Текст книги "Донские перекаты"

5

Июльский немец стал уже не тем, которым был в июне. В документах немецкого командования, направляемых в гитлеровскую ставку, в это время постоянно слышатся жалобы на то, что советский солдат мешает воевать вермахту так, как ему хотелось бы. Силёнки фрицев были уже не те, хотя гонор оставался. Наступать сразу на трёх главных направлениях, как хотелось фюреру, вермахт уже не мог. 30 июля Гитлер, видевший себя в Кремле, вынужден был подписать директиву, разрешающую группе армий «Центр» перейти к обороне. А оборона на чужой земле, вояки это знают, дело не сладкое. Она жжёт пятки завоевателям.

По приказу Гитлера основные усилия вермахта, который не получил ожидаемого преимущества на центральном участке фронта, были перенесены на фланги. В августе фюрер в первую очередь планировал завершить дела на Украине и совместно с финскими войсками блокировать Ленинград. Штурм Москвы на некоторое время откладывался. Потрёпанные танковые войска фельдмаршала Бока выводились из боёв для восстановления боеспособности. В журнале боевых действий сухопутных войск Германии отмечалось: «Таким образом, противник получил месяц времени, чтобы западнее Москвы организованно укрепиться для обороны при одновременном отражении наступления недостаточными силами. Тем самым он в конце концов достиг того, что для него очень важно. Постоянной угрозой нашим силам на флангах он расколол их единство. Одновременно ему удалось на несколько недель исключить непосредственную угрозу Москве и этим добиться большого политического успеха».

Зная, что Гитлер всеми силами будет добиваться захвата Москвы, Ставка Верховного Главнокомандования для усиления Центрального фронта создала новый – Брянский – во главе с генералом А. И. Ерёменко, развернув его между Центральным и Резервным фронтами, надеясь наступательными боями изматывать противника и уничтожать его силы. Самонадеянно заверив Сталина, что он непременно разгромит «подлеца Гудериана», Ерёменко меньше всего думал о московском направлении, а пытался выполнить своё обещание Верховному и смещался к Юго-Западному фронту, продолжавшему на последнем издыхании удерживать Киев. 30 августа Брянскому фронту была поставлена задача не на словах, а на деле разгромить танковую группу всё ещё живого «подлеца Гудериана», которая устремилась в тыл Юго-Западному фронту. Ерёменко запросил помощи, но не смог ни остановить Гудериана, ни помочь Кирпоносу, всё ещё топчась под Киевом, выполняя приказ Сталина удерживать столицу Украины до последней капли крови, хотя затея эта была абсолютно бессмысленна. Не хочется даже называть цифры погибших, окружённых и взятых в плен. В их числе были и бойцы, и командиры Брянского фронта, созданного с благой целью защиты Москвы, но оказавшегося жертвой самодурства Сталина, в чём уже не сомневается ни один историк, занимающийся изучением войны.

И вот теперь выясняется, зачем Сталину понадобился Говоров. Второго октября началась Вяземская оборонительная операция войск Западного и Резервного фронтов, оборонявших полосу шириной свыше 700 километров. Пять дней спустя войска противника вышли в район Вязьмы, окружив 19-ю и 20-ю армии Западного фронта, 24-ю и 32-ю армии Резервного. Окружённые армии под командованием генерал-лейтенанта М. Ф. Лукина 10 дней сковывали боями 28 дивизий немцев, однако брешь в оборонительной линии надо было закрыть, для чего создавалась Можайская линия обороны. Ставка Верховного Главнокомандования назначила Леонида Александровича заместителем командующего войсками Московского военного округа, то есть генерал-лейтенанта П. А. Артемьева. Во избежание самостийных решений, которые могли бы осложнить ситуацию на московском направлении, в приказе, подписанном Сталиным и Шапошниковым, специально было оговорено, что «все войска Можайской линии обороны подчинены непосредственно Ставке». Тучи над Москвой сгущались…

Спрос на специалиста высокой артиллерийской квалификации усилился. В войска Западного и Резервного фронтов были направлены члены Государственного Комитета Обороны, в том числе от Генштаба – начальник Оперативного управления А. М. Василевский. По согласованию с Верховным и по договорённости с Говоровым, который, став заместителем командующего Московским округом, оставался начальником артиллерии Резервного фронта, Василевский уговорил Леонида Александровича помочь ему в организации обороны на Можайской линии.

«В момент моего прибытия в штаб Западного фронта, – вспоминал позднее маршал Василевский, – товарищ Говоров с частью офицеров артиллерийского управления Резервного фронта (чудеса в решете: командующий фронтом в это время обосновался в Ленинграде. – В. С.) уже находился в Можайске, с которым по моим указаниям была установлена телефонная связь. В период с 5 по 9 октября до образования Ставкой командования Можайской линии обороны Говоров находился в районе Можайска в качестве старшего военачальника, обязанного принимать все войска, направленные на эту линию, и в спешном порядке при их помощи создавать фронт обороны (какую недюжинную силу и остроту ума надо было иметь, чтобы в суете боёв не напортачить! – В. С). Для этой цели мною в его распоряжение была выделена часть офицеров Генерального штаба. При выполнении этой работы Говоров имел дело непосредственно со мной, исключительно успешно справляясь со своими обязанностями…» За время оборонительных и нечастых наступательных боёв под Москвой, которые длились всю осень и в зимний период, фронтовые обязанности Говорова менялись с непредсказуемой скоростью, но должности не позволяли повесить ему на погоны вторую генеральскую звезду. Кем только не был он за этот период. Два дня провёл в должности начальника артиллерии Западного фронта, слившегося с Московским резервным фронтом (12–13 октября), и когда раненого командующего 5-й армии генерала Д. Д. Лелюшенко в бессознательном состоянии отправили в тыл, Жуков на его место назначил Леонида Александровича, мотивируя свой выбор тем, что он «зарекомендовал себя не только как прекрасно знающий своё дело специалист, но и как полевой энергичный командир, глубоко разбирающийся в оперативных вопросах». И позднее, в воспоминаниях, подтвердил, что «выбор был весьма удачен».

Ситуация в тот период в армии Лелюшенко была достаточно удручающей. В ней практически не было профессиональных воинов, прошедших через испытания боями и приобретших фронтовой опыт. Чуравшийся саморекламы новый командующий 5-й армии вынужден был признаться, что в неё были собраны не прошедшие полный учебный курс слушатели артиллерийского и политического училищ, сводный батальон, разные запасные части. Танки для роты были собраны из музейных экспонатов. «Я застал обстановку, – рассказывал он журналистам, – когда Можайская линия обороны была прорвана и враг уже занял станцию Бородино. Борьба происходила на подступах к Можайску… Противник фактически линию обороны расколол на две части, и наиболее боеспособные части 32-й дивизии он отбросил на север, менее боеспособные части, все сборные команды – на юг, в леса. Обе магистрали Минск – Москва и Можайское шоссе оказались совершенно открытыми. Это было 15 октября.

Получив назначение, я позвонил члену Военного совета и попросил подготовить карту с обстановкой, чтобы сразу же войти в курс дела и принять бразды правления. Вечером приехал в Можайск. Члена Военного совета не застал.

…Фактически никакого штаба не было. Начальник штаба был случайной личностью. Единственное средство управления – в кабинете висел городской телефон, по которому происходило всё управление армией. Рядом был телефон связи с Москвой. По нему каждый час раздавались нервные звонки, спрашивали: «Вы ещё в Можайске сидите или нет?». Тогда в Москве обстановка была очень напряжённой и нервной. Борьба происходила на непосредственных подступах к Можайску. 16 октября пришлось перенести командный пункт километров на восемь от Можайска в деревню Пушкино»[9]9
  Минц И. Вызов к Сталину // Маршал Говоров. К 100-летию со дня рождения. М., 1997. С. 305.


[Закрыть].

Первый приказ командующего 5-й армией сводился к одному: задача армии – не дать врагу прорваться на восток вдоль Можайского шоссе.

Пришлось начинать с того, что, казалось бы, должно было быть сделано давно, ведь война началась не вчера, а шла четвёртый месяц и все, даже далёкие от военных проблем люди прекрасно понимали, что Москву Гитлер не оставит в покое. Трудно поверить в то, что генералитет у нас представляло семейство Авоськиных. И дело происходило не в Подмосковье, а в какой-нибудь забытой богом Косорыловке. Но Говоров на то и Говоров, чтобы говорить только правду. Поэтому послушаем его о том, как создавались новые оборонительные рубежи и как они защищались.

«Начиная с 16 октября подступы к Можайску и центральной магистрали защищались только артиллерией и незначительным количеством танков. Были созданы противотанковые опорные пункты, оказавшие достаточный отпор немецким колоннам, которые хотели ринуться с ходу на Москву. Здесь было подбито немало танков. Это отражено в наших донесениях, в частности, в донесениях Военному совету Западного фронта. Пришлось нам констатировать, что на главных магистралях не осталось ни одного пехотинца. Просили мы хоть один стрелковый полк дать, но и это не получили. К тому времени 5-я армия получила большое количество противотанковых полков. Это позволило остановить немцев. Можайск, правда, пришлось оставить… После 32-й стрелковой дивизии подошла 50-я дивизия, которая, правда, не принесла нам большой радости. Она была сформирована наспех, в артиллерии были случайные командиры.

Противник всё время применял ту же тактику: отбросить, раскидать от магистрали войска. Очень часто наши командиры не понимали его тактику. Идя по линии наименьшего сопротивления, они отходили туда, где он особенно давил, на север или юг от шоссе. Это ему и нужно было. Днём он отбрасывал наши подразделения от шоссе. Наша задача была ночью собрать их и восстановить утраченные позиции.

Потом в наш состав пришла очень сильная 82-я мотострелковая дивизия из Монголии. Она значительно усилила армию. Усилились мы и танками».

В середине октября 1941 года, почти через 130 лет после памятного Бородинского сражения, русские войска – сибиряки и дальневосточники, столичные ополченцы, курсанты Московского военно-политического училища имени Ленина, танкисты трёх немногочисленных танковых бригад схлестнулись в жёсткой схватке на поле Бородина с иноземными захватчиками и не посрамили славу русского оружия. Ожесточённые бои, доходившие до рукопашных схваток, длились здесь почти неделю. Старинные деревеньки по нескольку раз переходили из рук в руки, пока не превратились в пепелища. Фельдмаршал Бок, две недели топтавшийся под Можайском, так и не смог продвинуться по Минской автостраде к Москве. Он решил изменить направление главного удара с запада на северо-запад, тем более что рокадная дорога с твёрдым покрытием позволяла в осеннюю слякоть быстро преодолеть расстояние до Москвы, если упрямые русские не остановят его танки на полпути. Именно так и случилось. Не успели войска Бока двинуться в путь, как получили по боку от говоровской 5-й армии, которая по приказу Жукова нанесла контрудар в районе Волоколамск – Москва, задержав на 10 суток продвижение 40-го моторизованного корпуса фашистов. Этот контрудар одновременно облегчил положение 16-й армии К. К. Рокоссовского, которая обороняла Волоколамск.

Вскоре на подмогу из Казахстана прибыла 136-я стрелковая дивизии генерала И. В. Панфилова, ставшая известной всему миру именно в боях за Москву. Комдив Панфилов поступил очень умно. Пока позволяла фронтовая ситуация, он не вводил свою дивизию в бой, занимаясь около месяца по 12-14 часов в сутки муштрой новобранцев, что не замедлило сказаться на результатах боёв. Не случайно командир 5-го армейского корпуса гитлеровцев генерал Руоф в докладе Боку от 23 октября отмечал: «316-я русская дивизия… имеет в своём составе много хорошо обученных солдат, ведёт поразительно упорную оборону… Её слабое место – широкий фронт расположения». К концу октября на Можайской линии обороны враг был остановлен в 70-110 километрах от Москвы.

Однако операция «Тайфун» (так Гитлер закодировал наступление на Москву) не была доведена до конца, и 30 октября фюрер издал приказ о её продолжении, суть которого заключалась в том, чтобы «двумя подвижными группировками нанести удар по флангам Западного фронта и, обойдя столицу с севера и юга, замкнуть кольцо окружения восточнее неё, в районе Орехово-Зуево, Коломны. Охватить Москву с севера должны были соединения смежных флангов 4-й и 9-й армий, а с юга – 2-я танковая армия»[10]10
  Великая Отечественная война 1941-1945 гг. Кн. 1. М.: Наука, 1998. С. 239.


[Закрыть]. Советский Генштаб предполагал такое развитие событий.

К этому времени Красная Армия научилась сражаться с танковыми соединениями Гитлера и почувствовала вкус победы в локальных операциях. Советское командование намеревалось нанести главные удары из районов Волоколамска и Серпухова и укрепляло эти направления. Здесь сосредоточивались основные силы Западного фронта и стратегические резервы. На западное направление Ставка перебрасывала соединения с Дальнего Востока, из Сибири, Средней Азии и других регионов. Одновременно шло формирование 9 резервных армий в составе 59 стрелковых и 13 кавалерийских дивизий, 75 стрелковых и 20 танковых бригад. Дополнительно формировалось народное ополчение. Москвичи организовали 25 отрядов истребителей танков и 169 особых боевых дружин для ведения уличных боёв. Продолжалось строительство оборонительных сооружений внутри столицы, составлявших несколько рубежей. Последний состоял из трёх позиций, проходивших по окружной железной дороге, Садовому и Бульварному кольцам. Формировались сапёрные армии. К январю 1942 года их было уже десять.

Невзирая на сложную обстановку под Москвой, для укрепления морального духа страны Сталин рискнул провести 7 ноября парад, который несколько отличался от традиционного. На нём не было военной техники, которой не хватало и на фронте, а парадирующая армия отправилась с Красной площади не за праздничные столы, а прямиком на боевые позиции. Говорят, что Гитлер, узнав об этом, пришёл в бешенство. Он метал громы и молнии на сталинскую голову и, брызжа слюной, поносил самыми площадными словами командующего ВВС Германии Геринга. Досталось и Рихтгофену, который командовал 4-й воздушной армией. Правда, заочно, потому что он в это время находился на фронте.

– Я день ото дня жду от них рапорта о том, что Москва перестала существовать, а они, как выражаются русские, не мычат, не телятся, – кричал он в штабе сухопутных войск, не сдерживая себя. – Русских надо бомбить, бомбить и ещё раз бомбить! Если вы с вашими зажравшимися генералами, – обратился он к Герингу, – не уничтожите русскую столицу, я расстреляю вас собственными руками.

Даже придя домой, он не мог успокоиться и сорвал зло на Еве, замахнувшись на неё, чего никогда не делал. Чтобы успокоить мужа, Ева Браун вынуждена была использовать все запасы своего очарования, не слишком великие.

– О, майн гот, – верещала она, – есть от чего волноваться… Ведь через неделю, я верю тебе, эти большевики, раздувшие бойню, сгорят в синем пламени. Не волнуйся, мой рассерженный котик. Я рядом с тобой, и нам ничего не угрожает. Мы собьём с этого фараона спесь! – Она ловко кинула в рот мужа, изрыгавшего проклятия, дражинку успокоительного, которым пользовалась сама.

Но даже после супружеских утешений Гитлер долго не мог прийти в себя. Он метался, раздувая ноздри, по обширному домашнему кабинету. Раздосадованный неповоротливостью своих высших армейских чинов, сорвавших ему блицкриг, он тут же принял судьбоносные для Германии, на его взгляд, решения. Отстранил от должности командующего сухопутными войсками генерал-фельдмаршала Браухича, командующего группой армий «Центр» генерал-фельдмаршала фон Бока, командующего 2-й танковой армией генерала Гудериана и десяток других генералов, которых полтора-два месяца до этого щедро награждал крестами. Но оплёванного им Геринга оставил на месте: слишком многое связывало их со времени создания национал-социалистической партии. И объявил себя командующим сухопутными войсками в дополнение к должности главнокомандующего, надеясь, что его имя будет магически действовать на солдатскую массу вермахта.

А незадолго до того, как Гитлер поносил своих военачальников, советский Генштаб начал подготовку к операции, которая должна была остановить фашистские войска на подступах к Москве. В предстоящих боях в непосредственной близости к столице главная роль отводилась 16-й армии К. К. Рокоссовского, которая зарекомендовала себя стойкостью и нестандартным мышлением командарма. Константин Константинович был на год моложе Говорова, но не менее талантлив, инициативен, хотя, возможно, менее подкован в военной теории, компенсируя этот недостаток стратегической и тактической изобретательностью. Рокоссовский уделял самое серьёзное внимание удержанию первой полосы обороны, которую считал главной, сосредоточив основные силы армии на волоколамско-истринском направлении. За счёт создания второго эшелона и общевойскового резерва он довёл глубину обороны до 40-50 километров. Попробуй взломай с ходу такой оборонительный рубеж, будь ты хоть Манштейном.

Войска армии оборудовали в сжатые сроки 30 противотанковых районов. Работать киркой и лопатой их научили там, куда Макар телят не гонял. А за жизнь свою, чаще всего поломанную по собственной дури, они могли и хотели постоять тем надёжнее, чем надёжнее будет оборона. А командарм позаботился даже об инженерных заграждениях. Для кого? Для них же. Значит, есть шанс погулять на вольной воле, когда последний фриц протянет ноги. Не захочет протягивать – мы ему поможем. Держи покрепче оружие в руках, братва!

Рокоссовский предусмотрел оставить противотанковый резерв, армейскую авиацию и на всякий случай подвижный отряд заграждения. Официально подобные нововведения, вдохновляющие солдат на подвиги, появятся только в следующем году. Всё было чётко продумано. Пригодились говоровские рекомендации о поражении танков на дальних подступах огнём артиллерии с закрытых огневых позиций: хорошо поработала разведка.

И всё могло бы быть хорошо, если бы в голове Иосифа Виссарионовича, он же Верховный Главнокомандующий, не возникла тактическая идея (было это 14 октября) сорвать наступление противника упреждающими ударами. Один нанести в районе Волоколамска, другой – в районе Серпухова, во фланг 4-й армии немцев. Уж лучше бы Верховный, на мой взгляд, в это время сочинял патриотические стихи для вдохновления армии или поработал над текстом неизбежной капитуляции Германии. Но его вдруг осенило сделать стратегический вклад в неожиданно быстрое выдворение немцев с советской земли, который будет скромно называться очередным сталинским ударом. Ему и в голову не пришло, что последнее время Генштаб разрабатывал иной вариант противостояния гитлеровским войскам, против которого он не имел возражений. Но судьбы Господни неисповедимы: осенило, значит, осенило, и он не имеет права скрывать свои мысли от советского народа, которому тоже вместе с ним хочется как можно быстрее избавиться от иноземцев. Он не думал о том, что повернуть многотысячное военное хозяйство, ждущее команды для рывка вперёд, это не переставить стул с одного места на другое.

«Все доводы Жукова, – как утверждают современные военные историки, – против распыления сил на контрудары, успех которых весьма сомнителен, а главное – против изъятия у фронта последних резервов, не возымели успеха. Сталин своего решения не только не отменил, а наоборот, потребовал незамедлительного его исполнения. Командующий фронтом был вынужден отдать необходимые распоряжения 16-й и 49-й армиям и передать им все свои резервы. Однако соотношение сил и средств по-прежнему оставалось в пользу противника. Это обстоятельство заставило генерала Рокоссовского отказаться от второго эшелона, ликвидировать 13 противотанковых районов и уменьшить состав своего резерва. В итоге сократилась глубина оперативного построения армии, была существенно ослаблена её противотанковая оборона».

В результате контрудар в районе Волоколамска оказался крайне неудачным. Цели его не были, да и не могли быть достигнуты. Армия понесла большие потери, её оборона была ослаблена. В тот момент, когда Рокоссовский вынужден был нанести импровизированный контрудар, гитлеровцы имели превосходство в личном составе и артиллерии почти в три раза, в танковых – в десять раз. Полководческий экспромт вождя окончился так же, как и его нежелание отвести войска от Киева. Обстановка на московском направлении вновь обострилась до предела.

Приняв на себя командование сухопутными войсками, Гитлер вскоре убедился, что его решение не произвело никакого положительного эффекта на действия армии, когда начался второй этап немецкого наступления на Москву. А начался он, как и предусматривалось планом операции «Тайфун», 15 ноября. К началу декабря гитлеровским войскам был нанесён серьёзный урон. 6 декабря войска Западного фронта начали контрнаступление севернее и южнее столицы, а соседние фронты двинулись на штурм ослабленных и разрозненных частей вермахта в районе Калинин (ныне Тверь) – Елец.

Сказать, что это сражение, развернувшееся на широком фронте, далось Красной Армии легко, нельзя. Фашисты оказывали жестокое сопротивление. Только через 10 дней боёв нам удалось очистить от немецких войск Клин. Ещё через два дня враг был выбит из Солнечногорска. Немцы начали откатываться, но и в тылу не находили покоя. Там их встречали воздушно-десантные войска, конница, хорошо потрудившаяся на заснеженных полях, стрелковые роты лыжников и партизанские отряды.

Оказалось, что, когда нас совсем прижмёт, мы умеем действовать слаженно и уверенно. Гитлер, командующий сухопутными войсками, ничем не мог помочь Гитлеру-Главнокомандующему…

«…Если бы тогда, – размышлял в своих воспоминаниях Г. К. Жуков, – можно было получить от Ставки Верховного Главнокомандования хотя бы четыре армии на усиление (по одной для Калининского и Брянского фронтов и две для Западного фронта), то мы имели бы реальную возможность нанести врагу новые поражения, ещё дальше отбросить его от Москвы и выйти на линию Витебск – Смоленск – Брянск».

Ох, Ева, Ева! Её утешительный для Гитлера прогноз не осуществился ни через неделю, ни через две, вообще никогда. Как всё-таки женщины нещадно обманывают мужей. Даже таких могущественных и впечатлительных. Что уж говорить о нас, простых смертных…

Не буду загружать вас рассказом о дальнейших фронтовых перипетиях битвы за Москву, благополучный исход которой всем известен. Но радость победы была омрачена тем, что на этом участке советско-германского фронта Советский Союз потерял 658 279 человек, из которых 514 338 – безвозвратно. Напомню, что последняя цифра может быть неточной, так как в первые месяцы войны потери учитывались редко.

Но и гитлеровцы только под одной Москвой понесли неизмеримо больше жертв, чем за многие месяцы войны с другими государствами Европейского континента. Потери Германии составили более полумиллиона человек, 1300 танков, 2500 орудий, более 15 тысяч машин и много другой техники. Немецкие войска были отброшены от Москвы на запад на 150-300 километров. Однако особенно утешаться было нечем. Понимая, что Гитлер на этом не успокоится, от него можно ожидать в любую минуту повторения наступательных действий, советское командование вынуждено было держать на столичном направлении значительную часть войск, которые были необходимы для терпящих бедствие сражений в Крыму и на Украине, где советская военная кампания была совсем неутешительной.

Если бегло подвести итоги первого полугодия войны, которое не совпадает с календарным (оно закончится зимой 1941 года), то к активу Красной Армии, тяжело сдерживавшей фашистский напор, прежде всего следует отнести – при многих наших поражениях – тот неоспоримый факт, что в ходе Второй мировой войны фашисты, смело покорявшие Европу, которая в большей части случаев практически не оборонялась, а имитировала оборонительные действия, сдаваясь на милость победителей через считаные дни или недели, впервые были вынуждены перейти к обороне.

С этим фактом непосредственно связан другой, свидетельствующий о том, что первый год вооружённого советско-германского конфликта предопределил неизбежность будущего краха вермахта. Активная оборона Красной Армии сорвала фашистский блицкриг не только за несколько недель, как рассчитывал Гитлер, но заставила гитлеровцев топтаться у лакомых объектов месяцами, уподобляясь крыловской лисице у винограда, хитроумно ссылавшейся на недоступность его из-за незрелости. В конечном счёте, несмотря на безрадостные поражения советской армии на различных участках обширного фронта, война стала развиваться не по сценарию фюрера и превратилась из молниеносной в длительную, затяжную, чреватую для Германии – из-за катастрофически убывающих ресурсов – поражением. Иными словами, под Гитлера была заложена мина замедленного действия.

Уже во втором полугодии Великой Отечественной войны, то есть в 1942 году, не уступив нам Харьков, в боях за Сталинград немцы вынуждены были для пополнения своих войск снимать дивизии с западноевропейского театра военных действий. Да, в первые месяцы войны мы потеряли значительную часть своей территории, но заработавший в это время эвакуированный на восток наш оборонный конвейер позволил Советскому Союзу обрести второе дыхание, позволившее не только сравняться с Германией по вооружению, но и превзойти её. Это стало залогом наших «отложенных» побед, в то время как у фашистов был, по выражению Манштейна, реестр «утраченных побед». Я уж не говорю о том, что нам удалось не сдать врагу Москву и Ленинград, что имело огромное морально-политическое значение.