Текст книги "Город мечты"

Глава четвертая

Плацента. Как только Дарья заметила новые отклонения беременности Ксении, то сразу позвонила ее матери. Разговор был долгим и тяжелым, особенно когда Дарья рассказала, что ездила за советом к доктору Харченко.

– Ты рассказала какому-то лектору о Ксении?! – ощетинилась Елизавета Викторовна.

– Успокойтесь, – сказала Дарья, но злость Маслаковой вызвала у нее озноб. – Я не называла имен.

– Все равно этого делать не следовало.

– То, что происходит сейчас с вашей дочерью, уже случалось с женщинами прежде. Я смогла узнать о таком случае в начале этого столетия. Уверена, Харченко изучал тот случай. Он обладает знаниями, которые нужны мне сейчас.

– Ты узнала у него то, что хотела?

– Нет, но если привезти его сюда…

– Исключено.

– Почему?

– Уже и так слишком много людей знает, что здесь происходит.

– Ситуация намного серьезней, чем вы думаете, – Дарья чувствовала, что начинает раздражаться. – Этот человек – доктор. Его не интересует газетная слава, по крайней мере, не ценой разглашения чьей-либо тайны. Без его помощи мы можем потерять ребенка.

– Что? – Маслакова словно получила пощечину.

– Мне нужен доктор Харченко, – твердо сказала Дарья.

Какое-то время они смотрели друг другу в глаза.

– Хорошо, – сдалась наконец Елизавета Викторовна. – Далеко живет этот доктор?

– Потребуется день, чтобы съездить к нему и обратно, – Дарья бездарно пыталась скрыть свой триумф.

– Завтра я перенесу все дела и привезу вашего доктора, – Маслакова не пыталась скрывать свое недовольство.

– Боюсь, это не очень удачная мысль. Доктор Харченко сложный человек, думаю, с вами он откажется ехать. Спасибо за заботу, но завтра я сама к нему съезжу.

– Нет. Ты не должна отлучаться из комплекса – вдруг Ксюше понадобится твоя помощь? В лучшем случае к доктору может съездить Аркадий Юрьевич. Выбирай.

Дарья прикусила губу, понимая, что ни тот, ни другой не смогут уговорить Харченко приехать.

– Пусть тогда это будет Джим, – решила она.

– Джим? – растерялась Маслакова. – Не понимаю, почему ты решила, что он лучше подходит, чем я или Аркадий Юрьевич? Мы представительны и официальны, а Джим… всего лишь музыкант.

– Поэтому он и должен ехать. С вами доктор Харченко не будет даже разговаривать. Поверьте мне, я знаю его уже не один год.

* * *

Кукурузное поле казалось бесконечным. Джим петлял по узким просекам зеленого моря и не мог понять, был он здесь только что или же это новая дорога. Начинался вечер. «Хорошая машина, хорошая музыка и дурацкая затея», – вот что думал об этой поездке Джим. Он увидел свежий след от другой машины и поехал по нему, надеясь выбраться на шоссе. Но след привел его к небольшому дому с черепичной крышей и зелеными стенами. Входная дверь выбита. Внутри полумрак, запах краски и железа.

– Доктор Харченко? – почти шепотом позвал Джим, боясь нарушить царившую тишину.

Ему никто не ответил. Джим замер. Алый закат, кукурузное поле и теперь этот дом – во всем было что-то зловещее, гнетущее.

– Доктор Харченко?

Джим осторожно прошел в дом, заглянул на кухню. Солнечный свет слабо пробивался сквозь грязное окно. В большой старой раковине лежала груда немытой посуды. Среди остатков пищи на тарелках копошились тараканы. На грязной плите стоял железный чайник с коротким горлышком. Джим дотронулся до него рукой – еще теплый.

– Доктор Харченко?

Джим замер. На мгновение ему показалось, что из соседней комнаты донесся тихий стон. Или просто дыхание? Тяжелое, неровное. Словно кто-то притаился в той густой темноте.

Или же кому-то просто нужна помощь? Джим заставил себя войти в соседнюю комнату. Теперь включить свет. Выключатель должен быть на стене. Где-то здесь… Джим споткнулся о порог, и это спасло ему жизнь – нож незнакомца рассек воздух рядом с горлом и ударился в дверной косяк. Джим не мог разглядеть в темноте его лица. Не мог понять, мужчина это или женщина – лишь образ, силуэт, словно сама тьма восстала и решила убить его. Незнакомец выругался и повторил атаку, на этот раз целясь ножом в живот своей жертве. Джим выставил перед собой руки, пытаясь уберечься от несущего смерть лезвия. Холодная сталь полоснула по правой ладони. Боли не было, лишь лязгнули кости, столкнувшись с железом.

Неожиданно темноту прорезал яркий свет карманного фонарика и громыхнул выстрел. Нападавший на Джима человек стоял какое-то время пошатываясь, затем рухнул на пол. Луч фонаря в руке второго незнакомца метнулся в сторону, послышался щелчок, и комнату залил яркий свет.

– Только дернись, и я тебе мозги вышибу, – предупредил Джима силовик, затем увидел за его спиной доктора Харченко и выругался.

Джим обернулся. Тошнота сдавила горло. Лектор был мертв. Вернее, то, что осталось от лектора. Кто-то срезал ему лицо. Ровно, словно опилили сучки на дереве. Лобная кость в некоторых местах раскрошилась, и в открытых ранах виднелся мозг. Вытекшие глазные яблоки оставили после себя зияющие пустоты, на месте носа – черное отверстие. Тысячи звезд замаячили у Джима перед глазами. Он опять вспомнил хрипы, которые слышал перед тем, как на него напал незнакомец. Выходит, Харченко был все еще жив, когда ему срезали лицо.

– Ты убил доктора? – услышал Джим голос силовика и сбивчиво начал объяснять, как оказался здесь.

* * *

Дарья старательно пыталась поймать перерезанное сухожилие, извивавшееся словно червяк на крючке.

– Ты можешь не напрягать руку? – цыкнула она на Джима.

– Легко сказать! – поморщился он.

– Хочешь остаться на всю жизнь калекой?

– Господи! – ахнула Ксения и, не в силах больше наблюдать за происходящим, вышла из медицинской комнаты.

– Может, теперь, когда мы вдвоем, скажешь, что случилось с твоей рукой на самом деле? – спросила Дарья, не поднимая на Джима глаз.

– Я уже сказал. Доктор Харченко попросил меня помочь. У меня соскочила рука, и я полоснул резаком по ладони.

– Не ври мне, Джим. Я видела тысячи порезов и, поверь мне, могу отличить случайный от умышленного. Расскажи, что на самом деле произошло между тобой и Харченко.

– Ничего.

– Джим!

– Я не говорил с Харченко.

– Ты не нашел его дом?

– Нашел, но доктор был мертв, когда я приехал.

– Мертв?

– Кто-то спилил ему лицо, а потом пытался убить меня. Если бы не местный силовик, то меня бы сейчас здесь не было.

* * *

Могильный запах, тот, что преследует копальщиков при эксгумации захороненного много лет назад тела, давно прописался в сырых стенах старого подвала. Этот запах мог свести с ума, но людям, собравшимся здесь, он нравился, напоминая о распаде и о том, что ждет каждого из нас, – забытье. Кем были люди, приходившие сюда? Всеми и никем. Это мог быть случайный прохожий, которого встречаешь выходя на улицу, или служащий в банке, а может быть, грузчик в черноморском порту или домохозяйка, ваш лучший друг или просто силовик, такой же, как тот, что спас Джима Отиса.

Его звали Аслан Дадоев, и сегодня у него было, что рассказать своим наставникам. О, да, эта информация сильно заинтересует их! Во-первых, он скажет, что доктор Харченко умер, и смерть его была мучительной. Во-вторых, Дадоев расскажет об одном из братьев Болдиных, которому он собственноручно прострелил голову. И наконец, в-третьих – сердце Аслан Дадоев забилось сильнее, – отец избранника…

Его мочевой пузырь опорожнился.

Столько лет ожидания! Дадоев с досадой вспомнил, что Харченко больше нет. Каждый, кто собирался в этих стенах, скажет, что одной смерти для этого человека будет мало. Все помнили историю, когда Харченко, волею судьбы, стал лечащим врачом женщины, носившей в своем чреве избранника. Ее беременность протекала в несколько раз быстрее обычного. Доктор Харченко в то время был лучшим лечащим врачом, которого могла послать судьба. Он находился под постоянным присмотром, но что-то пошло не так. Харченко, словно все понял…

Под ногами Дадоев образовалась лужа.

Теперь у них был новый избранник. Он снова рвался на свободу, и Харченко знал, где он должен родиться. Голоса. Они наполняли дикие земли. Тихий, еще не окрепший шепот. Аслан Дадоев слышал его, когда блуждал в кукурузном поле, ища дом Харченко.

– Его ищешь не только ты, – предупреждал Наставник. – Братья Болдины.

Почти двадцать часов Дадоев без отдыха гнал свою машину, чтобы быть первым, и старания его не оказались напрасными. Доктор Харченко стоял на стремянке и размеренно водил по стене широкой кистью, оставлявшей позади зеленый след. Дадоев вышел из машины и, представившись, сказал, что у него есть один весьма деликатный разговор. Харченко встретил его довольно сухо, но тем не менее предложил пройти в дом.

– Меня интересует ваш последний посетитель, – терпеливо начал разговор Аслан Дадоев. – Я знаю, что он был, поэтому прошу рассказать все, что вам известно.

Это был план «A». Когда Харченко отказался, Аслан Дадоев использовал план «B».

– Если вы будете благоразумны, доктор, то обещаю, я не заставлю вас долго страдать, – Дадоев достал пистолет, положил его на стол перед собой.

Получив очередной отказ, он пустил в ход план «C». Оглушив Харченко, перетащил его тело в мастерскую, связал и зажал голову доктора в тиски. Когда Харченко пришел в себя, над ним нависал все тот же невозмутимый силовик, держа в руках новенькую пилу лектора.

– Если вы передумали, профессор, – как и прежде спокойно сказал Дадоев, – то я по-прежнему готов вас выслушать, а после, обещаю, всего-навсего отпилю вам голову.

– Вы не посмеете!

Аслан Дадоев пожал плечами и подошел ближе, пытаясь определить, с чего лучше начать. Выбор пал на подбородок. Закатав рукава, Дадоев предусмотрительно натянул на себя один из рабочих халатов Харченко и поднес пилу к его лицу.

– Силуянова Дарья! – заорал доктор, вытаращив глаза. – Ко мне приезжала доктор Дарья Андреевна Силуянова из Города Мечты!

– Слишком поздно, – сказал Аслан Дадоев.

– Но ведь я же сказал! – взмолился Харченко.

Дадоев прижал пилу к его подбородку. Несколько секунд примерялся, затем сделал запил. Из рваной раны брызнула кровь. Крик боли Харченко прорезал тишину. Силовик отвел пилу в сторону, любуясь своей работой. Вылезавшие из орбит глаза доктора с ужасом смотрели на него. Около минуты Дадоев наблюдал, как из раны течет кровь, затем снова принялся за работу. Маленькие зубья медленно, но верно делали свое дело, вгрызаясь все глубже и глубже в кость. Харченко продолжал кричать, и от этих криков Дадоев с еще большим усердием брался за дело.

Пила неприятно лязгнула, встретив на своем пути ряд зубов. Силовик изменил угол запила, и на пол упала бесформенная кровавая лепешка. Харченко завывал, словно раненый волк. Пила скользнула выше, разрывая плоть верхней губы, уперлась в нос и снова: «Вжик, вжик. Вжик, вжик». Хрящи мягко поддавались, крошась под острием зубьев. Нескончаемые струи крови, стекая с верстака, капали на пол.

Когда Аслан Дадоев закончил, Харченко был все еще в сознании. Отвязав его, он перетащил тело доктора в соседнюю комнату и усадил в кресло. Выйдя из дома, силовик спрятал свою машину в зарослях кукурузы.

Шесть часов прошли в томительном ожидании. Федор Болдин появился, когда начался закат. Он пришел пешком. Это был старший из двух братьев. Дадоев насторожился. Где же сейчас находился младший, Алексей Болдин? Силовик решил выждать. Еще один сюрприз – новенькое «Шевроле» синего цвета. Джим Отис, не подозревая, что за ним наблюдают, вышел из машины и скрылся в доме. Пора. Аслан Дадоев включил зажигание и выехал из своего укрытия…

Сейчас он благодарил провидение за то, что с Федором Болдиным не прикончил и Джима Отиса – отца избранника.

– Покажи его, Аслан.

Сухие губы наставника прикоснулись к его губам. «Дышит ли он? – подумал Дадоев. – Чувствует ли?» Его гениталии предательски напряглись. Голоса. Те самые, что преследовали его в кукурузном поле. Они нашли его здесь… И не только его.

Джим Отис. Голоса сделали их одним целым, используя опутавшую мир нейронную сеть. Позволили увидеть двумя парами глаз то, что случилось в доме Харченко, а затем потребовали плату. Джим подошел к окну. Свобода. До нее был всего шаг. Свежий ветер. Он протягивал к нему незримые руки, сжимал его плечи и вытаскивал в открытое окно. Пленительная пустота. Она обещала так много!

– Нет!

Джим собрал все силы, что в нем были, и ударил в эту пустоту. Кулак, описав дугу, уперся во что-то холодное. Всю руку до локтя обожгла острая боль. Черная гладь стекла колыхнулась, словно Джим ударил по бесформенному желе. Тишину прорезал оглушительный звон.

Тысячи стеклянных осколков, рожденные материализовавшейся иллюзией, созданной нейронными сетями, окатили собравшихся в старом подвале людей. Потусторонние голоса ворвались в сознание, принося безумие. Наночипы сбоили, заставляя кишечники опорожняться. Из ушей текла кровь. Некоторые, рыдая, бились в оргазмах… Все кроме Аслана Дадоева. Его плата была иной – левая рука разбита, из глубоких порезов течет кровь, но это не его раны. Джим. Голоса смеялись. Кровь. Она была такой настоящей. Соленой, с металлическим привкусом. Она текла из его руки здесь, и она текла из руки Джима там. Здесь и там. Одна судьба на двоих, объединенная нейронной сетью. Таковой была плата.

Рвотные массы поднялись по пищеводу и заполнили рот.

То, что однажды началось, не сможет остановиться. У каждой дороги есть начало, конец и сама дорога, которую обязательно нужно пройти, чтобы добраться до конца.

А голоса, проецируемые нейронной сетью в мозг, все смеялись и смеялись…

* * *

Джим изучал свои раны. Небольшой осколок стекла впился в плоть между костяшками безымянного пальца и мизинца. Кровь. Ее сдерживал только этот осколок. Джим вытащил его.

– Черт!

Зажав рану, он дошел до туалета и запер за собой дверь. И снова кровь. Она толчками выплескивалась из раны. Темные пятна застилали глаза, вызывая приступ тошноты. Джим прижался спиной к стене. Немота сковала тело. Все как-то замерло, остановилось. Остались только густые темно-красные пятна и обволакивающий тело холод. На какое-то мгновение ему показалось, что он чувствует запах морозной свежести. Это мгновение стало таким долгим, что где-то там, в глубине сознания, появились маленькие снежинки, летящие с далекого неба на землю. Или же не в сознании? Нейронные сети, подключившись к интегрированному наночипу, превратили иллюзию в реальность.

– Джим, с тобой все в порядке? – Тимофей Александрович Макаров осторожно постучал в дверь.

– Да.

– У тебя кровь…

– Все будет хорошо, Том.

– Ну, как знаешь. – Макаров покачал головой и ушел в кабинет.

Приближался вечер. Нейронные генераторы работали исправно, соединяя мир. Макаров услышал прозвучавший в голове голос призрачного послания, появившегося без сведений об обратном адресате, и замер, чувствуя, как мысли воспротивиться, посещавшие его прежде, уступают место всепроникающему желанию подчиниться, откликнувшись на зов, как это было прежде.

Закончив работу, Макаров покинул рабочее место, отправившись к месту встречи, о котором сообщало призрачное послание. Когда он увидел человека, называвшего себя Наставником, то колени его подогнулись помимо воли.

– Отныне ты должен наблюдать за Джимом. Все, что он делает, все, чем он дышит, – сказал мужчина низким голосом.

– Да, господин, – пролепетал Макаров.

В прошлый раз он пытался сопротивляться, но невидимая сила лишала воли, причиняя боль за любую мысль о неповиновении, позволяя при этом испытывать наслаждение от послушания, вселяя в сознание уверенность, что новый господин способен воплотить в жизнь любые мечты.

– Следи за каждым его шагом! Теперь это твоя цель, – услышал Макаров.

– Я понимаю, – он боязливо поднял глаза. – Что будет с моим повышением?

– Ты получишь его, как только выполнишь свое предназначение здесь.

– Я так и понял.

– А теперь ступай. Твоя семья ждет тебя, Тимофей Александрович. Все еще ждет.

Макаров поднялся с колен и начал пятиться к выходу.

– Я все сделаю, – кивал он головой. – Я все сделаю.

* * *

Дарья осмотрела полученную Джимом рану и улыбнулась.

– Ничего страшного, – сказала она, обращаясь к его жене.

– Он стал такой неосторожный! – всплеснула руками Ксения.

– Все пройдет, – заверила Дарья.

– Это нужно прекращать, Джим!

– Угу.

– Нельзя так халатно относиться к своему здоровью, – сказав это, Ксения развернулась и, качая головой, ушла.

Дарья думала, что Джим последует за ней, но он продолжал сидеть в кресле, глядя на закрывшуюся за женой дверь. Невольно эта дверь приковала к себе и взгляд Дарьи. Две пары глаз изучали ее поверхность, думая о чем-то своем.

– Что-то происходит, Даш, – сказал Джим, продолжая разглядывать дверь. – Что-то не так. Неправильно.

– Ты это о чем?

Джим повернул голову, пытаясь встретиться с ней взглядом.

– Ты разве не чувствуешь это?

– Что я должна чувствовать, Джим?

– Здесь что-то происходит. Что-то большее, чем мы можем представить.

– Ты волнуешься за Ксению?

– Не только, – в синих глазах мелькнули сомнения.

– Ты можешь довериться мне, Джим.

– Я знаю… Тот человек… Доктор Харченко. Его смерть была неслучайной. Мне кажется, он умер из-за нас.

– Что ты такое говоришь?

– Мне кажется, это не последняя смерть. Сегодня я кое-что видел… Это было так странно… Думаю, люди, которые убили доктора Харченко, наблюдают за мной с помощью нейронных сетей.

– Мне кажется, тебе просто нужно отдохнуть, Джим.

– Я понимаю, ты веришь в науку…

– А во что веришь ты, Джим?

– Я верю своим глазам. Верю в то, что могу увидеть. Беременность Ксении, доктор Харченко и вот сегодня это… – Джим протянул левую руку, показывая рану. – Я думаю, что человек, которого застрелил силовик в доме Харченко, не убивал доктора. На самом деле его убил силовик. Я видел это сегодня днем. Понимаю, это звучит глупо, но я не схожу с ума. Что-то объединило сегодня меня с тем силовиком. Какая-то сила…

– Джим…

– Не перебивай меня, Дарья! Доктор Харченко – зачем он был нужен тебе? Он ведь что-то знал о беременности Ксении?

– Да.

– Они тоже знали об этом и следили за Харченко, так же, как сейчас следят за мной. Что общего у нас с доктором? – Джим ждал ответа, но ответа не было. – Они ведь не остановятся, Дарья, – сказал он. – Помоги мне понять, прежде чем умрет еще кто-нибудь. Что с нами не так? Это Ксения, да? Ее беременность?

– Ты пугаешь меня, Джим.

– Тебя пугаю не я. Ты ведь тоже что-то знаешь. Знаешь, но молчишь. Скажи, это связано с ребенком, которого вынашивает Ксения? Почему его называют избранником?

– Избранником?

– Я видел это в мыслях того силовика сегодня.

– Я не знаю, Джим.

– Но с ребенком ведь не все в порядке.

– Возможно.

– Ксения знает?

– Нет.

– Тогда я хочу знать.

– Ты не медик, Джим.

– А ты попробуй.

– Ты знаешь, что такое плацента?

– Орган, который соединяет мать и ее плод.

– Ну, уже лучше, – Дарья тяжело вздохнула, достала книжку и протянула Джиму. – Можешь посмотреть, как она выглядит. Это артерии пуповины, это стволовая ворсина, вены, спиральные артерии, межворсинчатое пространство… – Дарья не хотела вдаваться в подробности, но сейчас эти мелочи были единственным, что позволяло ей потянуть время, успокоиться и собраться с мыслями. – Материнская поверхность плаценты, обращенная в сторону матки, имеет шероховатую поверхность. Плодовая поверхность, обращенная в сторону плода, покрыта амниотической оболочкой. Под ней видны сосуды, идущие от места прикрепления пуповины к краю плаценты. Межворсинчатое пространство с плодовой стороны образовано хориальной пластиной и прикрепленными к ней ворсинами, а с материнской стороны оно ограничено базальной пластиной, децидуальной оболочкой и отходящими от нее перегородками. Большинство ворсин плаценты погружены в межворсинчатое пространство и омываются материнской кровью. Спиральные артерии, питающие беременную матку, открываются в межворсинчатое пространство, обеспечивая постоянный приток материнской крови, богатой кислородом. Эта кровь из устьев спиральных артерий направляется через центр котиледона к ворсинам, омывает их, достигает хориальной пластины и возвращается в материнский кровоток через венозные устья. При этом кровоток матери и плода отделены друг от друга и не смешиваются между собой. Переход газов крови, питательных веществ, продуктов матаболизма из материнской крови в плодовую и обратно осуществляется в момент контакта ворсин с кровью матери через плацентарный барьер, – Дарья перевернула страницу в книге, показывая Джиму еще один рисунок. – В общем, это выглядит примерно так. Что-нибудь понимаешь?

– Немного.

– Теперь попытайся представить, если вот этого, – Дарья ткнула пальцем в картинку, – этого и этого попросту не будет, а вот это, это и это будет работать неправильно.

– Как ты и сказала – я не врач.

– У них общий кровоток, Джим. У твоей жены и твоего ребенка.

– И что это значит?

– Это значит, что твоя дочь питается кровью своей матери почти так же, как вампиры в старых, глупых рассказах.