Текст книги "Донские перекаты"

Глава третья. Харьковская катастрофа

1

Несмотря на то, что оборона Москвы, перемежавшаяся наступлениями и контрнаступлениями советских войск, стоила нам немалых жертв, Сталин был доволен результатами сражения («утёрли нос извергу») и не скрывал этого. Он стал разговорчивее, улыбчивее, но, уверовав в правильность своих действий (ошибки допускали те, кто не прислушивался к его мнению), стал ещё менее сговорчивым.

Сталину подумалось, что теперь успехи пойдут раз за разом, как из рога изобилия. Но такое случается у прирождённых счастливчиков, Иосиф Виссарионович к ним не принадлежал. Госпожа удача посещала его не раз за разом, а через раз, чтобы не избаловать человека, который и так с избытком любил самого себя.

Недостатком самовластного руководителя государства было нетерпение. Он был нетерпелив как в хороших делах, так и в плохих. Уверенный в правильности своих замыслов и решений, он стремился осуществлять их незамедлительно, чтобы лишний раз убедиться в своей прозорливости. Но удача, как неверная жена, изменяла ему. Добиваясь собственными усилиями нелёгких успехов в жизни, он был скуп на похвалы другим, успехам которых потворствовала судьба. Льстивость и подобострастие, с помощью которых многие устраивают свою карьеру, у горца напрочь отсутствовали. Льстивость бывает бескорыстной только у людей, уверенных в себе. Вы можете привести хоть один случай, когда Coco, Коба или Иосиф Виссарионович кому-нибудь подольстил? Я не могу. А был ли он подобострастен к кому-либо? Мозги вывернете наизнанку, но всё равно не вспомните такого случая. Уверенность в себе, доходящая до самоуверенности – вот фирменный стиль его жизни, который мог смягчаться исключительно в дипломатических ситуациях, да и то не всегда. А только тогда, когда дело касалось судьбы страны.

Январь 1942 года не предвещал Сталинграду ничего трагического. Город мирно трудился до лета на достаточно приличном расстоянии от театра военных действий, хотя воевали в нём отнюдь не бутафорским оружием. Волга была далеко от Одера и Эльбы, проявивших к ней свою воинственность. Более того, город был наполнен оптимизмом от только что завершившейся битвы за Москву. Страна радовалась, как может радоваться больной, прикованный к кровати, вернувшись из приблизившегося мира иного к новой жизни. Праздник со слезами на глазах, когда предпраздничные дни видятся сквозь туманные очертания. А настроение находится не на грани веры, родившейся из неверия и обильно сдобренной скептицизмом, который не позволял ликовать, а именно сдержанно радоваться: то, что было, забыть невозможно; то, что будет, омрачалось возможностью повторения того, что не поддаётся забвению.

Настороженность чувствовалась во всём. Даже в том, что Москва не салютовала по этому поводу. То ли потому, что приберегала порох для лучшего использования. То ли потому, что не хотела показывать миру своей преждевременной радости, как не демонстрирует её благополучный человек, уверенный в ещё больших успехах, которые не за горами и ждут своей очереди. Вот тогда-то, мол, и порадуемся, и погремим фейерверками. А пока для нас – это обычное дело.

Такая скромная радость побеждает сочувствующих победе сильнее бурных восторгов и внушает уверенность в собственных силах. Противников же озлобляет и настораживает: неужто готовится что-то ещё, более серьёзное. Сталин был силён в интуитивной психологии и знал, как отмечать любой праздник, чтобы принести радость другу и навредить врагу. А навредить врагу лучше всего, порадовавшись его неудаче, но не во всеуслышание же. Значит, надо в тишине приготовить ему очередной сюрприз. Какой, пока не знал никто.

Жизнь в настороженности и полузабытьи, когда нет полной уверенности в том, что за победой может последовать поражение, не сулит покоя. Это самое кошмарное состояние, которое я называю промеждельем. Необходимо начинать что-то делать, но есть сомнение в том, что начатое дело может в мгновенье разрушиться. Такое состояние ослабляет волю и не позволяет с полной отдачей приступить к осуществлению новых замыслов. Настроение сумеречное, не подпитываемое несомненной надеждой. Однако надо продолжать жить, если есть хоть крупица надежды. Крупица по крупице восстанавливают волю, создавая то ли предпраздничное, то ли постпраздничное настроение, когда, как говорят в народе, и хочется, и колется, и мама не велит…

В такие минуты нельзя поддаваться эйфории, чтобы, переоценив свои возможности, не натворить новых бед. Но и упиваться одной победой, пусть и окружённой многими случайностями, долго нельзя. Надо действовать решительно, то есть идти от победы к победе. Таков лозунг большевиков.

Приблизительно такое настроение царило в нашей Ставке Верховного Главнокомандования в начале 1942 года.

Сразу после того как фашисты были отброшены от Москвы, но ещё могли и вернуться, заполучив резервы (ситуация была неустойчивой), Верховный Главнокомандующий, не имея точного представления о соотношении сил, но уверенный в том, что теперь Красная Армия способна на многое, замыслил грандиозный план в следующем году выдворить немцев за пределы Советского Союза и, возможно, закончить войну.

Родной брат самоуверенности – авантюризм. До своего шестидесятилетия, которое исполнилось в год начала мировой войны, Сталин был спокойнее и расчётливее. Потом, наверное, подумал, что, пока он у власти, надо свершить всё то, что написано ему на роду. Поверить в то, что несметные гитлеровские полчища, даже при каждодневных успехах Красной Армии, просто уничтожить в течение года мог только тот, кто утратил благоразумие. Ленинград был заблокирован. Немцы ещё не собирались идти на попятную. Растеряв своё преимущество на западном фронте, они медленно, но верно, занимая город за городом в южной части России, продвигались на восток, прибирая к своим рукам всё, что не было захвачено. 25 октября после пятидневных уличных боёв был взят Харьков, а ещё через несколько дней в руки немцев перешла юго-западная часть Донбасса, открыв дорогу на Ростов. 21 ноября пал и он. Не клеилось у нас дело и в Крыму, Причерноморье, Приазовье. Немцы становились всё ближе к Кавказу, манившему Гитлера своими нефтяными запасами. Советской армии явно не хватало сил для удержания европейской части СССР. И вдруг – непродуманная сталинская идея о том, чтобы начать как можно быстрее общее наступление на всём фронте от Ладожского озера до Чёрного моря, родившаяся в самом начале 1942 года. Вот как описывает эту ошеломившую всё высшее командование ситуацию на совещании Ставки 5 января Г. К. Жуков:

«Главный удар планировалось нанести по группе армий «Центр». Её разгром предполагалось осуществить силами левого крыла Северо-Западного, Калининского и Западного фронтов (которые были измотаны подмосковными баталиями. – В. С.) путём двустороннего охвата с последующим окружением и уничтожением главных сил в районе Ржева, Вязьмы и Смоленска.

Перед войсками Ленинградского (куда Сталин после Москвы отправил известного вам Л. А. Говорова, уже в звании генерал-лейтенанта, получившего за оборону столицы два ордена Ленина. – В. С.) и Волховского фронтов, правого крыла Северо-Западного фронта и Балтийским флотом ставилась задача разгромить группу армий «Север» и ликвидировать блокаду Ленинграда (которая, как известно, завершилась в 1944 году. – В. С.).

Войска Юго-Западного и Южного фронтов должны были нанести поражение группе армий «Юг» и освободить Донбасс, а Кавказский фронт и Черноморский флот освободить Крым.

Переход в общее наступление предполагалось осуществить в крайне сжатые сроки.

По изложенному проекту И. В. Сталин предложил высказаться присутствующим.

– На западном направлении, – доложил я, – где создались более благоприятные условия и противник ещё не успел восстановить боеспособность своих частей, надо продолжать наступление. Но для успешного исхода дела необходимо пополнить войска личным составом, боевой техникой и усилить резервами, в первую очередь танковыми частями.

Что касается наступления наших войск под Ленинградом и на юго-западном направлении, то там наши войска стоят перед серьёзной обороной противника. Без наличия мощных артиллерийских средств они не смогут прорвать оборону, сами измотаются и понесут большие, ничем не оправданные потери. Я за то, чтобы усилить фронты западного направления и здесь вести более мощное наступление.

– Мы сейчас ещё не располагаем материальными возможностями, достаточными для того, чтобы обеспечить наступление всех фронтов, – заметил Н. А. Вознесенский (председатель Госплана СССР, член Государственного Комитета Обороны. – В. С.).

– Я говорил с Тимошенко, – сказал И. В. Сталин. – Он за то, чтобы наступать. Надо быстрее перемалывать немцев, чтобы они не смогли наступать весной.

И. В. Сталин спросил:

– Кто ещё хотел бы высказаться?

Ответа не последовало.

– Ну что ж, на этом, пожалуй, и закончим разговор.

Выйдя из кабинета, Б. М. Шапошников сказал:

– Вы зря спорили: этот вопрос был заранее решён Верховным.

– Тогда зачем же спрашивали моё мнение?

– Не знаю, не знаю, голубчик! – сказал Борис Михайлович и тяжело вздохнул».

Директива о наступлении была отправлена штабам 7 января. В неё были внесены дополнения по продолжению контрнаступательных действий по оттеснению немецких войск, продолжавших вести бои на территориях, близких к столице.

Если вы не обратили внимания на характер задач, которые Верховный Главнокомандующий поставил перед Красной Армией, то я подскажу. В грандиозных наступательных планах задействованы сразу 8 фронтов, не считая Балтийского и Черноморского флотов. И у каждого фронта, в свою очередь, задания многоцелевые. Будто и не было года войны, и армии вступают в запланированные сражения новёхонькими, полносоставными, не обескровленными в предшествующих боях. Благо было бы, если бы так распорядился войсками Гитлер, который любил объять необъятное. Но и Сталин на этот раз забыл, что за двумя зайцами погонишься – ни одного не поймаешь. А тут уже не два, а целое заячье семейство, к тому же не менее прыткое, чем ушастики, не способные защитить себя, знающее, как дать отпор утратившему чувство меры охотнику.

Результат был легко предсказуем.

Парадоксальность директивы Ставки Верховного Главнокомандования от 7 января, о чём не подумал Сталин, увлечённый грандиозностью замысла, а генштабисты не обратили на это внимания, в том, что «дополнительное задание» «нерадивому ученику», в роли которого оказались армии западного направления, превышало его возможности. Поэтому он мог надолго оказаться в «хвостистах». Так и случилось с Западным фронтом, когда началось сталинское скоропалительное шоу. Подчищать «огрехи», оставшиеся после Московского сражения, вытесняя фашистские войска в регионы, смежные со столичной областью, оказалось делом нелёгким. Гитлеровцы прочно засели в основательно оборудованных сооружениях, подготовленных советскими войсками на подступах к Москве, и за время многомесячных боёв успели создать собственные, мало в чём уступавшие советским.

Наступление, начавшееся 9 января, проходило со скрипом. Ставка настаивала на том, чтобы «попутно» или, если угодно, «параллельно», как принято говорить в нашей армии, не только «зачищала» подмосковную территорию, но и направила свои усилия – простенькое дело! – на окружение ржевско-вяземской группировки противника, которую Жуков с Коневым (уж какие, казалось бы, удалые полководцы!) не смогли выбить с «ржевского выступа» ещё в 1941 году, до наступления немцев на Москву. А почему, в своих мемуарах они умолчали. Помимо этого, Западный фронт силами 20-й армии прорывал оборону врага на реке Лама, где более тысячи лет назад наши предки перетягивали волоком свои суда на Волгу, откуда и появился Волоколамск.

Ставка торопила Конева, чтобы овладеть Ржевом до 12 января, не прекращая и других боёв, которые должны были стать завершающим этапом битвы под Москвой, официально завершённой. Ржев взять не удалось. Более того, продвинувшись на несколько десятков километров, наши войска 15 января вынуждены были перейти к обороне.

Иосиф Виссарионович продолжал верить, что выдохшиеся фашисты не способны на активное противодействие, и настойчиво требовал не прерывать наступательных операций на всех направлениях. Чтобы помочь Калининскому и Западному фронтам, он приказал командующему воздушно-десантными войсками генералу Глазунову не позднее 21 января выбросить 4-й корпус юго-западнее Вязьмы с задачей перерезать основные коммуникации противника между Вязьмой и Смоленском и не допустить его отхода на запад, то есть уничтожить.

Положение Красной Армии на Западном фронте вроде бы улучшилось, но ненадолго. Потому что почти одновременно с демонстративной помощью Сталина Калининскому фронту, которая могла восприниматься как щепотка табака солдату, не сумевшему расчётливо расходовать свои запасы курева, Верховный вывел из боя части 1-й ударной армии, которой командовал генерал В. Н. Кузнецов, передав их Северо-Западному фронту и перебросив ему 3-ю и 4-ю ударные армии с левого фланга Северо-Западного фронта. Рокировка эта была не в пользу Калининского фронта.

В двадцатых числах января положение на этом направлении осложнилось. Немцы нанесли контрудар в районе Сухиничей, куда Жуков вынужден был направить полевое управление 16-й армии Рокоссовского, потому что изъятие 1-й ударной армии почти наполовину сократило боевой состав правого крыла Западного фронта. В результате советские войска, которым было велено «окружать и уничтожать», сами оказались отрезанными от линии фронта, без продовольствия и боеприпасов. «Продовольствие искать на месте, – последовал приказ Жукова, – подавать его не будем, нет самолётов, искать снаряды также на месте». А кто их растерял?

Выручали партизаны, активизировав деятельность на коммуникациях и совершая рейды за боеприпасами на фашистские склады, но калибры советского вооружения не всегда совпадали с немецкими. Справедливости ради следует сказать, что 3-я и 4-я армии, которые были «подарены» Сталиным Калининскому фронту как слабо проявившие себя на северо-западном направлении в порядке компенсации 1-й ударной армии, проявили себя в новом подчинении с лучшей стороны. Но к середине февраля 1942 года, немногим менее двух месяцев наступательных боёв, по мнению военных историков, «войска Калининского и Западного фронтов из-за больших потерь утратили своё относительно небольшое превосходство над противником. Подавляющая часть дивизий обладала малочисленным составом, а поступавшее пополнение, плохо подготовленное, зачастую не могло использовать выданного ему оружия, не зная, как с ним обращаться. Артиллерия при остром недостатке боеприпасов резко снизила свои возможности по огневому подавлению вражеской обороны, авиация лишилась господства в воздухе, а личный состав войск… был предельно измотан. Всё свидетельствовало о том, что наступательный потенциал войск Западного направления себя исчерпал»[11]11
  Великая Отечественная война 1941-1945 гг. Кн. 1. М.: Наука, 1998. С. 299.


[Закрыть].

Однако Сталин не хотел давать передышки ни гитлеровским войскам, ни своим, ещё более усложнив задачи Западного фронта. В ночь на 16 февраля он отдал приказ, по которому войскам Западного и Калининского фронтов необходимо было до 5 марта «разгромить и уничтожить ржевско-вяземско-юхновскую группировку противника», и в этот же срок аналогично поступить с «болхово-жиздринско-брянской группировкой», занять Брянск и закрепиться «на нашем старом оборонительном рубеже». Короче говоря, восстановить диспозицию до наступления немецких войск на Москву. Этим же приказом Сталин передавал в распоряжение главкома западного направления 5-й гвардейский стрелковый корпус (три дивизии), 9-ю и 214-ю воздушно-десантные бригады, 60 тысяч маршевого пополнения, 200 танков и 40 самолётов. Но одновременного наступления советских войск, как обычно, не получилось, так как вооружение поступило вовремя, а маршевое пополнение задерживалось. Бои местного значения не привели к решающему успеху. В назначенный Иосифом Виссарионовичем срок Красная Армия добилась незначительного продвижения, и 5 марта наши войска освободили город Юхнов.

Сталин с маниакальным упрямством настаивал на продолжении наступления, надеясь, по всей вероятности, доказать свою правоту и утереть теперь нос своим военачальникам, которые были не согласны с его оценкой боеспособности гитлеровских войск и в целом с его стратегической авантюрой. 20 марта он вновь потребовал разгромить уже известные вам группировки немецких войск, удлинив срок наступательной операции до 20 апреля. Чуда не произошло. Более того, к концу марта 39-я армия, которой командовал генерал-лейтенант М. Г. Ефремов, попала в окружение под Вязьмой. Немцы предъявили командующему ультиматум о сдаче армии в плен. Безвыходное положение усугубила весенняя распутица. В ночь на 14 апреля Ефремов предпринял марш на соединение с главными силами фронта, которые находились в 25 километрах от окруженцев. В голове колонны шли офицеры. Замыкали её подводы с тяжелоранеными. Арьергард составляла 113-я стрелковая дивизия. На рассвете фашисты обрушили на выходящих из окружения шквальный огонь. От обозов практически ничего не осталось. Ничтожное количество радиостанций было разбито. Связь со штабом фронта прервалась. В последующие дни немцы наращивали силу ударов. Войскам пришлось рассредоточиться и пробиваться к своим самостоятельно. В бою возле деревни Слободка Михаил Григорьевич был тяжело ранен и, чтобы не попасть в плен, 19 апреля застрелился.

Через линию фронта прорвалось немногим более тысячи человек. Часть из них влилась в партизанский отряд. Часть соединилась с остатками 4-го воздушно-десантного корпуса.

После этой трагедии Иосиф Виссарионович согласился с предложением Г. К. Жукова о прекращении наступления и переходе к обороне. Но ждал устойчивой летней погоды, чтобы продолжить осуществление своего замысла.

2

Осенне-зимние события на московском направлении в современной историографии оцениваются по-разному, но непротиворечиво. Никто из историков не подвергает сомнению конечный успех наших войск. Расхождения только в нюансах эпитетов, которыми награждается этот успех. Но они зависят только от впечатлительности авторов и их отношения к Верховному Главнокомандующему. Некоторые вслед за Жуковым называют битву в Подмосковье «крутым поворотом» в войне, другие «великим», «коренным» или просто поворотом. Я предпочитаю более скромную оценку, потому что в «крутости» вы, по-моему, только что убедились. Немцы ещё никуда не повернулись, а только пошли на попятную. И это, кажется мне, было лишь началом перевала, который случится только в феврале 1943 года. А крутой перелом и того позже, после Курской битвы, когда фашисты повернули в ту сторону, с которой пришли, утратив все надежды на возврат утерянных ими советских территорий. После Курской битвы ход Великой Отечественной войны стал необратимым. А за сталинское крупномасштабное, специально оговариваю – многоцелевое, наступление, начатое в конце первого года войны, нам пришлось расплачиваться и в сорок втором, и в сорок третьем, и даже в сорок четвёртом годах.

Да и о каком «крутом повороте» можно было говорить, если сталинский наступательный экспромт не принёс удачи Красной Армии ни на одном направлении, о чём и предупреждал Верховного Жуков. Почувствовав, что советские войска намерены вернуть себе Крым, который, по словам Гитлера, был непотопляемым русским авианосцем, находившимся в 10 часах корабельного ходу от Румынии, снабжавшей Германию нефтью, немцы всполошились и сами от обороны перешли в наступление.

Крымский полуостров имел для Советского Союза огромное стратегическое значение на пути гитлеровцев на восток. Укрепление этого участка советско-германского фронта началось уже в августе, после разгрома нашего Южного фронта. Ставка приняла решение создать в Крыму отдельную 51-ю армию с правами фронта и оперативным подчинением ей Черноморского флота. Командующим армией был назначен генерал-полковник Ф. И. Кузнецов, перед которым была поставлена задача не допустить немцев в Крым через Перекопский перешеек и Сиваш и воспрепятствовать высадке фашистских морских и воздушных десантов. В состав 51-й армии вошли 106-я, 156-я, 271-я, 276-я стрелковые дивизии и четыре кавалерийских. Ещё четыре дивизии были созданы из местных призывников и ополченцев. В распоряжении армии находилось более 90 тысяч человек, свыше 100 танков и авиация флота. Однако генерал Кузнецов допустил просчёт, рассредоточив армию по всему побережью полуострова, чем вскоре и воспользовался матёрый волк-полководец генерал-полковник Эрих фон Манштейн, принявший 17 сентября командование 11-й армией. Звания у обоих командующих были одинаковые, но знания разные. Манштейн был одним из крупных теоретиков вермахта, прошел хорошую фронтовую школу ещё до вступления на русскую землю. Старый воробей, которого на мякине не проведёшь.

Гитлер, учитывая опыт Манштейна, не выделил ему ни танков, ни авиации, надеясь, что он может справиться с советскими войсками одними стрелковыми подразделениями. Даже артиллерии у него было существенно меньше, чем у 51-й армии. И штурмовать Крым он начал не с каких-то обходных направлений, а прямо в лоб, на Перекопе, где у нашей армии была хорошо подготовленная оборонительная линия, но войск, по указанной мною причине, оказалось недостаточно. Начав наступление 24 сентября, при всём упорстве советских войск, немцы уже 26 сентября прорвали оборону и захватили Армянск, оттеснив через три дня остатки советских дивизий к Ишуню. Но брать город Манштейн не стал, не будучи уверен в успехе, потому что понёс значительные потери. Было убито и ранено около 3 тысяч человек. Мы потеряли 135 орудий, 112 танков, в плен было взято 10 тысяч человек.

Второй наскок на Крым Манштейн совершил в октябре, получив подкрепление живой силой и вооружением. В первой половине октября усилилась и 51-я армия за счёт эвакуации из Одессы в Севастополь Приморской армии генерал-майора И. Е. Петрова. Теперь в распоряжении генерала Кузнецова была уже стотысячная армия: 12 стрелковых и 4 кавалерийские дивизии, которые поддерживались артиллерией флота и авиацией.

Манштейн намерен был завершить дело с Ишунем. В мемуарах он сетовал на то, что «командование не имело… никаких возможностей облегчить войскам тяжёлую задачу наступления какими-либо тактическими мероприятиями. О внезапном нападении на противника не могло быть и речи. Противник ожидал наступления на хорошо оборудованных оборонительных позициях. Как и под Перекопом, всякая возможность охвата или хотя бы ведения фланкирующего огня была исключена, так как фронт упирался с одной стороны в Сиваш, а с другой – в море. Наступление должно было вестись фронтально, как бы по трём узким каналам, на которые перешеек был разделён расположенными здесь озёрами».

Наступление 11-й армии началось утром 18 октября в трудных для вермахта условиях. Советская авиация полностью контролировала крымское небо. Но немцы упорно выталкивали Красную Армию на степной простор. В критический момент Манштейн ввёл в действие 132-ю дивизию, которая была передана ему из группы армий «Юг», и овладел инициативой. Только два дня понадобилось ему, чтобы захватить Ишунь, форсировать реку Чатырлык и по побережью Каркинитского залива углубиться на полуостров. Советские войска, имевшие значительное превосходство в силах, из-за разрозненности (основной недостаток тактических действий в первый год войны) не смогли дать врагу должного отпора. 28 октября, после десятидневных боёв, советская оборона рухнула. А в это время 184-я дивизия стояла без дела в районе Балаклава – Судак.

Через два дня Кузнецов был отозван в Москву, а командовать всеми силами в Крыму стал вице-адмирал Г. И. Левченко.

Очередной раунд крымской схватки – во исполнение сталинской директивы – состоялся в декабре, когда противники сошлись в клинче, почти одновременно начав наступательные действия. Фашистам до зарезу нужен был Севастополь, по которому они в первый же день Великой Отечественной войны нанесли бомбовый удар, продемонстрировав свои намерения. Советской Ставкой намёк Гитлера был понят, и уже в июле 1941-го командование Черноморского флота начало подготовку сухопутной обороны, которая должна была состоять из трёх рубежей: передового, главного и тылового. К ноябрю на подступах к городу было сооружено 82 артиллерийских дота с морскими орудиями, 220 пулемётных дотов и дзотов, 33 километра противотанковых рвов, 56 километров проволочных заграждений, установлено около 10 тысяч мин. Но полностью оборонительный рубеж закончить не удалось, опорные пункты были оборудованы только на танкоопасных направлениях. Город благоразумно уходил под землю. В штольнях заработали комбинаты по производству оружия и боеприпасов. Здесь же шили обмундирование, армейскую обувь, бельё. Работали амбулатории, школы, детские учреждения, столовые, госпитали, пекарни.

В конце октября, когда Манштейн закрепил за собой один из северозападных участков Крыма и готовился двинуться к его южной оконечности, оседлав Симферопольское шоссе, в Севастополе было введено осадное положение. А 4 ноября приказом командующего крымскими войсками адмирала Левченко и Ставки Верховного Главнокомандования был создан Севастопольский оборонительный район, командовать которым Ставка назначила вице-адмирала Ф. С. Октябрьского. Его заместителем по сухопутным войскам стал командующий Приморской армией генерал Петров. Гарнизон Севастополя вместе с тыловыми службами и флотом к началу ноября насчитывал 55 тысяч человек. 5 ноября 1941 года численность подошедших немецких войск превысила четыре дивизии. Утром 6 ноября фашисты взяли Джанкой и продолжали наращивать силы. На помощь севастопольскому гарнизону до 9 ноября, когда гитлеровцы блокировали город с суши, с боями по дороге от Ялты пробились остатки четырёх дивизий Приморской армии и трёх 51-й. Большую помощь в обороне Севастополя в это время сыграли береговые батареи, дальность стрельбы которых достигала Бахчисарая. Во второй декаде ноября в осаждённый город прорвалось ещё одно подкрепление из 184-й дивизии НКВД и прибыл первый транспорт с боеприпасами. Корабли под налётами фашистских бомбардировщиков доставляли продукты питания и вывозили на Большую землю раненых, стариков, детей и женщин.

17 декабря немецко-румынские войска после мощной артиллерийской и авиационной подготовки начали новое наступление на Севастополь, но 30 декабря Манштейн, под угрозой наступления советских войск с востока, вынужден был отвести свою армию на высоты севернее долины Бельбека. Начиналась Керченско-Феодосийская операция, на которую Сталин возлагал большие надежды. Её главной целью было овладение Керченским полуостровом и создание условий для освобождения от противника всего Крыма. В случае этого успеха и снятия блокады Севастополя должна была значительно улучшиться обстановка на южном крыле советско-германского фронта, где ожидалась высадка немцев на Кавказское побережье. Нефтяные ресурсы Кавказа волновали воображение Гитлера больше, чем прелести Эммы Риффеншталь, отодвинувшей Еву на второй план. Эмма никуда не денется, а более удобного случая для покорения Кавказа может не случиться.

Главный удар в декабрьском наступлении Красной Армии планировалось нанести в районе Феодосии, о чём немцы от кого-то вызнали. Этот удар должна была осуществить снятая с иранской границы 44-я армия генерал-майора А. Н. Первухина, а вспомогательный, в районе Керчи, 51-я армия, которой в это время уже командовал генерал-лейтенант В. Н. Львов. Серьёзные надежды Ставка возлагала на морской десант, отработка действий которого, к сожалению, не проводилась. Всё делалось впопыхах. Высадку десанта нужно было провести одновременно и желательно внезапно в нескольких пунктах на фронте до 250 километров, что требовало слаженности действий.

В состав десантов были включены 8 стрелковых дивизий, 2 стрелковые бригады, 2 горнострелковых полка – всего 82 500 человек, 43 танка, 198 орудий, 256 миномётов. Для их обеспечения привлекалось 78 боевых кораблей, 170 транспортных судов, а также 500 самолётов Военно-Воздушных Сил фронта и 161 самолёт Черноморского флота. Скрыть такую войсковую громадину от фашистских глаз было, конечно, невозможно. Манштейн хорошо подготовился к встрече с ней.

Это была крупнейшая десантная операция советских войск за всю войну. Но как зачастую бывает на фронте, первый сюрприз преподнесла погода, из-за ухудшения которой сроки десанта пришлось перенести на пять суток. За это время второй сюрприз преподнёс Манштейн, резко ухудшив обстановку под Севастополем. 79-ю морскую бригаду и 345-ю стрелковую дивизию (они составляли основную часть десанта) пришлось перебросить на помощь севастопольцам и взамен них передислоцировать другие войска, что потребовало времени и внесло дезорганизацию в дело, которое, как я уже говорил, требовало слаженных усилий. Начался тот самый «перекосяк», который сводит на нет все благие порывы. Потребовался дополнительный транспорт для перевозки солдат и вооружения, а также полуторатысячного табуна лошадей. К 26 декабря, когда началась десантная операция, погода окончательно испортилась. Начались морозы, сковавшие прибрежные воды, море штормило. Солдаты прыгали в ледяную воду, чтобы добраться до берега. И сразу – в бой. Все те, кто не успел обледенеть, кого миновала вражеская пуля и пощадил осколок от снаряда или гранаты. Высадка шла в полной темноте, а с рассветом – под прикрытием дымовой завесы с торпедных катеров и огневого шквала судовой и корабельной артиллерии.

Десантные суда, невзирая на штормовую погоду и кинжальный огонь противника, высадили всё-таки в пунктах назначения значительную часть войск и выгрузили вооружение для намеченного Кавказским фронтом плана. Эти «перводесантники» попали в сложную ситуацию, мало кто из них остался в живых. В последующие дни начались морозы, десантирование было прекращено и возобновилось только 31 декабря. И первому десанту пришлось в одиночку отбивать атаки противника. Ни о каком наступлении не могло быть и речи. В пунктах, где ожидалась высадка следующих десантников, их уже ждали изготовившиеся к бою фашисты.

Окружение гитлеровских войск, на что рассчитывало наше командование, не состоялось. Правда, Феодосия была освобождена, но ненадолго. Малочисленный десант на этом участке фронта не имел достаточного вооружения для расширения завоёванной территории и вынужден был перейти к обороне. Однако обстановка в восточной части Керченского полуострова изменилась в нашу пользу. Избегая окружения, немцы упорно сопротивлялись десанту, высаженному в Камыш-Буруне, который нёс большие потери. В ночь на 30 декабря немцы без боя покинули Керчь и стали поспешно отводить свои части в западном направлении. Манштейн был напуган тем, что советские войска могут начать наступление на Джанкойском направлении, чтобы перерезать единственную железную дорогу, которая давала возможность существовать его армии. Гитлеровский фельдмаршал успел своевременно ускользнуть от грозившего ему окружения. А советские войска к исходу 2 января полностью заняли Керченский полуостров.