Текст книги "Звезда по имени Виктор Цой"

19 мая 1987 года. «Кино» в Москве. ЦПК им. Горького. Зеленый театр. Съемки финала «Ассы»

Перед съемкой финальной сцены фильма с выступлением группы «Кино» по замыслу режиссера был устроен небольшой разогревающий публику концерт. По многочисленным воспоминаниям, первой выступала группа «Вежливый отказ», затем – «Звуки Му». Поскольку музыка «Вежливого отказа» была достаточно специфична и часто прерывалась всевозможными перфомансами, поклонники «Кино», ждущие Цоя, недовольно свистели и выкрикивали: «Уходи-и-и!!! Оставь телефон – и иди-и-и!!!»

Когда же выступление «Вежливого отказа» закончилось под одобрительные вопли зрителей, не очень вежливо отказавших (в большинстве своем) этой группе в уважении и понимании их музыки, на сцену вышли «Звуки Му», которые уже тогда были культовой рок-группой. Публика оживилась и приняла Мамонова «на ура».

После выступления «Звуков Му» на сцене наконец появился долгожданный Виктор Цой, еще не раскрученный тогда по телевизору кумир молодежи, а «широко известная в узких кругах» поклонников советского рок-андеграунда звезда. При появлении Цоя на сцене восторженный рев зрителей достиг своего максимума. По воспоминаниям очевидцев, было очень забавно слышать из толпы крики типа «Цой – отец родной!» Молодежь, увидев Цоя, буквально впала в экстаз, и после того как группа «Кино» исполнила пару песен и прекратила играть, зал просто взорвался.

Вышедший на сцену Сергей Соловьев попытался объяснить зрителям, что снимается фильм, необходимо помочь снять небольшой эпизод, но уже практически неуправляемая толпа, мало знакомая с творчеством Соловьева и вообще плохо представляющая себе, кто он такой, ничего не слушала. Собравшиеся громко требовали, чтобы «толстый мужик убирался на хер и чтобы Витька продолжил свое выступление».

Наконец часть зрителей, видя, что Цой со сцены не уходит, решила все-таки немного успокоиться и прислушаться к тому, что говорит этот «странный толстый мужик». В образовавшейся между криков паузе Соловьев, сорвав голос, сумел объяснить собравшимся, что он режиссер, что он снимает сейчас свой новый фильм, что в данный момент ему нужно снять очень важный эпизод этого фильма, как раз с участием группы «Кино», и что он очень просит всех зрителей ему в этом помочь.

Поняв наконец, в чем дело, толпа вновь радостно загудела, причем ее радость мало смутило даже упоминание о фонограмме, под которую будет петь Цой. Тех же, кто недовольно засвистел, Соловьев успокоил тем, что после того как нужный ему эпизод будет снят, выступление группы «Кино» продолжится и все песни будут дальше опять исполняться вживую, без всяких фонограмм, поскольку под фонограмму надо только снять песню в этом эпизоде, а то вживую при киносъемке нельзя.

Появившиеся на сцене трое или четверо людей из съемочной группы начали разрывать вынесенные упаковки, доставать оттуда спичечные коробки и забрасывать эти коробки в первые ряды. Сквозь вновь усилившийся радостный рев толпы зрителей Соловьев с трудом пояснил, что горящие спички необходимы для сюжета и что поймавшие эти коробки должны передавать их дальше, чтобы досталось всем. Коробок со спичками было очень много, и, если судить по снятому эпизоду фильма, спички достались действительно практически всем зрителям.

Собравшиеся, проникнувшись столь высокой идеей помочь «важнейшему из искусств», принялись разбрасывать коробки со спичками во все стороны. Некоторые поджигали их прежде времени и горящими бросали в своих соседей, что вызывало в толпе панику.

Наконец все было готово, и началась съемка эпизода. Группа «Кино» начала играть (под фонограмму, как и предупредил Соловьев), Цой запел. Зрители в это время вовсю продолжали зажигать спички, поднимая их горящими над своими головами и заходясь в экстазе…

Когда съемка эпизода была завершена, музыканты исполнили еще несколько песен, нарушив при этом все графики, поставленные режиссером. Цой просто не мог подвести собравшуюся публику.

Юрий Шумило, продюсер, актер, журналист:

«Перед съемкой „Кино“ был разогрев. Внутри рокерской тусовки была своя непростая жизнь, были черные и белые, кого-то там считали лабухом. Помню, что они долго препирались по поводу присутствия на сцене негра Вити – Димки Шумилова – и Сережки Рыженко. Помню, что публика ждала БГ, а БГ не было. Съемочный процесс происходит определенным образом. И пока не готовы все службы, съемку начинать нельзя. Собралась многотысячная толпа, которая ждала концерта Цоя и которой совершенно невозможно было объяснить, что не готов свет, или операторский кран, или еще что-нибудь. Ее это совершенно не волнует. Она ждет, когда все это начнется. Поскольку тогда подобные события были чрезвычайно редки, набилось немыслимое количество народа, причем народа не очень договороспособного.

У меня было сто человек дружинников, те же любера в клетчатых штанах, только с повязками, и тридцать человек ментов. Я исходил из того, что у нас 990 посадочных мест и тридцати ментов из местного отделения вполне достаточно. А на место одной жопы садилось три. Скамейки ломались. Я был не готов. Это был вообще первый такой хеппенинг в Москве. Опыта не было ни у кого. Блюша, Саша Блюмин, вытащил большой короб со спичками и начал их раздавать. Пока был разогрев, пока снимали какие-то второстепенные планы, люди развлекали себя, как могли. Я как-то растерял своих сто дружинников – они сняли повязки и слились с толпой. Кому-то дали по голове. Потом, уже в конце, я видел, как один из моих стоял у сцены и бил кого-то молотком, свирепствовал, как все.

В итоге пришли тысяч 12–13 зрителей – неуправляемая толпа. Я носился с микрофоном, пытался навести какой-то порядок, но от меня ничего не зависело. Более того, любой мог дернуть меня за ногу и меня затоптали бы и не нашли. Началось буйство. Жгли дымовухи, у одной женщины загорелись волосы. Я сначала потушил ее, а потом просто взял за кадык и вырубил того, кто ее поджег. Когда был снят номер Цоя для фильма, я понял, что мы уже окончательно вывалились из светового режима, подошел к Вите и говорю: „Все сняли, хорошо, уезжаем“. Он: „Нет, я обещал допеть“. Я говорю: „Вить, сейчас люди погибнут, ты видишь, что происходит?“ – „Я им обещал, я буду петь“. Я говорю: „А если я тебе въ…у сейчас?“ – „Ну въ…и“. Я понял, что он готов драться. Скорее всего, весь разговор был слышен в микрофон, потому что, когда я обернулся назад, я понял, что все эти тысячи человек меня ненавидят. И это было так страшно – вот эта чаша с неконтролируемой толпой, с этими огнями, с этими горящими глазами. В меня полетели коробки спичек, кто-то кинул туфли, я увидел этого человека с молотком… Состояние было близко к безумию. Я подошел, выдернул какой-то шнур, кто-то меня обхватил, оторвал от земли и уволок со сцены. Это был Павел Тимофеевич Лебешев. Пока мы разбирались, на сцене спели еще пару песен и все закончилось. Потом за кулисами появился какой-то главный московский пожарник. Оказывается, люди, уходя, перевернули пожарную машину, просто уронили ее на бок…

Я до сих пор счастлив, что тогда никто не погиб, не покалечился, хотя я не уверен, может, что и было. Я оставался на передовой один, директор картины Вовка Дудин как-то посидел в ложе дирекции и свалил. Как администратор на площадке, я должен был после съемочного дня заполнять рапортички. Я с перепугу написал, что все было нормально, но рассказал, как все было на самом деле своей подруге – диспетчеру в студии. А она на следующий день доложила главному диспетчеру, что была такая беда. И понеслось: „Почему не доложили, были безобразия…“ Помню, что тот главный пожарный чуть ли не до драки спорил с каким-то комсомольским деятелем за право меня расстрелять.

Цой сильно изменился после нашей картины. У него во время съемок образовались отношения с Наташей Разлоговой, девушкой из хорошей семьи, сестрой кинокритика Кирилла Разлогова. Наташа работала у нас помрежем, то есть бегала, меняла кадры, номера, вела всю документацию помрежа. С ее двумя иностранными языками это, конечно, не соответствовало ее уровню. У меня было такое впечатление, что она наш фильм рассматривала с прицелом на какие-то изменения в личной жизни. Когда появился Цой, она очень сильное влияние на него оказала. У него, безусловно, был какой-то нечеловеческий, животный магнетизм и специальный поэтический дар, но Наташа дала ему какую-то широту, он буквально видоизменился под ее влиянием. Она была отчасти его менеджером, и, видимо, не без ее участия он связался с Айзеншписом. Его карьера начала развиваться, он стал собирать стадионы, начался чес на его имидже, на его имени. Завистники в рокерских кругах тут же заговорили, что Цой продался. Вот и шубу купил себе волчью… Было такое. Но Наташа его реально разнообразила, расширила кругозор. Может быть, я придумываю, но в альбомах, которые выходили после „Ассы“, я слышу Наташу, какие-то ее нотки, настроение, состояние».[111]111
  Б. Барабанов. «Асса. Книга перемен». СПб.: Амфора, 2008.


[Закрыть]

Георгий Гурьянов:

«Концерт для фильма „Асса“ в Зеленом театре… Ужасно раздражало, что он был вроде как для массовки, и, когда эти уроды сняли свое убогое кино, они взяли и выключили звук. Когда снимали этот фильм мудацкий, перед нами целый час „Звуки Му“ били по мозгам: дорвались до аудитории, которой никогда не видели. И вот играют и играют, играют и играют… Потом выключили звук. Цой, помню, никак на это не отреагировал. А я вот очень злился. Очень хотелось ударить по камере тяжелым предметом. С тех пор я возненавидел процесс киносъемки. Но этот пузырь, конечно, поганый… Соловьев… Так всех нае…ть, прощу прощения… А перед людьми кто отвечает? Цой? Я там был и все видел гораздо лучше многих. Полная тупость и безынициативность».[112]112
  Из интервью автору – 2012 год.


[Закрыть]

Юрий Каспарян:

«Я мало что помню про „Ассу“. Помню выступление в Зеленом театре. Выкрик из зала, когда Соловьев подошел к микрофону: „Чем больше пузо – тем дальше от станка“».[113]113
  Из интервью автору – 2012 год.


[Закрыть]

Александр Пигарев, фотограф:

«Сегодня я фотограф с многолетним стажем, если что. А начинал как рок-фотограф. Снимал много кого в свое время. Витя у меня почему-то не получался на фото. То пленка засветится, то с фотоаппаратом что-то происходило. Но у меня есть один кадр с Цоем, с премьеры фильма „Асса“. И это мой лучший кадр».[114]114
  Из воспоминаний А. Пигарева


[Закрыть]

19–24 мая 1987 года. Вильнюс. Фестиваль «Литуаника»

19–24 мая 1987 года в Вильнюсе прошел фестиваль «Литуаника», ставший всесоюзным праздником рок-музыки. В нем участвовали такие группы, как «Бригада С», «Кино», «АВИА» и «АукцЫон».

Марк Шлямович:

«Поздней весной 1987 года хорошие ребята во главе с Миндаугасом Черняускасом организовали чудный фестиваль на сцене вильнюсского Дворца спорта. Три дня, куча чудесных групп: „Чайф“, „АВИА“ с веселым еще Антоном Адасинским, „Калинов Мост“, „Вопли Видоплясова“ с удивительным Олегом Скрипкой, „Кино“, „Звуки Му“, „Бригада С“, „Не ждали“ из Таллина, „Алиса“ – всех не упомнить. Вместе с рокерами приехали и истинные поклонники отечественного рок-движения со всего Советского Союза, лучшие рок-журналисты. Всех очень доброжелательно встречали: улыбки и гостеприимство. Красивые литовские девушки, которые, по мнению Анатолия Гуницкого (он же Дрозд, он же Старый Рокер), явно происходили от русалок. Была прекрасная погода, всех аккредитованных персон после концертов каждый вечер на автобусах отвозили на, как бы сейчас сказали, афтепати, а тогда – веселую, классную дискотеку, где все резвились, как молодые тигрята.

Группа „Кино“ приехала с двумя женами: Витина Марьяна и жена Игоря Тихомирова, – а также с бонус-музыкантами: Крисановым на басу и Африкой на перкуссии. И тот и другой – ребята с большим апломбом, из тусовки Густава (Георгия Гурьянова), то есть нос кверху, общаемся только с равными… Остальные, как всегда, приветливые, очень приятные люди – я про Витю с Марьяной, Игоря Тихомирова с его женой, Юрия Каспаряна.

Разумеется, на правах выходца из Вильнюса я провел экскурсию моим друзьям по Старому городу. Наслышанные о том, что в Вильнюсе чуть ли не на каждом углу цивилизованные пивные бары, они попросили меня сводить в один из них.

Я-то знал, что и у нас „не фонтан“, дикие очереди и прочее, однако повел ребят к бару „Жемайчю“, расположенному в средневековом подвале. У входа, как всегда, была очередь из страждущих и группы „Бригада С“, которая, как вы помните, сама по себе весьма многочисленная.

Я рванул сквозь толпу, протиснулся к дежурному администратору. Не помню, что я ему сказал, но уже через 20 минут вся группа „Кино“ занимала отдельный столик в одной из келий подвала, а за соседним столиком присела вся „Бригада С“, которую я затащил вслед за „Кино“.

Заказав пиво, все уткнулись в меню. Всем показалось прекрасной идеей выбрать вареные свиные уши. Мне не удалось переубедить ребят в этом, и для себя я заказал порцию шашлыка. Вскоре принесли заказ. По мере дегустации ушей энтузиазм пропадал. Кто-то меня окликнул, я на несколько минут отвернулся. Пообщавшись, я повернулся к своей тарелке и увидел, как Витя тырит у меня несколько вкусных кусочков шашлыка, так как свиные уши ему и другим явно не понравились…

Еще мне запомнился очень веселый момент. Он даже где-то запечатлен на фотографии. Поскольку фестиваль длился три дня, а выступление „Кино“ было запланировано на последний день, все свободное время мы ходили по Дворцу спорта, знакомились с новыми людьми, дурачились, болтали о том о сем.

Юра Каспарян объявил, что он и группа снимается то ли в Сочи, то ли в Ялте в каком-то новом, по-видимому, сногсшибательном фильме. Сгорая от любопытства и белой зависти, я попросил его рассказать о фильме. Для этого мы почему-то уединились (Юра, Марьяна и я) в кабинке женского туалета Дворца спорта, и Юра вдохновенно поведал сюжет.

После выхода фильма я понял, что речь шла о фильме Сергея Соловьева „Асса“.

И еще был забавный случай. У нас всех на шее висели бейджики с аккредитацией. Виктор решил подурачиться. А тут рядом с нами появился прекрасный музыкант (царство ему небесное!) Гуннар Грапс из Таллина – лидер, фронтмен, вокалист и барабанщик, пожалуй, на тот момент лучшей хард-роковой группы СССР Magnetic Band.

Ничего не подозревающий Гуннар поздоровался со мной, и я тут же представил ему Виктора. Витя тут же сделал вид, что ничего не знает о Грапсе, стал ерничать, задавать глупые вопросы о группе, на что наивный Гуннар вежливо отвечал. У Вити был вид эдакой звезды, снизошедшей до простых землян. Однако, когда Грапс терпеливо и серьезно ответил на все вопросы, он решил узнать, с кем имеет дело, и, наклонившись к Витиному бейджику, громко, с эстонским акцентом, чуть заикаясь медленно прочел: „Ви-ктор. Ага, Виктор, Цо-ой, ага, какая группа? А-а-а. „Кино“, а, ну хорошо, „Кино“. То есть было видно, что прославленный эстонский рокер даже не слыхивал о Цое и его группе, и со стороны это выглядело так потешно, что я чуть не лопнул от смеха, особенно когда я увидел, как у Вити, убежденного, что все знают о „Кино“, по-детски растерянно округлились глаза.

Само выступление было хорошим, но не более. Что-то мучило Виктора внутри, плюс звук был не идеальным, поэтому на большей части концерта звучала гитарная „каша“. Для тех, кто любил „Кино“ и никогда его не видел, все вроде было хорошо, народ завелся, но я видел, что выступление было далеко не такое, каким могло бы быть. Но все равно всем понравилось, ребята на сцене выглядели эффектно, все в черном, единственный белый элемент – белая гитара Юрия Каспаряна. Спустя годы я встречал людей, которые были на этом первом и, увы, единственном выступлении группы „Кино“ в Вильнюсе, которое они вспоминают с восхищением. На следующий вечер после фестиваля „Кино“ и их компания уезжали домой в Питер. Я примчался провожать их на вокзал, на последние деньги купив им литовского творожного сыра на память о Литве. Я чуть не опоздал и ворвался в поезд за несколько минут до отправления. В купе, где сидели основные „киношники“ и их жены, я получил хорошую дозу искреннего позитива, а когда сунулся в купе, где сидели „крутые“ Крисанов, Африка и еще кто-то, то мне лишь холодно кивнули, окинув недоумевающими холодными взглядами…»[115]115
  Из воспоминаний М. Шлямовича


[Закрыть]

Андрей Кузнецов:

«Цой, в общем-то, не злоупотреблял сильными напитками, но тут, в 87-м году на „Литуанике“, под воздействием моего друга Миши Литвинова принял лишнего. Мы вместе приняли несколько бутылок белого сухого. На следующий день пришлось давать Цою мыльный раствор, чтобы он проблевался, пришел в себя и смог адекватно выступить».[116]116
  Из интервью автору – 2014 год.


[Закрыть]

Из газеты «Московский комсомолец»:

«„Кино“ расточало вокруг себя такую вселенскую усталость, что возникли мысли о финишной прямой для Виктора Цоя. Считаю „Кино“ одной из лучших советских рок-групп и надеюсь, что вильнюсская усталость – лишь случайный эпизод в их творческой биографии».[117]117
  «Литуаника-87»: взгляд с неба // Московский комсомолец. 14 августа. 1987 года.


[Закрыть]

3 июня 1987 года. V фестиваль ЛРК

Летом, 3 июня 1987 года, группа выступила на очередном V рок-клубовском фестивале (в последний раз) со своей новой программой «Группа крови» и хотя получила специальный приз «За творческое совершеннолетие» привычного одобрения от публики не дождалась. Питерская тусовка начала относиться к ней совсем по-другому.

 
Теплое место, но улицы ждут
Отпечатков наших ног.
Звездная пыль – на сапогах.
Мягкое кресло, клетчатый плед,
Не нажатый вовремя курок.
Солнечный день – в ослепительных снах.
 
 
Группа крови – на рукаве,
Мой порядковый номер – на рукаве.
Пожелай мне удачи в бою, пожелай мне:
Не остаться в этой траве,
Не остаться в этой траве.
Пожелай мне удачи, пожелай мне удачи!
 
 
И есть чем платить, но я не хочу
Победы любой ценой.
Я никому не хочу ставить ногу на грудь.
Я хотел бы остаться с тобой,
Просто остаться с тобой,
Но высокая в небе звезда зовет меня в путь.
 
 
Группа крови – на рукаве,
Мой порядковый номер – на рукаве.
Пожелай мне удачи в бою, пожелай мне:
Не остаться в этой траве,
Не остаться в этой траве.
Пожелай мне удачи, пожелай мне удачи!
 

Марьяна Цой:

«Это было обидно для Вити, который любил эти песни и даже строил по поводу них определенные планы… После того как его не поняли, он обиделся – не на кого-то конкретно, а на весь Питер».[118]118
  А. Житинский, М. Цой. «Виктор Цой. Стихи, воспоминания, документы». СПб.: Новый Геликон, 1991.


[Закрыть]

Юрий Каспарян:

«Я не помню зрительского разочарования на V фестивале рок-клуба. Я не помню, чтобы все сидели и молчали. У нас никогда не было провальных концертов. Может быть, просто не так громко кричали, как, например, хотелось бы Марьяне».[119]119
  Из интервью автору – 2012 год.


[Закрыть]

Владимир Рекшан, основатель рок-группы «Санкт-Петербург»:

«„Санкт-Петербург“ играл в одном концерте с „Кино“ на фестивале рок-клуба в 1987 году в ЛДМ, на Петроградской стороне. Этот фестиваль представлял собой настоящую вакхическую вакханалию. Было предощущение скорой победы, сотни зрителей бродили вокруг ЛДМ счастливые и нетрезвые. Я мог бы тут наврать, и сказать, что после концерта мы беседовали с Витей за кулисами и я передавал ему тайны песенного мастерства, но такого не было. Помню только, что мы с ним оказались в каком-то пространстве с окнами до потолка. Сидели, положив ноги на стол, сильно хмельные. Цой стучал кулаком по столу, а я выл дурным голосом не помню какую песню».[120]120
  Из воспоминаний В. Рекшана


[Закрыть]

Роман Смирнов, режиссер театра «На Литейном», знакомый Виктора Цоя.:

«Очередной рок-фестиваль. Его ждали. Впервые это было более чем гласно. Во Дворце молодежи… И, пожалуй, единственное, что я запомнил из всего фестиваля, – это Витькина „Группа крови“. Он появился на сцене один. Один и начал. Потом вышла группа. Это были совсем другие песни. Совершенно другого Цоя. Раньше Витькиного героя отождествляли с ним самим, и это действительно было так. А теперь герой вырос. В нем появилось что-то пророческое. Казалось, это происходит помимо автора. Хотя, когда настоящее, всегда так кажется. Что-то невероятное было в составе „Кино“… Два барабанщика, две бас-гитары… В зале не бесновались по инерции. Слушали. Закончил он тоже один. „Легендой“. А после концерта я увидел его одного, сидящего в фойе с закинутыми на стол ногами. Он был выпивши. За его спиной висели плакаты с названиями выступающих групп, каждый мог поиграть в демократию и написать, что думает о той или иной группе. На афишах виднелось: „Кино“ – говно“. Рядом: „Из всех искусств важнейшим является искусство группы „Кино“».[121]121
  Из интервью автору – 2012 год.


[Закрыть]

Андрей Хлобыстин, искусствовед:

«Я помню вот концерт в ЛДМ, после него „киношники“ вышли на какую-то застекленную террасу и играют в какую-то неведомую игру, подкидывая мячик ногами. Хаки-сак, кажется, называется… Вся молодежь на них, затаив дыхание, смотрит… Еще тогда была такая штука, типа перестроечная затея, стенгазета некая – и все-все приклеивали туда что-то, писали туда всякие пожелания. И я помню, там было написано: „Сравнится вряд ли кто с тобой, наш дорогой товарищ Цой“.

Я помню, что мы с Аллой ходили на этот концерт и были поражены его песней „Следи за собой“. У нас было с собой две бутылки вина, и, когда Цой шел между рядами в зале, мы вручили ему одну бутылку белого сухого. Мы были искренне восхищены им. Он принял, благодарно кивнул так довольно».[122]122
  Из интервью автору – 2012 год.


[Закрыть]

Евгений Титов:

«На следующий день после нашего концерта („АУ“) на V фестивале ЛРК в ЛДМ я встретился с Цоем в фойе – он сидел на бетонном парапете у лестницы вниз, в гардероб, а я шел туда же в тубзик. Поздоровались, я сказал что-то типа: „Вот, б…, нам вчера со звуком насрали – сначала отрубили на 20 минут, а потом врубили, но сделали все ручки вверх до упора, так что один рев был на сцене – трудно было играть, ничего не понятно, и поэтому лажи много было“. – „А мне понравилось!“ – говорит. „Ага, спасибо!“ – говорю. А сам подумал: „Если ему это говно, что было, понравилось, то, если бы не проблемы со звуком, он бы вообще ох…л“. (Шутка)».[123]123
  Из интервью автору – 2011 год.


[Закрыть]