Текст книги "Слотеры. Песнь крови"

Глава VII
Пророк и порок

Я циничный человек. Ну то есть Выродок.

Я умею ходить по трупам и, если надо, могу делать это в буквальном смысле слова.

Изначально мне недоставало зацепок и имелись лишь самые общие догадки относительно того, где искать и как выслеживать Ренегата. Меня слишком поздно наняли. Те, кто искал убийцу раньше, уже успели обнюхать (и вытоптать) все следы, перетрясти (и распугать) всех потенциальных свидетелей, отработать (и оборвать) все ниточки, которые могли бы повести от места преступления к его автору.

Именно поэтому я не торопился.

Эту ночь я просто провел с Ли-Ши, хладнокровно ожидая, пока Ренегат сделает очередной шаг. То бишь оставит новые трупы, а с ними – новые, свежие следы. Я знал, насчет жертв беспокойного вампира в Реанимационный амбар направлены соответствующие указания. Тела не будут трогать до прихода дознавателей из городской стражи. Если немного повезет, я успею добраться до них, прежде чем те снова все испортят.

– Сет, – сладко мурлыкнула Ли-Ши, выныривая из-под одеяла. – Мой страшный ичче, Сет…

Блестящие черные волосы анчинки выглядели так, словно их причесывал небольшой смерч. Искусанные губы опухли, а под глазами залегли темные круги, и все же хватило одного взгляда на нее, чтобы почувствовать новый приступ желания.

Я завел руку за спину и потрогал свежие, подживающие струпья. Насчет «хладнокровного ожидания» это я, пожалуй, приврал.

– Жадный, развратный, ненасытный ичче… – шептала Ли-Ши, облизываясь, словно кошка. – Твоими лапами нельзя обнимать женщину. О Золотые пирамиды Инкина! У меня все ребра болят.

– Прости.

– И не только ребра.

В ее темных глазах зажегся знакомый мне огонек.

– Прости. – Я шагнул было обратно к кровати, но остановился, привлеченный гулом, доносящимся с улицы. – Что там за шум снаружи?

– Ты про эти крики? – Анчинка усмехнулась. – Какой-то безумный варвар-проповедник облюбовал кусок улицы почти под самыми окнами и вот уже третий день норовит разбудить меня ни свет ни заря. Я все жду не дождусь, когда его уведут стражи. Кажется, он несет ересь даже по вашим еретическим верованиям… Куда ты, Сет?

– Минуту, Ши.

В приоткрытую дверь, ведущую на наружный балкончик «Шелковой девочки», ворвался морозный свежий воздух, мгновенно наполнив комнату, нагретую углями жаровни и теплом наших тел. Я с удовольствием вдохнул его полной грудью, а Ли-Ши недовольно пискнула и зарылась в складки одеяла.

Фасад заведения прекрасной анчинки выходил на небольшую, но всегда оживленную площадь. Спозаранку она уже успела заполниться народом, и, сказать по правде, шумели здесь все, но упомянутый проповедник преуспел больше прочих. К тому же он и впрямь обосновался всего в десяти шагах от балкона.

Занимательный тип.

Непримечательный внешне – сухой, одновременно и лысоватый и кудлатый, лишенный видимого налета благочестия – проповедник брал яростным энтузиазмом. Его длинные тощие руки царапали воздух безумной жестикуляцией, покрасневшие глаза свирепо вращались в орбитах, а оглушительные вопли вылетали из впалого рта вместе с брызгами слюны.

– Истинно говорю вам, очиститесь от скверны! Ужас грядет! Страх и тьма! – надрывался бесноватый с таким воодушевлением, что на шее и на лбу у него вспухли огромные синеватые жилы. – Ур ждет новый Бунт нежити! Блистательный город станет истинно Проклятым, и нового Тора-Бесоборца меж нас уже не будет. Ae domici! Улицы зальются кровью, и младенцы будут тонуть в ней подобно слепым щенкам, брошенным в канаву…

Нормальный человек не выдержал бы долго в подобном темпе, но, по словам Ли-Ши, этот крикун проповедует здесь уже третий день. Одержимость? Иначе трудно понять, откуда в столь тщедушном теле берется столько энергии: выглядел-то проповедник изможденным, точно аскет, только вчера сбежавший из дикой пустыни. И эти слова – ae domici… В переводе с канонического языка, которым пользуется Строгая Церковь, они означают «суть в едином». Сама фраза свободно переводится, но смысл ее Церковь категорически не признает.

«Суть в едином» – канон унитарианцев, еретиков, считающих, что нет допустимой меры добра и зла, о коих ведут речь церковники, и отвергающих саму Церковь. Унитарианцы верят: всякое создание, наделенное разумом, двуедино изначально. В нем заложено равно и божественного, и демонического. Укрощая плоть постом и воздержанием, а душу – молитвами, смертный может очиститься от демонического и тем обрести путь в Вырий Небесный. Потворствуя же слабостям плоти, он дает пожрать себя демоническому началу, что обрекает душу на адские муки.

В целом догматы унитарианцев не слишком отличаются от тех, что исповедует Строгая Церковь, и все же их вера считается ересью, поскольку отказывает Творцу в главном – в исключительном праве на благость и в самом акте Творения.

Ae domici – суть в едином! Всегда был Свет, а значит, всегда была Тьма, ибо одного нет без другого. Всегда присутствовал Хаос и наличествовал Порядок. Всегда шли рука об руку Созидание и Разрушение, жизнь и смерть. Единые и неделимые. А все остальное – результат их смешения.

Я нахмурился.

Одержимые и религиозные фанатики в Уре могут быть опаснее иного чудовища. Человеческое стадо, воспламененное громкими речами, способно наворотить дел побольше, чем взбесившийся голем. А вокруг крикуна уже начали собираться праздные зеваки, охочие до чужих откровений и мудростей. Пока толпа получилась небольшая – и полсотни человек не наберется, но по лицам некоторых, по тому, как одобрительно они кивали и размахивали кулаками в такт выкрикам проповедника, я понял – это уже не случайные зеваки.

Это паства вновь обращенная.

Многие из них слушали его вчера и позавчера, а сегодня пришли, потому что уже готовы принять горлопана как своего нового поводыря. Пожалуй, пока проповедник окончательно не забрал власть над людьми, стоит оказать услугу Ли-Ши: выйти на улицу и…

– Тот, кого называют Ренегатом, лишь предвестник грядущих бед. Он предупреждение, сиречь Предтеча Ужаса! Aue! Его деяния – суть кровавый ритуал, долженствующий принести морок и несчастья всему городу. А всему причиной бесчисленные грехи наши!

Так тема проповеди Ренегат?

Я замер, с интересом прислушиваясь к несущимся с улицы воплям.

– Покайтесь! Покайтесь, блудящие и алчные! Ae domici! Высокомерные и сребролюбивые! Покайтесь, ибо каждый новый грех приумножает силу Предтечи Ужаса! А сила эта уже безмерно велика!

Пеструю толпу, собравшуюся перед проповедником, с двух сторон рассекли яркие малиновые плащи: словно кто-то невидимый и огромный нанес две кровоточащие раны. Через нестройные ряды горожан целеустремленно проталкивались Псы правосудия – старшие офицеры городской стражи. За ними в свою очередь настойчиво толкались еще и простые стражники, наряженные менее броско, но настроенные не менее решительно.

Ур – город, признающий многие свободы, включая и свободу вероисповедания. Но только до тех пор, пока они не начинают угрожать общественному порядку.

Истовая страсть, с которой уже третий день вещал новоявленный пророк, не могла не привлечь к нему внимание стражей порядка. Правда, пока он не призывал к погромам, не хулил корону и Церковь, хватать его было не за что. А толпу без повода разгонять вовсе бессмысленно, а то и опасно. В таком состоянии, зачарованная давящими на больное речами, она что разгоряченный табун: дай вожжу одной кобыле, понесут все! Посему Псы и примкнувшие к ним стражники пробирались через столпившихся людей молча, не раздавая угроз и оплеух, не требуя немедленно расступиться и разойтись, но вместе с тем целеустремленно и неостановимо. Так, чтобы в нужный момент оказаться рядом с разошедшимся пророком, а там уже действовать сообразно обстоятельствам.

Например, дать по печени, накинуть на голову мешок и спеленать, как паук муху, тем самым разом обезглавив толпу, вынув из нее объединяющий стержень – и самое душу. Мне уже приходилось видеть, как стража работает в таких случаях. Должен сказать, в этом есть даже своего рода изящество.

– Безмерно велика сила Предтечи Ужаса! – надрывался унитарианец, потрясая над головой костистым кулаком. – И вот уже небеса содрогнулись от страха пред его растущей мощью. Aue! И были посланы знаки избранным людям во всех концах света, в числе коих и мне, ничтожному, нашлось место. Святое братство инквизиторов шлет своих эмиссаров в город, но не мечи монахов-воинов, а молитвы должны спасти Ур! Ae domici! Спасение принесет не сталь и кровь, но покаяние и смирение.

– А как же Башня? – выкрикнул кто-то из толпы.

– Да! – вторил ему другой голос. – Как же Башня?! Где орден Очищающего Пламени?! Где экзекуторы?!

– Не ищите силу на стороне! – надрывался в ответ оратор. – Ищите ее в себе, в своей вере! Истинно реку вам: не через пламень, но через покаяние должен спастись Возрожденный город! Aue!!!

– Король! Король защитит свой народ! – заорал еще кто-то, пытаясь криком заглушить растущий страх. – Если уж Магистрат не может этого сделать!…

Толпа гудела и раскачивалась, медленно заводясь от воплей наиболее ретивых слушателей. Чем дальше, тем больше она начинала походить на пороховую мякоть – только поднеси спичку.

– Не смущать умы моей паствы! – взвыл пророк. – Ибо грядет новый Бунт нечисти! Ни король, ни Магистрат, ни инквизиторы, ни экзекуторы не защитят вас от того, что следует за Предтечей Ужаса. Пришло время выбора. Ae domici! Склоните колени и взывайте к Вырию Небесному! Ему обращайте молитвы, а не сонму лживых прислужников, как учит Церковь…

Последних слов оказалось достаточно. Псы правосудия, к тому времени как раз протолкавшиеся через всю толпу, начали действовать. Два дюжих молодца синхронно заняли место пооберучь от пророка, а двигавшиеся следом стражники оцепили их нешироким кольцом, оттесняя слушателей. Толпа недовольно заурчала, стиснулась-сплотилась, но на активные действия никто не решился.

– Истинно реку! – замахиваясь на Псов правосудия костлявыми руками, быстро-быстро заверещал пророк. – Грядет новый Бунт!.. покаяние!.. смирение, а не ме… ох!

Пудовый кулак ударил его по почке.

Унитарианец покачнулся, скрючился, но затем выпрямился и с неожиданной силой оттолкнул от себя Пса. Ловко вывернувшись из цепкой хватки второго, он прижался к стене и возвысил голос до истинно львиного рыка, разом перекрыв весь галдеж, висевший в воздухе.

– Мне было видение! Предтеча Ужаса вышел из адовых врат! Вышел, чтобы открыть дорогу сонмищу таких же, как он! И не пламень и меч, не король и не лживая Церковь, но истинная вера…

Крик оборвался – один из Псов коротко и ловко саданул унитарианца локтем в солнечное сплетение. Пророк разом обмяк и скис. Второй Пес отработанным движением набросил ему на голову свой плащ, обмотал его на манер мешка и перетянул сверху ремнем. В два счета душа толпы превратилась в спеленутую куклу, неуклюже барахтающуюся в крепких руках дюжих молодцов.

Толпа угрожающе заворчала, качнулась, намереваясь отобрать своего вдохновителя, но, не сумев с первого раза прорвать кольцо стражников, тут же потеряла задор, а с ним и большую часть интереса к происходящему. Пара заводил, какие всегда найдутся при большом скоплении народа, попытались завладеть вниманием толпы и переключить ее на себя, да ничего у них не вышло.

Оно, в общем, и немудрено: унитарианцы большой популярностью в Уре не пользовались, а что до «Предтечи Ужаса», то Ренегата, как пример заслуженной (или незаслуженной) кары за грехи горожан, и без того поминали при каждом случае – будь то рядовые разговоры или теологические диспуты.

Очень быстро единый монолит человеческих тел развалился на несколько отдельных фрагментов, которые таяли на глазах: люди вспоминали, что у них есть какие-то дела и обязанности, и расходились кому куда следовало. В паре мест, правда, как это традиционно полагается в таких случаях, обмен мнениями по поводу прослушанной лекции (и особенно ее финала) перерос в обмен тумаками и затрещинами. Но и потасовки вышли какие-то жидкие. Не сумев собрать достаточного количества зевак-зрителей, не говоря уже об участниках, они быстро сошли на нет.

– Надо же, его все-таки забрали! – Завернутая в одеяло, источающая сонное тепло, Ли-Ши подкралась сзади, просунулась мне под руку и устроилась на груди.

Обычно мне не нравится, когда кто-то ухитряется подкрасться незаметно. Более того, меня это прямо-таки жутко раздражает. Человек, способный сделать такое, способен и (теоретически) нож воткнуть промеж лопаток. Но сердиться на босые ножки Ли-Ши, бесшумно ступающие на крохотных пальчиках, сверкающих пятнышками яркого лака, не было никаких сил. Да и желания тоже.

Я прижал анчинку к себе, и Ли-Ши вскрикнула. Готов поклясться, она сделала это не от боли, но специально, рассчитывая, что снизу кто-нибудь обязательно бросит взгляд наверх и увидит, с кем проводит время хозяйка «Шелковой девочки». Репутацию подруги Выродка стоит время от времени подкреплять. По такому поводу можно и уголок одеяла приспустить – чтобы обнажилась великолепная золотистая грудь.

Добившись желаемого, Ли-Ши довольно хихикнула:

– Он был такой смешной, этот варвар-проповедник. Так яростно кричал. Позавчера, вчера, а теперь еще сегодня… Я думала, у него в шее все жилы полопаются.

– Таких «смешных крикунов» полон город, Ши. Особенно сейчас, когда появился такой роскошный повод, как неуловимый убийца-кровосос. И я не нахожу это смешным. Они будоражат людей, от этого принимаются нервничать вампиры, а все вместе они начинают действовать на нервы уже мне.

– Я не сказала «крикун», Сет, – с преувеличенной серьезностью произнесла Ли-Ши. – Он варвар, но действительно проповедник и, может быть, даже пророк.

– Неужели?

Я улыбнулся, но обнаружил, что анчинка недовольно хмурится.

– Почему ты так считаешь, моя оюнэ?

Если Джад ничего не напутал, рассказывая мне о нравах Анчинской империи, то обращение «оюнэ» там используют только по отношению к наиблистательнейшим дамам из числа тех, что достойны постели самого императора – бога во плоти.

Ожидая реакции Ли-Ши на комплимент, я слегка напрягся, но, судя по всему, угадал. Взгляд прекрасной анчинки потеплел.

– Конечно, пророк. Он же кричал вчера про тебя.

– Не понял. Он… что?

– Вчера он тоже произносил проповедь. Я не слушала все, но там было немного про тебя, поэтому и запомнила. Он кричал, что ему было видение. Что против этого… Предшественника Ужаса… будет призвано другое еще более страшное исчадие ада, давно уже рыщущее по улицам Ура. Но не меч спасет Блистательный и Проклятый, а…

– Покаяние, – закончил я, несколько озадаченный.

Интересно складывается.

О том, что я подрядился найти Ренегата и во второй раз спровадить на тот свет, еще никто толком и не знал. Ну кроме Реджиса и пары знакомцев, которых я при случае использую в качестве подручных. Но Тихоня не из болтливых (да и узнал обо всем только прошлой ночью), а подручным строго-настрого запрещено распускать язык, когда они выполняют мои задания. Если же предположить, что незадачливый пророк-унитарианец выражался иносказательно и каждый нашел в его словах то, что посчитал нужным, возникает вопрос: с чего Ли-Ши взяла, что речь идет обо мне?

– Если смотреть снизу, ты так смешно хмуришься, ичче Сет, – рассмеялась анчинка. – Все очень просто. Кто может быть хуже, страшнее вампира? Только такой, как ты… Ичче. Или как это вы говорите? Хранитель Древней крови? Выродок?

Я пробурчал что-то невнятное.

– Кто из Выродков охотится для людей на всякую нечисть? Я знаю только тебя. И все вокруг только и говорят, что о тебе. Значит, ни о ком другом этот варвар кричать не мог. Правильно? А вчера вечером ты приходишь сюда, но, вместо того чтобы подняться ко мне, срывая одежду, с таинственным видом садишься за один стол с вампиром Реджисом! Так ли сложно сложить одно с другим?

Я невольно рассмеялся:

– Ты очаровательна, Ши. И умна.

– Конечно. И советую тебе не забывать об этом, потому что мужчин, желающих сказать мне такие и более приятные слова, великое множество.

– Кстати насчет любовника из Империи, регулярно моющегося и штудирующего Книгу Нушти Утрумы… ты это серьезно?

Вместо ответа анчинка потянулась, вставая на кончики пальцев, и обвила руками мою шею.

– Мой грязный ревнивый варвар…

Варвар? Я, чей род древнее самого племени человеческого?!

Я разумно подавил в себе желание рассмеяться. Для бронзоволицых анчинов с их тысячелетней культурой и жизнью, расписанной на бесчисленное множество ритуалов, варварами являются представители любого другого народа или расы. Даже заносчивые эльфы.

– Ши, как насчет небольшой прогулки? Кажется, сегодня будет прохладно, но солнечно. Мы можем ненадолго вернуться в постель, а когда выберемся…

– Я не люблю солнце, – скривилась Ли-Ши. – Оно плохо для моей кожи.

Я прикрыл дверь балкона.

Черт. Давно следовало поговорить на эту тему, но, опасаясь взрывного темперамента Ли-Ши, я всякий раз откладывал неприятный разговор на потом. Теперь назрело.

– Скажи мне честно, оюнэ. Эта твоя нелюбовь к солнцу, она как-то связана… с неким зельем, которое ты принимаешь?

– Не понимаю, к чему ты клонишь, ичче Сет. Я сказала, что солнце просто вредно для меня. Женщины моего уровня – самое ценное, что есть в Анчинской империи. Наша кожа нежна, как лепестки белого лотоса, а солнечные лучи обжигают ее, уродуют этим ужасным загаром, уподобляя простолюдинкам, которые проводят много времени на открытом воздухе.

– Прекрати играть со мной, Ши. Я давно подозреваю – ты употребляешь вампирский елей. Некру. Видимо, очень малыми дозами и чем-то разводишь, но…

– Грязный ичче!

Вспыхнув, Ли-Ши ударила меня по руке и попыталась отшатнуться, но я схватил ее миниатюрное запястье двумя пальцами и слегка сжал.

– Животное! – взвизгнула хозяйка «Шелковой девочки».

– Видишь, Ши? Достаточно мне было сделать так в прежние времена, и ты начинала хныкать, а на коже у тебя появлялись синяки. Сейчас ты всего лишь недовольна. Болевые ощущения притуплены. Это некра.

– А если и так, что с того? Я дольше сохраню молодость и красоту! В том числе и для тебя, ичче, Сет!

Она отпустила одеяло и с вызовом посмотрела на меня – обнаженная и прекрасная, точно статуэтка, отлитая из бронзы руками великого мастера. На теле ни единого волоска, даже в самых сокровенных местах; анчинки сжигают их специальными лампами, чтобы сделать кожу гладкой, как шелк.

Совершенство.

– И в постели ты уже не боишься случайно раздавить меня своими лапами! Что тебе еще нужно? Чем ты недоволен?

– Это наркотик, Ши. Он сожжет тебя изнутри. Они всегда сжигают.

– Откуда тебе знать, Сет? Вы, ичче, не умеете даже напиваться из-за своей отравленной крови. А некру ни один из вас и проглотить-то неспособен.

Я отпустил ее, но анчинка осталась стоять в той же вызывающей позе.

– Я видел много развалин, которые перестали быть людьми, когда подсели на наркотики. Будь то серый лотос или гаш-порошок. Некра еще хуже.

– Я не примитивный варвар! Ваши хваленые алхимики сегодня только познают то, что в Империи столетия назад преподавали в храмах Ста наук. Я умею дополнительно дистиллировать некру, убирая все вредные примеси. А если ты боишься, что я попаду в неприятности с законом и прибегу просить твоей помощи…

Я грустно покачал головой:

– Закон тут ни при чем, Ши. Я просто очень боюсь попасть в ситуацию, когда мне придется вбивать кол тебе в сердце.

– Обработанная кровь безвредна! Я больше оскверняю свое тело, пуская в него тебя…

– Не настолько безвредна.

Я взял анчинку за плечи и подтолкнул в полосу солнечного света, наискосок падавшую в комнату через окно. Солнце расплавленным золотом засияло на безупречно гладкой коже. Это было прекрасно, но анчинке страшно не понравилось. Она закусила губу и принялась отбиваться от моих рук.

– Видишь, изменения уже есть. Они вполне очевидны. Тебя раздражает солнечный свет…

– У меня просто очень нежная кожа. Тебе ли не знать, громила неотесанный!

– Твои зубки, милая. Проведи по ним язычком. Разве они не стали тоньше и острее? Уж я-то почувствовал ночью. Скажи, ты, часом, не стала лучше видеть в темноте? А днем на тебя не накатывают вдруг сонливость и апатия? Аппетит регулярно пропадает, зато частенько хочется пить?

Она попыталась отвернуться, но я не позволил.

– Это только первые симптомы, Ши. Поверь мне. Я видел людей, крепко подсевших на некру, изучал их. Они не становятся носферату, не превращаются в вурдалаков, но и людьми не остаются. Жалкие полукровки, застрявшие между двумя мирами – еще не вампиры, но уже и не люди. Недоделки. Недостаточно мертвые, чтобы упокоиться с миром, и недостаточно живые, чтобы продолжать свое существование. Зов крови, звучащий в их головах, сводит с ума. Он заставляет смертных верить, что они носферату. А последние отличаются от смертных тем, что успели разок умереть. Готова ли ты поверить в свою смерть?

– Отстань, Сет! Не лечи меня! Я взрослая женщина и…

– Я не буду тебя убеждать более, моя оюнэ, – сменил я тон. – И не буду пытаться отвратить от этой заразы угрозами. Это твой выбор и твое тело… Но я хочу, чтобы ты знала: ради тебя, Ши, я готов повырывать руки всем, кто торгует этой дрянью в Блистательном и Проклятом. Возможно, я так и начну делать, если ты не одумаешься и не прекратишь сама. А посему спрошу: это ведь не Реджис ап Бейкон дает тебе кровь? Мне бы не хотелось…

– Ты позволяешь себе слишком много для варвара!

– Я задал вопрос, Ши.

– А что ты будешь делать, если я не отвечу? Ударишь меня? – В ее голосе зазвучало презрение. – Наставишь один из своих огромных пистолетов? Начнешь пытать? Я не боюсь тебя!

– Если не ответишь, я начну спрашивать самого Реджиса. И на него я не постесняюсь наставить один из своих огромных пистолетов. А то и два.

Ли-Ши подняла с пола одеяло, завернулась в него и уселась на кровать – маленькая, нахохлившаяся, точно замерзшая птичка. Я ждал, не двигаясь с места.

– Нет, это не Реджис, – наконец произнесла она. – Его не зря прозвали Тихоней, ни в какие неприятности не хочет впутываться. Есть… люди. То есть были… В последние дни у них совсем ничего нет… С тех пор когда на улицах появилась эта тварь, Ренегат, все поставки прекратились.

Я мысленно кивнул. Все логично: Псы правосудия целыми днями крутятся вокруг гетто, отчего все, кто имеет отношение к вампирским делам, залегли на дно. Никто не хочет привлекать к себе внимание: ни вампиры-доноры, поставляющие кровь, ни маги-обработчики, готовящие из нее некру, ни распространители из числа смертных. Слишком опасно. Больно велик шанс попасть под горячую руку.

Не говоря ни слова, я отошел от окна и начал одеваться.

– Сет? – В голосе Ли-Ши прозвучали нотки неуверенности. – Ты ведь не начнешь и вправду калечить людей, торгующих некрой, только за то, что они продавали ее мне?

– Тебе есть до них дело? – Мой голос прозвучал грубее, чем следовало.

– Ты не понимаешь. У них может появиться дело до меня. Некра – это очень дорогой и опасный товар. Все, кто его продают и покупают, находятся… в особых отношениях.

– Значит, ты боишься?

Я лязгнул пряжками перевязи.

– У меня есть для этого все основания.

– Тебе повезло, Ши. Сейчас меня больше занимает Ренегат; поэтому у тебя есть время, чтобы со всем этим покончить самостоятельно. Эта дрянь не нужна тебе. Ты еще долго будешь оставаться молодой и красивой.

– Но не так долго, как ты или Реджис, – тихо произнесла анчинка.

– Поверь, ты не хочешь знать, что происходит с такими, как он или как я, когда мы все-таки доживаем до старости.

Я проверил, как ходят в ножнах клинки и надежно ли закреплены пистолеты в подсумках.

– Мне казалось, в твоих планах было немного задержаться, Сет.

– Я…

Понятия не имею, что я собирался ответить, но за окном раздалась серия пронзительных свистков: два коротких – длинный – два коротких. Я вернулся к балкону, открыл его и коротко крикнул: «Здесь!»

Прыткий бес-курьер – копия того, что разносил газеты, только цветом потемнее, – юркнул внутрь, запихивая бронзовый свисток в сумку с сообщениями. На боку у него темнел огромный синяк, оставленный не иначе как метко брошенным камнем. Для уличных мальчишек считалось делом чести подбить «адову обезьяну», скачущую по крышам и водостокам.

До того как Департамент магической обработки начал использовать для хозяйственных нужд нечисть и нежить, записки отправляли с нарочными, в роли которых чаще всего выступали юркие и пронырливые сорванцы. При каждой таверне или кофейне всегда крутились мальцы, готовые услужить за монетку-другую. Доставка срочного сообщения позволяла обладателю резвых ног и смышленой головы заработать за день несколько медяков, а то и пару серебряных монет. И для этого не требовалось носить ливрею работника Департамента почтовых сообщений.

Все изменилось с широким распространением магиматов.

Начав работать в качестве курьеров, прирученные бесы и импы не оставили мальчишкам, как конкурентам, и тени шанса. Носились они не в пример быстрее, а по крышам Ура практически любой путь получался еще и напрямик – можно было не обращать внимания на путаницу улиц и проулков внизу. К тому же ошейники делали магиматов более ответственными и надежными доставщиками, нежели уличные шалопаи и ветрогоны. За это мальчишки люто ненавидели «адовых обезьян» и порой устраивали на них настоящие облавы.

Нечистый важно обнюхал мою руку, удостоверяясь, что не перепутал клиента, потом запустил узкую обезьянью лапу в сумку и долго копался в ней, выуживая запечатанные конверты и отправляя их обратно. Наконец он протянул мне один. На сургуче красовалась печать Магистрата. Формально это гарантировало сохранение конфиденциальности переписки, но отправитель не удержался, чтобы не выразить свое пренебрежение к репутации городских служб. Заклеенные части конверта были испещрены уродливыми каракулями, которые абсолютно не вязались с содержимым письма, изложенным аккуратным, грамотным и красивым почерком.

Помойный Кот оставался в своем репертуаре.

– Прости, Ши… работа настигла меня раньше, чем я ожидал. Я загляну позже.

– Я не захочу тебя видеть, – фыркнула анчинка.

– Когда это меня останавливало?

Я вышел.

Работа и в самом деле ждала.

Парни Помойного Кота обнаружили свежие трупы, оставленные Ренегатом, даже раньше Мусорного патруля.