Текст книги "Заключительный этап эпохи средней бронзы в степном Приуралье"

Горшечные формы преобладают, при этом отличаются заметным разнообразием, хотя и являющимся лишь следствием модификации исходных типов. Основная часть коллекции представлена короткошейными горшками. Главными дифференцирующими признаками выступают соотношения наибольшего диаметра тулова к высоте сосуда и диаметру устья. По этим показателям выделяются сосуды с раздутым туловом (рис. 10, 1, 5) и горшки стройных пропорций (рис. 12, 3, 5-8). С последними сближаются горшечно-баночные сосуды, имеющие закрытую форму и отогнутую наружу горловину (рис. 11, 1, 2). Своеобразной разновидностью короткошейных горшков с раздутым туловом, обычно имеющих закраину в придонной части, служат кубкообразные сосуды, которые отличаются только наличием поддона (рис. 12, 1, 2). Шейка и тулово на сосудах указанных типов могут иметь плавное или уступчатое сочленение. В коллекции присутствуют острореберный горшок (рис. 10, 8) и фрагменты венчика крупного горшечно-баночного или раструбошейного сосуда с прямой горловиной (рис. 8, 5, 6). Яркой особенностью керамической серии из погребений позднекатакомбной культурной группы в регионе является наличие реповидных горшков со сложно профилированным отогнутым наружу нависающим венчиком (рис. 11, 4, 7). Единственная «классическая» банка имеет закрытую форму и небольшую закраину у дна (рис. 11, 3). В целом, она практически копирует профилировку горшков стройных пропорций, с той лишь разницей, что отсутствует дополнительная лента, образующая шейку.

Весьма показательна орнаментация посуды заключительного этапа СБВ в Приуралье. Достаточно широкое распространение получают елочные и геометрические мотивы. При этом «елка» может быть вертикальной или горизонтальной, в зависимости от направленности образующих ее многократно повторяющихся зигзагов (рис. 10, 5; 71, 3, 4). Зигзаги могут выступать и в качестве самостоятельного мотива. Геометрическая орнаментация не развита. Треугольники, всегда направленные вершинами вниз, преимущественно, образованы размашистыми зигзагами. Геометризм им придает достаточно разнообразная штриховка (рис. 12, 1, 2, 5, 7). В ряде случаев отпечатками штампа созданы мотивы, в основе которых лежат ромбическая сетка, паркетный орнамент или ряды соприкасающихся ромбов (рис. 7, 5; 67, 1, 2). Не менее характерны горизонтальные и наклонные отпечатки штампа, волнистые линии, иногда заполненные горизонтальной штриховкой (рис. 10, 1, 2; 11, 1, 2, 5; 12, 7, 8). Особый колорит керамике позднекатакомбной культурной группы Приуралья придают различные насечки, наколы полой трубочки или уголка штампа, нередко создающие «бахрому» вокруг геометрических фигур, а также налепные валики, покрытые насечками или защипами. Орнамент наносился гребенчатым, веревочным или гладким штампом. Семантически значимой орнаментальной зоной являлась верхняя часть сосудов, но иногда орнаментом покрыта вся поверхность, включая дно (рис. 10, 5; 11, 2; 12, 8).

Безусловно, рассматриваемый керамический комплекс резко контрастирует с позднеямной посудой в регионе, и совершенно исключает возможность генетической связи с гончарными традициями ямной культуры. Зато позднекатакомбные черты проявляются довольно рельефно. Короткошейные горшки с раздутым туловом и стройных пропорций находят аналогии в памятниках позднего этапа донецкой катакомбной культуры (Смирнов А. М., 1996, рис. 43-46). В этой связи обращает на себя внимание удивительное сходство кубкообразных сосудов из погребения 1 кургана 4 Шумаевского II могильника (рис. 12, 1, 2) с позднедонецкими кубками. Однако наиболее близкие соответствия рассматриваемая керамика из Приуралья находит в выделенной А. М. Смирновым (там же, 87-99, рис. 39-41) группе погребений с керамикой с елочной орнаментацией, активно контактирующей с донецкой катакомбной культурой. Большинство таких захоронений совершалось в ямах, иногда со ступенчатыми конструкциями. Данная культурная группа, по мнению А. М. Смирнова, локализуется к востоку и северо-востоку от Подонцовья, складывается на основе ямной, но относится к катакомбной КИО. Ее контакты с донецкой и среднедонской культурами не фиксируются в раннекатакомбное время (Смирнов А. М., 1996, с. 95, 98, 99). Есть аналогичные памятники в Нижнем Подонье (Гей А. Н., 1999а, с. 37). Сосуды данных типов сопоставимы с керамикой отделов II-А и II-Б по классификации С. Н. Братченко (1976, рис. 9).

Известны подобные формы в памятниках предкавказской (манычской) катакомбной культуры (Андреева М. В., 1989, рис. 4, IV; 16, II-2; 23, III). Аналогичная керамика происходит из катакомбных памятников волго-донской культуры, также как и кубкообразные сосуды (Малов Н. М., Филипченко В. В., 1995, рис. 5; Кияшко А. В., 2002, рис. 9, 69). Показательно, что убедительные соответствия мы находим не только в морфологических характеристиках сосудов, но также в орнаментации и технике ее нанесения.

Важно отметить, что именно эти формы привлекаются Н. К. Качаловой для обоснования культурного своеобразия полтавкинских древностей Волго-Уралья, при этом к числу диагностирующих признаков автором относится наличие уступчика при переходе от тулова к шейке сосудов (Качалова Н. К., 1967, рис. 4; 2001, рис. 1; 2; 4; 5; 6). Но уступчатое сочленение тулова с шейкой сосудов отнюдь не в меньшей степени характерно и для всех культур катакомбного круга от Поднепровья до Волго-Уралья, и даже для северокавказской культуры. Не случайно М. А. Турецкий, проанализировав нижневолжские комплексы СБВ, отметил многочисленные аналогии в катакомбных памятниках Среднего и Нижнего Дона, и предложил закрепить термин «полтавкинская культура» за поздней группой захоронений, входившей, по мнению автора, в более широкий круг катакомбных культур (Турецкий М. А., 1992, с. 72, 73).

Вообще, территория Нижнего Поволжья, особенно ВолгоДонского междуречья представляется весьма перспективной с точки зрения выяснения исходного района миграции позднекатакомбного населения в приуральские степи. Дело в том, что в этом районе в последние годы выявлен значительный массив катакомбных памятников (Лопатин В. А., Якубовский Г. Л., 1993; Тихонов В. В., 1996; Ляхов С. В., 1996; Баринов Д. Г., 1996; Дремов И. И., 1996; Мамонтов В. И., 1997; Тименков Д. М., 1997; Ляхов С. В., Матюхин А. Д., 1992; Малов Н. М., Филипченко В. В., 1995), которые А. В. Кияшко (2002) объединяет в рамках волго-донской катакомбной культуры. Есть такие памятники и в Заволжье, на левых притоках – реках Большой Иргиз и Малый Иргиз, Чагра (Турецкий М. А., 1999, с. 135-140). Любопытно, что на позднем этапе исследователи отмечают вольсколбищенские, поздние манычские, донецкие и среднедонские катакомбные включения в керамическом комплексе и погребальном обряде, а также констатируют присутствие металлических изделий, типичных для северокавказской культуры (Мельник В. И., 1989, с. 131132; Малов Н. М., Филипченко В. В., 1995, с. 60, рис. 5; Ляхов С. В., Матюхин А. Д., 1992, с. 122-123, рис. 11, 1; Кияшко А. В., 1996, с. 2223). Это обстоятельство, безусловно, сближает их с памятниками позднекатакомбной культурной группы Приуралья.

Особый интерес в этом плане представляют малочисленные, но очень выразительные находки реповидных сосудов в степном Приуралье. Реповидные сосуды из погребений Кардаилово I, 1/3 и Покровка VIII, 1/12 (рис. 11, 4, 7) в Приуралье, с учетом характера оформления венчика и особенностей декора, включавшего, в том числе расчесы и налепные валики, могут быть отнесены к отделу II-Д по классификации С. Н. Братченко (1976, рис. 9). Такая керамика является доминирующим типом посуды в памятниках манычского типа в Предкавказье и может выступать в качестве своего рода культурного индикатора. Вообще нужно отметить, что позднекатакомбные группы населения, оставившие памятники манычского типа, отличались наибольшим динамизмом и тенденцией к разнонаправленной культурной интеграции. В это время они появляются на Нижнем и Среднем Дону, Северном Кавказе, в Приазовье и Поднепровье, вплоть до Буго-Днестровского междуречья, участвуют в формировании позднекатакомбной батуринской культуры в Прикубанье (Трифонов В. А., 1991б, с. 109). Исследователи отмечают активное воздействие манычских племен на северокавказское население, в частности в Ставрополье и Верхнем Прикубанье (Археология, 1994, с. 272), что, в конечном итоге, привело к вытеснению последнего из предгорий в более труднодоступные высокогорные районы. Примечательно, что в погребениях манычского типа, даже в Поднепровье, наряду с реповидной керамикой, встречаются и короткошейные сосуды с уступчиком, украшенные тесьмой (Марина З. П., Фещенко Е. Л., 1989, с. 52-54, рис. 2, 3), находящие прямые аналогии в Приуралье (Ефимовка IV) (рис. 12, 8) и Нижнем Поволжье (Политотдельское) (Качалова Н. К., 2001, рис. 2, 16). На Нижней Волге и в Северном Прикаспии, то есть в зоне, непосредственно примыкающей к степному Приуралью, известны и собственно реповидные сосуды, например, в Быковских курганах (Смирнов К. Ф., 1960, с. 193, 239), в Досанге и Тау-Тюбе (Васильев И. Б. и др., 1986, рис. 11).

Материалы из погребальных памятников манычского облика в Приуралье могут быть дополнены небольшой коллекцией находок бронзового века с Турганикской энеолитической стоянки в Красногвардейском районе Оренбургской области (рис. 1). По мнению Н. Л. Моргуновой, керамика и металлические изделия эпохи бронзы с этого памятника составляют пласт доабашевского времени в лесостепном Заволжье и Приуралье (Моргунова Н. Л., 1984, с. 60). С. В. Богданов обратил внимание на незначительную в количественном отношении, но чрезвычайно важную с точки зрения культурной идентификации группу керамики и серию находок из металла, камня и кости, вероятно, имеющую прямое отношение к рассматриваемой проблеме. Речь идет о фрагментах сосудов закрытой баночной формы (рис. 13, 13, 15), горшков с цилиндрической шейкой (рис. 13, 12) и реповидного сосуда (рис. 13, 11). Керамика орнаментирована горизонтальными и наклонными оттисками перевитого шнура, за исключением реповидного горшка, лишенного декора. Аналогии данной посуде не выходят за рамки очерченного выше круга позднекатакомбных памятников манычского типа. Уточнить культурно-хронологическую позицию комплекса эпохи бронзы с Турганикской стоянки позволяет ряд других предметов, видимо, связанных с указанной керамикой.

В коллекции присутствуют два кремневых наконечника стрел с глубокой выемкой в основании, образующей шипы (рис. 13, 6, 7). Еще один такой наконечник был найден краеведом В. В. Дудиным на развеваемой дюне около пос. Привольное в Илецком районе Оренбургской области (рис. 13, 5). Шипастые наконечники стрел с выемкой в основании являются неотъемлемым атрибутом катакомбного комплекта вооружения, в том числе и на позднем этапе существования катакомбных культур. Известны они и в памятниках бабинской культуры. С точки зрения синхронизации позднекатакомбной культурной группы с абашевской культурой большое значение имеют находки наконечников с глубокой выемкой в основании в абашевских памятниках Приуралья (Горбунов В. С., 1986, с. 49; Васюткин С. М. и др., 1985, с. 74).

Меньше определенности в вопросе о принадлежности черешковых наконечников стрел с Турганикской стоянки (рис. 13, 8-10) к эпохе бронзы. Заметим лишь, что черешковые наконечники изредка встречаются в позднекатакомбных памятниках (Николова А. В., Бунятян Е. П., 1991, рис. 3, 17, 18). К тому же один из экземпляров имеет вытянутые пропорции (рис. 13, 8), что является поздним хронологическим показателем (Кузьмина О. В., 1992, с. 70-71). По этому параметру данный наконечник сближается с изделиями, типичными для абашевской культуры, но отсутствие шипов делает такое сопоставление достаточно проблематичным.

Костяное колечко с выступами (рис. 13, 4) имеет близкую аналогию в погребении манычского типа у пос. Ливенцовка в Нижнем Подонье (Братченко С. Н., 1976, рис. 13, III-9). Рельефные детали поделки, по сути дела, воспроизводят в кости конструктивные особенности фаянсовых бородавчатых бус, типичных для финальнокатакомбных и бабинских (КМК) памятников. Медные изделия невыразительны. Прямоугольный в сечении миниатюрный стержень и обоюдоострое четырехгранное шило (рис. 13, 1, 3) имеют широкий диапазон бытования, и поэтому малоинформативны. Нож, обломок которого обнаружен на поселении, имел округлое окончание черенка покатые плечики при переходе к лезвию (рис. 13, 2). На относительно позднюю дату медных изделий с Турганикской стоянки указывает то обстоятельство, что предметы изготовлены из металла групп МП и ТК. Если хронологический разброс изделий из группы МП достаточно велик, начиная с раннего этапа древнеямной культуры (РБВ-1), то металл группы ТК распространяется в Приуралье только с абашевского времени (Черных Е. Н., 1970, с. 28).

Вообще, основные черты предкавказской (манычской) культуры выкристаллизовываются достаточно рано, еще в период расцвета катакомбных культур. Но наибольшая активность манычского населения приходится на конец СБВ. Достаточно представительная серия манычских погребений в различных районах катакомбного ареала синхронизируется с перечисленными выше финально-катакомбными и посткатакомбными группами. Основанием для этого служат находки самых ранних круглых костяных пряжек с большим центральным отверстием, бородавчатых фаянсовых бус, брусковидных каменных оселков с желобком для привязывания и некоторых других категорий инвентаря. Число таких комплексов растет с каждым годом (Андреева М. В., 1989, рис. 13, 2; 42, 1; Дервиз П. Г., 1989, рис. 9; 10; Братченко С. Н., 1995, рис. 12; 2; Парусимов И. Н., 1997, рис. 16; 1999, рис. 33; 40; Жеребилов С. Е., 2001, табл. 1, 8, 9; Мимоход Р. А., 2002, рис. 1). Приуральские памятники с реповидной керамикой манычского типа, вероятно, тоже относятся к этому времени. Вспомним, в этой связи, находку фрагментов реповидного сосуда и бронзовых ножа и крюка катакомбного облика в абашевском могильнике у горы Березовой (рис. 8, 1, 5, 6). Показательно также распространение в регионе в конце СБВ рельефной орнаментации керамики налепными валиками и шишечками, что соответствует стандартам этого времени.

Применительно к материалам Приуралья, к сожалению, долгое время приходилось констатировать отсутствие такого рода надежных хронологических реперов в инвентаре. Можно было опереться лишь на описанные выше кремневые шипастые наконечники стрел с глубокой выемкой в основании, костяное колечко с умбонами (Турганикская стоянка), типичные для комплексов позднекатакомбного времени. То же самое можно сказать о находках костяных трубочек и деревянной чашечки из погребения Медведка, 7/1 (рис. 10, 4). Семантика этих предметов в данном захоронении, вероятно, близка той, которая реконструируется для катакомбной и бабинской (КМК) погребальной обрядности, где, например, находки деревянной посуды исследователи связывают с погребениями служителей культа (Ковалева И. Ф., 1989, с. 27-28). А. Н. Усачук в специальной работе, посвященной анализу костяных трубочек (флейт Пана) из памятников энеолита – бронзового века Юго-Восточной Европы, приводит сводку такого рода изделий, широко представленных, в том числе в катакомбных погребениях (Усачук А. Н., 1999, с. 75).

Однако новейшие материалы из могильника Илекшар I в Западном Казахстане позволяют окончательно снять проблему недостаточной репрезентативности источников. Комплекс металлических изделий из кургана 5 этого могильника органично сочетает в себе традиции позднекатакомбной (с северокавказскими репликами) и позднеабашевской металлообработки (рис. 14, 1-7), что однозначно указывает не только на синхронность этих культурных образований, но и свидетельствует о наличии устойчивых контактов между ними в предсинташтинское время.

Все предметы можно уверенно отнести к четвертому костромскому периоду развития кавказской металлургии и связать с позднекатакомбной культурной группой степного Приуралья, составлявшей, вероятно, северо-восточную периферию волго-донской культуры. Листовидные ножи из обсуждаемого комплекса характеризуются наличием относительно архаичных признаков, присущих изделиям этой категории на привольненском этапе развития кавказской металлургии (Кияшко А. В., 2002, с. 27, рис. 7, 13, 14; 67, 10), но расширение нижней части клинка на одном из экземпляров (рис. 14, 2) сближает его с так называемыми «карасями» костромского периода (там же, с. 27-28, рис. 8, 14). Однако в данном случае для нас интересна конструктивная особенность в виде раскованной пятки черенка, имеющей ромбическую форму (рис. 14, 1). Таким же образом оформлены аналогичные детали на описанном экземпляре из могильника у горы Березовой (рис. 8, 1), а также на ноже из кургана 6 могильника Илекшар I (рис. 14, 11). Змеевидная головка или ромбическая пятка черенка выступает в качестве своеобразного этнографического маркера абашевской культуры. Следует отметить, что нож из кургана 6 могильника Илекшар I характеризуется также вытянутой формой клинка (рис. 14, 11), что станет стандартным для ножей с намечающимся перекрестием и ромбической пяткой черенка, являющихся диагностирующей категорией находок абашевских памятников Приуралья. Кстати, в этом же комплексе обнаружены кремневые черешковые наконечники стрел вытянутых пропорций, сопоставимые с абашевскими (рис. 14, 9, 10) (Кузьмина О. В., 1992, с. 64-65, табл. 44, 45).

Столь же выразительно о предлагаемой культурнохронологической интерпретации илекшарского комплекса свидетельствует находка бронзового тесла. Оно имеет узкую пятку, плавно расширяющиеся грани и раскованную секировидную лезвийную часть (рис. 14, 6). Эти конструктивные детали однозначно указывают на полное типологическое тождество с теслами костромского этапа (Кияшко А. В., 2002, с. 27, рис. 28, 11). Уместно также отметить, что идентичные орудия маркируют комплексы позднего этапа северокавказской культуры. Вполне вписываются в стандарты позднекатакомбной металлообработки находки массивных четырехгранных шильев, лишенных утолщения-упора (рис. 14, 2). Это же можно сказать о подвеске в два с половиной оборота с заходящимися концами (рис. 14, 5). В связи с этой находкой следует обратить внимание, что в отличие от катакомбных предметов данного типа, всегда изготавливавшихся из округлого в сечении или уплощенного прута, илекшарские украшения можно отнести к категории желобчатых, хотя сам желобок трактуется достаточно невыразительно. Примечательно, что именно желобчатые подвески в полтора или два с половиной оборота широко представлены в абашевском гарнитуре украшений (Кузьмина О. В., 2000, рис. 3; Халяпин М. В., 2000, рис. 10, 5-9). Отчетливые северокавказские параллели демонстрирует подвеска в виде несомкнутого колечка с приостренными концами, обломок которой обнаружен в кургане 5 могильника Илекшар I (рис. 14, 4). Такого рода изделия являются своеобразной «визитной карточкой» гарнитура украшений северокавказской культуры, начиная с раннего этапа (Археология, 1994, табл. 79, 31, 32; Кореневский С. Н., 1990, с. 53, рис. 42, 2).

И, наконец, особого внимания заслуживает наконечник дротика из кургана 6 могильника Илекшар I (рис. 14, 7). Подобно описанным выше предметам он органично сочетает в себе черты, присущие позднекатакомбной и абашевской металлообработке. Соотношение длинной раскованной втулки и короткого пера соответствует пропорциям абашевских копий верхне-кизильского типа (Черных Е. Н., Кузьминых С. В., 1989, с. 64, 65, рис. 24; Кузьмина О. В., 2000, с. 9092, рис. 9, 1; 21, 2), а также сближает илекшарский экземпляр с наконечником копья из погребения позднего этапа волго-донской катакомбной культуры Сторожевка 1/3 (Ляхов С. В., 1996, рис. 2; Кияшко А. В., 2002, табл. XXXIII, 2). Однако в отличие от упомянутых изделий, перо на илекшарском экземпляре имеет не ромбическое, а линзовидное сечение как у пластинчатых ножей. Это характерно для особой разновидности абашевских копий, изготовленных из кованой пластины с открытой сверху втулкой (Кузьмина О. В., 2000, с. 91, рис. 20). В то же время, форма пера воспроизводит конфигурацию клинка листовидного ножа, но абрис приближается к ромбическим очертаниям, что является каноничным для всех известных абашевских и катакомбных копий. Чрезвычайно показательно присутствие в нижней части пера нераскованного лишенного заточки участка стержня, что составляет характерную особенность катакомбной металлообработки, на что обратила внимание О. В. Кузьмина (2000, с. 90).

Резюмируя вышеизложенное, нужно признать, что особенности погребального обряда и вещевой инвентарь из памятников заключительного этапа СБВ совершенно определенно указывают на распространение в этот период в степном Приуралье позднекатакомбной атрибутики. Изменения в материальной культуре и системе погребальной обрядности носили взрывной характер, что свидетельствует о миграционном характере формирования позднекатакомбной культурной группы Приуралья. Имеющиеся на сегодняшний день в нашем распоряжении материалы не позволяют установить исходный район миграции. Отсутствие жестких стандартов в погребальной практике и синкретизм материального комплекса позволяют лишь говорить о юго-западном импульсе и связывать генезис позднекатакомбной культурной группы в степном Приуралье с широким кругом катакомбных культур Подонья и Предкавказья. Но наибольшие схождения с приуральскими материалами демонстрируют, пожалуй, катакомбные памятники Волго-Донского междуречья, где отмечена та же комбинация культурных составляющих, связанных с воздействием поздней донецкой, среднедонской и предкавказской (манычской) катакомбных культур (Малов Н. М., Филипченко В. В., 1995, с. 60, рис. 5). Картографирование памятников позднекатакомбной культурной группы Приуралья позволяет предполагать, что один из основных миграционных маршрутов связан не только с главной водной артерией в регионе – р. Волгой, но и с долиной р. Урал и разветвленной системой его притоков (рис. 1).

Рис. 10. Позднекатакомбная культурная группа.

I – могильник Медведка, к.7 п.1 (план); 1-4 – инвентарь из погребения Медведка, 7/1: 1 – керамика, 2 – железистая конкреция, 3 – бронза, 4 – кость; II – план погребений 12, 13, 14 в кургане 25 Новокумакского могильника; III – план и разрез погребения 14 в кургане 25 Новокумакского могильника; IV – план погребения 1 в кургане 1 могильника Восточно-Курайли I; 5-7 – инвентарь из жертвенного комплекса (бофра) в кургане 6 могильника Герасимовский II: 5 – керамика, 6, 7 – бронза; 8 – сосуд из погребения 15б в кургане 1 могильника Танаберген II.

Рис. 11. Позднекатакомбная культурная группа.

I – план и разрез п.3 к.4 Новотроицкого I могильника; 1 – сосуд из п.3 к.4 Новотроицкого I могильника; 2-4 – керамика из п.12 к.1 могильника Покровка VIII; 5, 6 – фрагменты сосуда из могильника Учебный полигон; II – план п.3 из раскопа III могильника Учебный полигон; 7 – сосуд из п.3 к.1 могильника Кардаилово I.

Рис. 12. Позднекатакомбная культурная группа.

I – могильник Шумаевский II, к.3, п.2 (план); II – могильник Шумаевский II, к.4, п.1 (план); 1, 2 – керамика из п.1, к.4, Шумаевского II могильника; III – жертвенный комплекс из к.6 Шумаевского II могильника (план); 3 – сосуд из жертвенного комплекса к.6 Шумаевского II могильника; 4 – сосуд из ямы во рву к.6 Шумаевского II могильника; IV – п.1 к.6 Шумаевского II могильника (план); 5 – сосуд из грабительского перекопа в п.1 к.6 могильника у хут. Барышникова; 6 – фрагмент сосуда с поверхности к.6 могильника у хут. Барышникова; 7 – сосуд из засыпи погребения в к.2 могильника Болдырево I; V – могильник Ефимовка IV, к.2, п.1 (план); 8 – сосуд из п.1 к.2 могильника Ефимовка IV.

Рис. 13. Позднекатакомбная культурная группа.

Инвентарь с Турганикской стоянки (1-6, 8-15) и случайная находка у пос. Привольное в Илекском районе Оренбургской области: 1-3 – бронза, 4 – кость, 5-10 – кремень, 11-15 – керамика.

Рис. 14. Позднекатакомбная культурная группа.

1-7 – могильник Илекшар I, курган 5, погребение 3; 8-11 – могильник Илекшар I, курган 6.