Текст книги "Князь Благовещенский"

Глава 6
Следователь

Выспался я прекрасно, хоть и лег часам к трем ночи. Упрямый наставник не отпускал меня до тех пор, пока я не узрел «узел дара», хотя подозреваю, что разглядеть мне удалось лишь черные мошки перед глазами. Одну из которых я и принял за пресловутый «узел». По крайней мере, никакого изменения в организме я не ощутил. Такого, чтобы швыряться молниями, по крайней мере.

В теоретической части магии, к слову, я вообще ничего не понимал, а мой обретенный наставник не спешил развеять невежество ученика. Ну нельзя же назвать уроком теории его невнятные объяснения!

«Три вида дара есть, Игорек. – Осознавший, что перед ним не могучий маг и замкнязя, а «китайская подделка», старикан стал именовать меня так, как и мать с четырнадцати зареклась. – Царский, боярский и мирской. Про первый тебе вряд ли кто-то сможет рассказать, носителей царского дара и среди князей-императоров осталось едва ли пара десятков человек на весь шарик. А те, что владеют, сами потомков учат – чужих в тайну не пускают. Известно несколько проявлений царской силы, в частности, Шестая казнь. Жуткая штука, Игорек! Ни своих, ни чужих не разбирает, бьет по площади в сотни квадратных километров. Будет время – почитай про Даманский. Это единственное, что доподлинно известно.

Второй дар называют боярским. Или боевым – из одного корня слова-то. У боярской магии применение одно – бой. Этот дар мы в тебе и пытаемся разбудить, так что ты слушай да про узел не забывай! Тренированный маг на то и силы не тратит – всегда перед внутренним взором его держит. Ровно как обычный человек – пистолет или, как сейчас вот, телефон. Всегда ведь знаешь, в каком кармане он лежит. Носителей боярского дара на свете больше других, даже среди простых людей порой рождаются. Но в основном, конечно, в древних семьях, кровь не мешающих. Боевой магией можно убить, покалечить, обездвижить множество людей. А вот вылечить – ни одного. Лечение во владении третьего вида дара – мирского.

Его еще магией подобия называют, или целительской. Хотя человек с мирским даром не только лечить способен, но и убить. Проклясть, например, так, что сам зачахнешь, а врачи и причины не найдут. Но носители дара отчего-то с трудом вредительство делают, а вот лечат без всяких проблем. Одно у них ограничение – объектом применения дара одномоментно является один человек».

И ни слова о том, как колдовать! Нужно чертить знаки на земле? Кричать слова на мертвых языках? Использовать кровь некрещеных младенцев или девственниц? Или достаточно возжелать чего-то и оно происходит? В каких пределах? И есть ли они, эти пределы? В общем, вроде много дядя Ваня болтал, пока я в пупок пялился и со сном боролся, а толком-то и не рассказал ничего.

Словом, вопросы, вопросы, вопросы. Добро пожаловать во второй день вопросов без ответов! На самом деле это я просто брюзжал с утра от недосыпа. План на день у меня, спасибо дяде Ване, сложился, да и вопросов все же поменьше стало.

Первым делом поехал к главному жандарму. К Федору Георгиевичу, которого я ни по фамилии не знал, ни по должности. Даже номера его телефона не имел, хотя он и мог быть в списке среди зашифрованных контактов. С другой стороны, я был замом князя по общим вопросам и умел пользоваться навигатором. В котором и нашел здание «Управление жандармерии княжества».

Остановив «москвич» прямо у парадного подъезда управы, я намеревался уже было идти внутрь, но был остановлен строгим жандармом в черной, как у киношных эсэсовцев, форме. Худощавый усач неодобрительно посмотрел на припаркованную как попало машину, остановил меня у дверей и произнес:

– Не положено, боярин!

Сказано это было без агрессии, даже с некоторой почтительностью, но без капли виноватости. Так обычно говорят люди, на сто сорок шесть процентов уверенные в собственной правоте, но не страдающие «синдромом вахтера». Ожидавший поведения, как у вчерашнего охранника, я даже растерялся.

– Что?

Услышал свой голос: жалкий, в лучших традициях притесняемой интеллигенции, – и рявкнул:

– Что?!

Вот! Так значительно лучше! Жандарм, хоть и отпрянул на полшага, не сдался.

– Не положено, боярин, – твердо повторил он. И голову чуть опустил, будто бычок, бодаться собравшийся. – Парковать машину на подъезде к управлению запрещено.

Вот еще беда! На каждом шагу в коровьи лепешки вступаю! В нашем мире я бы так нагло не поступил, по крайней мере на личном транспорте. А вот если с кем из министров, на служебной – да. И уже с минуту бы объяснял зазнавшемуся гаишнику, где будет находиться его следующее место службы. А здесь отчего-то решил, что мой статус позволяет вести себя как… боярину среди смердов. И ошибся. Как быть теперь? С одной стороны, мой здешний статус значительно выше. Если судить по манерам того же Мишико, командовавшего «копами» после стрельбы на набережной, я мог этим жандармом улицы мести, а он бы только подсказывал, где еще грязь осталась. С другой стороны, мое поведение могло нарушать какие-то неписаные правила, а я ведь и писаных не знал!

Послушаться и отогнать машину? Потеря лица, без вариантов! Что за замкнязя, которого обычный вахтер гоняет? Наорать и пригрозить лютой магической расправой? То же самое, только, с другой стороны, вон как служивый уперся! Умеете вы, Игорь Сергеевич, создавать себе сложности! Явно для героического затем их преодоления!

К счастью, мозг не подвел. Выловил в своих недрах фразу охранника резиденции князя: «Матвеев службу знает». И дал мне достойный выход из самостоятельно созданного тупика.

– Как фамилия? – строго спросил я жандарма.

Усач вытянулся, только что каблуками не щелкнул.

– Марьин!

– Благодарю за бдительность, Марьин! – Вышло вроде как проверял я его. Как, мол, жандармы службу несут? Не допускают ли нарушения устава в пользу чинопочитания? Не допускают, молодцы!

Короткий кивок в ответ – тут явно не принято орать в ответ: «Рад стараться, ваше превосходительство!» – хотя было бы забавно! Но стоять остался на месте, то есть прямо у меня на пути. Ну держи вторую порцию, служба! Здесь моего двойника с пеленок учили магии, я же в родном мире со школы постигал основы манипулирования людьми.

Придвинувшись к жандарму, я вполголоса произнес:

– Будь другом, Марьин. Отгони на парковку. Спешу, спасу нет! Федор Георгиевич уже заждался, поди!..

И, не давая ему опомниться, сунул в руки ключи от машины.

– Спасибо, выручил! С меня причитается. – Это я ему уже через плечо бросил.

Выкрутился! Время потратил, чуть на конфликт ведомств не нарвался, но выкрутился! Поосторожнее нужно быть, Игорь Сергеевич. Титул боярина тут барства чиновничьего не предполагает.

– К Федору Георгиевичу? – Еще один жандарм, дежурный, опередил меня с вопросом. Выскочил из боковой двери, едва я только к лестнице подошел. – У него совещание, но вы…

– Ты, мил-друг, вперед ступай да доложи, а я за тобой пойду, – не дал я ему закончить и даже уместно ввернув дядь Ваниного «мил-друга». – Нехорошо будет, если я посреди важного собрания ворвусь.

Собственное положение в местном обществе мне решительно нравилось! Второй жандарм тут же нашел для меня провожатого, и я, следуя за этим живым навигатором, быстро добрался до кабинета начальства. Выждал полминуты, пока обо мне доложат, и вошел внутрь. Заодно и фамилию с должностью главного жандарма выяснил: Фочин, генерал-аншеф от жандармерии.

У Федора Георгиевича оказался классический такой кабинет управленца-силовика. Универсальный, наверное, для каждого из миров, сколько бы их ни было. В нем имелся длинный стол для совещаний у одной стены, поодаль – рабочее место с компьютером, зеленой лампой и стопкой бумаги, а на стенах висели, уравновешивая друг друга, флаг княжества, портрет Николая Олеговича и иконка с горящей под ней свечой. Верный сын православной церкви даже красный угол на работе организовал!

Владелец кабинета, сидевший во главе совещательного стола, при моем появлении привстал и поздоровался. Следом за ним, скрипнув стульями, поднялись еще трое полицейских. Руководители направлений, ни дать ни взять! Все мордатые, но не хряки домашние, как у меня на родине, а будто лесные секачи. Грузные, но не толстые. На бывших борцов-вольников в тяжелом весе похожи.

– Доброе всем утро! – жизнерадостно возвестил я. Пожал руку начальству, кивнул всем остальным. Уселся на свободный стул и спросил: – Ничего, если я присоединюсь? Одно же дело делаем.

Последнюю фразу я произнес с нажимом. И со значением глянул на Федора Георгиевича. Тот понимающе кивнул и буркнул:

– Располагайтесь.

Я собирался самым наглым образом влезть в расследование убийства маньчжурского посла. Выяснить все, что известно главному полицейскому и его людям. Использовать, так сказать, служебное положение в личных целях. И по счастью, попал прямо на совещание по данному вопросу. Хотя вряд ли это везение. Если прикинуть, то ничего более важного у жандармов просто быть не могло!

– Коллеги уже отчитались о ходе расследования убийства посла Чжень Ю. Ничего нового, коротко говоря. Отрабатываем след триады, но косоглазые после вчерашнего залегли на дно, и найти кого бы то ни было стало весьма непросто. Сами же знаете, Игорь Сергеевич, как встает диаспора, когда кого-то из них ищут.

Я кивнул – знаю, мол. И в самом деле знал. Не уверен, что в моем Благовещенске были представители триады, но абсолютно убежден, что все китайцы встали бы стеной, укрывая своего соотечественника. Их сплоченности в минуту опасности русским остается только завидовать.

– Есть одна зацепка, – подал голос один из замов начальника. Голос у него был хриплым, про такой еще говорят – прокуренный. – Один из моих людей может знать, где лежка у триады.

– Так чего мы еще не там? – ощутив азарт охотничьего пса, вскинулся я.

Жандарм замялся. Он уже явно сожалел, что открыл рот при начальстве, но дороги назад не было.

– Не уговорили еще, – вытолкнул он фразу. С таким видом, будто избавился от завтрака.

– Чего? Кого не уговорили?

Жандармы переглянулись. Все четверо, даже начальник управы! И на меня не смотрели, словно я исчез в одночасье. Вопрос внутренней кухни, к бабке не ходи! Какие-то сложности, выносить которые на суд посторонних было совсем не с руки. Но обстоятельства перевесили тяжесть круговой корпоративной поруки.

– Самойлова, – как старший, ответил за всех Федор Георгиевич, – Вячеслава Антоновича сын.

Таким тоном, будто мне сразу должно было все сделаться понятно. То есть кое-что я понял: некий подчиненный Фочина – Самойлов – был норовистым и своенравным сукиным сыном. И сыном местной шишки, раз его закидоны терпели.

– Того Самойлова? – сыграв понимание, спросил я.

Четверо жандармов синхронно кивнули. Того, мол, самого. Кого же еще!

Важно покачав головой, что на языке жестов чиновничьего сословия означало примерно «как же, как же, его я помню!», задал следующий вопрос:

– И что же с ним не так? Почему его уговаривать нужно?

Слава русскому языку, самому, на мой взгляд, могучему инструменту на земле по части намеков и недоговорок. Умеющий им пользоваться может часами вести разговор на тему, в которой не смыслит ничего. Да и потом – мог обер-секретарь о чем-то запамятовать? Мог! Без Самойловых, знаете ли, хватает информации!

Силовики вновь переглянулись. Для меня это было как текстовые сообщения «Кто будет говорить?» и «Что же ему теперь, все рассказывать?». Когда обмен данными закончился, заговорил Фочин:

– Вы, должно быть, пропустили эту историю, Игорь Сергеевич. С Самойловыми. Там скандал на всю столицу гремел, но больше, конечно, в светской направленности. Пару лет назад.

– Похоже, пропустил, – пожал я плечами. Всем своим видом демонстрируя, насколько не играют роли для заместителя князя светские сплетни. – Что там такое?

– Глеб Самойлов хотел девицу без дара и рода в семью ввести. Влюбился – мальчишка! Отец воспротивился – род-то их древний – и изгнал наследника из семьи. До тех пор, пока тот не образумится. Ну а сын в него – яблоко, как говорится, от яблоньки. Тоже упрямый. Женился на девице, отдельно жить стал. Да еще и в жандармерию бумаги подал – примите, мол, на службу следователем. Явно в пику отцу. Князь, неофициально, велел брать. Да я и сам рад был, если честно. Следователей недокомплект, а с даром так и вовсе никого! Только дэберы, но те больше по части ломать, не разговаривать.

– Кто? – автоматически отреагировал я на неизвестное слово. И тут же обозвал себя последними словами. Наверняка ведь известный всем термин!

– Дружина быстрого реагирования, – без удивления моей неосведомленностью отозвался зам Фочина. – Мы между собой их дэберами зовем.

– А, эти! Так и что там с Самойловым дальше?

– А ничего. Служит уже два года. Точнее, служил. Как раз по международной теме работал, с триадой плотно общался. Я уже думал ему старшего следователя давать, как он сорвался и на задержании покрошил в фарш трех человек.

– В смысле?

Ничего себе у них мажоры развлекаются! Трех человек! Я вспомнил пробивающего рукой грудные клетки Мишико и подумал, что оборот «покрошил в фарш» вряд ли является образным преувеличением.

Фочин бросил взгляд на говорливого зама, едва заметно кивнул ему. Рассказывай, мол, твой человек. Тот едва заметно вздохнул и заговорил фразами короткими и обрывистыми. И, кажется, злыми.

– Сорвался. Бывает такое у следователей. Баба там была и дите новорожденное. На цепи. И этих – трое.

– Андрей Евгеньевич! – одернул его Фочин, видя, что доклад заместителя выходит не совсем понятным. – Извольте толком говорить!

– Виноват! – тут же собрался жандарм. Речь его тут же изменилась с человеческой на казенную и потекла гладкой речкой: – Следователь Самойлов вел дело о похищении людей с мирским даром. Два месяца назад в ходе расследования он вышел на след группы лиц, ответственных за это. Точнее сказать, на местную ячейку преступной организации, которая занимается похищением людей с даром, преимущественно женщин. Похищенных использовали…

Здесь жандарм на пару секунд замялся, стройный его канцелярит не мог подобрать верного слова. На помощь ему тут же пришел Фочин, буркнувший вполголоса:

– Как маток.

– С целью получения от них детей с даром, которых потом продавали в преступные сообщества по всему миру, – тут же закончил фразу заместитель. – Самойлов выехал на задержание самостоятельно, не уведомив о том руководство. Оказавшись на месте, где содержалась одна из похищенных и ее новорожденный ребенок, а также трое похитителей, он, по неустановленным причинам, устроил самосуд. А именно – применив боярский дар со смертельным исходом для всех троих подозреваемых. После чего доставил женщину, находящуюся в бессознательном состоянии, вместе с ребенком в целительский центр «Лоза». А затем самостоятельно прибыл в управление, признался в намеренном убийстве подозреваемых и был задержан. С тех пор находится в камере и ждет суда. Никаких пояснений о происшествии не дает. На контакт не идет, ни с кем не общается. Дело-то мы закрыли, да и похищений больше не было, но вот…

Жандарм развел руками, завершая фразу. Он был на стороне этого Глеба Самойлова, без вариантов. И сожалел, что хорошего человека, раз оступившегося – а кто бы тут не оступился? – приходится держать в камере. И не собирался этого скрывать, хоть и прятал свои эмоции за чиновничьими формулировками.

– М-да… – протянул я после некоторой паузы. История диковатая: преступная организация, похищения женщин, продажа детей с даром, слетевший с катушек следователь-маг. Вот тебе и тихий провинциальный Благовещенск! Хотя чего я ждал? Это в моем мире он – провинциальный областной центр, где жизнь течет гладко и размеренно. Здесь Благовещенск – столица! Граница, торговля с другими странами, преступность соответственно. И все без оглядки на федеральный центр.

– Я с ним сегодня пытался поговорить, – продолжил жандарм, вновь сменивший обороты чиновника на людскую речь. – Он ведь точно знает, как на триаду выйти. Но – нет! Сидит истуканом, на стену смотрит и молчит.

Что-то в этой истории с Самойловым мне не нравилось. С чего бы следаку мочить преступников, а потом сдаваться своим? Ну, психанул, допустим, ребенка увидев, сорвался. Грохнул злодеев. Замел бы следы, да и вся недолга! А спасенная женщина, даже если и видела чего, из благодарности поддержала бы любую его историю! Определенно что-то не так тут. С другой стороны – оно мне надо? Меня другое должно интересовать.

– А он точно знает? – спросил я.

– Плотнее всех с триадой работал! Ни у кого таких контактов с косыми нет! – уверил меня Федор Георгиевич. – Толку, правда…

– Надо уговаривать. – Я поднялся. Триада была единственной зацепкой в деле. А его раскрытие – способом выжить в чужом и не очень спокойном мире. Этот Самойлов был мне нужен, и точка! – Проводите?

– Куда? – не понял генерал-аншеф.

– К задержанному, куда же еще!

Спорить со мной не стали. Точнее, едва начали пытаться, как я оборвал их властным взмахом руки и словечком из лексикона князя:

– Баста!

После чего был сопровожден по запутанным коридорам управы и выведен на задний двор. Здесь стояли служебные автомобили – желто-зеленого окраса джипы с уже знакомым логотипом «Ладоги» – и несколько построек. Одной из которых оказался изолятор временного содержания. Внутри он, как и все подобные места, пах мочой и куревом, хотя выглядел светлым и чистым. Сопровождавший меня Андрей Евгеньевич остановился у стальной двери с цифрой «четыре» и дал знак охраннику открыть ее.

– Со мной не входите, – попросил я его. Получил в ответ кивок, шагнул в камеру.

«Чистенько!» – отметил я, оглядывая место содержания мага-следователя.

Длинная и узкая коробка с белыми стенами. Вдоль одной стены – лавка, место для сна, у другой – крошечный умывальник и унитаз. Окон нет, единственный свет исходит из закрытого частой решеткой отверстия под потолком.

На лавке сидел арестант в застиранной синей робе – вроде больничной пижамы. Щуплый паренек из категории «ботанов»: редкая клочковатая бороденка, сальные светлые волосы, узкое лицо мышонка и большие очки. Сидел ровно, словно прилежный ученик на уроке, сложив на коленях тонкие руки и закрыв глаза.

– Здравствуй, Глеб, – произнес я, остановившись посреди помещения, в двух маленьких шагах от него. Сразу решил вести себя с ним просто, без чинов. Ему сейчас на мои регалии должно быть плевать с высокой колокольни.

Самойлов никак не отреагировал. Восковая скульптура, а не человек. Даже веки не дрогнули.

– Я обер-секретарь князя Игорь Антошин.

Тишина. Полный, тотальный даже, игнор.

– Глеб, мне нужна твоя помощь. Я расследую убийство маньчжурского посла. Есть подозрения, почти уверенность, что это сделала триада.

Чуть дрогнул мизинец на левой руке. Едва заметно, но я смотрел во все глаза. Тема ему интересна? Или мой интерес к ней? В любом случае ему не наплевать. Как бы он ни демонстрировал обратное.

– Триада залегла на дно. Ты знаешь, где их лежки. Скажи – где?

Неподвижность и молчание. Непробиваемое. Сверху чуть слышно гудел плафон дневного света, а во мне росло раздражение. Гнев на этого «ботана»! Тоже мне – моральная травма у него! Покрошил троих бандитов, и что? Перепугался результата? Никогда последствия своих способностей не видел? А мне тогда каково? Я ведь магию сказками считал! Я, блин, тоже имею право на душевные страдания! В чужом мире, в другом теле – и вообще маг на побегушках! Давай я тоже замкнусь и буду переживать? Всем сразу станет хорошо!

Хотелось рявкнуть на него, обложить матом этажа в четыре, схватить задохлика за грудки и пару раз приложить к стене! Махом бы вся апатия слетела! Останавливало только понимание, что он тоже маг, но, в отличие от меня, даром своим владеющий. Ведь как-то он порешил трех бандитов, этот хлипкий на вид парень. В фарш.

Вместо этого я тяжело вздохнул, подошел к лавке и сел рядом с Самойловым. Принял ту же позу, что и он, даже глаза закрыл. И после непродолжительного молчания произнес:

– Я в такой заднице, Глеб, ты не представляешь. Даже половину тебе рассказать – не поверишь. Второй день какого-то сплошного блудняка, все летит к чертовой матери, а я даже понять не могу, что тому причиной. Реагирую только на последствия, мать их! Сейчас сижу рядом с тобой и думаю: а может, как и ты, поступить? Закрыться тут, послать весь мир на хрен и ждать, пока он взорвется! Или не взорвется. Только пусть без меня, а то сил уже нет.

Мне показалось или ритм дыхания Самойлова изменился? Стал менее расслабленным, что ли? Хорошо, если так, значит, какое-то внимание проявляет, хотя и не подает виду. И я продолжил говорить. Не о себе, а о деле. Опуская, понятно, предположения (почти уверенность, чего там!) об измене моего двойника. Рассказал ему о словах маньчжура Лин И (и его подозрениях), пересказал, слегка приукрасив, нападение триады. Выдал версию с мостом и услышал вдруг:

– Триада не лезет в политику.

Повернул голову в сторону и столкнулся со взглядом серых глаз. Внимательных, цепких глаз.

– Чего?

– Триада в политику не лезет. Особенно в имперскую, у них об этом с минцами договор подписан лет пятьсот назад. И они ему следуют неукоснительно. Если бы заказ на убийство маньчжура поступил от Империи, те бы просчитали последствия и отказались. Даже задатка не вернув. И минцам это известно.

Голос у Глеба оказался под стать внешности: высокий, слегка дрожащий, хриплый от длительного молчания. Но говорил он уверенно, как человек, знающий предмет на «пять».

– А чего они на меня полезли тогда? – Про «московский след» я ему не рассказал. Но пробудившийся интерес арестанта следовало подкормить.

– Третья сторона. Ты стал мишенью по другому поводу. Не связанному с убийством посла. Совпадение.

А он хорош! Просчитал все на раз-два! По короткому моему рассказу и при отсутствии иной информации.

– Тем не менее с триадой нужно поговорить.

– Они не разговаривают с властью. – Позы Глеб до сих пор не поменял, только голову повернул в мою сторону. – Ты должен это знать.

– Да, знаю! Но это единственная зацепка!

– Ну почему же? Выйди на посредника, сделай заказ на информацию. Не действуй как власть. Действуй как заказчик.

Серьезно? Так можно было? С другой стороны – почему нет! Я плачу триаде за сбор информации о заказчике покушения на меня. Бред, но…

– Если заказчик покушения на тебя не оговорил в контракте такого пункта, как запрет на последующее расследование нападения, что вряд ли, совесть исполнителя чиста.

– Бред какой-то! – теперь уже выдал я это вслух.

– Это триада, – чуть пожал плечами Глеб. – Такой у них кодекс. Когда с ними работаешь, надо знать правила.

– Китайцы! – буркнул я. – Все у них не как у людей! А на посредника выйти как?

– Походи по городу, поспрашивай. Тут много минцев.

– Ты издеваешься?

– Ага.

Ни капли веселья, однако, в глазах следователя не было. Серьезный взгляд. Оценивающий. В этих глазах я прочитал, что никакого морального страдания от убийства трех человек Глеб не испытывает. Более того, сделал он это рассудочно, с отчетливым пониманием причин и последствий своего поступка. Тогда зачем?

– Ты мне можешь помочь? – спросил я вместо этого.

– Да.

– Чего хочешь взамен?

Самойлов замолчал надолго. То ли формулировал свои условия, то ли просто не знал, чего требовать за помощь. Потом осторожно проговорил:

– Я выйду. Буду работать по делу с тобой. Когда его раскроем, ты работаешь по делу со мной.

– По какому? – Напарник в виде следователя мне совсем не помешает, но ведь он не про кражу печенья с полки говорит! А это выходит, что из одного блудняка он мне выбраться поможет и тут же втравит в другой.

– По моему делу. Потрошители.

– Это ты похитителей так называешь?

– Их так по всему миру называют! – внезапно повысил голос следователь.

– Так закрыто же дело?

– Это я его закрыл. Я и открою.

– Глеб, я не следователь…

– Мне не следователь нужен, а именно ты! Ниточки от местной ячейки этих тварей идут очень высоко! Один я ничего не сделаю. С тобой – шансы неплохие.

– Ты раскрываешь, а я прикрываю?

– Да. Такие условия. Решай сейчас. Или проваливай.