Текст книги "Ледовые приключения Плавали-Знаем"

ЛИЧНОЕ КРУГОСВЕТНОЕ ПЛАВАНИЕ

Пока Моряков, Солнышкин и вся команда «Даёшь!» спешили на помощь погибающим, жизнь на «Светлячке» тоже не стояла на месте.

Лауреат будущей премии порывисто исписывал нотами листок за листком. Репортажик бегал по холодному кубрику и хлопал себя рукой по голове:

– Я его прославил! Я первый сообщил о зимовке! А он меня – учить «Навигацию»! – И Репортажик хлопнул себя ещё и учебником.

– Так это ты сообщил? – спросил Барьерчик.

– Я! – Репортажик похлопал ладонью по висевшему на груди фотоаппарату.

– А как же ты о зимовке узнал?

– Я сам видел, – Репортажик показал пальцем вниз.

– Откуда?

– С самолёта!

– С самолёта? – Барьерчик горько засмеялся. – Он видел с самолёта, а мы тут лови собак и жуй компот из камбалы!

И к удивлению задравшего голову Репортажика, курсант ударил учебником по столу:

– Тогда учи «Навигацию»!

Смущённый Репортажик захлопал ресницами, присел на край кефирного ящика, а Барьерчик, вышагивая метр туда, метр обратно, воскликнул:

– Люди совершают кругосветку, воюют со штормами, а мы из-за этих банок-бутылок, – он посмотрел на Репортажика, – сидим среди дурацкого льда в этой каморе! – Он ткнул сапогом в звякнувший ящик.

– Ну, мы тоже совершаем кругосветное плавание или кругосветный полёт, – сказал начальник.

– Мы – кругосветное плавание? – Барьерчик с сожалением взглянул на него.

– Да! – сказал начальник. – Совершенно точно! Каждый из нас в сутки совершает кругосветное путешествие – с кораблём, или с домом, или с кроватью. Мы и сейчас с льдиной и «Светлячком» совершаем оборот вокруг Земли – в двадцать четыре часа. И не такое уж это маленькое плавание. – Глаза начальника вспыхнули. – Дело только в том, что за это плавание мы успеем сделать. Один двадцать четыре часа проспит, другой – напишет песню. – Он нарисовал в воздухе пальцем музыкальный ключ. – Один сделает глупость, другой – открытие. Один кого-то предаст, другой – спасёт человечество. Один решит мировую проблему, а другой – не выучит дважды два. И всё это в двадцать четыре часа! Только нужно чувствовать, какое это важное плавание, и быть толковым капитаном! Слышите, как мы быстро плывём?

Начальник прислушался.

Барьерчик тоже загорелся. Ему показалось, что он видит бег звёзд, слышит, как летит «Светлячок», как вместе с ним летит вокруг Земли остров Камбала. Ему почудился невероятный полёт океанского ветра.

Но через минуту Барьерчик угас и усмехнулся.

В кубрике была тишина. Слышалось грустное звяканье бутылок и какие-то быстрые удары, будто по льду, с пыхтением, в несколько рук били ломом.

– Вот мы и плывём с этой дурацкой льдиной, – сказал Барьерчик. – За двадцать четыре часа мы при помощи этого друга, – он кивнул на корреспондента, – наделали столько глупостей!

– Но я не знал, что можно выбраться. Я немедленно напишу статью. Я докажу! – И Репортажик стал искать в кармане авторучку.

Удары за бортом стали сильней и чаще. Барьерчик хотел выглянуть в коридор, но дверь оказалась запертой.

– Нашёл первоклассников! – сказал Барьерчик. – Посадил под замок. Еще без обеда оставит! – И курсант стукнул в дверь кулаком.

Но начальник вскинул вверх палец: «Тихо!»

– Вы что, боитесь? – удивился курсант.

– Я – боюсь?! – сказал начальник, но вдруг снова замахал руками и прислушался. – Тихо, тихо! – попросил он. – Получается настоящая песня! Сначала будет про бурю, про ветер – как у Дунаевского, а потом… потом вот так. – И он пропел:

Ровно в двадцать четыре часа Совершим кругосветку, ребята!

Только нужен инструмент.

– Инструмент? – Барьерчик подумал, выставил на стол десяток кефирных бутылок и с усмешкой постучал по ним карандашом.

– А что?! – Начальник быстро расставил их в каком-то порядке, провёл пальцем по горлышкам и, постукивая то по одной, то по другой, стал напевать бодрый мотив.

Начальник напевал. Барьерчик прислушивался.

А рядом сидел Репортажик и, хлопая себя по голове, причитал:

– Ах, я дурак! Вот дурак!

Это, кажется, были те самые слова, которые уловил незаслуженно обиженный Морячок.

Звучали эти слова в кубрике «Светлячка» так громко, что заглушали удары лома и крики на льдине, где Плавали-Знаем, Васька и Уточка строили ледяные укрепления.

А в кубрике стоял Барьерчик и смотрел то на ящик из-под кефира, то на иллюминатор так решительно, будто наконец задумал взять самый главный барьер если не в жизни, то в двадцатичетырехчасовом кругосветном плавании, которое он совершал на борту «Светлячка». Как ни странно, слова начальника запомнились и тревожили, а его мелодия, ещё до конца не ясная, начинала звучать и призывала действовать.

Но вдруг курсант перевёл взгляд на дверь: внимание его привлёк всё приближающийся шум.

ПЕРВАЯ ПОБЕДА ПЛАВАЛИ-ЗНАЕМ

Полночи Плавали-Знаем ходил по баку «Светлячка» в своём полярном тулупе, качал головой и цедил сквозь зубы: «Захотели отнять славу! Ну нет, этот номер у них не пройдет. Не выйдет!»

Наконец капитан отозвал в сторону Ваську и стал с ним шептаться, кивая то на клюз, то на лежавшую у ног доску.

– Во! Вот это придумано! – захохотал в ответ Васька и показал большой палец.

Но тут нос его повернулся сам собой, вытянулся по ветру, и собаки тоже быстро задёргали ноздрями. Со стороны океана крепко запахло украинским борщом с помидорами и котлетами в соусе! Пахло так вкусно, что собаки сделали колечком хвосты, будто говорили: «О!»

«Так! Думают взять на борщ!» – усмехнулся Плавали-Знаем и, сдёрнув шапку, стал отгонять от себя ветер. Скоро он увидел силуэт приближающегося парохода, на носу которого рядом с Буруном стоял растрёпанный Борщик и, размахивая поварёшкой, кричал:

– Супчик! Супчик!

И из открывшейся двери камбуза раздалось радостное и удивлённое:

– Борщик! Борщик подпрыгнул:

– Жив, Супчик?!

– Здравствуй, Борщик! – Счастливый Супчик махнул колпаком.

Перекличку друзей заглушил хриплый голос Буруна:

– Принимай буксир!

И тогда-то в ответ прогрохотало на весь ледяной остров знакомое всем «Плавали! Знаем!».

Уточка, подхватив буксир, протащил его по льду, подал Ваське, тот, весело подмигнув Плавали-Знаем, вместо того чтобы надеть трос на чугунную тумбу, зацепил его за валявшуюся на палубе доску и лихо махнул Буруну: «Давай!»

– Самый малый! – прогремел в темноте голос Морякова.

Трос стал натягиваться, и плутоватые физиономии Васьки и Плавали-Знаем тоже потянулись вперед.

– Сейчас, сейчас, – прошептал Васька. И в тот миг, когда Плавали-Знаем в азарте наклонился посмотреть, как слетит канат, доска взвизгнула и, разорвавшись пополам, тяпнула его по макушке, а Ваську по лбу.

– У! – завыли они в два голоса и завертелись волчком.

Но, увидев, что «Даёшь!» уходит в море, утаскивая за собой канат, переглянулись и, потирая лбы, закричали:

– Ура! Первая атака отбита!

Правда, Васька вздохнул и растерянно замигал: такие вкусные запахи уплывали…

Запахи уплывали, бобики жалобно взвизгивали, и Васька качал головой: «Двенадцать блюд! Десять баллов». Но Плавали-Знаем, хотя и его аппетит заводил бодренькую пластинку, торжествовал: «Атака отбита! Крепость выстояла!»

Он даже замурлыкал песенку, которую напевал когда-то в молодости:

Входит в порт моряк красиво,

А куда рулит моряк?

Он рулит неторопливо

В бар, где рядом с кружкой пива

Золотится красный рак.

Спустившись в столовую, Плавали-Знаем расстегнул тулуп и, ухарски бросив на стол шапку, крикнул:

– Супчик, «Крепыша»!

– Кончился, – Супчик взмахнул поварёшкой.

– Ну, клади «Малыша»!

– И «Малыша» съели, – язвительно сказал Супчик, но с долей огорчения. Конечно, бывалый кок оставил кое-какие запасы на всякий случай, но, заглянув в кладовку, всплеснул руками: он нашёл там только отпечатки кошачьих лап.

– И «Малыша» съели? – протянул Плавали-Знаем. – Ну и отлично! Отлично! – И, сыпанув в рот горстку соли, загрохотал в кубрик, откуда доносились звуки песен.

– Отлично? – сказал сердитый Супчик. – Отлично? Так я тебе покажу отлично! – И, схватив с полки мешочек, он стал швырять через иллюминатор на лёд горсти крупной соли – так, как это делают в морозную погоду дворники.

А Плавали-Знаем спустился в кубрик и, присаживаясь на ящик, спросил:

– Что, поёте?

– А кто-то в это время работает! – сказал вошедший следом Уточка, возводивший стену.

– А мы поём! – сказал начальник училища.

– Да не какие-нибудь кабацкие песни, – добавил Барьерчик.

– А о чём же вы поёте? – уставился на него Плавали-Знаем.

– О том, как люди борются со льдами и как они выберутся из них!

– Выберутся… – Капитан грустно качнул головой и сказал: – Только что сюда приходился ледокол! Не слышали?!

Все разом вскочили и бросились к борту, но Плавали-Знаем остановил их рукой.

– Когда?! – крикнул Репортажик. Он прозевал такое событие!

– Когда? – подхватил начальник.

– Только что, – сказал Плавали-Знаем.

– Ну и?! – спросили зимовщики разом.

– Тянул! – сказал капитан, потирая лоб.

– И хоть бы что! – Васька развёл руками.

– Не вышло! – сказал Уточка. – Ушёл.

– Так что единственный выход – зимовать. И зимовать как следует, ничего без меня не предпринимая. Пока не снимут фильм! – сказал Плавали-Знаем так решительно, что собравшийся протестовать Репортажик призадумался: «А может быть, я не такой уж дурак?»

– Вернутся! – уверенно сказал начальник. – Вытянут! – И тут же подумал, что надо торопиться, надо встретить друзей новой песней.

– Не выйдет, – сказал Плавали-Знаем, хотя знал, что раз пришли спасать – будут спасать, и надо что-то предпринимать. – Связались с Антарктидой насчёт матча? – озабоченно спросил он у Уточки.

– Пока нет. Но шахматное поле готово. Осталось доделать фигуры, – сказал Уточка.

– Тоже мне, двенадцать подвигов Геракла! – засмеялся, не выдержав, Барьерчик.

– Мы не Гераклы, но подвиги будут! – ответил капитан.

– Конечно, – сказал Васька, собравшийся было снять шапку, но, посмотрев на заиндевелые стены, нахлобучил её ещё крепче.

– А сейчас мог бы совершить подвиг? – спросил вдруг у Васьки Плавали-Знаем.

– А что?

– Ну хотя бы сходить в разведку, узнать, что они там делают. – Он кивнул в сторону «Даёшь!».

– Запросто! – сказал Васька, но тут же прикусил язык: к стоявшему невдалеке пароходу надо было добираться вплавь!

– А вы? – Капитан посмотрел на Уточку.

– Он всегда готов! – сказал Барьерчик.

– Я готов, – сказал Уточка. – Только пусть поработает и тот, кто пел, пока мы трудились. – Он потянул из кармана платок, чтобы промокнуть трудовой пот, и на палубу посыпались шпаргалки по навигации.

– »Трудились»… – с издевкой сказал Барьерчик.

– Что это? – краснея за своего ученика, спросил начальник училища.

Но в это время от парохода «Даёшь!» с ветром нахлынули котлетные запахи, все вздохнули, и Васька решительно встал: «Иду!»

НАДО ДУМАТЬ!

В заставленной раковинами и кораллами каюте Солнышкина и Перчикова шло шумное обсуждение недавних событий. Почему сорвался буксир? Почему не сдвинулся с места «Светлячок»? Тысячи всяких «почему?» вспыхивали и сгорали в воздухе.

– Без должной подготовки! – сказал Моряков, виня только себя за то, что быстро пошёл на сближение со «Светлячком», не уточнив ледовой обстановки.

– Но ведь всем хотелось вывести его из льдов побыстрей, – вздохнул Солнышкин. – И всё было по правилам…

– Как в цирке, – сказал Бурун, сидевший у переборки, и вздохнул: в Океанске пропадал его билет на цирковое представление.

– Что вздыхать, – сказал Борщик, остановившийся возле каюты с бачком картофельных очисток. – Завтра, как только подойдём к льдине, берём ведро борща, ведро котлет и первым делом…

Не договорив, он тревожно замигал, и все переглянулись: за бортом послышался такой сладкий протяжный вздох, что бачок едва не вырвался у Борщика из рук. Верный вскинул уши и зарычал.

– Чует нерпу, – сказал боцман, но для точности приложил ухо к переборке и прислушался: у этого острова не раз случались неприятности и с прошлой войны всплывали мины. Но всё стихло. И боцман снова сел на место.

– На пенсию пора, медведики снятся, – подмигнул Перчиков.

Вспомнив медведиков, экипаж зашумел, припоминая и гиппопотамов, и пингвинов, одного из которых гладил сейчас Солнышкин. И тропический компот, которым Борщик угощал Землячка и мистера Понча.

Но Моряков прервал воспоминания:

– Всё это хорошо, но надо думать, как спасти товарищей. Нужен план!

– Пилой и ломиком! – сказал Перчиков.

– Шуточки! – рассердился Моряков. – А дело может быть серьёзней, чем мы предполагаем!

И хотя казалось странным, что на помощь больше никто не звал, успокаиваться не было никаких оснований. Капитан обдумывал план действий. Ломиться навстречу «Светлячку» – рискованно. Можно получить пробоину. Ещё раз брать на буксир? Может быть… Не вышло ночью – получится утром. Но надо знать толщину льда…

– Разогнаться и напролом! Как в Антарктиде! – сказал Борщик и двинул бачком вперёд.

– Во всяком случае, – сказал Моряков, – стоять всё время наготове и не упускать «Светлячок» из виду…

Но рядом раздалось:

– Утечка полезного времени… Моряков возмутился: «Выучили!», но Морячок, покачиваясь, забормотал чужим голосом:

– Это будет необыкновенная зимовка, замечательное кино, сногсшибательный матч… – Потом сказал уже другим голосом: – А вообще на «Светлячке» хочется есть… – И вдруг запел: – «Вперёд, вперёд, ломая лёд!»

Команда вновь переглянулась. Капитан удивлённо повёл в его сторону глазами. Не всё в бормотании деревянного матросика было лишено смысла. Что-то требовало разгадки…

Перчиков пожал плечами, но Борщик, который хорошо понял, что на «Светлячке» хотят есть, крикнул:

– План планом. А первое дело – утром на «Светлячок» борщ и котлеты!

– Конечно, – сказал Челкашкин, – отдаю всю завтрашнюю порцию!

– Я две, – сказал Перчиков.

– А я за всю неделю! – крикнул Солнышкин.

Тут в борт грохнуло, боцман, сорвавшись с места, побежал на палубу с багром, а Борщик выкатился с бачком.

– Нерпа, – сказал он. – Нерпуша! – И, достав из кармана большую морковку, бросил её вниз. – Пусть закусит! – Но нерпа вдруг сказала: «Хап!» – и у кока вывалился из рук бачок.

В ту же минуту какой-то мохнатый клубок, отвалив от борта, стал быстро грести к льдине. И коку показалось, что у нерпы обозначилось знакомое, очень знакомое человеческое лицо. Более того, он готов был утверждать, что нерпа вскарабкалась на лёд и направилась к трапу парохода «Светлячок».

ВЕСЁЛЫЕ ИСТОРИИ В КУБРИКЕ «СВЕТЛЯЧКА»

Понятно, что морковку и кастрюлю очисток на голову получил разжалованный из мамонтов в нерпы Васька. Подняться на палубу по заледенелому скользкому тросу он не смог и проторчал час в воде, прислушиваясь к тому, что происходило на борту «Даёшь!».

В каюте Солнышкина так весело смеялись, что Ваське тоже захотелось в дружескую компанию, которая готова была отдать ему все котлеты за неделю вперёд! Он даже всхлипнул, не понимая, почему он сидит в воде, а не рядом с Борщиком.

«Хватит! Хватит!» – подумал он и заплюхал к льдине, чтобы всё передать зимующей команде. Он, конечно, слышал слова про план, но гораздо больше его волновали рецепты Борщика.

Васька взобрался на борт «Светлячка», отряхиваясь, как собака, влетел в кубрик и стал сбрасывать с себя мокрую одежду.

– Ну, что там? – спросил Плавали-Знаем, чихая от одного Васькиного вида.

– Р-р-расск-казывают ис-стории! – стуча зубами, выговорил Васька.

– Интересные?

– Чуть ухом не примёрз! – сказал Васька, влезая в шубу, распахнутую добрым Супчиком. – Особенно Борщик. Компотом угощал кита! Собирается к нам на помощь! С котлетами!

От одной этой фамилии у всех защекотало в носу и потекли слюнки, а Супчик засиял от гордости за друга.

– А может, и нам порассказать что-нибудь интересное? – спросил Плавали-Знаем.

Обстановка для всяких историй подходила. За морозным иллюминатором взвизгивал ветер. Все сидели, зарывшись в тулупы.

– Можно, – сказал Васька. – Как говорил кок Борщик…

– Только без Борщика! – крикнул Плавали-Знаем. – Без Борщика!

– Ну ладно. Без Борщика, – согласился Васька. – Можно без Борщика. Да там с нами Борщика и не было. Борщик тогда гулял в отпуске.

Плавали-Знаем засопел.

– Без Борщика, без Борщика, – предупредительно повторил Васька. – Сидели мы без Борщика на берегу моря в тёплую ночь.

– В тёплую? – спросил Плавали-Знаем.

– Ага!

– Не пойдёт! Давай что-нибудь зимнее, полярное.

Барьерчик усмехнулся. А Супчик, фамилия которого уже давно никого не волновала, сказал:

– Зимнее есть у меня. Есть зимнее. – Он поправил колпак и вздохнул: – Зимовали мы как-то у острова Врангеля. Ребята пошли охотиться на медведя. А я разжёг печь и думаю:

«Нажарю сейчас шашлычков, подрумяню лучок, ребят побалую…»

– Рассказывай, рассказывай, – глотая слюнки, сказал капитан и даже подумал: «Зачем я здесь?», но опомнился и махнул рукой: – Рассказывай! Только без лука и шашлыков.

– Почему без шашлыков? Почему без Борщика? – плаксиво закричал Васька. – Почему у Борщика – с шашлыками, а у нас – без шашлыков?

– Нервы! – сказал Плавали-Знаем, поднимаясь с ящика. – Только что человек ходил в разведку, совершил подвиг и вдруг расхлюпался.

– Какой подвиг? – закричал Васька. – Какой ещё подвиг? Вот я знаю, – он почти зашептал, – я знаю подвиг: на полярной станции в Антарктиде доктор сделал сам себе операцию. Ага! Сам себе! Единственный случай в мире!

– Какую?

– Аппендицит! Чик – и нету!

– Ну да? – сказал Плавали-Знаем.

– Точно! Вырезал! – И, вдруг сообразив, что за этим может последовать, Васька прикусил язык.

Строчивший что-то в блокноте Репортажик сказал:

– Я об этом читал. Здорово! С помощью зеркала. Чик – и всё!

За бортом зашумел почти антарктический ветер, и Плавали-Знаем весело спросил:

– А кто у нас медик?

– Васька сейчас за медика! Бинты у него! – сказал Уточка, натягивая на кудри ушанку. – А я пошёл, у меня дела!

– Работай, работай! – с усмешкой проводил его Барьерчик.

– Ну, медик есть, – ещё веселее сказал Плавали-Знаем, – а зеркало мы найдём. – И подмигнул побледневшему Ваське: – Значит, сделаем! Зато какая слава: второй случай в мире!

– А я не хочу! – закричал, вскакивая с места, Васька. – Аппендицит мой. И нужен мне ещё самому!

– Да никто вас не тронет! – сказал начальник.

– Я знаю! Я-то знаю! – пропел Васька.

– Ничего, ничего, – довольный шуткой, напустившей страху, и успокаивая его, сказал Плавали-Знаем так просто, будто каждый день вырезал у себя по аппендиксу. И, напевая про кружку пива и красного рака, пошёл в рубку.

– А у Солнышкина и Морякова какой-то план! – вдруг вспомнив, злорадно крикнул Васька вслед капитану.

– План?

Дверь под рукой Плавали-Знаем взвизгнула, как замёрзшая собака. Он, нахмурившись, вздохнул: «Да, теперь возьмутся, утром начнут» – и мрачно вывалился на палубу. Но едва он вышел на корму, глаза его полыхнули от радости, а ноги едва не выбили счастливую дробь: вода от мороза дымилась, пар поднимался столбом. И вокруг «Даёшь!», пока в каюте Солнышкина шли беседы, возникала мерцающая ледяная корка. Спасатели вмерзали сами!

Правда, видавший виды капитан тут же подумал: «Всё равно возьмутся. Не вытащит этот – пришлют другой. Плавали! Знаем! Но за это время, – взбодрился он, – снимем кино, проведём замечательный межконтинентальный матч… А это уже совсем другой компот!»

И он побежал на помощь к Уточке.

В те же минуты, прохаживаясь в кубрике среди ящиков, Барьерчик думал: «Спасатели вернутся! Но ждать их, ничего не делая? Как бы не так!» Он кое-что ещё совершит к их приходу! Его луч кто-нибудь заметит. Заметит и поддержит! А не заметят – так он сумеет и сам! И курсант решительно сказал:

– Ну, кто как, а с меня хватит! Пишите корреспонденции, сочиняйте песни, а я пошёл!

Он взял ломик, открыл иллюминатор и собрался прыгать вниз, когда, к его удивлению, начальник подошёл к нему и с силой пожал мужественную руку. Он и сам пошёл бы на дело, но песню, которая звала бы людей вперёд, надо было закончить. Ещё немного – и он поможет и песней, и плечом, и ломом!

СОЛНЫШКИН, К КАПИТАНУ!

Морозная ночь сыпала на льдину стайки снежных блёсток, сонно бормотала какую-то колыбельную, будто старалась укачать до утра оба усталых парохода.

Однако со стороны «Светлячка» – вернее, с двух его сторон – разносились звонкие удары. Да и на пароходе «Даёшь!» спали далеко не все.

Солнышкин и Перчиков, хотя и забрались на час-другой в койки, успокоиться не могли. Они то и дело припоминали странные фразы Морячка, пытаясь их расшифровать. Что за «необыкновенная зимовка», «удивительное кино» и «межконтинентальный матч»? И что за песню пел Морячок? Загадка на загадке!

Да и встреча с Плавали-Знаем кое-чего стоила. Здесь можно было ожидать любых чудес! И друзья вспоминали своё первое знакомство с островом Камбала. Перчиков – свою удивительную встречу с красноносым дельфином и путешествие на ките, а Солнышкин – поиски Перчикова. И оба, прислушиваясь к доносившимся из-за борта ударам, готовились к новым событиям.

Только Морячок мигал синими глазками и вздыхал: «Хорошо, хорошо». Потому что вокруг действительно всё было хорошо. И звёзды за иллюминатором, и добрый разговор Солнышкина и Перчикова, которые сдружились на всю жизнь, и всё, что они говорили о незнакомых Морячку событиях. Всё было хорошо. Даже доносившаяся в каюту перекличка Верного с собаками:

«Гав-гав! Чего морозите хвосты?»

«Хотим сниматься в кино! Гав!»

«В каком, гав-гав, кино?»

«Цветном, двухсерийном!»

«Ну и гав-гав! Ну и гав-гав!»

Сквозь дрёму Солнышкину слышались призывные удары лома. И, едва открыв глаза – его теребил маленький пингвин, – Солнышкин бросился к иллюминатору.

Их судно тоже стояло во льду. На нём, задрав вверх головы, нерпы намурлыкивали знакомый мотивчик…

Каюта Солнышкина светилась, как новогодняя ёлка. На стену, на грамоту за покорение Антарктиды, на карту падал со стороны «Светлячка» яркий луч. Он вспыхивал, будто подавал сигналы: точка-тире, точка-тире!

Солнышкин растолкал Перчикова:

– Смотри!

Но луч пропал, а с порога раздался голос Морячка:

– Солнышкин и Перчиков, к капитану!

Через несколько минут Моряков подтвердил план действий: связаться со «Светлячком», разведать ледовую обстановку. И друзья бросились выполнять приказания.

Но тут произошло событие, которое, как говорят серьёзные люди, внесло в капитанский план некоторые коррективы.

С парохода «Даёшь!», опередив всех, в переднике и новеньком колпаке спускался по трапу на лёд весёлый Борщик с двумя громадными кастрюлями, от которых поднимались клубы дразнящего пара.