Текст книги "Полярные дневники участника секретных полярных экспедиций 1949-1955 гг."

Виталий Георгиевич Волович
Полярные дневники участника секретных полярных экспедиций 1949–1955 гг

© В.Г. Волович, наследники, 2023

© ООО «Паулсен», 2023

Оргкомитет по проведению мероприятий, посвящённых 100-летию со дня рождения основателя медицины выживания В.Г. Воловича

Председатель:

АРТУР НИКОЛАЕВИЧ ЧИЛИНГАРОВ, президент МОО Ассоциация полярников, первый вице-президент Русского географического общества, Герой СССР, Герой России

Заместители:

ВЛАДИМИР СЕМЁНОВИЧ ЧУКОВ, генеральный директор Экспедиционного центра «Арктика», заслуженный мастер спорта СССР, путешественник, действительный член РГО, почётный полярник

ЮРИЙ АЛЕКСЕЕВИЧ ГОЛЬЦЕВ, к. м. н., врач-профпатолог, сотрудник лаборатории № 8 ГНИИИ АиКМ МО СССР (при В.Г. Воловиче), действительный член РГО

Члены оргкомитета:

ИГОРЬ ПЕТРОВИЧ БОБРОВНИЦКИЙ, член-корреспондент РАН, председатель комитета по арктической медицине МОО АСПОЛ, сотрудник лаборатории № 8 ГНИИИ АиКМ МО СССР (при В.Г. Воловиче)

ИГОРЬ БОРИСОВИЧ УШАКОВ, академик РАН, сотрудник ГНИИИ АиКМ МО СССР (при В.Г. Воловиче), в 1990-е гг. начальник ГНИИИ АиКМ МО СССР

ИВАН ЛЕОНИДОВИЧ ДЕРЕВЯНЧЕНКО, председатель наблюдательного Совета ЭЦ «Арктика», член МОО АСПОЛ

ВЛАДИМИР СЕМЁНОВИЧ КОШЕЛЕВ, почётный полярник, член МОО АСПОЛ, начальник дрейфующей полярной станции СП-32 (апрель 2003 г. – март 2004 г.)

СЕРГЕЙ БОРИСОВИЧ РОМАНОВ, директор отделения Международной академии наук экологии безопасности человека и природы

МИХАИЛ НИКОЛАЕВИЧ ХОМЕНКО, главный научный сотрудник Центра АКМ и ВЭ МО РФ (преемник ГНИИИ АиКМ МО СССР)

ОЛЕГ БОРИСОВИЧ ЧЕРНЯХОВСКИЙ, начальник ФГБУЗ ЦМСЧ № 119 ФМБА России

ВЛАДИМИР ГРИГОРЬЕВИЧ ЩЕРБИНСКИЙ, руководитель Центра испытателей ЦПК

Предисловие

Книга, которую вы держите в руках, – это второе издание дневников Виталия Георгиевича Воловича – уникального, легендарного человека, учёного с большой буквы, врача-исследователя, путешественника, полярника, талантливого писателя и поэта и нашего большого друга и наставника, 100-летний юбилей которого мы отмечаем в нынешнем, 2023 году.

Оргкомитет, созданный по инициативе его соратников, учеников и последователей: психофизиолога, врача-профпатолога к. м. н. Ю.А. Гольцева и известного советского и российского полярного путешественника-исследователя, генерального директора Экспедиционного центра «Арктика» В.С. Чукова, – проводит в 2023 году широкую программу празднования этого юбилея.

Основатель медицины выживания Виталий Георгиевич Волович родился 20 августа 1923 года в Гаграх в семье врача. Он прожил яркую, плодотворную и долгую жизнь, связанную в полной мере со знаменательными и эпохальными событиями в жизни страны, в которых он принимал непосредственное участие. Его достижения в отечественной авиации и космонавтике, а также в созданной им медицине выживания связаны с высоким, но осознанным риском, и логично, что они признаны и мировым научным сообществом, и руководством нашей страны.

Через призму биографии выдающегося врача-исследователя, учёного, основателя медицины выживания и натурных полярных исследований мы обращаемся к героическим фактам истории нашей Родины, космонавтики и авиации, достижений научной прикладной медицины. На примере В.Г. Воловича, его современников и последователей показываем, что мужество, стойкость, генетически закреплённый опыт преодоления трудностей и природная гибкость ума русского человека позволяют выживать и достигать поставленной цели в самых сложных, экстремальных условиях. «Нигде так не проявляется величие человека, его мужество, героизм, как на Севере», – сказал легендарный советский полярник И.Д. Папанин.

В.Г. Волович был первым врачом, осмотревшим Ю.А. Гагарина после приземления, первым в полевых условиях – в точке приземления проводил медицинский осмотр космонавтов П.Р. Поповича, А.Н. Николаева, В.В. Терешковой и В.Ф. Быковского, первым человеком в мире, совершившим прыжок с парашютом в точку географического Северного полюса, первым врачом, обеспечивавшим длительные секретные полярные экспедиции. Он возглавил первую группу врачей-парашютистов для спасения космонавтов в нерасчётной точке приземления, определил цели, направления и методы медицины выживания. А были ещё океанские экспедиции на кораблях «Витязь» и «Михаил Ломоносов», отмеченные благодарностями министра морского флота, командировка в джунгли Вьетнама и Китай, участие в советско-индийских учениях в Заполярье.

Особая страница биографии Виталия Георгиевича связана с сопровождением уникальных экспедиций. В.Г. Волович осуществлял научное руководство научно-спортивными экспедициями: «Человек и пустыня», «Комсомольская правда», «Советская Россия», «Метелица» и др. Наибольший профессиональный интерес представляла работа с членами маршрутных групп Экспедиционного центра «Арктика», готовящимися к первым в мире автономным лыжным переходам к Северному полюсу и автономному лыжному трансполярному переходу Россия – Северный полюс – Канада. С участниками он разговаривал на одном языке, дорожил сведениями о деталях и особенностях рискованных автономных полюсных, горных и морских походов. Члены экспедиций платили ему признательностью и дружеским расположением.

Известный русский путешественник Владимир Семёнович Чуков признаётся, что разговор с напутствиями и рекомендациями «гуру выживания» – В.Г. Воловича – помнит до сих пор. После первой встречи в начале 80-х годов В.Г. Воловича и В.С. Чукова связали тесные отношения, а экспедиционные группы Чукова давали незаменимые достоверные результаты действий человека в условиях автономного существования в Арктике. Последующие исключительные полярные экспедиции В.С. Чукова, в том числе с участием сотрудников лаборатории выживания ГНИИИ АиКМ, внесли весомый вклад в развитие медицины выживания.

В.Г. Волович утверждал, что в исследованиях выживания лётчиков и космонавтов после вынужденного приземления неприменим олимпийский принцип «главное – участие», необходимо достигать максимальных результатов. Виталий Георгиевич показал прямую дорогу к таким достижениям, следуя от лабораторных исследований к практике натурных экспериментов в самых сложных условиях Арктики, пустынь, тайги, гор и морских акваторий. Так последовательно, преодолевая высокие риски для жизни и здоровья, достигалась цельность и системность в разработке, к примеру, носимых аварийных запасов (НАЗ), рекомендаций и испытаний средств спасения.

Первые носимые аварийные запасы космонавтов (НАЗ-1, «Вишня», а затем серия «Гранат) и лётчиков (от НАЗ-1 до НАЗ-7М), в последующем и боевой НАЗ-И и первый десантируемый групповой для дальней авиации ДАЗ-ГП, скафандр «Сокол-КВ-2», комлекс поисково-спасательных машин (КПЭМ), морские катера (типа «Гагара», «Ёрш», «Дрозд») для спасения космонавтов из приводнившегося спускаемого аппарата, а также пособия и памятки по выживанию в Арк– тике, в горах, пустыне, тайге и в морских акваториях разрабатывались при непосредственном участии В.Г. Воловича. Он неоднократно проводил тренировочные занятия с космонавтами и лётчиками по выживанию в различных природных условиях.

В.Г. Волович признан в среде советских и российских полярников – исследователей Арктики А.Ф. Трёшниковым, М.М. Сомовым, М.В. Водопьяновым, А.Н. Чилингаровым, в авиакосмической медицине его в разные годы поддерживали члены РАН О.Г. Газенко, Г.П. Ступаков, И.П. Бобровницкий, И.Б. Ушаков, И.В. Бухтияров, д. м. н. А.С. Барер и др. Он пользовался авторитетом в среде специалистов Минобороны, МЧС и авиационной поисково-спасательной службы России, осваивающих Арктику.

Выпускник ВМА им. С.М. Кирова – капитан медицинской службы В.Г. Волович

В Воловиче удивительным образом сочетались энциклопедически образованный врач-исследователь, настоящий русский офицер, мужественный, рисковый путешественник и поэт-романтик.

На станции СП-3, дрейфующей на льдине в Северном Ледовитом океане, Виталий Георгиевич написал песню «Полярная маркиза» о сгоревшей на СП-2 радиостанции. Для снятия психологического напряжения у полярников по их настойчивой просьбе на СП доставили пианино, и песня зазвучала во льдах в исполнении автора. Её пел также и Леонид Утёсов, с которым Воловича связывали тёплые, дружеские отношения. В последующем он написал «Полярный вальс», много стихотворений и других талантливых произведений.

К Виталию Георгиевичу тянулись люди самого разного общественного положения. Для одних он был надёжной нравственной опорой, для других – источником вдохновения. Судьба свела его со многими замечательными людьми, в том числе с Утёсовым, Бондарчуком, Лепешинской, Фурцевой.

Высокие личностные качества проявились уже на первых шагах в профессиональной карьере будущего легендарного человека. Окончив в 1941 году с отличием школу, Волович в день начала Великой Оте– чественной войны поступает в ленинградскую Военно-медицинскую академию им. С.М. Кирова, участвует в обороне города, тушит зажигательные бомбы на крышах ленинградских домов, патрулирует улицы. Медаль за участие в обороне города Волович считал одной из самых дорогих наград.

В период интенсивного освоения Арктики, по окончании в 1946 году академии, он был направлен в воздушно-десантные войска, но уже в 1949 году откомандирован в распоряжение Главсевморпути и стал флагманским врачом высокоширотной экспедиции «Север-4». Виталий Георгиевич вспоминал: «Я был единственным врачом на площади 20 млн кв. км, других врачей там не было. Предстояло оказывать неотложную медицинскую помощь экипажам в случае вынужденной посадки на дрейфующую льдину».

В.Г. Волович на СП-3. Обсуждение новостей с Большой земли

В.Г. Волович проводит врачебный приём на СП-3. Один доктор на несколько миллионов квадратных километров

В знаковый для всех советских людей день 9 мая 1949 года он вместе с А.П. Медведевым совершает первый в мире прыжок с парашютом на Северный полюс. Метеоусловия оценивались как сложные, был риск попасть в разводья между льдинами или разбиться о многометровые торосы, но приземление прошло удачно. В.Г. Волович получает первую высокую награду – орден Красного Знамени. По его ироничному признанию, он был готов носить этот орден даже на нижнем белье, чтобы не расставаться с наградой, получить которую в мирное время врачу было за гранью возможного. Его опыт врача-парашютиста для удалённых и безлюдных районов в будущем смогли применить десантники, в дальнейшем в качестве врача-парашютиста В.Г. Волович встречал и осматривал после приземления первых космонавтов.

В 1951 году В.Г. Воловича включают в следующую экспедицию – «Север-5». В обстановке абсолютной секретности членов экспедиции высаживают в Арктике в точке относительной недоступности на льдину в составе послевоенной дрейфующей станции «Северный полюс – 2». Дрейфующая льдина располагалась более чем в тысяче километров от родных берегов, на 86° с. ш. Вскоре льдина под лагерем неожиданно треснула и разошлась, но полярникам всё же удалось перенести лагерь. На станции СП-2 Волович ведёт врачебный прием, а также отвечает за приготовление пищи и воду.

Экспедиция на дрейфующих льдах в сердце Арктики означала контроль России над самым коротким путём к потенциальному противнику. Она была мощным ответом Советского Союза на фултоновскую речь Черчилля, положившую начало холодной войне. Сложнейшая задача, поставленная высшим руководством страны, успешно выполнена. В.Г. Волович в составе экспедиции после её успешного завершения был принят в Кремле, и Председатель Президиума Верховного Совета Н.М. Шверник вручил ему высший орден государства – орден Ленина.

В 1952 году Виталий Георгиевич становится сотрудником Научно-исследовательского и испытательного института авиационной медицины (в последующем авиационно-космической медицины – ГНИИИ АиКМ МО СССР), в котором проработает в общей сложности 45 лет. Название института изменялось, но суть работы оставалась постоянной.

Маршрутная группа Экспедиционного центра «Арктика» на Северном полюсе. 17.05.1994.

Слева направо. Вверху: Иван Кужеливский, Владимир Чуков. В центре: Виктор Русский, Василий Рыжков, Виктор Шарнин, Иван Ялин. Внизу: Валерий Таякин, Борис Малышев

«Непромокаемая и непотопляемая» 8-я лаборатория ГНИИИ АиКМ. Слева направо: В.Н. Усков, О.Е. Орлова, В.Г. Волович, О.К. Бычков, И.П. Бобровницкий. В верхнем ряду: Г.Б. Богословов, С.Е. Макаров, М.Б. Натаровский, Ю.А. Гольцев, А.Е. Ляшенко

В 1954–1955 годах В.Г. Волович принимает участие в следующей длительной экспедиции на дрейфующих льдах на станции СП-3, условия на которой, с учётом прошлого опыта, были значительно лучше. Например, появились утеплённые и более просторные палатки.

Важную роль в новаторской и смелой работе Воловича сыграла научная среда в ГНИИИ АиКМ, авторитет среди знаменитых полярников и известных отечественных путешественников, а впоследствии и тесная связь с членами уникальных автономных полярных экспедиций. В ГНИИИ АиКМ была создана творческая атмосфера с высокой требовательностью к научному поиску и научным результатам. Достаточно сказать, что в одном из корпусов института рядом с лабораторией Воловича работали три будущих члена РАН: Бобровницкий И.П. (он был сотрудником лаборатории), Ушаков И.Б. и Ступаков Г.П.

И.П. Бобровницкий был сотрудником лаборатории В.Г. Воловича. Влияние этих, тогда ещё молодых, учёных на научные разработки и испытания в области медицины выживания трудно переоценить.

Страна в те годы уделяла огромное внимание развитию авиации и космонавтики. В ГНИИИ АиКМ, в Петровском парке в Москве, отбирали первых космонавтов, где Виталий Георгиевич ещё до знаменательного полёта познакомился с Ю.А. Гагариным. Научные кадры ГНИИИ АиКМ во главе с выдающимся учёным и организатором в области авиакосмической медицины О.Г. Газенко стали основой для создания ныне знаменитого Института медико-биологических проблем, в котором В.Г. Волович работал с 1983 года после достижения предельного возраста на военной службе, а с 1999 года совмещал работу в обоих институтах.

В 60–70-х годах прошлого столетия, в связи с увеличением сложности и длительности космических полётов, возросла потребность в надёжном обеспечении выживания космонавтов в различных климатогеографических районах. Дело в том, что радиус полётов вертолётов был небольшим, а самолёты могли приземлиться только на специально подготовленных площадках, которых, естественно, в неосвоенной сибирской тайге или в горах не было. Для решения проблемы сокращения сроков спасения создаётся группа врачей-парашютистов под руководством В.Г. Воловича.

Так, приземление Ю.А. Гагарина сопровождалось закручиванием корабля «Восток-1» и задержкой отделения приборного отсека, и даже после успешного катапультирования космонавта был риск его травмирования при спуске на практически неуправляемом парашюте в условиях сильного ветра, сложного рельефа или лесного массива.

Приземление космонавтов А.А. Леонова и П. Беляева в пермской тайге, приводнение в озере Тенгиз В. Зудова и В. Рождественского, приземление В. Лазарева и О. Макарова в Алтайских горах только подтверждали необходимость совершенствования НАЗов, снаряжения и поисково-спасательных средств.

В этот период Волович возглавил уникальную 8-ю лабораторию ГНИИИ АиКМ, разрабатывал и испытывал необходимые для выживания средства и методы. Сотрудники лаборатории О.Г. Бычков, В.Н. Усков, И.П. Бобровницкий, Ю.А. Гольцев, А.Е. Ляшенко, С.Е. Макаров, И.В. Некрасов, М.Б. Натаровский, О.Е. Орлова проводили натурные исследования и испытания в тайге, пустынях, горах и в морских акваториях. С привлечением штатных и нештатных испытателей изучали космические и авиационные носимые аварийные запасы (НАЗ-7, НАЗ-8, НАЗ-7М, «Гранат» и др.), снаряжение, скафандры («Сокол» и «Сокол-КВ-2»), а также средства авиационного, морского и наземного спасения.

Как отмечал главный научный сотрудник ГНИИИ АиКМ профессор В.А. Пономаренко в отзыве на присвоение В.Г. Воловичу учёного звания профессора, он внёс «продуктивный вклад в охрану профессионального здоровья, продление лётного долголетия, в безопасность жизни и труда профессионалов опасных профессий, подготовку научных кадров и создавал школу высшей категории специалистов по выживанию». Нынешняя история развития авиации и космонавтики только подтверждает эти слова и неоценимый вклад Виталия Георгиевича Воловича в становление и развитие отечественной и мировой медицины выживания.

Оргкомитет празднования 100-летия

В.Г. Воловича

Часть 1
С парашютом на полюс

«Многие историки говорят, что Бородинское сражение не выиграно французами потому, что у Наполеона был насморк, что если бы у него не было бы насморка, то распоряжения его до и после сражения были бы ещё гениальнее, и Россия погибла бы и облик мира изменился».

Лев Толстой, «Война и мир»

«Если бы не насморк у Васи Головина, вся бы моя жизнь сложилась иначе».

С парашютом на полюс

Обстановка на Северном полюсе, как известно, несколько иная, чем, например, на Тушинском аэродроме. Сбрасывая на полюс парашютиста, ему надо дать не букет цветов, как во время авиационного праздника, а двухлетний запас продовольствия, палатки, снаряжение, оборудование.

М.В. Водопьянов, «На крыльях в Арктику»

Уже полтора месяца я живу и тружусь на дрейфующей льдине в окрестностях Северного полюса. Точнее, сорок четвёртый день. А если ещё точнее, то это один непрерывный день, известный под названием «полярный». Я уже почти свыкся со своеобразным бытом и особенностями жизни в палатке, похожей на шляпку гигантского подосиновика, утренней помывкой нетающим снегом и туалетными трудностями. Но это не та пушкинская привычка, которая «свыше нам дана» и которая замена счастью, ибо счастье – это само моё пребывание на дрейфующей льдине неподалёку от Северного полюса. Я уже приучился спать, забираясь в спальный мешок, предварительно раздевшись, и не выскакивать из него как угорелый при подозрительных толчках льдины и тревожном треске. Я научился варить пельмени, не превращая их в малосъедобную кашу, жарить вкуснейшие антрекоты – отличные изделия фабрики Микояна. У меня нет приёмных часов, и вход в палатку открыт круглые сутки для всех желающих. Правда, желающих пока немного, разве кто жалуется на резь в глазах из-за нежелания носить тёмные очки, обострение радикулита, что не удивительно при наших экзотических походах «до ветру», зубную боль или плохой сон.

Жизнь на льдине идёт по заведённому распорядку. Самолёты с «прыгунами» на борту с завидной регулярностью то взлетают, отправляясь на очередную точку, то садятся, оставляя отполированные следы от лыж на свежевыпавшей пороше.

Вот и сегодня я проснулся (хотел сказать «чуть свет») и нежился в спальном мешке, оттягивая минуту вылезания, так как начальство приказало перед сном тушить горелки и в палатке царил двадцатиградусный мороз.

Тихо постанывал ветер в трубке вентилятора. Позёмка по-мышиному осторожно скреблась в стенку палатки. Где-то тревожно потрескивал лёд. Время от времени с тяжёлым «у-ух» скатывалась ледяная глыба с гряды торосов.

Я лежал, полузакрыв глаза, прислушиваясь к этим звукам, которые стали такими привычными за два месяца палаточной жизни на дрейфующем льду в центре Арктики.

Лучи незаходящего полярного солнца с трудом проникали сквозь толстую плёнку наледи, покрывшей круглый глаз иллюминатора, отчего в палатке царил хмурый сумрак. Меблировка палатки была более чем скромной. Две походные койки-раскладушки с кирзовыми кулями спальных мешков с пуховыми вкладышами. Складной столик, заставленный баночками и коробочками с порошками, таблетками и мазями, отсвечивающий потускневшим хромом стерилизатор со шприцами и хирургическими инструментами. Между койками стоял большой фанерный ящик из-под радиозондов с надписью корявыми буквами: «Порт отправления – Москва, порт назначения – Диксон».

Ящик служил обеденным столом, о чём красноречиво свидетельствовали многочисленные пятна всевозможных размеров и расцветок, стопка немытых алюминиевых мисок и пол-литровые эмалированные кружки с коричневыми льдышками чая.

Вместо стульев – четыре десятикилограммовые жестяные банки с пельменями, аккуратно обтянутые толстой мешковиной. Пол в два слоя был застелен оленьими шкурами. Правда, они давно утратили свой первоначальный нарядный вид. Их когда-то пушистый, отливающий коричневым блеском мех свалялся, смёрзся, превратившись в скользкий, твёрдый, бугристый панцирь.

Слева от входа притулилась коротконогая газовая плитка на две конфорки. От неё тянулся толстый чёрный шланг к внушительному стальному баллону с жидким пропаном. На ночь плитку обычно гасили, и не столько по соображениям пожарной безопасности, сколько из экономии. По утверждению наших хозяйственников, в спальном мешке из волчьего меха не замёрзнешь даже на полюсе холода, а каждая капля газа, совершив путешествие из Москвы к Северному полюсу, превращается в чистое золото. Однако стоило только выключить газ, как мороз лихо принимался за дело. Вода в ведре промерзала до дна, превращаясь в голубоватый слиток, а красный газовый баллон покрывался нарядным, причудливым узором инея.

Я поднёс к лицу руку с часами. Стрелки показывали восемь утра. С завистью посмотрел на соседнюю койку, где сладко посапывал, забившись с головой в спальный мешок, радист Борис Рожков. Крохотное отверстие, оставленное им для дыхания, обросло пушистым венчиком инея. Оттуда то и дело, словно игрушечный гейзер, выскакивала струйка холодного пара.

Пора вставать. Я взглянул на термометр над кроватью. Восемнадцать градусов мороза! От одной мысли, что сейчас придётся вылезать из мешка, по спине побежали мурашки. Кажется, ко всему можно привыкнуть в полярной экспедиции – к постоянному чувству опасности, неудобствам палаточной жизни, к холоду. Но к вставанию поутру в промёрзшей палатке – никогда!

Чтобы облегчить эту процедуру, необходимо зажечь газ и дождаться, пока в палатке потеплеет. Действую отработанным акробатическим приёмом: не вылезая из спального мешка, приседаю на койке, затем, согнувшись пополам, дотягиваюсь до плитки и зажигаю газ.

Запалив горелки, я с облегчением откинулся на койку и вытянулся в спальном мешке. На фале, протянутом под куполом палатки, висели оставленные на ночь для просушки куртки, унты, меховые носки. Подхваченные потоком нагретого воздуха, они вдруг зашевелились, закачались, словно обрадовавшись долгожданному теплу. Не прошло и пяти минут, как явно потеплело. Дружно сопели горелки. Я закрыл глаза. И вот в какой уж раз перед моим мысленным взором возникли скалистые берега Северной Земли. Здесь произошло моё крещение Арктикой, и какие-то невидимые узы связали меня с ней навсегда.

В палатке было холодно, и я всё раздумывал, вставать или не вставать. Шум, раздавшийся у входа, заставил меня открыть глаза. Кто-то, топоча, отряхивал снег, прилипший к унтам. Через несколько мгновений откидная дверь в палатку приподнялась и внутрь неё просунулся сначала один рыжий меховой унт, за ним другой, и, наконец, передо мной выросла знакомая, запорошённая снегом фигура Василия Канаки – аэролога экспедиции и моего первого пациента, которому я по ошибке всучил вместо бодрящих таблеток снотворное. Однако это недоразумение положило начало нашей крепкой дружбе, несмотря на значительную разницу в годах.

– Кончай валяться, док, – сказал он, присев на край кровати. – Сегодня грешно разлёживаться. Девятое мая. Давай одевайся, а я, если разрешишь, займусь праздничным завтраком.

Пока я, стоя на кровати, натягивал на себя меховые брюки, свитер, суконную куртку, Канаки поставил на одну конфорку ведро со льдом, на другую – большую чугунную сковородку, достал из ящика несколько антрекотов, завёрнутых в белый пергамент, и брусок сливочного масла. Затем, обвязав шнурком буханку замёрзшего хлеба, подвесил её оттаивать над плитой.

– Вы, Василий Гаврилович, распоряжайтесь по хозяйству. Будьте как дома. Пойду принимать водные процедуры, – сказал я, втискивая ноги в унты, которые за ночь от мороза превратились в деревянные колодки.

– Смотри не превратись в сосульку, а то, не ровён час, оставишь экспедицию без доктора, – отозвался Канаки.

Обернув шею махровым полотенцем, сжимая в руке кусок мыла, я выскочил из палатки. Ну и холодина! Наверное, градусов тридцать. И ветер. Промораживает до костей. Умывальником служил длинный пологий сугроб, образовавшийся с подветренной стороны палатки. Я торопливо сгрёб охапку пушистого рыхлого снега и начал так неистово тереть руки, словно решил добыть огонь трением. Сначала сухой промороженный снег не хотел таять. Мыло отказывалось мылиться, но я продолжал умывание, пока во все стороны не полетели бурые мыльно-снежные брызги. Следующая охапка снега – на лицо. Оно запылало, словно обваренное кипятком. Не снижая скорости, я растёрся полотенцем и пулей влетел обратно в палатку. Уф-ф, до чего же здесь хорошо! Теплынь. От аромата жаренного с луком мяса рот наполнился слюной.

Борис уже оделся и усердно помогал Гаврилычу накрывать на стол, на котором стояла тарелка с дольками свежего лука, нарезанная по-мужски крупными кусками копчёная колбаса и запотевшая бутылка без этикетки.

Скрип снега возвестил о приходе нового гостя. Это был Володя Щербина. В недавнем прошлом лихой лётчик-испытатель, о чём красноречиво свидетельствовали четыре ордена Красного Знамени, он не сразу отважился перейти в «тихоходную» авиацию. Всё решила случайная встреча с известным полярным лётчиком А.Г. Крузе. Полгода спустя он уже сидел за штурвалом полярного Си-47.

– Здорово, братья-славяне! С праздником! А вот это, так сказать, мой личный вклад в общее дело, – сказал он, доставая из глубокого кармана кожаного «реглана» бутылку армянского коньяка. – Сейчас народ ещё подойдёт. Весь наш экипаж, не возражаете? – Он присел на банку из-под пельменей, расстегнул «реглан» и… задремал. Сказалась усталость от напряжённых полётов последних дней.

Тем временем Борис успел перелить воду, полученную из растаявшего льда, из ведра в большую кастрюлю, вскрыть банку с пельменями. Все нетерпеливо поглядывали на кастрюлю, из которой доносилась глухая воркотня.

Наконец Борис снял крышку и, глубокомысленно хмыкнув, заявил, что «пельмень всплыл и можно начинать».

– Сейчас мы ещё строганинки организуем, – сказал Щербина, поднимая с пола свёрток, в котором оказалась отличная крупная нельма. Скинув «реглан», он извлёк из кожаных ножен матово поблёскивающий охотничий нож с красивой наборной рукояткой из плексигласа, уткнул закаменевшую на морозе рыбину головой в рант ящика и пилящими движениями снял тонкий слой кожи с мясом.

– Ну как? Пойдёт?

– Толстовато, сынок, – критически заметил Канаки. Уж он-то знал толк в этом деле и за свои многолетние скитания по Арктике съел строганины больше, чем мы все, вместе взятые.

– Виноват, исправлюсь, – сказал Володя, и следующая полоска, тонкая, полупрозрачная, завилась, словно древесная стружка.

Пока Щербина строгал нельму, я извлёк из кухонного ящика бутыль с уксусом, пачку чёрного перца, банку горчицы, налил полную тарелку уксуса, добавил две столовые ложки горчицы, от сердца насыпал перца и, тщательно размешав, торжественно поставил адскую смесь для макания строганины в центр стола.

– Вот это воистину по-полярному. Тебя, док, ждёт яркое кулинарное будущее. (Увы, время показало, что Канаки не ошибся.) К такой закуске не грешно налить по двадцать капель.

Мы подняли кружки. За стеной послышался звук шагов. Кто-то подбежал к палатке.

– Эй, в палатке! Доктор дома?

– Дома. Заходи погреться, – отозвался я, обильно посыпая свою порцию пельменей чёрным перцем.

– Давай быстрее к начальнику. Кузнецов срочно вызывает.

– Вот тебе, бабушка, и Юрьев день, – недовольно пробурчал Канаки. – И чего им там неймётся в праздник!

– А может, случилось что? – осторожно предположил Рожков.

– Случилось не случилось, а идти надо, – сказал я, поднимаясь и нахлобучивая на голову мохнатую шапку. – Начинайте пока без меня.

Палатка штаба была недалеко, но пока я добежал до неё, меня охватило смутное чувство тревоги: неужели действительно случилась авария? Надо сказать, все эти месяцы я жил в состоянии постоянного внутреннего напряжения. Это чувство гнездилось где-то глубоко в подсознании: читал ли я книгу, разрубал ли снег на взлётной полосе, отогревался ли в спальном мешке, беседовал ли с ребятами в минуты отдыха или долбил лунку в ледяной толще здесь, в самом центре Северного Ледовитого океана, за тысячи километров от земли, я был единственным врачом, и ответственность за благополучие, здоровье, а может быть, и жизнь товарищей по экспедиции тяжким грузом лежала на моих едва окрепших плечах.

Правда, до сегодняшнего дня моя медицинская практика была довольно скромной. У одного разболелось горло, другой порезал руку, у третьего случился приступ радикулита. Иногда, постанывая от зубной боли, заходил какой-нибудь «полярный волк» и, держась за щёку, с ужасом взирал на кипящие в стерилизаторе кривые щипцы. Но кто знает, что случится завтра. Ведь Арктика может преподнести самый неожиданный сюрприз. И тогда… Не хотелось думать, что тогда. Хорошо, если льдина, на которой очутился пострадавший экипаж, будет ровной, без трещин и торосов, и самолёт, вылетевший на помощь, сможет совершить посадку. А если не самолёт? Впрочем, на этот случай в тамбуре моей палатки-амбулатории, тщательно укрытые брезентом, лежали две сумки. Одна с парашютами – главным и запасным, уложенными ещё в Москве, другая медицинская – аварийная, с хирургическими инструментами в залитом спиртом стерилизаторе, бинтами и медикаментами. Так что, если бы потребовалось, я был готов немедленно вылететь на помощь и прыгнуть на льдину с парашютом.

Потоптавшись у входа, чтобы перевести дух, я приподнял откидную дверь, сбитую из десятка узких реек, окрашенных голубой краской, и решительно шагнул через высокий порожек.

Штабная палатка была просторной, светлой. Четыре пылающие конфорки излучали приятное тепло. Пол был застелен новыми оленьими шкурами. Их ещё не успели затоптать, и коричневый мех был пушистым, отливал блеском. Вдоль стенок располагались койки-раскладушки, по три с каждой стороны. У первой, слева от входа, стоял на коленях мужчина в толстом, ручной вязки коричневом свитере, меховых брюках и собачьих унтах с белыми подпалинами. Круглое смугловатое лицо было изрезано глубокими морщинами. Короткий ёжик чёрных с густой проседью волос придавал ему спортивный вид. Перед ним на брезенте, постеленном поверх спального мешка, валялись детали разобранного киноаппарата. Одну он держал в руке, тщательно протирая ослепительно-белым куском фланели. Это – главный кинооператор экспедиции Марк Антонович Трояновский. Его имя стало известным ещё в тридцатых годах, когда весь мир увидел кинокартины, снятые молодым кинооператором «Союзкино» во время исторического похода ледокола «Сибиряков» через шесть полярных морей[1]1
  ) Летом 1932 года советская экспедиция на ледокольном пароходе «Сибиряков» под руководством О.Ю. Шмидта впервые в истории полярного мореплавания в одну навигацию прошла Северо-Восточным проходом (Северный морской путь) из Архангельска в Тихий океан за два месяца и пять дней.


[Закрыть].