Текст книги "Зверь по имени Кот"

Глава 8
Ксана

«Нет, мужики, точно, – абсолютный примитив! – думала Ксана, внимательно изучая фотографию супруги банкира. – Как можно было взять в жены эту курицу?!» Жена Колодина и впрямь не впечатляла. Сам Борис Львович был мужик видный и в приличной спортивной форме – высокий, статный, рано поседевший, с породистым холеном лицом и уверенными движениями человека, имеющего большие деньги, а значит, и власть.

А покойная жена банкира казалась дореволюционной гимназисткой. Строгая прическа, минимум макияжа, на шее скромная золотая цепочка, на правой руке обручальное кольцо и дешевенький перстенек, одета в платьице, вышедшее из моды еще в восьмидесятых годах прошлого столетия…

Скривившись, будто съела лимонную дольку, Ксана начала рассматривать другие фотографии, более ранние. Фил постарался: жена Колодина была представлена на них, начиная с десятилетнего возраста. Уж не замочил ли Фил старушку-мать покойницы, чтобы добыть эти снимки? – мельком подумала Ксана.

Но тут же выбросила эту мысль из головы. Ее совсем не интересовала проблемы посредника. Что касается самой женщины… что ж, у каждого своя судьба. Если ей предназначено было принять смерть от рук Фила, то ничего изменить нельзя. Ксана считала себя фаталисткой.

Что Колодин нашел в этой девчушке такого, чего не было в других женщинах? Ксана держала в руках снимок жены банкира, где ей было, судя по дате, отпечатанной на картоне, двадцать четыре года. Спустя год она вышла замуж за Бориса Львовича. Ксана изучала фотографию как естествоиспытатель букашку неизвестного науке вида – с большой лупой в руках. Она искала хоть какую-нибудь зацепку, на чем можно было ей сыграть, – и не находила.

«А может, грохнуть этого богатенького Буратино пусть и с большим шумом, но за полцены?» – с отчаянием подумала Ксана.

Ведь даже если ей удастся как-то подобраться к нему и сделать все по-тихому, кто поверит, что такой здоровяк отдал Богу душу по причине банальной сердечной недостаточности? Никто. Ну разве что какой-нибудь идеалист.

В наше время внезапная смерть состоятельного человека, имеющего возможность каждый год (да что год! хоть каждый день) обследоваться на новейшей медицинской аппаратуре, – чрезвычайное происшествие. Поэтому личный врач Колодина (и не только он) будет из шкуры лезть, чтобы выяснить причину его смерти. Иначе этому спецу башку оторвут. За непрофессионализм: почему не смог вовремя поставить правильный диагноз?

И не исключено, что выяснит – когда человек борется за сохранение своей жизни, он может совершить невероятное. Тогда спрашивается, зачем нужно городить весь этот огород?

Ответ на этот вопрос, конечно, был. Скорее всего, заказчику нужно выиграть время. А еще ему не нужен лишний шум, потому что тогда он попадет под подозрение. Пока проведут необходимые исследования, пока разберутся (если, конечно, хватит ума), что банкиру помогли встретиться с усопшей женой раньше срока, уйдет немало дней. Что, как говорится, и следует доказать.

Конечно, препарат, который когда-то дал ей Фил для особо деликатных ликвидаций, до сих пор работал чисто и безотказно. Но кто знает эту химию? Вдруг подведет в самый неподходящий момент. Да и наука не стоит на месте. Клиента могут и спасти: желудок промоют, вколют какой-нибудь современный антидот.

Ствол гораздо эффективнее: контрольный выстрел в голову – и все дела. Полная гарантия. Даже надежнее страхового полиса.

Ну как, как залезть в футляр к этому козырному клиенту?!

«Ненавижу богатых! – злобно думала Ксана. – Все у них не как у людей – охрана, бронированные машины, квартиры, куда и мышь не проскочит, везде сигнализация, мимо которой даже муха не пролетит… Зачем революцию в семнадцатом делали, за что страдали?! Опять баре со всех щелей полезли…»

Она понимала, что ее злоба, по меньшей мере, смешна. Так злобится лиса, которая не может залезть в курятник. И тем не менее, смешного было мало. Получается, что за тридцать тысяч американских тугриков она поставила на кон свою жизнь. Теперь Ксана в таком резюме была абсолютно уверена.

«Вот дура! Почему сразу не отказалась! Не исключено, что это Фил придумал, чтобы таким образом от меня избавиться чужими руками. На всякие пакости у него башка работает, будь здоров. Интриган еще тот. Как он сказал – дело не стоит выеденного яйца. Скотина! А ведь знал же, знал, что все там очень непросто!»

Смотри, девочка, смотри! – приказывала себе Ксана. Она снова и снова перелопачивала фотографии жены Колодина (а их было полтора десятка), пытаясь найти ту изюминку, которая так пришлась по вкусу банкиру, этому живому арифмометру. И наконец, как ей показалось, нашла.

Супруга Колодина на всех фотографиях была с косой. По нынешним временам, коса – анахронизм. Но некоторым мужчинам она очень нравится. Они считают, что девушка с косой просто не может быть какой-нибудь пошлой и недалекой особой. В их понимании коса – признак светлого женского начала. Девушка с патриархальными наклонностями в виде совершенно не модной косы просто обязана быть хорошей матерью, любящей и верной женой, другом. На этом мужики и ловятся.

Впрочем, иногда так оно и есть. Если коса не искусственная, то у ее обладательницы, и впрямь, может оказаться тот светлый и добрый – ангельский – женский характер, который так импонирует практически всем мужикам. Так уж повелось, что гуляют они со всякими легкодоступными шалавами, а пытаются жениться на порядочных девушках.

Но разве порядочных напасешься на всех?

Короче говоря, у Ксаны появился хороший шанс. По крайней мере, она так предполагала. К его реализации Ксана приступила немедленно. Она набрала номер Фила.

– Опять!.. – простонал он, заслышав в трубке ее голос.

– Не опять, а снова! – отрезала Ксана. – Мне нужен пригласительный билет на презентацию… – она назвала чего именно, место и дату. – Думаю, что это для тебя не большая проблема.

Ксана почему-то была уверена, что на этой презентации банкир обязательно будет. Для него подобные мероприятия, насколько она успела приметить, были своего рода отдушиной. Все-таки унылая однообразная жизнь даже затворникам в конце концов приедается. А на презентациях можно и приятелей встретить в неформальной обстановке, и выпить в приятном обществе, и даже поглазеть на красивых девушек – хотя бы ради ностальгических воспоминаний.

Тем более, что такие мероприятия охраняются особенно тщательно, а значит, можно было расслабиться.

– Решим, – оживился Фил. – Я отдам тебе свой.

– Только чтобы твои псы там не путались и не висели у меня на хвосте, – жестко заявила Ксана. – Иначе когда-нибудь я перестреляю их как бешеных собак. Усек?

– Усек, – нехотя ответил Фил. – Какая муха тебя укусила? Или тебе не нужна подстраховка?

– Кина пока не будет. Я всего лишь должна войти в контакт. А твои придурки могут все испортить. Клиент умен и у него имеется надежное прикрытие. Если он заметит хоть что-то, пиши пропало.

– Понял. Убедила. Бу сделано…

У Фила было несколько особо доверенных исполнителей, бывших спецназовцев, которые использовались для подстраховки ликвидатора, когда его действия вступали в завершающую фазу. Иногда это было удобно (например, когда нужно прикрыть отход), но временами просто опасно.

Ксана почему-то совершенно не сомневалась, что исполнители нужны Филу в основном для того, чтобы «погасить» киллера – или когда он «засветился», или когда вышел его срок. Ведь ничто так хорошо не хранит тайны, как сырая земля…

Личный стилист Ксаны трудился над ее внешним обликом почти шесть часов. Естественно, все эти действия происходили не в коммуналке, а в пентхаусе. Стилист знал Ксану как привередливую, но денежную стерву, которая находится на содержании у какого-то нувориша, прикупившего ей шикарную квартиру, машину и кучу всяких драгоценных безделушек.

Ксана имела три гражданских паспорта и один заграничный. По первому – липовому – она была прописана в коммунальной квартире, по второму (о нем не знал никто, даже Фил), Ксана числилась владелицей пентхауса в престижном доме, а в третьем паспорте она значилась как гражданка Украины, которая теперь стала ближним зарубежьем. Третий паспорт – настоящий – Ксана хранила как зеницу ока, потому что в час «икс» он мог стать для нее палочкой-выручалочкой.

Первый паспорт на чужую фамилию ей «нарисовали» умельцы. Да так искусно, что благодаря ему Ксане выдали и заграничный. Правда, в ускоренном темпе, не без помощи энной суммы «зеленых» и по легенде, что ей срочно нужно ехать по путевке за рубеж. Впрочем, путевка и впрямь была. Поэтому загранпаспорт Ксана получала через турбюро.

Второй паспорт она умудрилась получить вполне официально (для этого ей пришлось серьезно раскошелиться), а третий ей выдали очень давно, в интернате, находившемся в одном из городов Украины.

Почему давно? А потому, что Ксане казалось, будто она живет уже вторую жизнь. Первая была наполнена детскими иллюзиями и фантазиями и длилась в ее воображении всего лишь мгновение.

Несмотря на сиротское детство, Ксана первый период своей жизни считала счастливым. У нее были хорошие подруги, добрые воспитатели и учителя, ее вполне сносно кормили, одевали и обували. Она порхала как мотылек, не задумываясь как жить дальше. Наверное, беззаботность – свойство всех детей и подростков, чьи души еще не замутнены мерзостями взрослого бытия, независимо в каких они условиях живут.

А потом детство в одночасье умерло, и у Ксаны началась второй период, который настоящей жизнью трудно было назвать. Это уже совсем иная история, и длилась она так долго, что Ксана начала самой себе казаться древней старухой. В этой жизни не было места сантиментам, любви, дружбе, преданности. Только голый расчет, едва прикрытый цинизм, жестокость и пренебрежение к чужим жизням, возведенные в принцип, и деньги. Много денег.

Что такое деньги, Ксана поняла, когда подошел к концу первый этап ее жизни и когда ей пришлось подрабатывать где придется и кем придется, чтобы справить себе одежонку помодней и получше. Для гордой и независимой по своей натуре девушки большего унижения трудно было представить. Она не озлобилась, отнюдь. Она просто умерла… и воскресла. Как птица Феникс. Но уже в другой ипостаси.

Смыслом второго этапа жизни стала подготовка к третьей, заключительной фазе своего существования. Ксана не надеялась на счастливый брак. Она не была настолько наивна, чтобы представить себя удачливой Золушкой. Успешные и богатые женятся только на ровне. А у Ксаны за душой были лишь ее девичьи прелести. Но такого добра везде хватает.

Ксана решила, что она сама себе обустроит нормальное, хорошо обеспеченное существование. И это уже будет ее третья жизнь. Вот только как бы до нее дойти…

Была у Ксаны и работа. Естественно, фиктивная. Прикрытие. Этот момент обеспечил осторожный и предусмотрительный Фил.

Для таких целей кем-то посторонним, не имеющим понятия, чем занимаются те, кто его нанял, то есть, учредители, была создана контора, занимающаяся неизвестно чем, но вполне на законных основаниях. Ксана числилась там инженером по маркетингу, что предусматривало длительные командировки. Кто бы ни позвонил в эту контору, чтобы справиться, есть ли такая сотрудница в наличии, ему должны были ответить утвердительно. Ксана предполагала, что таких «инженеров», как она, в конторе числится еще несколько…

Когда стилист ушел, Ксана еще долго сидела перед зеркалом в каком-то обалдении. Нет, все-таки этот мальчик (стилисту едва исполнилось двадцать лет) отлично знает свое дело. На нее из глубины дорогого венецианского зеркала смотрела незнакомая ей девушка с толстой косой. Мелированные волосы придавали ей какой-то особенный шарм. Благодаря более светлым прядям темно-русые волосы Ксаны казались просто русыми – как и у жены банкира. Примерно такого же цвета была и приплетенная коса.

С косой стилист возился дольше всего. Ксана поставила условия, чтобы она выглядела натуральной и держалась очень крепко и без применения заколок. Бедный мальчик семь потов пролил, пока вплетал косу в волосы Ксаны, не отличающиеся большой длиной. Зато результат получился впечатляющим.

Теперь осталось подобрать соответствующий внешнему облику наряд. Над этой проблемой Ксана долго мудрить не стала. Она поехала в давно приглянувшийся ей бутик и купила там платье, сильно похожее на то, в котором была сфотографирована супруга Бориса Львовича. Конечно, такое шмотье, несмотря на его заоблачную цену, Ксана могла приобрести лишь для того, чтобы продефилировать в нем на коммунальной кухне. Мелкие цветочки, разбросанные по ткани, казались ей верхом убожества. От них так и разило провинцией. Уж в этом Ксана научилась разбираться.

И тем не менее, когда Ксана нанесла на лицо «боевую раскраску», надела платье, туфли на высоких каблуках, и в таком виде появилась перед зеркалом, у нее на мгновение перехватило дух: она изменилась до неузнаваемости! Перед нею стояла сама скромность и обаяние.

Вот только груди у нее немного подкачали – у жены банкира, судя по фотографиям, они были как минимум на размер больше.

Но это обстоятельство не казалось Ксане чересчур серьезным недостатком в свете предстоящей операции. Она было на все сто процентов уверена, что ни одна светская барышня, пожаловавшая на презентацию, не сподобится опуститься так низко в своих шмоточных предпочтениях.

А значит, Ксана будет выглядеть на фоне расфуфыренных дам белой вороной. Что и следует доказать. Банкир должен (нет, просто обязан, черт его побери!) обратить на нее внимание.

Теперь осталось только ждать и в который раз повторять, зубрить наизусть легенду, которую она преподнесет Борису Львовичу, если у них завяжется разговор по душам. Тут не должно быть ни единой осечки. Не исключено, что он может заподозрить подставу. А значит, ей не миновать серьезной проверки.

Об этом Ксана сразу доложилась Филу: «Ты там предупреди своих придурков в конторе, чтобы все было тип-топ. Иначе ляпнут не то, что нужно, – и все наши приготовления накроются медным тазом». «Ты за кого меня держишь?! – обиделся Фил. – Я же не пальцем деланный. Все будет в ажуре…» «Да уж, не пальцем, – хотелось сказать Ксане. – Такую сволочь, как ты, рожают в аду, на каленой сковородке. А уж чем там вас делают, про то никому не известно».

Легенда у нее была железной. Прежде чем прикупить липовый паспорт, она долго искала в Интернете, пока не наткнулась на упоминание некоего выморочного сельца в русской глубинке. Ксане пришлось даже съездить в те края. Все, что ей нужно было, Ксана отсняла на видеокамеру – чтобы освежить в памяти, если понадобится. Кроме того, она обошла пешком окрестности села, от которого остались лишь сгоревшие срубы и полуразваленные печи с трубами.

А еще Ксана посвятила некоторое время районному архиву, где и нашла установочные данные на девушку примерно одного с нею возраста, которая когда-то жила в этом селе. Но затем ее следы потерялись, что и подтвердил местный паспортный стол. Так что с этой стороны у Ксаны все было железно.

Попробуй отыскать в России Ксению Иванову. Это будет похоже на поиск иголки в стогу сена, так как Ивановых пруд пруди; не меньше и Ксений.

Со вторым паспортом она проделала такой же фортель. Но в этом случае ее вторая легенда была еще достоверней, нежели первая. Ксана умудрилась получить даже свидетельство о рождении.

По второму паспорту ее звали Ксения Долгих. Мало того, у Ксаны были и фотографии ее «родителей». Их отдала ей совсем старая подслеповатая тетка Ксении Долгих (двоюродная или троюродная, Ксана уже забыла), которая проживала в Курске. Она мало что помнила, и конечно же не могла отличить подлинную Ксению от самозванки…

Наконец долгожданный вечер пришел. Удивительно, но Ксана почему-то сильно волновалась, гораздо сильнее, нежели в других случаях. Может, потому, что ей никогда прежде не доводилось вращаться в «высшем» свете. Она боялась, что не сможет сдержать ненависти к властям предержащим, которая буквально сжирала ее изнутри. Скорее всего, именно это чувство и стало главным побудительным мотивом, по причине которого она первый раз нажала на спусковой крючок пистолета.

Ксана ненавидела богатых и успешных. У нее была возможность сравнить свое детство и свою жизнь с жизнью тех, кому досталось в этом мире слишком много благ. Притом благ совершенно незаслуженных.

Когда ей исполнилось четырнадцать лет, Ксана, чтобы подработать немного денег на личные расходы, устроилась уборщицей в доме бывшего секретаря горкома комсомола, который на удивление быстро сменил свою внутреннюю – красную – сущность на малиновый пиджак буржуя и бизнесмена. То, что Ксана увидела в его доме, потрясло девушку. Ксана думала, что такая роскошь бывает только в фильмах; она казалась ей сказкой.

Тем не менее, бывший комсомольский вожак был скуп до неприличия и платил Ксане за ее очень нелегкую работу жалкие гроши. Но и это еще было полбеды. Главной неприятностью оказались его приставания. Он пользовался любым моментом, чтобы распустить руки. И сильно бесился, когда получал отпор. Этот «новый» никак не мог поверить, что какая-то бедная замарашка, детдомовская девчушка без роду-племени, отвергает его, красавца и бизнесмена.

Ксана долго терпела эти «ухаживая», но однажды все-таки сорвалась. Несмотря на свою миниатюрную внешность, она была очень сильной, а детдомовская жизнь научила ее умению постоять за себя. Когда в очередной раз по пьяной лавочке он завалил ее в кладовке, где она хранила свой рабочий инвентарь, на какие-то тряпки и начал рвать на ней одежду, Ксана схватила первый предмет, который подвернулся ей под руку, и звезданула им охальника по башке.

Все было бы ничего, но этим предметом оказался старый утюг. Как он очутился в кладовой богатого дома, почему его не выбросили в мусорный бак, история про то умалчивает. Но в итоге бывший комсомольский вожак получил рваную рану на голове, а Ксане пришлось некоторое время прятаться в детдомовских подвалах, потому что ее искали «бойцы» бизнесмена.

Что они могли с нею сделать, если бы нашли, представить было нетрудно…

Ксане пришлось еще раз встретиться со своим обидчиком. Но при этой встрече она уже смотрела на него через прорезь прицела. Никогда ни до этого момента, ни после Ксана не чувствовала такого яростного возбуждения и такой дикой ненависти к своему «клиенту». И впервые за время своего существования в качестве ликвидатора Ксана пренебрегла деньгами, полученными за «заказ». Она перевела их на счет того детского дома, в котором выросла…

Другие времена, другие реалии в сказке, невольно улыбнувшись, подумала Ксана, когда машина, в которой она ехала, остановилась у парадного входа недавно отстроенного шикарного здания какого-то акционерного общества. Современная Золушка подъехала к дворцу не в карете, запряженной лошадьми, а на «Мерседесе». Машину Ксана наняла у фирмы, которая специализировалась на проведении свадебных торжеств.

Конечно, можно было просто заказать такси, но тогда она могла вызвать подозрение у охранников, толпившихся возле входа. Серьезные люди на такие мероприятия, как презентации, приезжают на не менее серьезных и дорогих машинах. А привлекать повышенное внимание к своей персоне со стороны спецов ей не хотелось (Ксана точно знала, что среди охранников есть бывшие сотрудники спецслужб, имеющие наметанный глаз на таких «птичек», как она.)

Все обошлось как нельзя лучше. Может потому, что Ксана держала себя как принцесса. Она гордо продефилировала мимо крепких парней, выстроившихся в две шеренги по обе стороны парадного входа, даже не удостоив их ни единым взглядом, и очутилась в вестибюле, богато отделанном итальянским мрамором.

Ксана словно слышала, какие эпитеты в ее адрес крутятся в голове охранников. И слово «богатая сучка» было не худшим. Но эта мысленная брань ее совсем не огорчала, а скорее, радовала.

Первый раунд она уже выиграла.

Глава 9
Кот

После сражения со старой крысой кошка-мать выздоравливала около двух недель. Она была едва жива. Все это время Кот приносил ей мышей и разных птичек. Трудно сказать, как он догадался, что матери нужна еда, чтобы поддержать свои силы. Ведь в словаре кошек нет таких «слов», которые звучат, как просьба взять больного представителя кошачьего семейства на содержание. Жизнь животных – жестокая штука. В ней нет места слабым, больным и увечным.

И тем не менее, Кот оказался очень сообразительным и даже жалостливым. Тем более, что ближе к осени дичи стало очень много, она нагуляла жирок, и охота не была ему в тягость. Не было проблем у Кошки и с водой. Дождевая вода, проникающая внутрь сквозь изрядно прохудившуюся крышу Горы-саркофага, скапливалась в различных выемках, и Кошка, хоть и с трудом, но все же доползала к ним, чтобы утолить жажду.

Выздоровев, Кошка в одночасье стала какой-то чужой. Впрочем, и сам Кот уже не чувствовал такой сильной привязанности к матери, как прежде. Поэтому их совместная жизнь вскоре подошла к концу. Однажды, когда Кошка с непонятной свирепостью огрела Кота лапой, притом без видимых причин, он молча развернулся и ушел из родного гнезда навсегда.

Его уже давно тяготила Гора. Возможно, этому способствовали неприятные воспоминания, связанные с крысами. А может, Кот уже не мог выдерживать излучение, которое к осени начало усиливаться. И если для матери-кошки оно было полезным (или, по крайней мере, не очень вредным), то Кот испытывал большое беспокойство и прежде чем уснуть, долго искал место, где потоки заряженных частиц были наиболее слабыми.

Кота манил вольный простор. Промышляя в окрестных лесах, он чувствовал, как его переполняет радость жизни; ведь он был еще так молод. Хотя, скорее всего, в нем пробудились гены отца, лесного кота. От него Кот получил в наследство великолепный слух (гораздо лучший, нежели у домашних кошек) и очень острое зрение. Притаившись где-нибудь в кустах, он мог слышать в радиусе нескольких сот метров. При этом в его воображении словно рисовалась живая карта местности.

Заслышав квохтанье куропаток, он мигом определял их маршрут и ту точку в пространстве, где ему лучше всего сделать засаду. Или, например, почти бесшумные заячьи прыжки. Они были таковыми для любого хищника, только не для Кота. И когда глупый молодой заяц начинал щипать листочки клевера на хорошо защищенной от всяких напастей (как ему казалось) полянке, Кот уже был тут как тут.

Если бы кому-нибудь удалось с высоты понаблюдать за его передвижениями во время охоты, то наблюдатель вполне мог сделать заключение, что Кот обладает экстрасенсорными способностями. Он всегда устраивал засады именно там, где нужно – куда через какое-то время приходила его добыча. Эффективность Кота, как охотника, была потрясающей.

В конце ноября у Кота произошла линька, и новая шерсть стала еще гуще и шелковистей. Он стал великолепным образчиком смешения двух пород: по окрасу – рэгдоллом, а по стати и повадкам – лесным котом.

Кот долгое время искал себе постоянное пристанище. При этом он все больше и больше удалялся от мертвого города, туда, где росли почти девственные леса. Раньше они не были абсолютной глушью. Свою едва ли не первозданность леса́, озера и мелкие речушки приобрели, когда взорвался реактор атомной станции и город (а также деревни на много километров вокруг Горы-саркофага) опустел. Люди перестали ходить на охоту, собирать ягоды и грибы, и постепенно в лесах возле реки Припять начали появляться животные, давно занесенные в «Красную книгу».

Никто не проводил и санитарных вырубок. Поэтому лесное приволье постепенно одичало, что пошло на пользу разной лесной живности. А если учесть, что теперь на заброшенные поля не сыпали сельскохозяйственную химию, то и вовсе можно было считать районы, зараженные радиацией, раем для диких животных и птиц.

В связи с этим Кот блаженствовал. В отличие от своего отца, дикого лесного кота, который охотился преимущественно по ночам, Кот выходил на охоту в любое время суток. Даже в зимний период еды для него было вдоволь. Но самым главным охотничьим успехом он считал свой новый дом. Им стала заброшенная барсучья нора, на которую Кот наткнулся совершенно случайно.

Куда девался ее хозяин, Кот не знал. Возможно, барсучья семья переселилась в другое место, а может, приключилась очередная лесная трагедия, одна из тех, что в дикой природе случаются каждый день. Как бы там ни было, но барсучья нора оказалась идеальным жилищем для Кота со всех точек зрения.

Барсуки вырыли нору на высоком песчаном берегу небольшой речушки, практически ручья. Место вокруг были совершенно дикое: плотная стена высоких деревьев, буреломы, кустарники, через которые большому хищному зверю не протиснуться, и хитрые звериные тропы, напоминающие лабиринт. Нора имела много запасных выходов, которые были обследованы котом с вошедшей у него в привычку обстоятельностью.

Но самое главное – нора оказалось очень сухой и чистой и хорошо проветривалась. Эти параметры стали для Кота основными в принятии окончательного решения: кошачье племя любит чистоту и уют.

Чтобы зимой было теплее, Кот натаскал в нору листьев, сухой травы и перьев. Получился мягкий матрац, на котором спать – одно блаженство. Что он и делал темными вьюжными ночами, потому что большая часть лесной живности зимой имела привычку выходить кормиться в светлое время суток.

Ближе к концу зимы Кот совсем заматерел, несмотря на юный возраст. Его вес уже перевалил за десять килограмм, и это был не жир, а сплошные мышцы. Поэтому, когда однажды он встретил лесного кота, то совсем не испугался, хотя его лесной собрат был настроен очень агрессивно.

Однако до драки дело не дошло. Похоже, дикарь был немного обескуражен. Ему уже доводилось встречать одичавших домашних котов, но все они были мелкими, плохо приспособленными к жизни на воле, и лесной кот расправлялся с ними походя. Особенно он приходил в ярость, когда непрошеные гости вторгались в его охотничьи угодья. В таких случаях лесной кот рвал их беспощадно. И нередко стычки заканчивались для одичавших котов смертью.

Но здоровяк, который стоял перед ним, был крупнее и тяжелее его; лесной же кот весил не более семи килограмм. Он только начал входить в пору зрелости. И все же дикаря смутили не габариты Кота, а пристальный и очень жесткий взгляд его голубых глаз, в котором читалось явное превосходство.

Кот будто говорил: «Ну что, слабо сразиться? Иди отсюда, пока цел».

Конечно, случись такая встреча в конце февраля или в марте, когда у лесных котов начинается гон, дикарь не отступил бы ни при каких обстоятельствах. Но на дворе стоял всего лишь конец января, да и предмет выяснения отношений – какая-нибудь кошечка-красотка с пышным мехом и зовущим взглядом – поблизости не наблюдался, поэтому осторожный дикарь счел благоразумным ретироваться.

Зашипев на прощание, – на всякий случай, для острастки – и продемонстрировав Коту свои великолепные клыки, лесной кот запрыгнул на низко расположенную толстую ветку и ушел по деревьям вглубь леса. И только после этого Кот дал волю своим эмоциям. Его хвост, до этого стоявший трубой, начал с большой силой колотить по бокам; казалось, что Кот хочет выбить из шерсти всю пыль, до мельчайшей пылинки.

Спустя какое-то время после вселения в барсучью нору у Кота появились и личные враги. И первой среди них стала лисица, с которой Кот поступил так невежливо. Оказалось, что у нее есть еще и супруг, очень хитрый и коварный лис. Он-то и выследил однажды Кота, когда тот на открытом месте лакомился молодым зайцем и на время забыл об осторожности.

Кота спас его великолепный слух. Наверное, лис очень долго подбирался к нему, притом со всеми предосторожностями, потому что Кот услышал его лишь тогда, когда рыжий прохиндей подобрал под себя передние лапы, готовясь к прыжку, и примял несколько сухих листиков. Определить характер шороха Кот не смог, но откуда-то точно знал, что грядет большая опасность. Он молнией метнулся к дереву и мигом взлетел по стволу вверх.

Сидя в полной безопасности в древесной развилке, он с непередаваемой кошачьей иронией наблюдал за рыжим разбойником, который тем временем исполнял на земле антраша́ – высоко подпрыгивал на месте и тявкал. Лис был взбешен, что остался с носом. Еще ни одна добыча не ускользала от него так быстро и ловко. Разъяренный зверь первое время даже не замечал, что рядом в траве лежит почти целый заяц.

А когда заметил, то Коту показалось, что в глазах лиса блеснул торжествующий огонек. Лис улегся возле зайца, положил его между передними лапами, и устроил голодному Коту настоящую пытку – начал медленно поедать его добычу. Возмущенный Кот фыркал, шипел, но лис только сладко облизывался, и невозмутимо продолжал свою трапезу.

С той поры Кот и лисья семейка стали кровными врагами. Лисы выслеживали Кота, а тот – лис. Это времяпровождение стало для него чем-то вроде физзарядки, превратившейся в хобби. Но теперь он научился читать их следы, хорошо различать запах, и главное – издалека слышать лисьи шаги. Кот даже различал, чьи они, – самца или самки.

Выслеживая лисью семейку, Кот не понимал, зачем он это делает. Убить лису или лиса, он, конечно, мог. Нужно было лишь застать одного из них врасплох. Несмотря на острые зубы, вес лис был примерно такой же, как и у Кота. Но Кот имел одно очень важное преимущество – острые когти. Так что смертельный поединок один на один еще неизвестно чем закончился бы. Победить мог и Кот, и лис.

Тем не менее, Кот не хотел рисковать. Это было бы глупо. В конце концов, не такая уж большая потеря – какой-то зайчишка. Год выдался изобильным по части приплода разной лесной живности, а постепенно матереющий Кот уже стал отменным охотником, и найти себе обед ему не составляло особого труда.

Однако злопамятство, присуще всему кошачьему роду, повышенная любознательность и естественное желание молодости изведать побольше рискованных приключений толкали Кота на поступки, мало совместимые со здравым смыслом. Кошка-мать никогда бы не стала тратить впустую свое драгоценное время на бессмысленные шатания по лесу.

Обычно Кот следил за лисами, перепрыгивая с дерева на дерево. На землю он опускался лишь для того, чтобы быстро перебежать открытое пространство. Если лисы уходили на охоту далеко, – туда, где находилась лесостепь, – Кот возвращался к лисьей норе и терпеливо дожидался возвращения своих недругов.

После схватки с Котом осторожная лиса сменила свое жилище. Теперь лисья нора находилась на склоне оврага, под корнями вывороченного бурей дерева. Лисята к зиме выросли и ушли из родного дома, и в норе остались жить только лис и лиса. Кот потратил немало времени, чтобы найти это место. Лисы здорово путали следы.