Текст книги "Черный Леопольд"

Глава третья

Откуда взялся шрам?

Сомова нашли ночью. Он лежал без сознания недалеко от амбаров. Лицо его было в крови, но тихий и хриплый стон убедил всех, что он живой и просто без сил свалился в хмельном угаре посреди двора. Вася и инженер Тимофеев, притащили его в дом и только на свету увидев, ужаснулись, как сильно изуродовано у него лицо. Огромная, глубокая рана, начинающаяся чуть левее глаза, шла через всю щёку и заканчивалась у самого подбородка. Екатерина Владимировна, прикладывая к лицу Петра марлю, зажимала кровавый разрыв, пытаясь остановить кровь, а Вася пулей вылетел из дома, на ходу крикнув. – Я в уезд за лекарем.

Дом Сомовых стоял на ушах. Хозяйка, плохо понимающая во врачебном деле и вообще боявшаяся крови, всё же, как-то забинтовала щёку мужа, и вся перепачканная успокаивала проснувшуюся Дуняшу. За окном сверкнула молния, ударил гром и начался сильный ливень. На полу, бодая стол, мычал пьяный Никита, который даже не понимал, что происходит.

Инженер Тимофеев побежал на улицу за Василием, чтобы сказать ему, что в ночь при сильном ливне слишком опасно ехать верхом до уезда, но было уже поздно, Вася ускакал и Тимофеев вернулся ни с чем.

На Екатерине Владимировне не было лица. Её руки дрожали, на лбу выступила испарина, голос срывался. Держа на руках дочь, она металась по комнате, от окна, в надежде увидеть, что Вася вернулся, до кушетки на которой лежал раненный Сомов. Тимофеев помогал, как мог, но будучи натурой впечатлительной он только и способен был на то чтобы приговаривать хозяйке. – Всё будет хорошо, Екатерина Владимировна, всё будет хорошо. – На переполох прибежал сосед Храпов, а буквально следом, после ночных похождений, до нитки промокший, Михаил. Хозяина начало колотить в горячке и Храпов с Михаилом отнесли его на второй этаж, где было теплее. Через три часа вернулся Вася, а с ним на бричке доктор из уезда.

Мать обняла сына и немного успокоилась. Доктор осмотрел пациента и, сделав перевязку, поставил укол.

– Всё в порядке Екатерина Владимировна. – Обратился он к хозяйке. – Рана глубокая, но уже не опасная, я промыл ее, чтобы исключить заражения крови. Вы молодец, не наложи вы ему повязку так искусно, Пётр Матвеевич мог бы умереть от потери крови.

Дождь понемногу стал утихать, и доктор, пообещав, что заглянет завтра, довольный, что оказался полезен в такую опасную минуту, начал собираться домой. Ни сказав хозяйке ни слова о своём гонораре, он намеревался, рассчитаться с самим Сомовым, когда тот придёт в себя, а посему откланялся и уехал.

В доме все тоже начали успокаиваться. Екатерина Владимировна ушла укладывать дочь и тоже осталась в детской. Василий и Миша улеглись в сенях, Тимофеев ушёл в свою комнату и только Никита, всеми покинутый, так и валялся на полу под обеденным столом.

***
Глава четвёртая

18 Июля. Екатерина Владимировна

– Посмотрел я на палубу, вижу, Вальдман мёртвый валяется!

– На этот раз его история ещё более несносна. – Размышляла про себя Екатерина Владимировна. – В прошлом году он был более сдержан, хотя тогда я тоже, кажется, еле досидела до конца. Какое счастье, что завтра я уеду Людмиле Львовне в Петербург и не буду видеть этой похмельной физиономии. Миша и Васенька прекрасно позаботятся о бузотёре, да и этот лизоблюд Тимофеев весь день вокруг него скакать будет. Я заслужила несколько дней в столице. Похожу по улочкам, на которых росла, вспомню детство и молодость.

Забыв на минуту о Сомове, она вспомнила своего первого мужа, с которым их разлучил несчастный случай более двадцати лет назад.

Статный, бравый капитан по фамилии Спирин был ей по сердцу гораздо больше, нежели неотёсанный мужик, который сидел сейчас рядом. Но судьба распорядилась по-своему. День рождения командира гарнизона, на который был приглашён в трактир капитан Спирин, закончилась пьяной дракой, где он, имевший горячий нрав, отличился одним из первых. Драка закончилась убийством какого-то младшего офицера, конечно, по неосторожности. Случай возымел широкую огласку, и военный министр тогда настоял на очень суровых приговорах виновникам, чтобы впредь другим было неповадно. Оставшись с маленьким Мишей, Екатерина Владимировна проживала у своей подруги Людмилы Львовны, которая держала захудалую гостиницу. Там-то ей и встретился бывший матрос Сомов, прибывший в столицу за наследством, оставленным на его долю вице-адмиралом Брильдом. Влюбившись с первого взгляда, Пётр уже через неделю сделал предложение молодой матери и, уладив все формальности, увёз её и Мишу в Лопухово, где и собирался стать самым зажиточным и знаменитым. Так, собственно, и вышло, но мысли о дорогом сердцу Кати капитане навещали её и будоражили, даже сильнее, чем в молодости. Миша, которого бы Екатерина Владимировна, безусловно, называла Мишель, если бы жила в Петербурге, воспитывался в доме Сомова как родной и нужды в тепле и ласке не знал, хотя с самого начала был в курсе что он не родной сын Петру Матвеевичу.

– Ах, если бы я тогда не пустила моего капитана на день рождения в тот проклятый трактир! Как бы, должно быть, интересно сложилась моя жизнь в Петербурге, – Наматывая русый локон на палец, подумала Екатерина Владимировна, когда Сомов перешёл к той части рассказа, где вся команда пьянствовала двое суток, в честь победы над ушкуйниками.

– Но, увы, увы, моя милая! – Мысленно обращалась она к самой себе. – Прошлое изменить невозможно. Невозможно, как бы этого не хотелось. Изменить можно только будущее. – Подвела вердикт расфантазировавшаяся женщина и, поймав себя на неожиданной мысли, посмотрела на мужа.

Если бы Сомов не притягивал к себе всё внимание за столом, многие бы нашли во взгляде хозяйки что-то необычное. Взгляд был хитрым, лукавым, наверное, даже коварным. Только маленькая Дуняша, не узнав мамы в тот момент, вздрогнула от страха.

– Всё хорошо, солнышко. – Сказала мать своей маленькой дочурке и поцеловала её в лоб. – Всё хорошо.

Глава пятая

18 Июля. Инженер Тимофеев

– Посмотрел я на палубу, вижу, Вальдман мёртвый валяется!

Инженер Тимофеев немного придвинул лавку и подсел к Сомову ближе. Всем своим видом он давал понять хозяину дома и окружающим, что полностью увлечён событиями, о которых сейчас рассказывал Пётр Матвеевич. Инженер расстегивал ворот рубашки, хватался за сердце, вытирал со лба пот, качал головой, чтобы не дай бог кто не заметил, что он поражён всей героичностью и невероятностью этой истории.

На самом деле ему было глубоко плевать на ушкуйников и матросов. Будучи по натуре льстецом и притворщиком, подобным образом он всегда заводил себе покровителей, но сейчас, во время попойки, очевидно, захмелел и явно фальшивил. За столом многие это почувствовали, кроме, разумеется, Сомова, и с отвращением смотря на инженера только и ждали, когда же кончится этот день.

Появившись несколько месяцем назад в Лопухово, Тимофеев как-то сразу втёрся в доверие к Сомову, и даже не имея никаких рекомендательных писем, произвёл о себе впечатление и, наобещав Петру Матвеевичу с три короба, поселился у него в доме.

Обязуясь построить для хозяина мукомольный комплекс по последнему слову техники, Тимофеев лишь отдалённо представлял, как это сделать. Имея не законченное институтское образование, которое он профукал из-за систематических прогулов, позволяло ему только начать работы. Впоследствии, через пару недель, всем, безусловно, стало бы ясно, что инженер Тимофеев липовый. По этой причине инженер Александр, как его называла Екатерина Владимировна, всячески оттягивал начало стройки, ссылаясь на не очень вразумительные причины. Имея природное чутьё на неприятности, он чуть ли не в первый раз в жизни, не знал, как ему поступить. Повиниться при удобном случае Сомову, был не вариант. Изучив характер хозяина, Александр понимал, что в этом случае он окажется либо в полицейском участке, и это в лучшем случае, либо на том свете. Бежать, не имея и гроша в кармане, представлялось тоже затруднительным, тем более что в Петербурге его уже искали за долги и мошенничество.

– Ишь уставились! – Проговорил про себя липовый инженер, почувствовав косые взгляды. – Всё теперь Сомову расскажут, проныры. Он и так уже настаивал начинать работы послезавтра. Представляю, что с ним сотворится, когда он поймёт, что его деньги тратятся впустую.

– Что же делать, как же поступить? – заёрзал горе инженер на лавке. – Вот бы этот старый дурак до чертей допился и в больницу попал, или ещё лучше умер, от цирроза печени, скажем. Тогда бы можно было сказать хозяйке, что без Петра Матвеевича строить комплекс не имеет смысла, и, стребовав с неё неустойку, рвануть дальше, уже не с пустыми карманами.

– Но нет пустое. Какой цирроз!? Пьёт он раз в год, на нервы не жалуется и вообще, здоров как бык, и меня ещё переживёт.

– Смотри, какой конверт красивый, перебил мысли инженера Сомов, суя ему под нос, пожелтевший от времени конверт, на котором синими буквами было выбито, Санкт Петербург.

– Провались ты! – Подумал Тимофеев и в ту же секунду улыбнулся и принялся рассматривать конверт.

Когда Сомов пошёл относить письмо в секретер, инженер смотрел ему в спину с особым коварством. Бесы в его голове разыгрались не на шутку. – Ничего Пётр Матвеевич, мы ещё на многое способны, дай срок.

Глава шестая

18 Июля. Мирон Храпов

– Посмотрел я на палубу, вижу, Вальдман мёртвый валяется!

Мирон Лукич Храпов, в отличие от инженера, слышал историю про пиратов уже много раз и при необходимости сам бы мог пересказать её не хуже Сомова. Как Тимофеев притворяться и заискивать он не умел, потому что своими сильными качествами всегда считал прямолинейность и честность. Всё больше отмалчиваясь, восемнадцатое июля Храпов принимал как необходимый жест вежливости в память о многолетней дружбе со своим соседом. Водку он половинил, хотя в любой другой компании очень даже любил выпить. Сейчас же он опасался осерчать и хорошенько двинуть Сомову по лбу.

Причиной его негодования был громадный сарай, который когда-то Храпов и Сомов построили на двоих, намереваясь заняться кожевенным делом и разбогатеть. Сарай они строили так, чтобы он располагался сразу на двух участках и Петра, и Мирона, и никто из них не считал, что в общем деле кто-то занимает более высокое положение. Друзья уже почти купили подержанный станок для выделки кожи, но вот неожиданно свалившееся на Сомова наследство сделало его человеком заносчивым и хвастливым. Кожемякой ему становится уже не хотелось.

Храпов твёрдо намеревался освоить мастерство по выделки кожи, но купить станок самостоятельно не потянул. Прося деньги в долг у Сомова, Храпов не получил отказа, но ассигнации так и не увидел. Сомов каждый раз просил подождать Храпова и дотянул до того что станок купил кто-то другой. Мирон рассчитывал, что, хотя бы сарай его, бывший компаньон ему уступит полностью, но и тут просчитался.

Всякий раз, когда об этом заводился разговор, Сомов обещал, что обязательно поможет своему другу. Найдёт для него станок, ещё лучше того, который упустили и непременно сам поучаствует в заготовке и продаже. – Вместе дело у нас веселее пойдёт. – Всякий раз говорил Сомов и просил подождать один год или чуть больше, когда появятся свободные деньги. Время шло, доходы Сомова росли с каждым годом, но лишние средства всё время требовались на что-то более важное. Иногда Пётр Матвеевич, заговариваясь, называл этот сарай своим, очевидно забыв, что строили его вместе с соседом, и тем самым страшно злил Мирона, который из года в год всё больше отчаивался начать своё дело.

Прославившись в округе как первоклассный бондарь, и обеспечивая свой дом как грамотный ремесленник, он уже несколько лет забросил свою мечту, и, затаив обиду, с огромной завистью смотрел на благополучие своего соседа.

Екатерина Владимировна, которая с большим уважением относилась к Храпову, не раз говорила мужу, чтобы тот отдал ему сарай, но всё время слышала. – Да не потянет он один это дело, вот на будущий год деньги свободные появятся и займёмся мы с ним вместе. Он же нормально зарабатывает, без денег не сидит, что ему так срочно приспичило? Пусть потерпит, ему же лучше. Мельницу построю, а потом развернёмся уже как следует.

Сейчас же, когда Сомов начал хвастаться сараем при всех и похлопал Мирона одобрительно по плечу, тот едва сдержался не съездить ему по физиономии. Стиснув зубы и сжав кулаки, он уже практически вскочил из-за стола, но уловив просящий взгляд Екатерины Владимировны, к которой по-соседски тоже очень хорошо относился, удержался и, покивав головой пьяному Сомову, с досадой посмотрел в окно, через которое сарай был хорошо виден.

– Вроде бы праздник! – Думал Мирон Лукич. – И стол от изобилия кушаний ломится, и водки хоть залейся, а ничего не радует. Пропади ты пропадом! Пропади ты пропадом Пётр Матвеевич!!!

Глава седьмая

Обратный отчёт.

Следующее утро, после происшествия.

Штын, наполнявший всю комнату, в которой отсыпался Сомов, на утро напоминал прокисшую бочку с квасом. При других обстоятельствах Екатерина Владимировна даже и не зашла бы к мужу. Она вообще предпочитала не общаться с ним после попойки и на бричке отбывала до станции, чтобы отправится на несколько дней в Санкт-Петербург, погостить к своей подруге былой юности.

В этот раз всё было по-другому. Как только Сомов проснулся, а вернее очухался, с ним творилось, что-то странное. Весь белый как простыня, он таращил глаза в диком ужасе, который одолевал его. Словно находясь в комнате с призраками, Пётр прятался под одеялом, и только когда пришла жена, выбрался из укрытия и, прижимая к своей груди её руку, смог хоть что-то промолвить. Губы его дрожали, голос был отрывистым. – Он вернулся Катя, он пришёл за мной. – Повторял здоровенный мужик, которого раньше никто даже не мог представить в подобном состоянии.

– Кто вернулся, о чём ты? – Спросила супруга.

– Мертвец из преисподней. – Сказал Сомов так словно и сам собирался туда же.

Пётр Матвеевич зажмурил глаза и ещё сильнее прижался к жене. Екатерина Владимировна, хоть и была взволнована состоянием мужа, всё же больше испытывала раздражение. Винив во всём только дурной характер и чрезмерное употребление водки, она прибывала в расстроенных чувствах. Сорвавшаяся поездка в Санкт-Петербург огорчала её больше.

Прибывший доктор весьма тщательно осматривал пациента, правда, стараясь больше не из гуманности к человеку, а из финансовых соображений. Он ещё раз обеззаразил рану на щеке, сделал перевязку, поставил укол и предложил в качестве успокоительного травяную микстуру, на спирту. Последняя моментально исчезла в бездонной глотке Сомова.

Отставив пустую мензурку, Пётр Матвеевич, моментально захмелел, как говорится, на старые дрожжи, и только тогда, отпустив руку жены, немного обмяк. Его перестало трясти, глаза приняли свою обыкновенную форму, а сам он впервые за утро улыбнулся, и, шепнув жене сколько надо заплатить доктору, попросил налить ему ещё для успокоения, и дать сегодня возможность отлежатся.

Стоя в сенях, Екатерина Владимировна и доктор слушали, как горе пострадавший уже храпел на всю комнату. Довольный своим гонораром доктор продолжал рассыпаться в любезностях. – Не переживайте, пожалуйста, дорогая Екатерина Владимировна, у вашего мужа богатырское здоровье. Я практически уверен, что под вашей чуткой заботой и моим вниманием через три, максимум четыре дня, он полностью поправится. Рана на щеке уже не опасна, а нервное потрясение, с которым он ещё не справился, пройдёт само собой. Постельный режим, полный покой, и вы сами увидите, как завтра он уже пойдёт на поправку. Если к вечеру, когда он проснётся, его снова потянет выпить, не препятствуйте, сегодня, пожалуй, от этого вреда не будит. Микстуру я вам оставил.

– А вот завтра. – Доктор вложил в интонацию немного строгости. – Никакой водки. Пусть пьёт молоко, потихоньку начинает вставать, гуляет на свежем воздухе. Только недолго.

Екатерина Владимировна, внимательно выслушав все рекомендации доктора, проводила его, и, желая немного отвлечься, позвала маленькую Дуняшу на речку купаться. Предупредила сыновей, чтобы время от времени проверяли отца и ждали её с дочкой к обеду.

Обыкновенная забота по хозяйству завертелась, словно ничего и не произошло. Батраки, жившие в отдельном доме за усадьбой, уже пришли и принялись за повседневные дела, втихаря обсуждая случившееся ночью. Никита, чувствуя неловкость за то, что вчера был пьян настолько, что ничем не помог брату, сегодня, чтобы хоть как-то исправится, увязался за рабочими, но больше не помогал им, а путался под ногами. Тимофеев мерил шагами площадку, на которой ему предстояло возвести комплекс, для пущей важности всё время делая пометки в своём блокноте. Сомов храпел наверху и через открытое окно на втором этаже это было слышно половине усадьбы.

Вася и Михаил укрылись за маленьким палисадником, так чтобы было слыхать храп отца, но их никто не видел. Воспользовавшись, что мать в отлучке, а батя в отключке, они разлеглись на тёплой траве, которая уже успела просохнуть после ночного ливня и курили самосадный табак, периодически выглядывая из своего укрытия, чтобы их никто не застукал. На курево сыновьям в этом доме был строжайший запрет.

Лёжа на спине, Михаил любовался облаками. Его огромные, голубые глаза буквально отражали прозрачное небо. Мечтательный взгляд выдавал успех в Мишином ночном рандеву, а его игривое настроение говорило, что он не особо озадачен случившимся ночью. Молодой человек был необыкновенно красив. Волевое, скуластое лицо очень правильно отражало изящные черты лица настоящего аристократа. Местные барышни были от Михаила без ума, чем он, собственно, весьма умело и изобретательно пользовался. Мать рассказывала ему, что он очень похож на своего настоящего отца, и, называя его шёпотом Мишель, рассказывала, как сильно она любила капитана Спирина и как рада, что сын напоминает ей о прошедших чувствах.

Вася был похож на Сомова. Русые, почти соломенные волосы нависали наш широким лбом и едва прикрывали веснушки, обсыпавшие всё лицо юноши. Натуральный типаж Рязанского крестьянина не имел ничего общего с утончёнными линиями своей матери. Широкий рот и нос картошкой, делали физиономию невероятно доброжелательной и открытой, но красоты брата там не было и в помине.

– Как думаешь, что такое было ночью? – Начал Миша.

– Не знаю. – Помялся Вася. – Сложно представить, что отец потерял рассудок.

– Ну да, сложно! Ты видел, сколько он вчера выпил. Медведю столько налей, и у него видения начнутся.

– Но раньше такого не было!

– Всегда что-то в первый раз бывает. Не молодеет папа наш, тем более не пил весь год. Привычки нет, понимаешь, вот вальты и пошли, чего тут удивительного.

Вася не унимался. – А что тогда у него с лицом? Ты видел рана какая?!

Михаил парировал вопросы довольно ловко. – На серп упал, вот и распахал себе щёку, хорошо ещё не глазом напоролся.

– Не было там серпа никакого, я утром всё осмотрел. Следы, дождём размытые. Много следов, словно отец не один был. Кровь. А острого ничего там не валялось. Тебе не кажется это странным?

– Ничего тут странного. Наткнулся батя наш на косу, какую-нибудь, да в сердцах сам её и отшвырнул. А что до следов, отца же инженер Тимофеев нашёл, вот он – то и натоптал там.

Михаил был очень привязан к младшему брату. Улыбнувшись ему, он потрепал его соломенные волосы и, выплюнув окурок, поднялся на ноги. – Жара! Пойду, схожу кваску выпью, тебе принести?

– Пожалуй.

– Ладушки, я скоро. Сторожи этого. – Хмыкнул Миша и направился к погребу, где хранился холодный квас.

Вася остался один. В такие моменты ему полностью удавалось переключаться, вернее даже отключатся от окружающей суеты. Им полностью завладевало воображение. Благодаря стараниям своей матери Вася отменно владел письменностью и грамматикой, и книги, которые имелись в доме, читал буквально взахлёб. Но самым увлекательным чтением были журналы «Наше время», издававшиеся в Санкт-Петербурге, которые мать доставала ему с большим трудом, через близких знакомых.

На страницах этого журнала столичный писатель под псевдонимом Станислав Бурый печатал рассказы о знаменитом сыщике мистере Крэмпэ, который разоблачал преступный мир Лондона и Берлина, и который был буквально литературным кумиром Сомова младшего. Василий был так влюблён в этот персонаж, что начал подражать ему буквально во всём: имитировал его походку, манеру выражаться и мыслить. Стать сыщиком, как мистер Крэмпэ, стало хрустальной мечтой его жизни. Ещё в детстве он рассказал об этом своей матери, и с тех пор Екатерина Владимировна, часто в шутку называла младшего сына «мой маленький мистер Крэмпэ».

Размышляя, что ночью произошло не просто недоразумение, а может даже преступление, Вася сосредоточенно анализировал ситуацию. Наконец-то ему подвернулся случай поиграть в детектива. Юноша прокручивал в голове разные варианты событий, и даже не заметил, как храп на втором этаже прекратился. Немая пауза повисла в воздухе, а потом раздалось. – АААААААА!!!!

Крик был настолько жутким и ужасным, что было практически невозможно представить, что такого кошмарного могло произойти с тем, кто издал этот вопль.