Текст книги "Демон. Книга вторая"

Виталий Вавикин
Демон. Книга вторая

 
Хотел бы я поговорить с влюбленными тенями,
Тех, что погибли до того, как бог любви родился.
 

Джон Донн «Обожествление любви»

Часть первая

Глава первая

Голос всегда приходил неожиданно. Обычно ночью. Вздрагивал густотой тьмы, формируясь во что-то неведомое, мрачное, разделяясь и заполняя своим присутствием всю комнату. Это не были тени или видения. Олег Гутов знал это. От галлюцинаций можно отмахнуться, игнорировать, убить их, в конце концов, препаратами и терапией. Здесь же все было реальным, таким же, как и он сам. Он не мог этому сопротивляться. Не мог игнорировать. Они владели его телом, его разумом. Они могли заставить его умереть и родиться заново. Он был в их власти.

Мойрам. Так они называли себя, хотя таким существам вряд ли нужны были имена. Олег узнал о них, когда был подростком. Они пришли к нему ночью, забрав вместе с девственностью его неведение. Они были похожи на женщин, но Олег знал, что это не так. Женщин рождают женщины. Они растут, созревают и стареют, а не складываются в эротические образы из сгустка теней в углах комнаты.

Лахезис. Так звали одну из них. Она была первой. Ее внешность напоминала Олегу о девочке, в которую он был влюблен. Эта любовь умерла, утонув в объятиях мойрам. Все умирало. Менялось. Каждая ночь, проведенная с любвеобильным существом, забирала что-то из прошлого, обедняя воспоминания. Лахезис высасывала из Олега все, что казалось ему когда-то важным, все его представления о жизни и целях. Иногда, оставаясь один, Олег пытался вспомнить эти страстные ночи, но не мог. Не хотел. Лахезис забирала у него любой незначительный интерес к прошлому, оставляя лишь страх перед настоящим.

Клото. Она пришла следом за Лахезис. Сменила ее в теплой постели Олега. Ее образ был таким же пустым, как и его цели. Ничего конкретного, просто женщина с характерными для этого пола чертами. Прошлое не интересовало ее. Она пела Олегу любовную песню о настоящем. В ее объятиях Олег увидел себя, увидел свой страх. Клото разделила с ним свою плоть и свои мысли. Мысли о настоящем. В них не было ни счастья, ни страха. Лишь только пустота, впитавшая в себя момент между прошлым и будущим. Каждую ночь Олег узнавал что-то новое и каждое утро забывал об этом. Это был подарок Лахезис, спасавший от безумия. Мир был прекрасен и ужасен одновременно. Грязь и красота, возведенные в абсолют, промелькнувший перед глазами за короткое мгновение настоящего. Девственницы и шлюхи, наркоманы и праведники, маньяки и священники, матери, продающие своих новорожденных детей, и заботливые родители, неверные супруги и добропорядочные семьи… Были и другие видения, суть которых Олег так и не смог понять. Слишком ужасные или слишком прекрасные в своей сути, они то мелькали перед глазами уродливостью форм и извращенностью действий, то грели сознание божественной красотой, умиляя недосягаемой глубиной чистейших поступков. Из всего этого Олег вынес одно: ужас и красота нераздельны. Одно не может существовать без другого. Добро и зло. Любовь и ненависть. Свет и тьма. Олег больше не испытывал страха. Его страх был ничтожным в сравнении с тем, что он видел. Не мог он испытывать и счастья. Он видел его в абсолюте, и абсолют этот был недосягаем. Он мог быть лишь никем. Пустотой в нулевой точке столкновений красоты и ужаса. Вот чего добивалась Клото. Вот зачем она приходила к нему столько ночей подряд.

Атропос. Она стала третьей любовницей Олега. Или любовником? А может, просто никем? Для него уже не было разницы. Она легла в его постель. Прикоснулась к его остывающей плоти. К его пустоте. Олег чувствовал, как тело начинает распадаться под тяжестью этих прикосновений, таять, подобно снегу, сжатому в теплых ладонях, вытекая меж пальцев отведенным ему временем. Минуты, часы, дни, месяцы, годы. Он был слишком опустошен, чтобы бояться. Видел слишком многое, чтобы о чем-то думать. Он мог лишь таять и распадаться, наблюдая, как его тело теряет свои формы. Отведенное ему время заканчивалось. Пустота становилось больше. Он ощущал ее физически. Она текла внутри него, выедая кровь, внутренности. Олег уже не чувствовал, как Атропос ласкает его тело. Не видел ее. Не слышал ее нежных слов. Он просто плыл, как плывет ребенок в утробе матери.

Жизнь завершалась, и ее волны прибивали его к берегу, с которого все началось. К пустоте и теплым водам, ласкающим тело. Они были его частью, а он был частью их. Последняя ночь в объятьях Атропос, когда понятие ночи перестает существовать. Когда все превращается в пустоту, которая и есть то важное, из чего состоит вся жизнь. Пустота и покой, медленно вращающиеся в замысловатом водовороте, уходящем в никуда, и Олег был частью этого водоворота, мельчайшей каплей, нераздельно связанной с огромной массой вращающейся воды, которая тянула его вниз, на самое дно.

Осознание этого принесло тревогу. Следом за ней пришли сомнения и страхи. А в момент, когда он достиг самого дна, пришла боль. Она выдавила из его горла крик, который заставил вновь ощутить свое тело. Отделить себя от окружавшей его пустоты. «Вода, – подумал Олег. – Это всего лишь вода». Густая, как кровь, и такая же теплая, она обжигала его тело, заставляла плыть. Она вернула ему забытый смысл, забытые чувства. Пространство. Осознание этого появилось так внезапно, что Олег снова закричал. Под его ногами было дно. Он шел по нему. Карабкался на берег, жадно хватая ртом воздух. Он снова мог чувствовать, он снова мог мыслить. Ради этого стоило бороться.

Олег выбрался на берег и устало повалился на спину. Земля под ним была теплой и сухой, как сморщенная кожа настырного долгожителя. Олег заставил себя открыть глаза. Небо. Оно застыло где-то высоко вверху – изъеденный студень, проткнутый вилкой во многих местах. Небольшое, уродливое существо ткнулось мокрым носом Олегу в плечо. Шершавый язык высунулся между небольших обломанных зубов и принялся вылизывать кожу Олега Гутова. Существу нравился запах, нравился вкус свежей плоти. Олег вскрикнул, чувствуя, как зубы существа впиваются в его плечо. Вскочив на ноги, он оторвал тварь от своего тела и, бросив себе под ноги, растоптал.

– Ийсы, – услышал он тихий голос за своей спиной, обернулся. – Ты убил одного из них, – пояснила ему девочка.

Ей было лет шесть-семь, не больше. Олег торопливо сел на землю, желая скрыть от нее свою наготу.

– Не бойся, – сказала она, пододвигаясь ближе. – Я не причиню тебе вреда.

– Кто ты? – Олег старался не замечать ее наготы.

– Меня зовут Гес.

– Что это за место, Гес?

– Аид.

– Аид?

– Тебе нужно было плыть на остров. – Она указала рукой куда-то за его спину.

Олег обернулся, но не увидел ничего, кроме густой темной воды, из которой недавно выбрался с таким трудом.

– У тебя еще есть время, чтобы попытаться исправить свою ошибку.

– Ну уж нет. Я больше не войду в эту воду.

– Здесь тебе будет еще хуже.

– Здесь?

– Скоро они узнают о тебе.

– Ты это о ком?

– О тех, кто бродит здесь в поисках таких, как ты.

– Тогда нам нужно уходить отсюда.

– Меня они не тронут.

– Почему?

– Потому что я – Гес.

– Не говори глупостей. Ты всего лишь маленькая девочка.

– Но не такая, как ты. – Она поднялась на ноги. Нагота совершенно не смущала ее. – Вставай. Я попытаюсь тебя спрятать.

Не дожидаясь ответа, Гес развернулась и зашагала прочь. Олег поплелся следом.

– Тсс! – цыкнула она на него, когда они укрылись в тени небольшого каменного свода.

Откуда-то изнутри дул теплый ветер, но Олег не мог разглядеть, насколько глубоко уходит под землю утопающий в темноте тоннель.

– Они рядом, – услышал он шепот Гес и проследил за ее взглядом.

Сначала он увидел только тени. Они сновали вдоль берега, окружив место, где еще совсем недавно находились они с Гес.

– Кто они?

– Тсс! – снова цыкнула на него Гес. – Если они услышат тебя, я не смогу уже ничем помочь.

Олег замолчал. Тени продолжали кружить вдоль берега, но теперь они уже не казались ему эластичными, как прежде. Они сгущались, обретали форму, словно его глаза привыкали к этим созданиям, учились их видеть. Олег начинал различать их тела. Они не были людьми. Люди не могут быть такими уродливыми. Он видел, как один из них сожрал животное, укусившее его. Ийс. Кажется, так называла его Гес.

– Теперь они не остановятся, – шепнула она. – Теперь они знают вкус твоей крови.

Олег потер укушенное ийсом плечо. Оставленная рана кровоточила. Тварь, сожравшая ийса, принюхивалась, словно чувствовала его кровотечение. Олег зажал рану рукой.

– Это тебе не поможет, – сказала Гес.

Она велела ему встать на колени и, когда он это сделал, зажала рану своими губами. Олег поморщился, чувствуя, как впивается она в его плоть, как высасывает из него кровь, но сейчас не это было главным. Уродливая тварь, продолжая принюхиваться, приближалась к ним. Она была так близко, что Олег мог разглядеть застрявшую между ее зубов шерсть ийса. Неожиданно тварь хищно оскалилась и громко срыгнула. Из ее рта вытекла слюна. Тварь жадно сглотнула и снова подавилась отрыжкой. Ее лапы с силой ударили себя в живот. В глазах отразилась боль. Разинув рот, тварь попыталась взвыть, но острые зубы, усеивавшие полость рта, давно искромсали язык, поэтому из горла вырвался только хрип. Схватившись за живот, тварь принялась разрывать его своими когтями. Из открытой раны хлынула густая слизь. Вонь заполнила воздух, выдавив из глаз Олега слезы. В разорванном желудке виднелось изуродованное тело ийса. Оно двигалось, выворачиваясь наизнанку. Его внутренности, словно сорные растения, пускали корни в тело уродливой твари, сожравшей его. Это уже не был ийс. Это был цветок. Много цветов, прораставших в живой плоти.

Обезумев от боли, тварь продолжала вырывать их из своего тела, до тех пор, пока не упала на землю. Ее предсмертные судороги быстро стихли, а цветы продолжали расти. Они распускались сочными бутонами, и Олег в ужасе понимал, что эти бутоны разговаривают между собой. Он попытался разобрать, о чем они говорят. Сначала это были буквы, затем отдельные слога. Когда слога начали неловко складываться в слова, Олег услышал крик. Дикий, истошный. Крик заставил его перестать слушать бормотания распустившихся цветов и устремить взгляд туда, где находились оставшиеся твари.

Сейчас, среди чужого для Олега Гутова мира, услышанный им крик был слишком родным. Так могут кричать только люди. Олег впился глазами в кромку воды. Обнаженная женщина, окруженная уродливыми тварями, металась вдоль берега. Ее спасала лишь близость воды. Твари боялись этих вод, сторонились, но и женщина боялась их не меньше. Наконец одна из тварей схватила ее за волосы и потащила вглубь берега. Они не спешили забрать ее жизнь. Они издевались над ней. Клацали возле ее лица зубами, царапали когтями кожу.

– Мы должны ей помочь, – прошептал Олег.

– Ей уже не помочь, – сказала Гес, на мгновение отрывая губы от его плеча.

– Но мы должны!

Олег попытался подняться на ноги, но тело не слушалось. Только сейчас он почувствовал, как немота, распространившаяся от его плеча, парализовала все его тело. Он был беспомощен даже перед Гес, продолжавшей сосать его кровь. Он мог только смотреть, как уродливые твари терзают свою добычу. Крик женщины врезался в его сознание беспощадной болью. Цветы, выросшие из брюха мертвой твари, о чем-то оживленно говорили. Олегу показалось, что они обсуждают его. Сравнивают с той женщиной. Он посмотрел на их цветущие бутоны. Нет. Они обсуждали не его. Они обсуждали несуразную птицу, клюющую тело твари, из которой они выросли. Ее клюв жадно отрывал куски зловонной плоти, проглатывая их. Олег видел, как они проходят сквозь горло птицы, как раздувается ее живот и как вылезает из-под обтрепанного хвоста помет. Олег снова посмотрел на женщину. Зажатая между их телами, она уже не кричала. «Надеюсь, твари уже убили ее», – подумал Олег.

– Они не едят падаль, – услышал он голос Гес. – Они разорвут ее, когда она будет еще жива. – Гес вытерла окровавленные губы. – Гриллы слишком нетерпеливы.

В подтверждение ее слов одна из тварей оторвала женщине руку. Это послужило знаком остальным. Одно мгновение – и от человеческого тела не осталось ровным счетом ничего.

– Это не самая страшная смерть. – Гес смотрела на распустившиеся цветы возле грота. – Они прощаются с тобой.

– Что? – Олег удивленно уставился на кивающие бутоны.

Несуразная птица глотала их вместе с кусками мяса. Закончив с трапезой, она улетела, оставив в память о себе несколько ровных горок помета. Внутри одной из них что-то шевелилось, росло. Оно выбралось наружу, и Олег узнал под слоем грязи ийса. Зверек огляделся и испуганно побежал прочь. Олег молча смотрел ему в след.

– Удивительно, правда? – спросила Гес. – Жизнь умирает и снова рождается на твоих глазах.

– Я не знаю.

Олег наконец-то смог подняться с колен. Его плечо болело. Там, где Гес касалась его губами, отсутствовал внушительный кусок плоти.

– Что ты сделала? – спросил он ее.

– Немного поела. – Она облизнула губы.

– Ты сосала мою кровь?

– Я могла бы высосать твой мозг, если бы захотела.

– Не говори так.

– Почему?

– Потому что ты ребенок.

– А ты забавный. – Губы Гес дрогнули в жалком подобии улыбки. – Неужели ты еще не понял, где находишься?

– Нет, но я знаю, что нам нужно уходить отсюда. У тебя есть родители или родственники?

– Как у всех.

– Тогда я отведу тебя к ним.

– Зачем?

– Чтобы они заботились о тебе.

– Аид дал мне достаточно сил, чтобы я могла заботиться о себе сама.

– Аид не сможет заменить тебе родителей.

– Он и есть мой родитель.

– Не говори ерунды. Ты же сама сказала, что это всего лишь место.

– Место, которое рождает нас всех.

– Я не был здесь рожден.

– Поэтому ты не такой, как мы. Тебе никогда не понять красоты Аида.

– Ты считаешь, что здесь есть красота?

– Так же, как ты считаешь, что здесь ее нет.

– Я видел, что гриллы сделали с женщиной. Ты считаешь, что это красота?

– Да. Что может быть лучше быстрой смерти? – Гес вышла из убежища. – Благодари мойрам, что ты встретил меня, а не моего брата. Случись наоборот – думаю, ты бы позавидовал участи той женщины.

– У тебя есть брат?

– Да, но тебе не нужно с ним встречаться. Он моя противоположность.

– Как гриллы?

– Как я. – Гес взяла Олега за руку. – Пойдем, я отведу тебя к Мертвому озеру. Может быть, тебя все еще примут на остров. Хотя ты видел слишком многое, чтобы забыть… Но ты должен попробовать! – Она потянула его за собой.

– Я не могу, – сказал Олег, глядя на темную, густую воду озера. Она напоминала ему кровь женщины, которую растерзали на его глазах гриллы.

– Ты должен. – Гес отпустила его руку. – Ты мне нравишься. Не хочу, чтобы с тобой случилось то же, что с той женщиной.

– А ты?

– Мое место здесь. – Она подтолкнула его. – Иди же, а я попрошу Люция зажечь для тебя звезду!

– Кто такой Люций?

– Поверь мне, тебе лучше этого не знать.

Олег вошел в теплую воду. Она окутала, утянула на дно, не дав возможности проститься с Гес, да он и не хотел. Он уже не помнил ее. Не помнил ничего. Он снова был ребенком, беззаботно дремлющим в теплой материнской утробе. Что могло быть прекрасней?

Олег открыл глаза, чувствуя цепкие лапы вновь подхватившего его водоворота. Вращение медленно прекращалось, позволяя различать детали. Его комната, погруженная в полумрак, кровать, простыни, одеяло, теплое женское тело. Как ее звали? Атропос? Нет. Она не похожа на нее. У этой женщины есть лицо, внешность, Атропос же была безликой и бесполой.

– Клото, – прошептал Олег.

Ее любовная песня слагалась о настоящем. Он притянул ее к себе, желая поймать своими губами ее губы, желая разглядеть получше ее лицо – сделать то, чего он не осмелился сделать в прошлый раз. Она послушно склонилась к нему. Заглянула в глаза. Ее дыхание прикоснулось к его коже. Ее пальцы запутались в его волосах. Олег чувствовал ее нежность. Чувствовал гармонию, которая воцарилась в это мгновение между ним и Клото. И он хотел удержать Клото, не позволить уйти. Он прижал ее горячее тело к себе. Сдавил в своих объятиях. Он встретит с ней рассвет. Не отпустит ее. Будет помнить о ней всегда… Помнить… Слово прокатилось по стенкам сознания отголоском чего-то далекого. Слабым дуновением ветра, эхом, прилетевшим из его прошлого.

Он вспомнил девочку, в которую был когда-то влюблен. Вспомнил ее лицо. Ее глаза. Олег чувствовал, как уходит Клото. Размыкает его объятия, покидает его постель. Он не жалел. Теперь он помнил. Воспоминания согревали его тело. Они проносились перед глазами многообразием лиц и голосов. Они были сильнее, чем тело Клото. У них было определенное лицо. Лицо той девочки. Лицо забытой любви. Оно нависло над ним. Смотрело в его глаза своими глазами, заставляя забыть обо всем, кроме себя, вычеркнуть из памяти все недавние воспоминания, оставить лишь то, что поистине греет.

Когда Олег начал засыпать, сменившая Клото Лахезис высвободилась из его крепких объятий. Его первая и его последняя любовница. Одна из трех, изменивших его жизнь. Она вернула ему все, что они когда-то забрали, и забрала все, что они когда-то дали. Остались лишь перемены, которые родились в этой безумной круговерти обменов прошлым, настоящим, будущим. Они засели где-то глубоко внутри. Прогрызли сознание, добрались до его сердцевины и там пустили корни. Теперь они будут расти. За годом год.

Жизнь Олега Гутова не станет прежней. Мир всегда будет казаться ему другим – разрозненным, менее целостным, чем он есть на самом деле, разбитым на мелкие эпизоды счастья и горести, которые перестанут иметь для Олега значение. Он станет глубокой рекой среди множества окруживших его ручьев. Сила, исток которой берет свое начало здесь, в этой комнате, в объятьях мойрам. Река, направление которой, как бы сильно она ни петляла и ни извивалась, предрешено. Мойрам сплели ее путь, так же, как путь многих других. Еще одна нить на бескрайнем ковре жизни. Еще один узор как составляющая одного огромного рисунка, в который вплетены все: люди, ангелы, демоны, даже боги – судьба, единая для всех в своей неизъяснимости, в своем рисунке, черты которого можно увидеть, лишь обернувшись назад, вспоминая прошлое, ужаснуться или порадоваться, а затем снова продолжить вплетать свою тонкую нить в этот безбрежный ковер жизни, добавляя в него свои штрихи.

Глава вторая

В прокуренной комнате было душно. Жужжащие мухи кружили под потолком, купаясь в синих клубах сигаретного дыма. Пахло потом и недоеденной пищей, часть из которой давно стухла. Натан Блонский лежал на кровати. Глаза его были открыты. Крупные капли пота покрывали лоб и крепкую грудь. Они блестели в темноте, переливались бликами на смуглой коже. Их было так много, что женские руки скользили по ним, словно по маслу. Натан не знал ее имени. Да это и не имело значения. Она ласкала его. Слизывала соленые капли пота с его сосков. Он даже не помнил ее лица. Просто пятно с накрашенными губами.

Она опустилась ниже и выразила недовольство по поводу вони, исходившей от его тела. Он попытался вспомнить, когда мылся в последний раз. Неделю, месяц, год назад? Какая разница, здесь все дни были одинаковы. Дни, люди, вся жизнь. Здесь можно было состариться, так и не заметив этого. Времена года снова и снова будут менять друг друга, а жизнь будет точно такой же, как год или десять лет назад. На смену стареющих шлюх придут их дети, собачьи бои увидят новых чемпионов, рулетка не остановится, карты будут по-прежнему краплеными, препараты дешевыми, а в барах будут продавать все то же разбавленное пойло. Ничего не изменится. Постоянство пороков, в котором каждый сможет отыскать себе грех по вкусу.

Натан закурил. Почуяв запах марихуаны, шлюха сказала, что тоже хочет затянуться. Трава была едкой и, как всегда, хорошо забирала. Натан брал ее у одного парня по имени Чак. Когда-то раньше он назвал бы его педерастом, но здесь Чак был просто тем, у кого всегда есть хорошая трава, а то, что Натан несколько раз становился свидетелем, как этот парень пользует мальчиков за коробок марихуаны, – так это личное дело каждого. По крайней мере, здесь. Довольная шлюха снова вернулась к работе. Трава расслабила ее.

Натан заложил за голову руки и начал следить за кружившими под потолком мухами. Они жужжали, напоминая ему об игре в нарды или кости. Завтра днем, пожалуй, он сходит куда-нибудь попытать удачу. Возможно, ему повезет и он выиграет. Сколько раз это случалось за последние три года? Пять, шесть раз? Сотни проигрышей свели радость от побед к нулю. Натан понимал, что игрок из него никудышный, но здесь это было главным развлечением. Азартные игры, шлюхи, алкоголь и легкие наркотики. Что может быть лучше, если ты в состоянии за все это платить? Три долгих года Натан мог.

Он променял свою прежнюю жизнь на этот прогнивший рай грязной плоти и дешевого пойла. Но скоро ему придется ненадолго оставить полюбившееся место. Деньги – плата за его счастье, – вот зачем ему придется уехать. Он не настолько глуп, чтобы таскать с собой все свои сбережения. Здесь, в этом месте, богатство не является гарантом счастливой жизни. Лучше всего жить незаметно, растворившись в толпе, чтобы твои сбережения не вызвали ни у кого интерес. За деньги убивают. Особенно здесь, где человеческая жизнь иногда стоит дешевле разбитой бутылки пива. Натан видел это собственными глазами. Деньги – вот что заставляло двигаться это место. За деньги мать могла продать невинность своей дочери, за деньги мужья продавали своих жен, а жены мужей. Здесь у всего была своя цена. Как и везде. Натан улыбнулся ходу своих мыслей. Он тоже когда-то продал свою прежнюю жизнь, но продал задорого и теперь мог сам покупать чьи-то жизни. По крайней мере, здесь.

Зрна поняла, что он заснул, и слезла с кровати. Ей было девятнадцать – самый расцвет для занятий проституцией. Еще пара лет – и ей придется подыскивать себе мужа и рожать ему детей, чтобы он заботился о ней и о своем потомстве. Об этом говорила ей мать еще два года назад, когда они шли к знакомому врачу делать аборт. После Зрна еще несколько раз ходила к нему, но уже одна. К семнадцати годам мать научила ее всему, что должна знать женщина. Остальное придет в процессе.

Зрна сплюнула скопившуюся во рту слюну и подняла с пола грязные мужские джинсы. Она искала деньги. В вывернутых карманах их не было. Куртка. Зрна осторожно сняла ее со спинки кровати. Громкий храп Натана придавал уверенности. Она проделывала это уже не в первый раз. Иногда удачно, иногда нет. Шрам на щеке и сломанный нос напоминали ей о том, что нужно быть осторожной. В одном из карманов куртки она отыскала несколько смятых банкнот. Чтобы оплатить ее услуги, хватило бы и одной, но Зрна отсчитала половину. Ладони зудели – хотелось забрать и все остальное.

– Почему бы и нет? – услышала она чей-то шепот, вздрогнула, посмотрела на Натана.

Он все еще спал. В комнате кто-то был, если, конечно, она не разговаривала сама с собой.

– Он все равно не узнает тебя завтра, – подначивал голос. – Вы для него все на одно лицо – грязные, дешевые шлюхи.

Зрна опасливо оглядывалась по сторонам. Ночь, тени, сгустки тьмы по углам – ничего, что могло бы причинить ей вред.

– Забирай все, – шептал кто-то ей на ухо. – Забирай и беги. Сегодня тебе не нужно будет больше работать. Да этого хватит, чтобы не работать целую неделю!

Зрна убрала найденные деньги в свой карман, бросила на пол куртку и осторожно шагнула к двери.

– Целую неделю, – продолжал кто-то шептать ей на ухо. – А потом ты снова будешь продавать себя, пока кто-нибудь не порежет тебе лицо или не выбьет зубы.

Зрна остановилась. Храп Натана стал громче. Она обернулась.

– Хуже уже не будет, – шептал кто-то. – Ищи лучше. Здесь есть еще деньги.

Зрна заглянула под кровать – пыль, паутина, пустые бутылки. В ящик стола – кишащие личинки мух и недоеденный кусок мяса. Стул на трех ножках, прижатый к стене, расшатанный табурет. Старые газеты возле окна. Сброшенный с подоконника цветочный горшок, комья земли, кактус, который настырно продолжал жить среди керамических осколков.

– Подоконник, – подсказал шепот.

Зрна осторожно перешагнула через разбитый цветочный горшок. За грязным оконным стеклом слышались чьи-то крики, лаяла собака.

– Ниже, – вел шепот.

Зрна провела рукой под выступавшими досками. Грязь, паутина, какие-то насекомые, щекотавшие тонкими лапками ее пальцы. Зрна вздрогнула, нащупав свернутые в трубочку купюры. Еще никогда в жизни она не видела столько денег. Даже не мечтала, что когда-нибудь будет держать в руках такую сумму.

– Забирай их, – прошептал кто-то ей на ухо. – Забирай и уходи, пока хозяин не проснулся.

Зрна осторожно подошла к двери. Наверно, это награда свыше за ее труды, подумала она. Дверь громко скрипнула. Зрна вышла в длинный, плохо освещенный коридор, спустилась по лестнице и, оказавшись на улице, побежала прочь.

* * *

Натан Блонский проснулся утром. Его разбудили мухи и мочевой пузырь. Справив нужду в пустую бутылку, он оделся. Денег в карманах не было. Это напомнило ему о шлюхе, которую он привел сюда прошлой ночью. Как она выглядела? Он безрезультатно пытался вспомнить ее лицо. Это было так же сложно, как вспомнить всех, кого он снимал в последние три года. Ни имен, ни лиц – просто станки для удовлетворения либидо.

Он вытер вспотевшее лицо и подошел к подоконнику. Торчащий гвоздь оцарапал кожу на его руке. Денег не было. Встав на колени, Натан заглянул в свой тайник. Как же так? Три года он был осторожен, старался не привлекать к себе внимания, жил так, как жили все. Когда же это случилось? Вчера? Он уснул и шлюха обчистила его? Но как она узнала про подоконник? Он же никому ничего никогда не говорил даже в пьяном бреду. Неужели кто-то следил за ним? Но кто? А может, он просто перепрятал деньги и забыл? Натан обыскал всю комнату. Ничего. Он сел на кровать и тихо выругался. «Главное не паниковать», – успокаивал себя Блонский. За эти деньги здесь запросто могли убить, а он все еще жив. Это хорошо, но как ему теперь выбраться отсюда? Как добраться до банка, где хранятся его остальные деньги? Дорога неблизкая, а его карманы пусты.

– Чак, – услышал Натан чей-то тихий шепот. Как часто он выручал его, давая полезные советы!

– При чем тут Чак? – Натан обхватил голову, вспоминая торговца марихуаной.

– Тебе нужны деньги на дорогу.

– Он не даст их под честное слово.

– Тогда возьми их силой.

– Это не так просто, как кажется.

– Мы можем убедить его.

– Мы? – Натан передернул плечами.

Он так до конца и не смог привыкнуть к этому шепоту. Обычно шепот просто давал советы, предупреждал об опасности, говорил, когда нужно уйти, а когда остаться. Поначалу Натан думал, что сходит с ума, но затем списал шепот на внутренний голос. У него всегда была хорошая интуиция. Почему бы и нет? Но это «мы»… Оно резало слух, ломая его теорию понимания происходящего.

– Я сам все сделаю, – решительно заявил Блонский.

– Тогда будь осторожен.

– Разве у меня есть другой выбор? – Натан прислушался. – Здесь нет даже работы, чтобы накопить на дорогу.

– Зачем тебе работа? У тебя много денег. Нужно лишь приехать и взять их.

– Да, – согласился Натан.

Именно об этом он и думал: приехать и взять. Он поднялся с кровати и сунул в карман полупустую пачку сигарет. Вот и все приготовления – других вещей у него не было. Он вышел из комнаты, оставив ключ в замочной скважине, зная, что больше сюда не вернется. Даже если ему удастся уехать, он выберет другой город, где никто не знает его и он никого не знает. Еще один райский уголок, в котором он начнет все заново.

* * *

Чак. Его лицо было бледным и рыхлым, как недожаренная котлета. Он не спешил открывать дверь, разглядывая Блонского в глазок. Чаша весов, спрятанная где-то в голове, неторопливо раскачивалась, взвешивая «за» и «против».

– Зачем пришел? – спросил он Натана через дверь.

– Хочу кое-что купить.

– Купить? – Рожденные воображением денежные купюры качнули чашу весов в сторону «за». – Подожди минуту. – Чак осторожно приоткрыл дверь. – Так зачем ты, говоришь, пришел?

– Трава, – соврал Натан. – Я брал у тебя на прошлой неделе, и на позапрошлой, и еще раньше. У тебя вроде неплохой товар.

– Товар что надо. – Чак открыл дверь. – Входи, не мозоль глаза.

Натан хмуро посмотрел на кухонный нож в руке хозяина дома.

– Входи, входи, – поторопил его Чак. Дверные замки щелкнули. – Сам понимаешь – никому нельзя доверять! – Он стоял напротив Натана. Невысокий, худощавый, с кожей цвета сырой известки. – Что-то не так?

– Да нет.

– Точно? – Чак запустил руку себе в трусы, почесался, затем вяло протянул эту же руку в приветствии. – Кажется, мы не здоровались?

– Кажется.

– Ладно. – Чак улыбнулся и убрал руку. – Сколько тебе надо?

– Немного.

– Напряг с деньгами?

– Именно.

– Можем договориться по-другому.

– Мне нужны деньги.

– Ты что, хочешь купить где-то в другом месте?

– Нет.

– Что тогда? У меня лучшая трава в городе.

– Мне не нужна трава.

– Хочешь потяжелее?

– Нет.

– Тогда зачем пришел?

– Ты знаешь зачем.

– Знаю? – Чак снова почесался. – Хочешь трахнуться?

– Мне просто нужны деньги.

– Просто? Вот так вот, черт возьми, просто – и все! Думаешь, я тебе их дам?

– Да.

– И во сколько ты оцениваешь свой зад?

– Ты не понял. Я хочу попросить у тебя в долг.

– В долг?! – Чак рассмеялся Блонскому в лицо.

– Так ты ничего не получишь, – услышал Натан уже знакомый голос.

– Я отдам, – сказал Натан Чаку. – У меня есть деньги, просто за ними нужно съездить.

– Есть деньги. Ха! Ты говоришь как дешевая шлюха, которая села на иглу. Они приходят ко мне каждый день и просят продать в долг, говоря, что у них есть деньги. – Чак стянул с себя трусы. – Видишь этот шрам? – Он ткнул острием ножа в глубокую рану с бугристыми краями, протянувшуюся от коленного сустава до паха, уродство которой не могло скрасить даже время. – Я велю шлюхам встать на колени и вылизывать его. Ты готов вылизать его?

– Мне просто нужны деньги. – Натан смотрел на нож в руке Чака.

– Ты хочешь убить его? – спокойно спросил Натана шепот.

– Возможно.

– Это не выход. У тебя нет навыков. Ты не убийца.

– Я стал им, когда согласился на уговоры Донских и Ставропольцева.

– Ты стал тем, кто ты сейчас.

– Мне нравится эта жизнь.

– Так почему ты не хочешь, чтобы я помог тебе ее вернуть?

– Нет, – Натан смахнул с лица струившийся пот.

– С кем, черт возьми, ты разговариваешь? – Чак направил нож Натану в живот. – Ты что, под кайфом?

– Я? Под кайфом? – Блонский облизнул пересохшие губы. – А ты как думаешь?

Он все еще решал, как поступить, когда Чак, достав деньги, начал что-то говорить про его зад.