ж, Капила, пришло твое время… – Лицо мага неожиданно стало отрешенным и грустным; но только на миг.

Деловито осмотрев камень, он без особых усилий сдвинул его с места и выкатил на берег ручья.

– Нужно поднять его наверх, – сказал маг.

Он снял с себя кафтан, завернул в него камень и, бросив узел за спину как мешок с горохом, пошел к тому месту, где они спускались в ущелье. Капила заикнулся насчет своей помощи в переноске, но Вифисарий лишь небрежно отмахнулся от него. «Если это и впрямь железо, – подумал немного уязвленный кузнец, – то камень должен быть изрядного веса». И тем не менее престарелый маг шагал споро и легко, будто и не лежала на плечах большая тяжесть.

В кузницу небесный камень привезли на осле. На этом настоял Капила. Кузнец не мог допустить, чтобы маг, как обычный простолюдин, показался на глаза племени с узлом на спине, а он в это время шел бы рядом с ним. Сам кузнец не смог пронести камень и полсотни шагов, хотя природа не обидела его ни силой, ни выносливостью.

– Готовься к работе, – сказал маг, когда камень положили в горн. – А я пока схожу домой и кое-что принесу. Без меня не начинай! Подготовь три полосы шириной с ладонь.

– Что будем ковать? – деловито спросил Капила, надевая кожаный фартук.

Кузнец не удивился словам Вифисария. Маг иногда присутствовал при выплавке металла и при ковке. Он добавлял в шихту какие-то порошки и после этого металл не брала ржавчина. Но изделия из такого металла кузнец ковал только по заказам самого мага. Однако главным секретом оружия Капилы была закалка. Этому процессу кузнеца научил все тот же маг.

– Наконечник копья, – коротко ответил Вифисарий и удалился.

Капила удивился, – эка невидаль, наконечник копья; что ж тут сложного? – но долго размышлять над словами мага было недосуг. Кузнец позвал своего помощника, старшего сына, и вскоре поселение наполнилось звоном молотов о наковальню. Когда маг возвратился, на каменной подставке уже остывали три полосы звездного металла – заготовка для наконечника копья.

– Не металл, а воск, – радостно сообщил кузнец. – Работать с ним – одно удовольствие.

– Оставь нас, – приказал маг сыну кузнеца, который при появлении Вифисария застыл в поклоне, не осмеливаясь поднять на него глаза.

В отличие от своего отца, он терялся в присутствии мага (впрочем, как и большинство жителей поселения; за исключением старейшин и жрецов, которые втайне считали Вифисария полубогом).

Парень поторопился уйти. Оставшись вдвоем с кузнецом, маг развернул перед ним кусок пергамента, на котором он в мельчайших подробностях изобразил наконечник копья, больше похожий на кинжал. Капила невольно почесал в затылке – такое изделие он видел впервые. Это был наконечник римского копья под названием «лонхе»*. Но кузнец не имел понятия, чем были вооружены римские легионеры, поэтому «лонхе» для него оказалось в диковинку.

– Сможешь? – строго спросил маг. – Только пропорции нужно выдержать в точности!

– Смогу! – уверенно ответил Капила и обиженно нахмурился – маг усомнился в его таланте!

Вифисарий посмотрел на кузнеца и улыбнулся.

– Я и не сомневаюсь в этом, – сказал он мягко. – Просто будь внимателен к деталям. А я стану твоим подмастерьем.

С этими словами маг взял щипцами поковку, сунул ее в горн и начал работать рычагом мехов.

Как-то так получилось, что главную партию в ковке вел маг. Сначала они сложили три раскаленные почти добела полосы вместе и сварили их мощными ударами тяжелых молотов. Затем полученную пластину разрубили зубилом на три полосы и опять сварили. И такой процесс продолжался до самого вечера. Кузнец знал, что сработанные таким трудоемким образом мечи обладают превосходными качествами. Они были очень дороги и Капила ковал их только по заказам военачальников высокого ранга.

Но чтобы так долго трудиться над наконечником копья… По мнению Капилы, это было лишним. Тем не менее он работал и помалкивал – маг почему-то был мрачным и не поддерживал, как обычно, разговор.

Сварка полос продолжилась и на следующий день. Кузнец уже сбился со счета, сколько тончайших пластинчатых слоев содержала в себе поковка. Но маг лишь загадочно улыбался, ловя на себе недоуменные взгляды кузнеца, и продолжал махать молотом. Казалось, что он не знал устали.

Только на третий день Вифисарий уступил место руководителя процесса ковки мастеру. Теперь Капила держал в руках маленький молоток, а маг работал молотом больших размеров. Процесс ковки пера – самой важной части наконечника – не занял много времени. Капила был настоящим виртуозом своего дела. Его молоток порхал как птичка, и наковальня под ним не просто звенела, а пела.

Ковку закончили к обеду. Наступил не менее сложный момент в изготовлении наконечника копья – закалка. Обычно кузнец калил дорогое оружие в медвежьем или барсучьем жире, а простое – в ослиной моче. Так посоветовал ему в свое время сам Вифисарий. Но на этот раз процесс закалки оказался совсем иным.

Сначала наконечник копья – перо – обмазали огнеупорной глиной. Незакрытой осталась лишь узкая кромка лезвия. После нагрева в горне перо сунули в расплав желтой соли, доселе невиданной кузнецом. Ее принес маг. Потом перо покрывали глиной еще несколько раз, оставляя кромку все шире и шире, и подвергали закалке. Затем пришел черед втулке наконечника. Ее закалили, как обычно – в медвежьем жиру.

Но самое главное началось ближе к вечеру. Вифисарий потребовал привести белого ягненка. Когда Капила исполнил его приказание, маг нагрел перо наконечника до нужного цвета и недрогнувшей рукой всадил его в бедное животное. При этом Вифисарий произносил какие-то заклинания или молитву на неизвестном кузнецу языке. Когда лезвие остыло, маг положил наконечник копья на наковальню и сказал усталым голосом, смахивая ладонью пот со лба:

– Все… Осталось лишь отполировать. Это сделаешь без меня. К завтрашнему дню наконечник должен быть готов.

Полировкой оружия обычно занимался старший сын кузнеца, которому иногда помогали близнецы Абхай и Рахул. Но на этот раз этим делом занялся сам Капила. Он уже понял, что копье будет совсем не простым; скорее всего оно предназначено для каких-то магических целей, а значит, его отделка должна быть идеальной. Поэтому кузнец не мог доверить окончательную обработку наконечника даже своему ближайшему помощнику, который обещался стать мастером не худшим, чем отец.

Утром следующего дня Вифисарий явился в кузницу в походном облачении и при оружии. В руках маг держал клетку с большим говорящим попугаем; пестрая птица была его любимицей.

– Я отправляюсь в длительное путешествие, – заявил он кузнецу. – Присмотри за моим домом и за попугаем.

– Будет исполнено, мудрый, – сказал Капила и поклонился.

Он не удивился и не обеспокоился. Маг-отшельник иногда покидал свое жилище и каждый раз привозил из своих дальних поездок какую-нибудь металлическую диковинку, которая потом служила Капиле образцом для нового изделия.

– Где наконечник? – нетерпеливо спросил Вифисарий.

– Вот… – Капила бережно развернул кусок тонкого сафьяна, и голубоватое, словно покрытое изморозью, лезвие засверкало на темно-коричневом фоне кожи как бриллиант чистой воды.

– Прекрасно! – Маг залюбовался наконечником. – Нет, я точно не ошибся в выборе твоего имени. Так сработать может только великий мастер.

Капила засмущался и, чтобы перевести речь на другое, сказал:

– Сталь получилась лучше, чем «вуц»*. Да что «вуц»! Она превосходит даже персидский «табан»*. Этим наконечником можно пробить любые латы без ущерба для его целостности. А как звенит*! Чистое серебро!

– Что верно, то верно… – Вифисарий вдруг нахмурился. – Сталь и впрямь уникальная… как и сам наконечник. Ну, мне пора…

Он достал из сумки деревянный лакированный футляр, обитый изнутри красным китайским шелком, спрятал туда наконечник, попрощался и ушел, даже не заикнувшись об оплате. Но Капила и не принял бы от мага ни серебро, ни золото, ни что-либо иное. Кузнец вдруг понял, что стал участником какого-то действа, способного повлиять на судьбу мира. Эта мысль пришла ему в голову внезапно, словно нашептал кто-то невидимый…

* * *

Но оставим племя брауи и перенесемся к калашам. Вифисарий появился там к вечеру следующего дня. В отличие от поселения соседей, деревня калашей являла собой хаотическое скопище многоэтажных хижин из камня, дерева и глины, приютившееся в узком горном ущелье. Задней стеной почти всех жилищ была поверхность скалы или горы. Крыша нижней хижины одновременно являлась полом или верандой обиталища другой семьи. Интерьер в каждой хижине был аскетическим: стол, стулья, широкие скамьи-полати и глиняная посуда. Туалет или ванную в доме, как у брауи, калаши считали излишеством.

Между кварталами многоэтажных хижин, уступами поднимавшихся едва не до вершины горы, были вырублены в скалах лестницы, исполнявшие роль улиц, – большей частью узкие и кривые. Но, как и у брауи, все они вели к просторной площади на берегу бурной горной реки.

В центре площади находилось священное место – «джештак», где происходили ритуальные танцы. Это чересчур помпезное для небогатых горцев помещение было оформлено в греческом стиле – колонны, росписи, мраморный пол… Вифисарий невольно улыбнулся – в оформлении джештака явно прослеживалась мысль Гатаспы, местного мага и большого почитателя древних эллинов. К нему Вифисарий как раз и направлялся.

В джештаке происходили главные события в жизни калашей – поминки и различные священнодействия. Обычно похороны у калашей превращались в шумный праздник с пиром и танцами, который продолжался несколько дней.

С левой стороны от джештака, поближе к реке, было построено «башали» – специальное помещение для рожениц и «нечистых» (то есть для женщин в критические дни). Остальным жителям деревни строго-настрого запрещалось даже дотрагиваться до двери или стен этого здания, а еду туда передавали в специальных мисках. У входной двери джештака по обе ее стороны стояли грубо сработанные деревянные статуи Жестак – богини семьи и брака, и Дезалик – богини, ответственной за башали и деторождение.

А справа от джештака высился храм богини Амы, прародительницы калашей, – большое сооружение с квадратным портиком, крышу которого поддерживали деревянные колонны, украшенные резными головами баранов. В портике, на специальном камне, почерневшем от запекшейся крови, совершались многочисленные жертвоприношения животных.

Передний фасад храма имел семь дверей. Дверные створки, изготовленные из ценных пород деревьев, украшала резьба и рельефные фигуры, изображавшие Большую Мать – Аму в сидячем положении. Кроме того, фасад храма украсили растительным орнаментом. С противоположной стороны храма калаши установили пять больших фигур, поддерживавших кровлю. Это были стражи Амы – человекоподобные чудовища.

Вифисария узнавали и с почтением приветствовали. Что и немудрено – деревню калашей он навещал часто, минимум два раза в год. К тому же у него на груди висела на золотой цепи калачакра – диск, символизирующий власть над временем. Этот священный атрибут магов был хорошо известен далеко за пределами Индии и Нуристана.

Маг поднялся по крутой лестнице на самую вершину горы. Там в небольшой, но густой рощице находилось жилище Гатаспы. Внешне оно мало чем отличалось от хижин калашей; разве что было значительно больших размеров и имело двускатную крышу с коньками. Однако внутри Гатаспа оборудовал для себя весьма уютное гнездышко.

В отличие от мага брауи, он не пускал никого из калашей к себе даже на порог (что и неудивительно; они и сами не отличались гостеприимством, так как общались друг с другом каждый день или в храме А мы, или в джештаке), поэтому жители селения пребывали в полной уверенности, что Гатаспа – такой же аскет, как и они сами. Тем более что на людях он появлялся в рубище, достойном какого-нибудь малопочтенного собирателя кизяка, употребляемого в сушеном виде в качестве топлива (с дровами в горах дело обстояло худо).

Гатаспа появился на пороге, едва Вифисарий взялся за большое кольцо, которым следовало стучать в дверь; оно крепилось к дверному полотну на петле.

– Приветствую тебя, собрат! – с радостью воскликнул Гатаспа и они обнялись.

Маг калашей внешне казался моложе Вифисария, однако его зеленые глаза были глазами человека мудрого, много повидавшего и пережившего мужа, но никак не юноши, которому исполнилось самое большее – двадцать пять лет. На груди у него висела мандала* – в золотое кольцо внешнего круга был вписан квадрат из тщательно отполированного хризопраса*, а внутренний круг, наложенный на квадрат, представлял собой сложную сетчатую структуру, которая несла какие-то тайные символы. И кольцо, и сетку внутреннего круга искусный мастер-ювелир выполнил из какого-то металла, который периодически менял цвет – от светлого до темного.

Гатаспа был черноволос и смуглолиц. Но эта смуглость больше происходила от загара, нежели от природы – Гатаспа много времени проводил в своей роще, на свежем воздухе. В ней росли деревья, которые на высокогорье обычно не встречаются. Но Гатаспа был большим энтузиастом лесного дела, и его саженцы не боялись ни больших морозов, ни изнуряющей летней жары.