Текст книги "Город мечты"

– Мне?

– Ну, да. Вы же Джим Отис?

– Был им с утра.

Джим убрал папку в портфель, решив, что откроет таинственное послание на работе.

– Что это? – спросил Тимофей Макаров, когда он высыпал на стол содержимое папки.

– Если бы я знал, – сказал Джим, растерянно разглядывая старые вырезки из газет и журналов, ксерокопии документов, рентгеновские снимки.

– Кто тебе это дал, Джим? – спросил Макаров.

– Не знаю. Таксист сказал, что ее звали Наталья. Это все.

* * *

Джим ушел с работы сразу после обеда, вернулся в комплекс и встретился с Дарьей Силуяновой.

– Ты знала об этом? – спросил он, разложив на столе вырезки из газет, где рассказывалась история доктора Харченко и его пациентки.

– Да, Джим, я знала.

– Здесь говорится, что ребенок погиб, черт бы тебя побрал!

– Обещаю, что не допущу этого.

– Не допустишь? – Джим вспомнил закрытые глаза жены. – Обещай мне, что Ксения не умрет. Обещай, что с ними обеими ничего не случится!

– Тебе нужно успокоиться, Джим.

– Черт! Просто скажи мне. Тебе что, сложно?

– Выпей воды и сядь!

Дарья задумчиво изучала бумаги, принесенные Джимом. Сейчас ее больше интересовали отчеты судмедэкспертов, патологоанатомов, сделанные от руки записи в больничной книжке. Почерк последних принадлежал Харченко. Дарья знала его слишком хорошо. Разборчивый и не терпящий наклона, как и характер покойного. Читая эти записи, она понимала, что Харченко действительно мог помочь. Некоторые из проведенных им анализов и сделанных заключений оставались актуальными и по сей день. Дарья словно оказалась на последней лекции доктора Харченко, где он помогал ей приподнять завесу беременности Ксении Маслаковой, на примере совершенно другой женщины.

– Поразительно, – прошептала Дарья, перекладывая разложенные на столе бумаги с такой нежностью, будто это были ее новорожденные дети. – Ты не представляешь, какую помощь оказал мне, Джим!

– Это не я, – недовольно буркнул он.

– Не ты?

– Какая-то женщина оставила их для меня в такси, которое ты вызываешь каждое утро.

– Ты обязан поблагодарить ее, Джим.

* * *

В это самое время за городом Тимофей Александрович Макаров услышал слова, являвшиеся полной противоположностью тех, что сказала Дарья Силуянова Джиму.

– Эта женщина должна умереть, – голос Наставника был тих и по обыкновению спокоен, проникая, казалось в самый мозг, как это бывает с нейронными информационными блоками в зонах повышенного контроля.

Макаров продолжал стоять на коленях, смиренно склонив голову. Узнав о полученном Джимом послании, он тут же примчался сюда, чтобы сообщить об этом своему Наставнику. Остальное от него не зависело.

– Ты думаешь, она снова объявится? – Денис, помощник Наставника, бесшумно расхаживал за спиной Макарова.

– Она? – глаза Наставника, скрытые капюшоном, вспыхнули.

Макаров хотел заткнуть уши, чтобы не слышать имени ненавистной женщины, но не осмелился.

– Наталья, – Денис буквально пропел это слово. – Она всегда будет на нашем пути, Тимофей Александрович.

Макаров вздрогнул, услышав свое имя.

– Убей ее, когда судьба сведет вас вместе.

– Я? – второй подбородок Макарова нервно затрясся. – Почему я?

– Ты отказываешься?

– Нет. Я просто хотел сказать, что есть люди, которые сделают это лучше меня.

– Они могут опоздать, Тимофей Александрович.

– Но она… Она… Мы можем больше никогда не встретиться с ней.

– Встретитесь, Тимофей Александрович. Уверяю тебя, верный пес. Слишком многое поставлено на карту. Присматривай за Джимом, и ты увидишь ее. Увидишь, как эта змея подползет к нему и попытается убедить в том, в чем однажды ей удалось убедить доктора Харченко. Не допусти этого, Тимофей Александрович. Мы полагаемся на тебя, наш верный пес.

– Боюсь, это слишком большая честь для меня.

– Ты хочешь, чтобы мы нашли другого пса?

Макарову захотелось обмочиться. Может быть, тогда с него снимут возложенные обязанности?

– Старый пес должен играть с детьми, а не ловить волков, – пролепетал он едва слышно.

– Ты не будешь одинок, Тимофей Александрович. Игра слишком важна, чтобы полагаться на такого червя, как ты.

* * *

– Осторожно, лейтенант, запах там не из приятных! – предупредил Михаила Лобачевского один из патрульных, которых вызвали обеспокоенные соседи.

– Давно она там?

– Не знаю. Я не врач.

Лобачевский толкнул дверь и вошел в квартиру. Гниль. Последнее время ему начинало казаться, что этот запах преследует его повсюду. Сначала в доме Харченко, затем на дне могилы в кукурузном поле, потом в квартире Джима Отиса, когда ему пришлось отдирать приколоченную к двери женскую кисть. Мертвечина. От нее не было спасения. И вот теперь этот запах снова прикасался к нему. Лобачевский достал платок и прижал к носу, надеясь, что это уменьшит вонь. Где-то за спиной слышались голоса патрульных. В узкой прихожей было темно и тесно.

– Гостиная прямо по коридору! – словно издеваясь, подсказал патрульный.

По глянцевым обоям ползли причудливые тени. Активированная нейронная программа продолжала транслировать в радиусе квартиры релаксационную программу, смешивая мягкие цветовые гаммы с ненавязчивыми тибетскими мантрами. Белье на большой кровати было смято. На нем еще оставался отпечаток человеческого тела.

Он ушел несколько дней назад, оставив в память о себе лишь запах – сладкий табачный аромат дешевого, но от этого не менее стойкого одеколона. Его жертва – рыжеволосая девушка двадцати восьми лет – вдыхала этот запах незадолго до смерти. Ее виной стали собственные руки – тонкие длинные пальцы, крепкие ногти, нежная бледная кожа. Ладони мягкие, чувственные. Эти руки должны были ласкать детей. Убийца знал это. Знал он и то, что его руки слишком грубы для младенцев. Его пальцы сдавливали хрупкую женскую шею. Он наслаждался моментом. Чувствовать, как слабеет хватка вцепившихся в его грудь пальцев, мутнеет взгляд налитых кровью глаз, – это было прекрасно.

Теперь убийца был далеко отсюда. Он сделал то, что хотел сделать, найдя своему поступку оправдание. Найдя причину. Руки девушки. Левая кисть. Убийца унес ее в желтой корзине, предназначенной для ланча. Он отсек ее одним ударом после того, как жертва умерла. Меньше всего ему хотелось слушать ее крики. Боль не прельщала его. Лишь только жизнь, медленно угасавшая в мутнеющих глазах.

Лобачевский смотрел на начинавшее разлагаться тело девушки, благодаря Маслаковых за современную систему кондиционирования. Запашок, конечно, стоял тот еще, но ведь могло все быть намного хуже, как, например, в случае с доктором Харченко.

– Соседей опросили? – обратился Лобачевский к патрульным, когда закончил с осмотром.

– Они сказали, что видели, как три дня назад от Катьки…

– Катька – это та, что лежит там и гниет?

– Да, – патрульный сплюнул себе под ноги, словно, упомянув имя, облизал гниющую кожу этой девушки. – Так вот, от Катьки, – он снова сплюнул, – выходил какой-то мужчина с желтой корзиной для ланча.

– Они его знают?

– Нет.

– А лицо? Как он выглядел?

– Они говорят, что не запомнили. Только шрамы.

– Что?

– Он был весь в свежих порезах.

– Вот как?

– Да, – патрульный снова плюнул себе под ноги, попал на ботинок и смачно выругался.

Лобачевский покинул место преступления лишь несколько часов спустя. Поговорил с соседями Екатерины Марушкиной, дождался коронеров, криминалистов. Не каждый день в этом идеальном городе происходило нечто подобное.

Лишь ближе к вечеру Лобачевский смог освободиться. Он сидел за своим рабочим столом, разглядывая сделанный от руки рисунок. На небольшом листке было изображено лицо. Лобачевский никогда не отличался склонностью к изобразительным искусствам, поэтому рисунок был, мягко сказать, не очень. Но не лицо интересовало сейчас детектива. На этом рисунке он схематично изобразил все шрамы на лице незнакомого мужчины, которые соседи Марушкиной смогли вспомнить.

Убрав рисунок в карман, Лобачевский связался с Джимом и договорился о встрече.

* * *

– Уверяю тебя, это был не я! – решительно заявил ему Джим.

– Посмотри на рисунок.

– Я не убивал эту женщину.

– Твои порезы…

– Послушай, Лобачевский, у меня жена умирает – думаешь, мне интересно сидеть здесь и слушать все это?

– Я сочувствую, Джим, но пойми, соседи убитой узнали тебя.

– Этого не может быть. Ты сам сказал, что они запомнили только порезы… К тому же если для тебя это так важно, то устрой мне встречу с ними. Уверен, на порезах сходство закончится.

– Не забывай, что рука убитой оказалась в твоей комнате.

– Но не сам же я ее туда принес!

– Я всего лишь хочу помочь.

– Пошел к черту!

Джим вышел из бара, оставив лейтенанта наедине с тяжелыми мыслями. Поток машин медленно плыл по загруженной улице.

– Садись! – услышал Джим женский голос.

Она звала его из салона такси, остановившегося рядом. На вид ей было около пятидесяти. Крашеные волосы, минимум косметики.

– Я оставляла тебе папку с бумагами, – сказала женщина, и это было лучше любой визитной карточки.

Джим сел в машину. Такси лихо сорвалось с места и помчалось на север.

– Как твоя жена, Джим? – осторожно спросила Наталья Гамзулина.

– Ей очень плохо.

– Ты просмотрел бумаги, которые мы передали тебе?

– Дарья сказала, что они могут помочь Ксении.

– Дарья?

– Доктор Силуянова.

– Она лечащий врач твоей жены?

– Да. Мы ездили к доктору Харченко, надеясь узнать что-нибудь…

– Я знаю, Джим.

– Он мертв.

– И это я тоже знаю.

– Тогда скажите мне, что здесь происходит, черт возьми?

– Слишком многое, Джим.

– Я хочу знать.

– Не сейчас, – Натали протянула ему новую папку с бумагами. – Посмотри их, когда вернешься в комплекс.

– Что там?

– Что-то очень важное.

Такси остановилось. Улица была совершенно незнакома Джиму.

– Могли бы подвезти, – недовольно буркнул он, вылезая из машины.

– Будь осторожен, Джим, за тобой наблюдаю не только я.

* * *

Сон. Огромная яма поглощала Джима, и он с радостью летел в эти открытые объятия, на дне которых не было ничего. Лишь только синий цвет. Такой же яркий, как небо, такой же глубокий, как морская пучина.

– Джим! – этот голос доносился откуда-то извне.

Дарья. Она трясла его за плечи, пытаясь разбудить.

– Что случилось?

– Кто тебе это дал? – она протянула ему папку с бумагами Натальи Гамзулиной.

– Не знаю.

– Проснись, Джим! Ты пришел сегодня вечером и сказал, что мне нужно это посмотреть. Теперь ответь мне, кто дал тебе ЭТО? – Дарья высыпала на стол содержимое пакета.

– Женщина, – Джим, зевая, протирал глаза, пытаясь смахнуть с них остатки дивного сна. – Кажется, ее зовут Наталья.

– Ты знаешь, что это?

– Нет.

– Это… Черт! Кто эта женщина, Джим?

– Какая?

– Да проснись ты наконец!

Дарья снова начала трясти его за плечи.

– Я не верю, что доктор Харченко осознанно убил новорожденного, – заявила она, когда Джим поднялся на ноги.

– Там что, так написано?

– Да, Джим! Кроме того там говорится, что Харченко своим поступком смог отсрочить неизбежную дату апокалипсиса.

– По-моему, это уже слишком.

– Это еще не все, – Дарья нервно начала кусать губы. – Самое ужасное, что они… Они говорят, что ребенок, которого ждет Ксения… Он тоже…

– Что-то вроде антихриста?

– Нет. Они называют его избранником.

– Успокойся. Мне кажется, кто-то просто выжил из ума.

– Если и так, то выжил окончательно. Там сказано, что я должна поступить так же, как поступил доктор Харченко.

– Убить ребенка?

– Именно! – Дарья подошла к Джиму и заглянула ему в глаза. – Скажи, откуда ты знаешь эту женщину?

– Я не знаю ее. Она подъехала на такси и велела мне сесть в машину. Вот и все.

– И что она тебе говорила?

– Не смотри на меня так, словно у меня съехала крыша.

– Что она тебе говорила, Джим?

– Она знала доктора Харченко.

– Что еще?

– Она знала тебя.

– Это все?

– Нет. Она сказала, что наблюдает за нами. Не только она. И просила быть осторожным.

* * *

Дарья не поверила Джиму. Сейчас, наверное, она никому бы не стала верить. Единственное, в чем она была уверена, – вокруг что-то происходит, и это что-то на данный момент связано с Джимом.

– Я хочу, чтобы ты оставался в комплексе, – заявила она ему на следующий день после их разговора.

– А как же моя работа?

– Твоя работа сейчас – быть рядом с твоей женой. К тому же я думаю, что здесь для тебя будет безопаснее.

– Макаров обидится.

– Или я. Выбирай.

– Пусть обижается Макаров.

Дарья кивнула, но легче ей не стало. Что-то недоброе, казалось, сгустилось в самом воздухе. Дарья сторонилась этого слова, но оно снова и снова заставляло ее вздрагивать и признавать свое могущество. Страх. Он подчинял ее. Фотографии доктора Харченко, которые принес Джим, были ужасны. Вернее, фотографии того, что осталось от доктора Харченко. А ведь лектор предупреждал… Говорил ей, чтобы она собирала вещи и бежала подальше из города, позволив другим взвалить на свои плечи этот непосильный груз беременности Ксении Маслаковой. Сейчас Дарья понимала его, хотя, точно так же как и тогда, она не могла отступиться.

– Ваша дочь сильная. Она справится, – заверяла Силуянова Елизавету Викторовну Маслакову, приходившую навещать дочь.

Дарья с замиранием сердца дожидалась, когда за Стеклянной Леди закроются двери комплекса, изолировав живших в нем людей от внешнего мира. Но иногда ей казалось, что опасность уже внутри – Джим.

Вечерами они встречались с ним в столовой и пили кофе. Друг напротив друга. Глаза в глаза. Несколько раз, особенно после того, как Джим снова начал ходить на работу, нарушив свое обещание, Дарья параноидально просила его довериться ей, рассказать все, что он скрывает.

– Я не верю, что все эти фотографии и вырезки тебе кто-то дал, – решила она пойти до конца в один из таких вечеров. – Мне кажется, что ты сделал это сам. Не знаю зачем, но…

– Ты спятила, если допускаешь хотя бы мысль о подомном!

Больше Джим ничего не говорил ей. Ни в этот вечер, ни в следующий, ни в один из вечеров текущей недели. «Ты спятила», – Дарья вспоминала эту фразу каждый раз, когда они с Джимом встречались в столовой или возле палаты Ксении.

– Может быть, он прав, – сказала Дарья Елизавете Викторовне во время очередного визита Стеклянной Леди.

– Не слушай его. Мы все устали.

– И даже больше.

Дарья заставила себя замолчать, чтобы не добавить, что все они потихоньку действительно сходят с ума.

Глава седьмая

В салоне такси пахло плесенью и хот-догами. Наталья Гамзулина спала на заднем сиденье. Обернувшись, водитель нежно смахнул с ее лица прядь непослушных волос. Его звали Олег Кудашев, и он был младше Натальи на пятнадцать лет; впрочем, это не мешало ему любить ее. Вера научила смотреть сквозь тело на человеческую душу. Вера в добро, которую питало осознание близости зла. Олег видел его слишком часто, чтобы сомневаться в достоверности. Ад и рай нераздельны. Они созданы друг для друга. И они всегда будут жить в сознании людей, так же, как образы Сатаны и Бога. Один обрекает душу на вечные страдания, другой ее спасает. Пройдут века, изменятся символы и вероисповедания, но суть останется прежней. Добро и зло будут жить до тех пор, пока живет человечество.

– Оно внутри нас, – прошептал Олег, осторожно касаясь пальцами губ Натальи. – Добро и зло. Уродство и красота.

– Так говорят атеисты, Олег, – Наталья улыбнулась, не открывая глаз.

– Разве ты сама не веришь в это?

– Отчасти.

– Тогда позволь мне видеть то, что я хочу видеть, – он притянул ее к себе.

– Не сейчас, – Наталья осторожно отстранилась от него. – Слишком многое поставлено на карту, чтобы позволять чувствам брать верх.

– Я понимаю…

Олег тяжело вздохнул.

– Он все еще там? – Натали смерила взглядом высотное здание, за дверьми которого пару часов назад скрылся Джим Отис.

– Да.

– Ты уверен, что здесь нет другого выхода?

– Я не проверял.

– Господи, Олег! После того, как Виктор едва не убил Джима, мы не можем позволять себе подобную беспечность!

– Не забывай, что Виктор мертв, а Джим Отис – жив.

– Боюсь, что Джим теперь – всего лишь пешка.

– Но он не на нашей стороне, Наташ. Не забывай об этом.

– Мы должны набраться терпения, Олег. Территория комплекса закрыта для нас. Мы можем только гадать, что там происходит.

– Мне кажется, нужно действовать решительнее.

– Или ждать.

– Когда он родится?

– Она, Олег, – на лице Натальи появилась снисходительная улыбка. – Хотя в чем-то ты прав – нельзя ждать, когда пришло время действовать.

Гамзулина вышла из машины.

– Постой! – Олег догнал ее и взял за руку. – Я пойду с тобой.

– Не стоит показывать ему твое лицо. Его незнание может нам еще пригодиться.

– Тогда обещай, что будешь осторожна.

– Обещаю, – Наталья улыбнулась и в очередной раз увернулась от поцелуя Олега.

* * *

Она не могла застать Джима. Он ушел намного раньше. Поднялся в кабинет, поздоровался с Тимофеем Александровичем Макаровым, сказал, что на секунду отойдет за кофе, и больше не вернулся. Невысокий, темноволосый. Он смешался с толпой, и Олег не заметил, как он прошел мимо.

Наталья решила действовать напрямую. Поднялась на лифте, вышла в коридор и, остановившись возле двери с надписью «Тимофей Александрович Макаров», а чуть ниже и скромнее «Джим Отис», постучалась.

Это был сюрприз. Макаров ждал кого угодно, но не эту женщину.

– Здравствуйте, я Натали и я ищу Джима.

– Джима? – Тимофей Александрович лихорадочно соображал, что делать. – Он скоро придет.

– Я могу его подождать здесь?

– Здесь? – Макаров обреченно вздохнул, понимая, что судьба уже давно решила, что ему надлежит сегодня сделать. – Да, конечно. Вы можете… подождать Джима… здесь.

Он предложил ей стул, и между ними завязалась беспечная беседа. Последняя беседа Натальи Гамзулиной. Меньше чем через десять минут ее тело, выброшенное из окна восемнадцатого этажа, глухо ударилось о стеклофальтовое покрытие, забрызгав оказавшихся вблизи прохожих кровью и лопнувшими глазными яблоками.

Олег Кудашев вышел из машины, услышав возбужденные крики толпы. Эмоции. Наталья всегда говорила, что они руководят им, а не он ими, но сегодня все было иначе. Олег мельком взглянул на изуродованное тело, убедился, что возлюбленная мертва, и быстро пошел прочь.

«Не стоит смотреть на тех, кто дорог, после их смерти. Пусть в памяти они остаются живыми», – так думал Олег, поднимаясь на лифте.

Он хотел лишь одного – схватить в охапку Джима Отиса и вместе с ним проделать тот путь, который недавно проделала Наталья Гамзулина. Он пойдет следом за ней, отыщет в мире снов и бросит к ногам возлюбленной убийцу ее тленной плоти. Эти мысли позабавили Олега и, громко смеясь, он вошел в кабинет Макарова и Отиса.

– Где он? – рявкнул Олег на Тимофея Александровича.

– Кто?

– Джим Отис! – Олег открыл дверь и заново перечитал табличку на ней, желая убедиться, что ничего не напутал, затем подошел к окну – далеко внизу копошились люди, окружая выглядевшее сверху крохотным тело Натальи Гамзулиной.

– Я… Я не понимаю, что происходит, – пролепетал Макаров.

– Не вздумай играть со мной!

– Клянусь, я только что пришел. А Джим… Он спускался вниз. Но я не знаю, куда он пошел, – Тимофей Александрович поправил галстук и вытянул шею, словно гусь. – А что вы, собственно, хотите от него?

Олег оттолкнул Макарова и выбежал из кабинета. Он спустился на лифте и долго метался среди толпы, пытаясь отыскать самого ненавистного человека на всем белом свете…

– Я убью его, – сказал он бармену уже поздним вечером, заказывая выпить.

– Ты же сам сказал, что не нашел его, – поддержал разговор бармен, радуясь любой возможности скоротать время.

– Да, он чертовски быстр.

– Или же нет.

– Что?

– Может, это был и не он, а тот жирный старик, которого ты застал.

– Вряд ли, – отмахнулся Олег, хотя тень сомнения все же промелькнула в мыслях.

– Так или иначе, мне жаль твою девушку. Держи. Я угощаю, – бармен налил два стакана. Он не верил ни единому слову нового друга, но повод казался достойным того, чтобы выпить. Так почему бы и нет? Тем более что вечер обещал быть долгим.

* * *

Джим вернулся в комплекс на следующий день, да и то ближе к ночи.

– Где ты был? – спросила Дарья.

– Что-нибудь случилось с Ксенией?

– Нет, – она заставила себя смотреть ему в глаза. – Со мной связывался Лобачевский.

– И что?

– Он хотел тебя видеть.

– Я рассказал ему все, что знаю, не думаю…

– Наталья Гамзулина мертва.

– Наталья… – Джим устало поднял бровь, изображая вопрос.

– Ты говорил, что так зовут ту ненормальную женщину, что встречалась с тобой. Так, по крайней мере, ты утверждал, – Дарья все еще пыталась смотреть ему в глаза. – Я рассказала Лобачевскому обо всем, что произошло между тобой и этой женщиной. Рассказала так, как рассказал мне это ты.

– Поэтому он хочет поговорить со мной? – уголки губ Джима раздраженно опустились. – Не думаю, что я смогу вспомнить что-нибудь еще кроме того, что он уже знает от тебя.

– Не только это, Джим.

– Что еще?

– Эту женщину нашли возле твоей работы. Она выбросилась из окна… Из окна твоего офиса.

– Сама выбросилась?

– Я не знаю, Джим! – Дарья поняла, что больше не может выносить безразличие, с которым Джим слушал ее. – Позвони Лобачевскому и договорись о встрече. Я всего лишь доктор, почему я должна беспокоиться из-за какой-то Натали, когда у меня самой есть работа?

Она не знала, как поступит Джим, но находиться с ним рядом больше не могла. Дарья чувствовала, что он смотрит на нее. Даже когда она зашла в палату его жены, он продолжал наблюдать сквозь стекло. Поставив стул так, чтобы находиться к нему спиной, Дарья взяла результаты проделанных анализов и начала изучать их, пытаясь отвлечься от всего остального, кроме работы.

Когда она покинула палату Ксении, Джима нигде не было. Дарья вдруг ощутила острую необходимость узнать его местоположение. Пусть лучше он будет в своей комнате или в столовой. В этом случае она сможет слушать звук открываемых дверей и знать, когда он выходит. А так… Неизвестность начинала действовать на нервы. И еще эта постоянная привычка Джима деактивировать нейронную связь по вечерам!

Дарья решила поговорить с Лобачевским. Руки ее дрожали, а мысли путались так сильно, что установить связь удалось только с третей попытки. Нейронный интерфейс посредством интегрированного наночипа спроецировал в мозг образ лейтенанта.

– Все нормально, – успокоил он Дарью. – Джим связался со мной и договорился о встрече. Уверен, сейчас он едет ко мне.

* * *

Они встретились в одном из ночных баров.

– Извини, что так поздно, – сказал Лобачевский.

– Ничего страшного, – Джим заказал выпить и ждал, когда лейтенант начнет говорить по существу.

За соседним столиком, повернувшись к ним спиной, вместе с Джимом начала разговора ждал еще один человек. Олег Кудашев. Странно, но от того, чтобы убить Джима в тот самый момент, когда он выходил из комплекса, его остановил бармен. Вернее, его слова, что убийцей Натальи мог быть не Джим. Поэтому Олег решил подождать. Тем более что он никуда не торопился. Теперь в этой жизни его заботили лишь два человека: Джим Отис и Тимофей Александрович Макаров. Имя последнего он запомнил, прочитав на двери в кабинет, из окна которого выбросили Наталью Гамзулину.

Теперь Олег подслушивал разговор Джима и Лобачевского, пытаясь понять, чья жизнь в ближайшие дни закончится. «Добро не убивает зло, оно побеждает его», – так когда-то говорила Наталья. На лице Олега появилась горькая улыбка. Как ни старался он запомнить эту женщину при жизни, перед глазами, помимо воли, стоял четкий образ кровавого месива, распластавшегося на дороге под начищенными туфлями прохожих.

Теперь он не остановится. Нет. Олег не сомневался в этом. Он будет, как и раньше, бороться со злом, но прежде убьет человека, посмевшего забрать у него любимую женщину…

– Я проверил записи камер и знаю, что тебя не было в здании, когда Наталья Гамзулина выпала из окна твоего офиса, – услышал Олег голос Лобачевского, дававшего ответ на его главный вопрос – на кого будет направлен его праведный гнев.

Остальной разговор не интересовал Олега.

Покинув бар, он дождался следующего дня, наблюдая из припаркованной машины за сотрудниками одного из отделов корпорации «Строительные технологии Маслакова», до боли в глазах вглядываясь в их лица, выискивая лишь одно – лицо убийцы. «И почему большинство злодеев похоже на самых обычных людей? – думал Олег, вспоминая Макарова. – Пунктуальные, порядочные, занимают хорошие должности и живут, как правило, образцовой жизнью, выставляя напоказ семейные ценности…»

Он проследил за Макаровым до его дома. До наступления темноты оставалось несколько часов, поэтому Олег зашел в ближайший от дома Макарова бар и заказал ужин. Его не мучили ни страх, ни угрызения совести. Наталья научила его принимать решения и после уже не сомневаться. Сомнения нужны для раздумий – для действий нужна решительность.

Олег проник в квартиру Макарова только после того, как ночь вступила в свои права, хотя иногда ему казалось, что в люминесцирующем городе это выражение не более чем метафора. Здесь ему не нужен фонарик, чтобы обследовать комнаты. Достаточно позволить глазам привыкнуть к полумраку.

В эти минуты Кудашев почему-то вспомнил Виктора Милонова, чья судьба была сломана в те времена, когда Олег был слишком молод, чтобы понимать, что происходит. Но он понимал теперь. Может быть, его ожидает такая же смерть, как Виктора? Или даже хуже, потому что Виктор умер с верой в сердце, а он…

Олег вошел в детскую. Как приятно видеть, что даже убийцы умеют любить. Как приятно думать, что в эту ночь ты станешь таким же, как они, заставив их страдать так же, как страдал ты сам, превратив убийцу в жертву, молящую о прощении.

Но прощения не будет…