Текст книги "Слотеры. Песнь крови"

Как и следовало ожидать, эксперимент провалился. Всего могущества Джайракса, пожалуй сильнейшего создания в подлунном мире, оказалось недостаточно, чтобы удержать захваченную Тень. Красная ушла и унесла с собой Дэрена, кричавшего так, что жилы на шее лопались.

А через тринадцать лет Дэрен вернулся. Именно вот так вот – из пустоты, эффектно и по частям. Похожим образом появляются в нашем мире Красные, с одной из которых он, похоже, слился воедино. Извращенный Слотер попытался убить кого-то из членов семьи, но не преуспел и был уничтожен. А еще через пару лет мне пришлось убивать его во второй раз. В третий это сделала моя тетушка Анита, некромантка, одержимая тайнами жизни после смерти. Потом Дредд Слотер…

Неистребимый Дэрен вновь и вновь появлялся, чтобы вновь и вновь быть убитым. Периодическое истребление ирреального родича со временем стало чем-то вроде семейной традиции. Дико для любого здравомыслящего человека, но вполне естественно для семейства Выродков, не так ли?

Однако нельзя не заметить, что с каждым разом Дэрен все ближе подбирался к своей цели. И это не могло не волновать.

– Ссука, – прохрипел Джад, глядя, как тает в воздухе последнее, что оставалось от Дэрена.

– Так близко к цели он еще ни разу не был, – хмуро заметил я, стряхивая с даги капли крови. – Дэрен совершенствуется. Очень медленно, но все же… Эдак он со временем станет настоящей проблемой!

– Ссука бессмертная, – не слушая, прокаркал Джад.

Племянника трясло, он никак не мог справиться с завязками плаща. Пришлось помочь. Шнуровка оставила на горле солидный рубец, который тут же налился багровым.

– Плащ испортил! – пожаловался Слотер. – Кх-кх… насквозь пропитался кровью!

– Отдашь прачке.

– Да ну его! После Дэрена он… кх-кх… мне омерзителен!

Джад стряхнул с себя плащ, скрутил его в рулон, роняющий на брусчатку тяжелые дымящиеся капли, и швырнул в сторону сточной канавы. Бесформенный снаряд с хлюпаньем припечатался к подмороженной земле.

Зло сплюнув, племянник повернулся и пошел ловить свою щегольскую шляпу, сносимую ветром вниз по улице.

Глава III
Ренегат

С момента очередного безуспешного явления Дэрена прошло чуть более двух недель.

За это время я успел подрядиться на непыльную (как мне казалось) работенку по избавлению графини Беллы ад’Шир от козней коварной соперницы, пытавшейся разлучить ее с мужем. В женских чарах и альковных играх изнеженных аристократок я понимаю не больше, чем последние в кабацких песнях, но, будьте покойны, дело графини оказалось как раз по моему профилю.

Бедолажка искренне полагала, будто на ее мужа навели чары. Если бы!

В лице соперницы очаровательной графини мне пришлось иметь дело с суккубой, демоном искушения, – созданием столь же прекрасным, сколь и смертоносным. Поверьте, аккуратные ноготки суккубы способны не только царапать спину в любовном экстазе, но и выдирать клочья мяса – столько, сколько зацепят полной пригоршней.

То, что поначалу казалось пустячным развлечением, обернулось натуральной кровавой баней. Тем не менее я со всем управился.

Как обычно…

Таннис сделала последний стежок, нагнулась и аккуратно перекусила нитку около самого узелка. Несмотря на преобладание человеческой крови, зубки у нее были самые что ни на есть эльфийские: мелкие, ровные, идеально белые и числом сорок четыре штуки. Отстранившись, полуэльфийка критическим взглядом обозрела свою работу, затем подняла глаза, вздохнула и покачала головой. Пушистые локоны темной волной облизнули остренькие плечи; волосы эльфов непохожи на волосы людей – слишком пышные и густые, они больше напоминают мех животного, блестящий и тщательно ухоженный.

– Ну что ты, девочка. Я в полном порядке.

Я машинально погладил пальцем зашитую рану.

Таннис все сделала на совесть: шов получился аккуратным и ровным. Не забыть только своевременно удалить нитки, а то ведь раны Слотеров затягиваются быстрее, нежели у простых смертных.

И еще – не чесать шов. Как бы не зудел!

– Ты просто золото. Скоро мне не придется лишний раз приглашать доктора Шу! По правде сказать, ему визиты к нам не всегда в радость.

Таннис протянула руку, отодвинула ворот моей рубашки и ткнула пальцем в довольно свежий шрам, тянущийся от шеи к груди. Внушительный такой след – остался от заварухи со старшим сыном дин Риота.

– Царапина, – буркнул я.

Таннис не желала угомониться: быстро расшнуровала рубашку и положила ладошку мне на живот. Сама полуэльфийка высокая и статная, ладно сложенная в нужных местах, но руки у нее тонкие и изящные. Конечно же узкая, точеная кисть не могла закрыть четыре толстых грубых рубца, пересекавших мое брюхо. По правде говоря, тут и двух моих ладоней недостало бы.

Удар коварно подкравшегося мантисса в свое время распахал меня почти до бедра, едва не выпустив наружу кишки. Вот это было по-настоящему опасно, да!

– Таннис, ну что ты? – Я начал сердиться. – У тебя опять дурные предчувствия?

Она тут же закивала.

Лесному народу часто приписывают пророческие способности, но на самом деле ясновидящие и маги встречаются среди эльфов ничуть не чаще, чем среди простых смертных. А учитывая, как мало их осталось, – гораздо реже. И все же у Таннис такой дар имелся. Слабый и неконтролируемый, он периодически давал о себе знать. Как правило, это выражалось в смутном предчувствии неизбежной беды, которое одолевало мою подругу не хуже мигрени.

Не могу сказать, что я относился к предчувствиям Таннис без должного внимания, но голову особо не забивал. Во-первых, если лихо лежало тихо и не искало меня, я всегда находил его сам и устраивал крепкую взбучку. Такая уж работа. А во-вторых, еще не встречалось неприятностей, управиться с которыми Сету Слотеру было бы не под силу! Конечно, бывало, что после иных трудов либо Таннис, либо почтенному бакалавру медицины, доктору Шу, приходилось долго колдовать надо мной с иголками и скальпелями в руках, но тут уж ничего не поделаешь.

В моем деле без риска и членовредительства никак.

Пытаясь утешить и успокоить разволновавшуюся девушку, я обнял ее, прижал к себе и начал легонько гладить. Провел рукой по волосам, затем по спине, чувствуя пальцами сначала мягкость волос, затем чуть влажный шелк гладкой кожи, а после – бугристую паутину длинных рваных шрамов. На узкой и гибкой, как у танцовщицы, спине Таннис таких можно было насчитать немало.

История их происхождения мне прекрасно известна.

Шрамы появились в ту самую ночь, когда я снял эту глухонемую девочку со столба, на котором ее почти до смерти уходили кнутами подонки из банды мелкого головореза по кличке Волчий Хвост. Полуэльф, как и Таннис, Волчий Хвост пришел в бешенство, узнав, что девушка смеет зарабатывать на жизнь, торгуя на улицах Ура собственным телом. «Шлюха позорит общую кровь!» – так (не поручусь, что дословно) он выразился, отдавая соплеменницу на расправу и поругание своим прихвостням.

Презренное ничтожество, что он мог знать о крови?! Хотя, думаю, после нашей встречи знаний на эту тему в голове Волчьего Хвоста прибавилось. Я ведь тогда завелся и вдоволь заставил гордого «ревнителя» нахлебаться собственной…

Забрав немного странную, но красивую полукровку себе, поначалу я намеревался отвести Таннис к целительницам из числа тех, что пользуют модисток-аристократок. Думал свести шрамы. Но девушка внезапно запротестовала. Паутину рубцов, оставшихся от кнута Волчьего Хвоста и его присных, она решила носить на теле как искупление за грехи прошлой, блудной жизни.

А потом у меня и самого пропало желание убирать их.

В противоестественном сочетании экзотической красоты полуэльфийки и этого уродства таилось что-то притягательное. Что-то по ночам будившее во мне темную, почти животную страсть. Мне нравилось прикасаться к ним своими загрубевшими пальцами. Никогда не замечал в себе тяги к насилию над женщиной, однако же…

За окном раздалось негромкое царапание.

Не думая, отработанным движением я сунул руку за изголовье кровати, где всегда лежал заряженный пистолет, взвел курок… ложная тревога.

Раму царапал обычный почтовый бес. Его тщедушное буро-красное тельце отсвечивало медью в заходящих лучах солнца. К спине нечистого была приторочена торба с корреспонденцией, на крышке которой тускло поблескивала бронзовая бляха, увенчанная порядковым номером и клеймом Магистрата.

Прирученная людьми погань с преувеличенной деловитостью копошилась за стеклом, стараясь протолкнуть внутрь свернутый в трубку выпуск «Хроник наиболее примечательных событий и известий Ура, Блистательного и Проклятого, а также окрестностей и прочих государств». Твареныш ловко помогал себе непропорционально длинными задними лапами, словно специально созданными, чтобы носиться по тесно сдвинутым крышам Ура, его балконам и водостокам.

Блистательный и Проклятый – город, который может разжевать и переварить любого: и человека, и нечисть. Нет ничего удивительного в том, что даже бесы и черти здесь выполняют противную своей натуре общественно значимую работу, вместо того чтобы заниматься привычным делом – вредить да пакостить. А иначе разговор будет коротким: колдуны-специалисты, служащие в Магистрате, любому рогатому отвесят такого магического пинка, что лететь придется до нижних кругов Преисподней.

Укрощенная нечисть и приспособленная к хозяйству нежить, а также всевозможные искусственные формы жизни, лишенные разума, но годные для механической работы (големы, например), проходили по бумагам Магистрата как «магически обработанный материал». В народе их называли короче – магиматы.

Шмяк.

Газета скользнула по подоконнику и упала на пол.

Убедившись, что «Хроники» попали внутрь, нечисть удовлетворенно хрюкнула, скривила морщинистую мордочку и, демонстративно повернувшись к окну задом, принялась вылизывать собственный хвост. При этом беспокойное создание успевало одновременно колупать когтями подоконник и чесать ногой тощую шею под металлическим ошейником. Вдоль ошейника серебряной вязью бежало заклинание контроля, благодаря которому чиновникам из Департамента магической обработки удавалось заставлять беса выполнять волю его нынешних хозяев. В противном случае пакостная, верткая и испорченная, как все порождения Хаоса, тварь вместо пользы доставляла бы городу одни неприятности!

Таннис выскользнула из кровати, подбежала к окну, ступая по холодному полу на кончиках пальцев, и вернулась с газетой в руках. Устроившись у меня на груди, она аккуратно развернула «Хроники», держа страницы так, чтобы нам обоим было удобно читать, после чего начала тереться о плечо ухом, словно кошка, выпрашивающая ласки.

– Умница, – я быстро пробежал глазами заголовки, ожидая найти кое-что закономерное, а по совместительству – тревожное и интригующее.

Ага, так и есть! Его все еще не поймали.

Два новых – полностью обескровленных – трупа были подобраны Мусорным патрулем на западной окраине Блистательного и Проклятого. Отметины, обнаруженные на руках и шее покойников, не оставляли сомнений по поводу причины смерти.

Голод. Чужой голод.

Такие раны могли оставить только клыки вампира. Найденные покойники стали соответственно четырнадцатой и пятнадцатой жертвами безумного вампира, окрещенного на улицах Ура Ренегатом – отступником.

Подобное прозвище может показаться странным, только если вы родом не из Ура либо прибыли сюда недавно. Здесь же оно как нельзя лучше соответствует преступлению, совершенному нежитью.

Носферату – вампиры, а равно с ними и прочие немертвые, сохранившие разум (тупоголовые зомби и хучи, понятно, не в счет) – считаются вполне добропорядочными гражданами Блистательного и Проклятого, пока соблюдают его законы, а также определенные ограничения, налагаемые на сверхъестественных существ. Не так уж плохо – можно прожигать в свое удовольствие бесконечную жизнь в смерти, не опасаясь однажды проснуться под лучами солнца. Однако носферату, позволившему себе нападать на людей, бросая их обескровленные тела прямо на улицах как вызов страже и властям города, не суждено не то что бессмертие, но и сколько-нибудь долгая жизнь в Уре. Подобных ему быстро обнаруживают почившими во второй раз – с колом в сердце или лицом, сожженным святой водой. И стража к этому чаще всего не имеет отношения.

С дикими вампирами расправляются собственные сородичи – выходцы из Квартала Склепов, где обитают все легализовавшиеся вампиры Блистательного и Проклятого.

Хранить мир между живыми и мертвыми крайне нелегко даже в нашем сумасбродном городе. Приходится учитывать как параноидальный страх перед смертью у первых, так и извращенную тягу к живой плоти у вторых. Смертные хоть и славятся короткой памятью, но никак не могут забыть Бунты нечисти – восстания вампиров, вурдалаков, зомби, демонов и прочей нежити, трижды топившие в крови улицы Ура. Память немертвых в свою очередь хранит не менее жуткие воспоминания о священных походах Строгой Церкви против исчадий тьмы, завершавшихся безжалостными зачистками подвалов, погостов и склепов. И о дневных погромах, во время которых толпы людей, озверевших от ненависти и собственных страхов, размахивая кольями и склянками со святой водой, выволакивали беспомощную нежить под губительные лучи солнца.

Все более-менее наладилось лишь после создания Квартала Склепов – небольшой автономии носферату посреди Блистательного и Проклятого. Территорию под Квартал без малого три сотни лет назад выделил король Максимилиан Миротворец – во исполнение Соглашения, заключенного с сильнейшим вампирским бароном Аланом Владимиром Карди.

Соглашение смертного короля и бессмертного барона, известное также как Договор Максимилиана, положил начало новой эре в жизни Ура. Он защищал людей от носферату ночью и носферату от людей днем.

В теории все звучало просто и прекрасно, но на практике союз льва и оленя всегда будет иметь массу недостатков. И главный из них: отучить первого думать о втором как об обеде, невозможно. Можно только приучить гнать эту мысль подальше…

И все же достоинства Соглашения перевешивали его многочисленные недостатки. Именно поэтому Алан Карди, принявший титул Некромейстера – верховного немертвого Квартала Склепов, – не мог позволить кому-то из своих кровных родичей промышлять на улицах Блистательного и Проклятого. Нарушить хрупкое перемирие всегда несложно, но этого не хотят ни люди, ни носферату. Вампир, отступивший от Соглашения, позволивший убийство человека ради развлечения или прокорма, автоматически ставил себя как вне общества живых, так и вне общества мертвых. Для людей он становился диким зверем, подлежащим безжалостному истреблению. Для вампиров – предателем и ренегатом, поставившим свое брюхо превыше интересов Квартала и потому обреченным на уничтожение. Шансов выжить у такого отступника не будет, ибо охота на него не прекратится ни днем, ни ночью.

Правда, нынешний Ренегат не зря заслужил себе прозвище с большой буквы. Вот уже третью неделю он оставался непойманным, множа число своих жертв с пугающей быстротой.

Еще ни один вампир на моей памяти не охотился так часто и не жрал так много. С периодичностью раз в два-три дня Ренегат убивал пару человек, вытягивая кровь из их жил с той же неуемной жадностью, с какой запойный пьяница осушает кувшин. Когда брошенные тела находили, они больше напоминали мумий. Из-под контроля Некромейстера вышел далеко не рядовой носферату!

Он не делал разницы между случайным бродягой, дешевой шлюхой или припозднившимся франтом-аристократом. Пятнадцать жертв, включая двух последних, оставленных озверевшим кровопийцей, не имели между собой ничего общего. Их объединяло только одно – собственное невезение.

Надо же было случиться, чтобы во всем Блистательном и Проклятом Ренегат наткнулся именно на них!

Временно насытив свою бездонную утробу, вампир исчезал без всякого следа, точно призрак. Городская стража, маги-чиновники Колдовского Ковена (организации чародеев, работающей при Магистрате), лучшие наемные охотники, а также ищейки Квартала Склепов сутки напролет рысили по улицам Ура, опрашивали людей и нелюдей в поисках зацепок, обнюхивали следы и рыли землю носом.

Все без толку.

И тем не менее я был уверен, что дни Ренегата сочтены. Слишком многие гоняются за его головой. Если Алан и его клыкастые убийцы не найдут спятившего носферату в ближайшее время, это сделают поднаторевшие в подобных делах Псы правосудия – старшие офицеры городской стражи, имеющие специальную подготовку. Или привлеченные частники вроде меня.

Тут уж без вариантов.

Пока Ренегату везет, но ни один фарт не может длиться вечно.

Перестав думать о сбрендившем вампире, я перевернул газетную страницу и из чистого любопытства проглядел светскую хронику. Появится ли там что-нибудь о кроваво-пикантной истории с графиней ад’Шир?

Грубая бумага неприятно пахла и пачкала руки дешевой краской. Впрочем, чего еще ждать от бульварного листка? Крикливые и скандальные «Хроники» на сегодняшний день оставались единственной независимой газетой Ура. Ее редактор и владелец Иоганн Ренодо, богатырь с кулаками молотобойца и манерами альфонса, ухитрялся выпускать свое детище, успешно отбиваясь от всех, кто жаждал его закрытия. От вездесущих кредиторов, от наемных бандитов, присланных для устрашения, и даже от клерков Магистрата, не способных достойно конкурировать с «Хрониками» своими скучными и занудными «Достоверными и подробными ведомостями Ура Блистательного».

Хм… кое-что нашлось. Длинные некрологи и до жирности прозрачные намеки на будуарную поножовщину в поместье ад’Шир, благодаря которой эти самые некрологи появились. Быстро сработано! Ренодо не зря платил своим корреспондентам полновесную монету. Говорят, он даже оплачивал им страховку, что можно считать делом весьма расточительным, если учесть, что раз в три-четыре месяца тело очередного незадачливого писаки извлекал из придорожной канавы Мусорный патруль… Ур охотно поглощает и переваривает и правду, и разоблачения, и скандалы, и сплетни. Иной раз вместе с их авторами.

Таннис аккуратно перевернула страницу обратно и ткнула пальцем в крикливый заголовок, повествующий об очередных зверствах Ренегата. В глазах ее светился тревожный вопрос.

Я невольно рассмеялся:

– Нет, девочка, этот кровосос не по моей части. Разве только его занесет поохотиться у нас под окнами. Не волнуйся. Думаю, через пару дней ищейки Некромейстера все-таки выйдут на след своего сбрендившего сородича и повесят его в клетке посреди Квартала Склепов… до рассвета.

Таннис слегка покачала головой. Я нахмурился:

– Да не вру я тебе! Не спорю, убивать таких, как он, – моя работа. Но за работу принято платить, а его голову мне пока не заказывали.

Таннис вздохнула. Мои слова не убедили полуэльфийку.

И не зря…

Этот ее чертов дар предчувствия никогда не проявляет себя просто так. Пресловутая пара дней миновала, но вопреки моим пророчествам Ренегат продолжал шляться по улицам Ура, опустошая людей, точно кожаные бурдюки.

А еще через день факт его существования перестал быть «не по моей части».

Глава IV
«Шелковая девочка»

Поздней осенью ночи в Блистательном и Проклятом не только холодные, но и промозглые. С северо-запада, со стороны морского залива, прилетает мерзкий, пронизывающий до костей ветер, так и норовящий забраться под полы плаща. Руки мерзнут и костенеют без перчаток, от дыхания идет пар.

Забулдыги, выставленные из ночных заведений освежиться, махом трезвеют, приходят в себя и разбредаются по домам, с трудом удерживая равновесие на предательски нетвердых ногах. Самые стойкие же, продрогнув и охолонув, с новыми силами возвращаются к пьяному кутежу.

Дурно пахнущие лужи и канавы схватывает тонким, ломким льдом – вместе с содержимым, коим зачастую становятся бродяги, лишенные дома, да пьяницы, набравшиеся так, что отрезвить их бессилен даже кусачий мороз. Некоторым бедолагам так и не суждено подняться на ноги: холод действует коварно, исподволь погружая человека в сонную дрему, окутывая иллюзией тепла, которую не хочется разрушать ни единым лишним движением, как бы ни подбивал к тому инстинкт самосохранения.

Утром, когда солнечные лучи разгоняют сумрак и поднимают над улицами Ура грязноватый туман, наполненный вонью большого города, Мусорный патруль собирает очередной урожай замерзших, скрюченных тел. Это очень важная и уважаемая работа, ведь в Блистательном и Проклятом нет никакой гарантии, что со смертью твои неприятности закончатся. Мертвое тело – это и пища для чудовищных паразитов, прячущихся в канализациях Ура; и ценный рабочий материал для полубезумных ученых и нелегальных некромантов; и источник неприятностей для тех, на кого это самое тело было обижено при жизни; и еще много чего… Одним словом, если нет посмертной страховки, исключающей спонтанную анимацию трупа, либо родственников, способных позаботиться об усопшем, неприкаянный покойник представляет собой одну большую проблему. Потому-то работать с ним надлежит профессионалам.

Коронеры и аниматоры Мусорного патруля свое дело знают туго. Они умеют гарантировать невозвращение с того света. А при нужде и наоборот. Главная покойницкая Ура неслучайно носит название Реанимационный амбар. Тела погибших и умерших, попавшие сюда и не затребованные для похорон родственниками, поступают в распоряжение Магистрата и короны и используются для государственных нужд. Например, поднимаются и отправляются махать кирками в каменоломнях Блистательного и Проклятого. Или валить лес на ближайшие лесозаготовки.

А что? Дармовая рабочая сила, не нуждающаяся во сне, отдыхе, пище. Государственные зомби и хучи важная часть экономики Ура, а сам Блистательный и Проклятый – безжалостный город, пожирающий своих детей. Здесь не всегда выживают даже сильнейшие.

Размышляя об этом, я вытащил из заледеневшей лужи неопрятную кучу тряпья с торчащими из нее конечностями и пристроил на ступеньках ближайшего дома. Если повезет, пьяница проснется раньше, чем переохлаждение прикончит его. В противном случае хозяевам поутру придется отдирать от своего крыльца примерзшую безжизненную тушу.

По правде сказать, только что Выродок сделал для этого забулдыги больше, чем кто-либо еще во всем Уре. И при этом даже не обшарил его карманы…

Несмотря на всю хаотичность жизни в Блистательном и Проклятом, здесь хватает и постоянных вещей. К примеру, если я хотел найти Реджиса ап Бейкона, по прозвищу Тихоня (а именно этим я сейчас, собственно, занимался), достаточно было заглянуть в «Шелковую девочку».

Сколько бы раз я ни открывал дверь сего заведения, Реджис неизменно сидел в одном и том же углу, застывший в одной и той же позе – скрещенные на груди руки и длинные ноги, вытянутые вдоль скамьи. Исключения случались, разве только когда Тихоня мерно шагал к выходу, держа за шиворот очередных бузотеров, позабывших (или не потрудившихся уяснить), кто обеспечивает покой почтеннейшей публики в заведении не менее почтеннейшей Ли-Ши. Выносил, впрочем, их Тихоня тоже всегда одинаково – на вытянутых руках, презрительно сморщив нос, словно человек, несущий обгадившегося щенка.

Иногда грубые и неосведомленные мужчины, считавшие себя достаточно крутыми, полагали, будто они не в силах стерпеть подобного обращения. Они хватались за ножи, кинжалы и пистолеты, чтобы угрожать всем этим добром Реджису. Самые недалекие и агрессивные даже всерьез пытались пустить свой арсенал в ход. Если Тихоня пребывал в хорошем настроении, он, случалось, позволял воткнуть кинжал себе в живот или в грудь… чтобы затем заглянуть в округлившиеся глаза незадачливого пропойцы и осклабиться в улыбке, которую бедолаге не суждено забыть до конца своих дней. В этот момент трезвел, как от ледяного душа, любой, независимо от количества выпитого.

Могильный холод, веющий от кровожадно оскалившегося носферату, точно из древнего склепа, кого угодно проберет до костей…

Э… надо ли теперь уточнять, что Реджис – вампир? И мой добрый приятель. В Уре хватает странностей; дружба живого мертвеца с охотником на нечисть не является здесь чем-то из ряда вон выходящим.

В свое время Реджис помог мне разобраться с одним запутанным делом в Квартале Склепов, а я в благодарность подыскал ему эту непыльную работенку у южной красавицы Ли-Ши. Ее последнего вышибалу как раз проткнули вертелом во время очередной заварушки, и «Шелковой девочке» требовалась достойная замена. Более подходящую кандидатуру, чем ап Бейкон, на мой взгляд, трудно и представить.

Для вампиров постоянная работа в городе крайне важна. Жизнь легального носферату состоит из сплошных ограничений, даже право свободно покидать по ночам вампирское гетто, то бишь Квартал Склепов, предоставляется только тем, кто имеет постоянную работу и соответствующее свидетельство от Магистрата. Так что в каком-то смысле я мог считать себя благодетелем Тихони.

С тех пор прошло года четыре, а ничего особо не изменилось. Ли-Ши цвела и богатела, оставаясь все такой же привлекательной и слегка сумасшедшей, я колошматил демонов и чудовищ, а Тихоня Реджис выносил проветриться подгулявших клиентов.

Говорю же, несмотря на общий хаос, в чем-то Ур – совершенно постоянный город.

– Доброй ночи, Реджис.

– Все ночи одинаковы, Сет, – своей неизменной фразой ответствовал Тихоня.

Вампир-вышибала слегка привстал, протягивая руку. Расшнурованный ворот просторной шелковой рубахи разошелся, и в неровном свете масляных ламп, освещавших заведение Ли-Ши, тускло блеснуло серебро. Со стороны могло показаться, что это экзотические застежки, только почему-то оказавшиеся не на рубашке, а под ней. Я слышал, некоторые завзятые модники Блистательного и Проклятого завели моду прокалывать кожу в разных неподходящих местах и вставлять туда металлические кольца и иные непотребные вещи, точно пнедорийские варвары, но если речь идет о вампирах, дело совсем в другом.

Поймав мой взгляд, Реджис поднял руку и нервно одернул ворот рубахи, скрывая серебряные метки.

Скрижали…

Первая обязанность любого вампира, легализовавшегося в Уре, заключается в том, чтобы носить в своей груди особые магические знаки, оберегающие простых граждан от неконтролируемых проявлений вампирической сущности. Они представляют собой серебряные картуши, вживленные в плоть немертвого.

Имя им – Скрижали запрета.

Совсем небольшие – каждая размером не больше фаланги мизинца – Скрижали покрыты тончайшей резьбой, сливающейся в убийственные по своей силе заклинания, способные обратить вампира в прах, стоит ему попытаться удалить картуш или преступить запрет, который он накладывает.

Четыре Скрижали – четыре запрета.

Запрет на питие крови, за исключением донорской либо крови добычи, отмеченной специальным знаком (Магистрат метил им приговоренных к смерти преступников).

Запрет на сотворение себе подобных – иных вампиров, равного или низшего порядка, а также на культивирование вурдалаков (смертных, причастившихся крови вампира).

Запрет на применение навыков гипноза и мнемочар – как воздействий, нарушающих права и личные свободы граждан Ура, Блистательного и Проклятого.

И наконец запрет на трансформацию в любую доступную вампиру ипостась – животного, роя насекомых, лунный туман и так далее. Такое, правда, доступно далеко не каждому вампиру, только высшим, однако маги-чиновники Колдовского Ковена предпочитают ничего не оставлять на волю случая. Уж запрещать, так запрещать!

На жаргоне носферату принять Скрижаль в грудь значит «приютить серебряного Джона». Хорошо зная вампиров, должен сказать, Джон этот на редкость неблагодарная скотина. Помимо сдерживающего эффекта Скрижали со временем обнаружили еще один – побочный. Они разлагают бессмертных носферату заживо, а низших вампиров постепенно и вовсе лишают разума, низводя до уровня животных. Все обещания Ковена усовершенствовать магические метки пропадали втуне уже который год. Долгое время Ковен вообще отказывался признавать, будто Скрижали убивают неживых. Учитывая, что вампиры теоретически бессмертны (пока получают питание), а процесс их разложения из-за воздействия Скрижалей тянется очень долго, потребовалось чуть не двести лет, прежде чем власти города вообще согласились: нынешние методы контроля над нежитью несколько… несовершенны.

Несмотря на подобное признание, с тех пор мало что изменилось.

Как я уже говорил, в определенных вещах Ур вполне стабильный город.

– …все ночи одинаковы, Сет, – сказал Реджис приятным баритоном.

Я покачал головой:

– С недавних пор не все.

Тихоня слегка нахмурился и уставился на меня темным, невыразимо притягательным взглядом. Когда вампир смотрит в глаза – даже просто так, не пытаясь задействовать способности к гипнозу, – трудно выдержать и не почувствовать себя кроликом, застывшим перед удавом. На такое способен лишь человек с сильной волей.

Или с Древней кровью в жилах. Я криво ухмыльнулся и ничего больше не сказал. Реджису пришлось самому назвать причину моего визита:

– Ренегат?

– Ренегат.

– Несложно догадаться. Значит, ты снова в деле, снова охотишься. – Тихоня вздохнул. – Если бы ты знал, как я тебе иной раз завидую, Сет…

Подобные нотки в его голосе мне никогда не нравились.

– Брось завидовать, Реджис, – резко сказал я. – Не стоит и сравнивать. Вампиры охотятся на жертв, которые против них все равно что овцы. У тех, на кого охочусь я, как правило, клыки длиной в ладонь и когти, какими можно металл рвать. Так, как я, ты никогда не охотился.

– Хочешь меня оскорбить? – осклабился носферату.

– Образумить. Мне не нравится, когда в моем присутствии о людях говорят как о гастрономических деликатесах.

– Я думал, тебе, как и прочим Слотерам, нет дела до простых смертных… пока за это не платят.

Я махнул рукой и сел напротив, тяжело положив кулаки на стол. Какое-то время мы оба помолчали, выдерживая дежурную паузу, прежде чем перейти к главному. Затем я наклонил голову и, слегка понизив голос, спросил:

– Раз уж мы заговорили о Слотерах… ты слышал поговорку, что ходит про меня в городе?

– Ну как же, – вяло улыбнулся Реджис. – Никто не обращается за помощью к Сету Ублюдку Слотеру по своей воле – всех толкают в спину мертвые.

– Именно, Тихоня. Поэтому…

Продолжить мы не успели.

– Ах, Сет!

Красавица Ли-Ши – полуобнаженный анчинский ангел с кожей цвета чистейшей бронзы – появилась на балконе, нависавшем над сценой, где гораздо менее одетые, но отнюдь не более привлекательные девушки извивались под музыку, извлекаемую из струн двумя смуглыми типами. Перегнувшись через перила, хозяйка «Шелковой девочки» послала нам с Реджисом воздушный поцелуй. Или только мне послала?

Под сладострастные вопли и улюлюканье публики, собравшейся в заведении (не обращая на нее, впрочем, никакого внимания), Ли-Ши спустилась вниз и побежала к нам через весь зал. Разноцветные шелковые ленты, обвивавшие ее точеную фигурку, трепетали в воздухе, нагретом жаровнями, каминами и вспотевшими от вожделения мужчинами.