Текст книги "Живая Академия"

Но это не значит, что те же беременные меховые шары и молодые свистушки не приходили ко мне за помощью, когда им было надо. Они таскались даже в пещеру к Тану.

Так как я единственная человечка среди волков не трансформировалась в четвероногий вид. У меня всегда были руки и пальцы наготове, что освобождало ленивых вервольфов от перекидывания в нелюбимый ими двуногий образ.

Теперь, если надо что-либо починить, пришить, полечить, вынуть занозу и при прочих мелких делах, для которых требуются пальцы, волки клана обращались ко мне. Постепенно все, даже те, кто раньше рычал мне вслед, смирились с моим присутствием: ловкие пальцы – слишком полезная вещь, чтобы от них отказаться.

Все, кроме группы молодых волчиц во главе с черной предводительницей Айей. Она и пара ее подружек облаивала меня при каждой встрече. По слухам я поняла, что Ай метила в пещеру, которую заняла я. И на волка, с которым я сплю положила глаз очень давно.

***

Шаман разливала зелье по деревянным кубкам, держа черпак в зубах. Ловко это у нее получалось, многолетний опыт не пропьешь.

– Сила внутри тебя, – объяснила волчица, – надо только ее почувствовать. – Ки устало плюхнулась на мохнатый зад и выжидательно уставилась на меня всезнающими карими глазищами.

Я посмотрела на волчицу, она на меня, и обе мы – на кубок.

– Что хлопаешь зенками, пей! – гаркнула Ки. – Зря я, что ли, возилась с огнем и котлом!

Я схватила кубок и отхлебнула.

Недурно, вовсе не противно, похоже на похлебку. Овощную.

– А что это такое?

– Супчик из грибочков, которые мы нарыли под пеньком. У них особые свойства.

– Ик, – отозвалась я, глядя на пустое дно кубка. – И что теперь будет?

– Не знаю. Если не подействует, добавка твоя. – Шаман кивнула на второй кубок. Я испуганно вытаращила глаза на волчицу, но ее невозмутимость ничем нельзя было пробить.

Оборотень плюхнулась на живот, сложила лапы.

– Подождем действия. – И мы стали ждать: я – в ужасном предчувствии, а волчица, как всегда, безоблачно и с достоинством. Через полчаса ерзанья как на иголках я так ничего и не почувствовала.

Но шаман, усмехнувшись, поднялась и поманила меня за собой. В ночной тишине мы не спеша шли по дорожке, над нами светила луна, в траве стрекотали кузнечики. Лес еще не ушел на ночной покой, не заснули птицы, хоть белки и спешили в свои гнезда и норы.

Мы сели на берегу нашего любимого пруда, вдыхая ароматы трав и чистой воды, любуясь светом звезд.

– Ты видишь? – спросила шаман. Я удивленно оглянулась, но ничего не увидела.

– Приглядись к отражению, – тихо сказала волчица. – Она струится вокруг тебя и видна в свете луны.

Я посмотрела и увидела.

Косые лучи падали на нас сверху, серебря и без того седой мех оборотня, заставляя мои ладони светиться потусторонним светом.

В зеркале лесного озера за мной тянулись бесчисленные отсветы отражений. Подняв руки, я увидела, как за ними тянется шлейф повторений, каждое из них сияло. Я широко открыла измененные зельем глаза и рассматривала струящуюся вокруг пальцев силу. Оторвавшись от меня, маленькая частичка угасала, это уходящие секунды жизни.

Сила бытия выглядела, как спирали ярко-зеленого света. Они завивались в кольца и были везде, ползли по земле, толчками поднимались по стволам деревьев. Все вокруг струилось жизнью.

Она была всюду, яркая, зеленая, как листва молодого деревца, в ней не было ничего гнилостного, тусклого, как в потустороннем призрачном огне. Это сама суть, сама жизнь, без нее не будет ничего. Она была даже в темноте под поваленным деревом, под прошлогодним листком, сочилась сквозь тело ящерицы на камне, впитывалась в окаменелость и уходила в саму землю, чтобы, вновь вернувшись оттуда, питать все живущее: скалы, животных, растения – все. Дополнительно внутри всех животных около сердца горела яркая звезда души.

Ящерка, начавшая остывать, лениво глянула на меня и шустро уползла в траву, оставив на камне медленно угасшие отпечатки силы.

Я подняла руки и посмотрела на свои пылающие ладони. Они были полны сияния.

Из транса меня вывел звук, дикий и неуместный на этом торжестве абсолюта.

В кустах пищали, жалостно, отчаянно. Я посмотрела туда. Искра жизни пылала, вспыхивала и гасла, оставляя после вспышки непроглядную тьму.

– Протяни руку. Давай же, – крикнула волчица, – пока не стало поздно!

Страшное слово «поздно» заставило меня подскочить и броситься на помощь.

Поздно – это конец всего: любви, надежды, жизни.

Протянув руку над пищащим комочком, я вздрогнула: силы в нем не осталось. Искорка жизни еле-еле тлела и в любой момент могла погаснуть окончательно.

Поздно…

Зажмурившись, я дотронулась до собственного источника, увидела искру. Она горела ярко, но где-то в самой сердцевине была маленькая точечка червоточины.

Моя смерть.

Поток заструился через руки, сила влилась в маленького умирающего птенчика. Искорка внутри вспыхнула и запульсировала, желтый ротик открылся и визгливо огласил окрестности, жалуясь на голод, холод, одиночество и неудобство – верные спутники каждой жизни. Подхватив пискуна на ладонь, я посадила его обратно в гнездо.

– Это вам не магия, а кое-что похлеще… – проворчала оборотница, поддержав лохматой шеей пошатнувшуюся меня.

– Молодец, но ты только помогла. Этого недостаточно, нужно больше силы. Раздевайся, будем молиться!

Под моим фраппированным взглядом волчица с кряхтением встала на задние лапы, выгнулась и согнулась, трансформируясь. С травы уже поднялась старая женщина с длинными до земли седыми волосами.

Я никогда в жизни никому не молилась и не умела этого делать, неужели меня ожидают пресловутые танцы голиком в лесу, потрясание бубном и завывание на луну?

– Оголяйся, – поторопила меня старуха, – природа не любит искусственных вещей, потом наденешь шкуру своего любимого обратно.

Мне ничего не оставалось, как стыдливо скинуть единственное, что на мне надето – набедренную повязку и жилетку, из сброшенной шкуры Тана.

В лесу нет магазинов, и достать что-либо из женской одежды просто нереально. Поэтому верчелф презентовал мне несколько чудодейственных волчьих шкур. У них действительно были замечательные свойства – они грели. Невероятным образом при оголенных руках и ногах я никогда не замерзала. Поэтому расставаться таким драгоценным подарком, ой, как не хотелось. Но у меня не было выбора.

Оголившись, я закрылась волосами. Шаман довольно кивнула и направилась в лес. Я с интересом пошла за ней: любой поход в лес с Ки был полон сюрпризов, интересных рассказов, тонны мудрости и полезной информации обо всем на свете. Шаман слыла очень умной и знающей волчицей.

Из чащи леса мы вышли на тайную поляну, окруженную бастионом из терновых веток и кустов. Прутья переплетались так плотно, что образовывали непреодолимый заслон.

С кряхтением старая женщина умостилась на пеньке, как раз посередине падающего лунного луча. Мне достался плоский камень, я устроилась рядом, скрестив ноги по-турецки. Старуха закрыла глаза и несколько раз глубоко вздохнула, подняла руки кверху, приветствуя свет дамы Луны.

Всего лишь медитация? Танцев голышом не будет? – удивилась я.

«Закрой глаза, погрузись в себя», – услышала я мысленный голос шаманки и сделала то, о чем просили.

«Мы, женщины, поклоняемся одному божеству – Жизни. Мы тайные адепты вечной Богини. Она дает нам силу и власть над смертью. Ты одна из нас и готова приобщиться к нашему сестринству, став адепткой не только смерти, но и жизни.

Сила передается от матери к дочери, это власть, это возможность и право давать жизнь и отбирать. Мощь доступна только женщинам, кем бы они ни были, из какого бы мира они ни пришли. Пресветлая Богиня и ее дар есть везде. Любая сможет получить силу в обмен на поклонение божеству жизни. Мужчине никогда не стать адептом из-за своей ограниченности.

Ты готова к посвящению, даже твое имя дано тебе в честь великой Богини, просто протяни руку и возьми то, что принадлежит по праву каждой женщине. А потом, когда придет время, передай своей дочери. У меня нет детей, поэтому я выбрала тебя из всех достойных.

Открой глаза, увидь. Жизнь струится вокруг и сквозь тебя – она везде.

Я все так же сидела на камне, закрыв глаза, но странное дело, подо мной разгорался яркий свет, и, хотя веки были закрыты, я видела струящийся поток, заливавший все вокруг своим сиянием. Яркий, сочный, дарующий жизнь, он питал окружающий мир: деревья, горы, камни, траву и животных, это было похоже на бесконечность. Вечно возрождающийся мир, зацикленная беспредельность, питающая саму себя.

Умирая, сила возвращалась обратно в подземную реку жизни. Рождаясь, души выходили из стремящегося в неизвестность потока и вселялись в новорожденное. Цикл жизни и смерти повторялся. Бесконечно.

Рядом, купаясь в сиянии, сидела Ки. Шаман улыбалась:

– Теперь, когда ты получила благословение Богини, выполни задание сложнее, – удовлетворенно кивнув, сказала волчица.

Открыв глаза, я очутилась в реальном мире, но теперь чувствовала поток жизни, без зелья и без медитации.

Мне в руки упала сухая ветка с коробочками семян.

– Разотри между ладоней и постарайся прорастить их. Они только кажутся мертвыми, сила потока содержится внутри, просто она спит. Жизнь есть везде. Разбуди ее.

Я сосредоточилась, на секунду показалось, что все получится, зерно лопнуло, из оболочки появился робкий носик корешка, и тут сила покинула меня. Ладони погасли, а семя так и осталось безжизненно лежать на ладони. Я скисла. Что-то не получалось, что-то мешало мне.

– Из тебя получится отличный шаман, – похвалила мой провал волчица.

– На самой грани ты почувствуешь ее. Сила всегда рядом, внутри. Тебя и назвали в честь божества, это ли не знак? Ты увидишь без зелья, без магии, почувствуешь поток и сможешь сделать выбор, – утешала волчица.

Уходя, я прикопала пророщенное семечко в землю.

Больше у меня подобный фокус не получался, сколько бы я ни пыталась, но случайно получился другой, о котором я буду жалеть всю оставшуюся жизнь.

По стене пещеры ползла мышка. Острохвостая дрянь подбиралась к запасам шамана. Животное добралось до первого горшка с зельем, сверкнула вспышка, серый комок свалился с полки и остался неподвижно лежать у стены.

Я прищурила глаза.

Мышке осталось жить недолго, она умирала, убитая охранным заклинанием, и ничто не могло ей помочь. Искорка внутри зверька уже не горела.

Я протянула руку и, не думая, впитала остатки сияющей жизни в ладонь. Сразу почувствовала невероятный подъем сил, бодрость духа и какой-то неописуемый экстаз. Краски приобрели яркость и сочность, зрение и слух обострились. Я удивленно взяла мохнатый трупик в ладонь. Мышка была черной и сморщенной. Рассмотрев, я осознала: ее убила я, выпив последние капли жизни.

Почувствовав затылком взгляд, обернулась: в дверном проеме стояла Ки.

Шаман посмотрела на меня с таким упреком во взгляде, что я готова была расплакаться от стыда за содеянное. Но чувства радости и безграничного всевластия, подобно эликсиру бессмертия струящегося по моим венам, я не могла забыть никогда.

***

Жизнь в логове не была такой спокойной, как могла показаться на первый взгляд. Клан выбирал нового вожака. На фоне возвращения Танатоса политическая обстановка в стае стала напряженной.

Танатос – сын старого вождя – по праву сильного должен занять место альфы в клане, но был убит и пропал без вести на многие годы.

Погоревав о покойном, нынешний глава рода принял решение усыновить племянника своего брата. Молодой волк подходил по возрасту, по крови, а также не уступал по силе пропавшему Тану.

Теперь, когда Танатос вернулся, становилось неясно, кого выберет старый вожак себе в преемники.

Споры на этот счет разгорались нешуточные. Все оборотни собрались на поляне возле пещер. Белый как снег вожак лежал возле входа в свое логово. По правую лапу от него сидел двоюродный брат Танатоса, здоровый, как теленок, вервольф Ши. Рядом – его единоутробные братья-беты.

Основным аргументом против верчелфа было то, что хоть волчий принц и вернулся, он все же мертв и не сможет оставить многочисленное потомство. Кто же будет защищать клан, как не молодое поколение? А у названного сына уже пять волчиц в логове, трое из них брюхаты, да от двух других по два выводка здоровых и крепких волчат. Все сильные как на подбор, наделены магией и легко перекидываются.

А Тан бездетен и без волчицы. Бродит по его пещере немочь бледная, магии не знает, перекидываться не умеет и волчат, кажется, рожать как не собиралась, так и не собирается.

С другого конца поляны беты волка с черной холкой дружно заржали и предложили свою помощь в производстве волчат, вдруг у них лучше получится?

Три пары желтых глаз хищно, со смыслом уставились на меня.

Отныне надо осторожнее бродить по лесам и лугам. Есть вероятность, что эти здоровые лбы захотят атаковать Тана через меня, а я даже магии не имею, чтобы от них отбиться. Поймай они меня далеко от лагеря, я буду всецело в их власти.

Накрылись медным тазом мои длительные прогулки по лесам и долам. Теперь гулять только вместе с Ки или тайно с большими осторожностями. Не удивлюсь, если вскоре за мной будут следить прихлебатели этого черношерстного Ши.

Один из подручных осмелился подойти слишком близко и клацнуть челюстями вблизи от меня для острастки.

На что Танатос (не зря его имя переводится, как смерть) без предупреждения бросился на шутника, ловко перекувыркнувшись в волка в полете. Полетели клочки шерсти.

Я бестолково топталась рядом, уже привыкнув, что в стае оборотней между самцами все вопросы решаются на кулаках, то есть на зубах и когтях.

Белый волк меланхолично следил за дракой, Танатос, конечно же, выиграл, но это ничего не решало. Двоюродный брат вервольфа пока не стремился подставлять свою шею под укус умертвия, а только подсылал своих шестерок, прощупывая почву.

Масла в огонь подлила шаман, заявив, что, если вервольф-умертвие, это еще ничего не значит. Она сама тоже волчица-оборотень и давно мертва, но это не мешает ей выполнять обязанности шамана клана. Душа Танатоса все еще при нем, он – разумная восставшая нежить, а не бездушный, поднятый некромантом зомби. Найдет себе истинную пару, Богиня Жизни дарует ему детей и долгое счастливое существование с его половинкой.

Голос Ки пресек слаженный вздох волчиц клана.

Все молодые самки, дружно как одна выдохнув, повернули носы в сторону Танатоса. Верчелф в ужасе сделал шаг назад.

Тан не трусил ни в одной битве, не боялся ни умертвий, ни монстров Темной Империи, но сейчас ему стало страшно, как никогда. Верчелф понял: за его шкуру назначена награда. Цена: окольцевание и потеря холостого существования.

Поджав хвост, собачий принц спрятался за мои ноги.

В глазах молодых хищниц пылал азарт погони за желаемой добычей.

Вожак, не дав ответа, устало встал и пошел в свою пещеру, шаман последовала за ним, старейшины один за другим вереницей поспешили туда же. Совещаться – поняли мы.

Молодым волкам стало ясно, вожак не будет выбирать между мертвым сыном и живым племянником, альфой клана станет сильнейший.

Танатос, подойдя ко мне, ткнулся широким лбом в колени. Прошелся, как гигантская кошка, боком по ногам, прося ласки, одобрения, похвалы за выигранный бой. Получив желаемое, последовал мимо, не оборачиваясь, ему был безразличен злобный взгляд конкурента.

Десятка два горящих глаз провожали наши спины, когда мы с Таном поднимались по горе к своей пещере. Обернувшись, я увидела внизу светящиеся точки, они следили за нами, провожали до входа в логово, скользя среди скал. Ши уже приставил к нам «хвост».

Во мне зародилось смутное подозрение, интуиция подсказывала: Тан был укушен человеком и умер не случайно, нам стоит опасаться следящих из темноты.

***

Лунные розы растут только на плато Семи Ветров. Цветут они один раз в месяц тогда, когда мир погружается в абсолютную тьму, полную, всеобъемлющую и беспросветную, ибо свет солнца для них смертелен. И именно сейчас, в новолуние, когда на землю не попадает даже отраженный свет светила, мне приспичило их достать.

Тан уже давно обещал преподнести мне эту неземную красоту, ведь просьба волчицы для ее волка закон, и именно на это время, как назло, выпало его дежурство по охране периметра заповедного леса. А значит, от желанной добычи меня отделяет еще месяц ожидания и нетерпения.

Поэтому я решила сама их добыть сегодня, или придется тосковать по ним еще одну луну. У меня слишком много планов на эти цветы, чтобы отказаться от них.

В наше логово не попадает солнечный свет. Если цветок закутать в ткань и принести в пещеру, он сможет долго простоять, воткнутый во влажную землю, не увядая и не теряя лепестков. А может быть, даже пустит корни и прорастет. Куст призрачных роз в пещере – красота!

– Вот неугомонная! Не хочет в пещере сидеть как добропорядочная оборотница! – поприветствовала меня старая седая волчица недовольным надтреснутым лаем. Она лежала возле соседней пещеры и грелась на солнышке.

– Доброго дня, бабушка! – кинула я старухе и устремилась вниз по тропинке. Никого нет, все на охоте или на дежурстве, в пещерах остались только дети и старики, можно незаметно утечь из логова.

Раскинув руки в стороны, я бежала с холма, огибая дыры и пещеры в скалах. Из некоторых выглядывали любопытные мордочки волчат и лица оборотней. День был солнечный и чудесный, я сдерживала себя изо всех сил, чтобы на радостях не завопить на всю долину и не перебудить спящих волчат. Если маленькие дети, с таким трудом уложенные родителями на тихий час, проснутся, я огребу по полной.

Спустившись с холма, по привычке оглянулась и последний раз кинула взгляд на гору, в которой жил наш клан. Возвышенность, покрытая зеленью, так же безмолвно таращилась на меня сотнями темных провалов-глаз.

Полдень, жара, все перевертыши спят в прохладной тени своих пещер. Ни с высоты птичьего полета, ни отсюда, снизу, не скажешь, что эти пещеры обитаемы. Оборотни умеют заметать следы и прятать концы в воду, именно поэтому нас еще не нашли. Для их вымирающего вида искусство быть незаметными и скрытными, присутствовать, но не быть замеченным, сродни жизни. До заката было еще несколько часов раздолья, лесов, озер и трав.

Свобода! Выбраться из логова, пусть и комфортабельного, выстеленного теплым магическим мехом и имеющим все удобства, – это настоящая радость. Потому что любая тюрьма хоть за золотой решеткой это все-таки тюрьма. Долгие часы я не спеша гуляла в сторону плато, чтобы растянуть удовольствие и насладиться одиночеством.

В лагере оборотней мы с Танатосом жили, как в осаде. За нами постоянно следили приспешники Ши. В последнее время мне доводилось выходить из пещеры только в сопровождении Тана или шамана Ки.

Верчелф очень за меня боялся, я для него как драгоценность, завоеванная и с боем отобранная у противника вервольфов – вампира. Я являлась трофеем. Оберегаемым, защищаемым, но по правилам волков-оборотней не имеющим своего голоса. Одна из самок, одна из гарема. Тан владел абсолютным правом привести в пещеру еще волчиц. Это привилегия зверя, я признавала ее за ним.

Толпы молодых и гибких волчиц вальяжно прохаживались мимо, лежали у входа в пещеру, якобы греясь на солнышке. На водопое, на охоте, в лесу, на поляне у логова, везде мы натыкались на них. Внезапно я стала очень популярна среди женского населения. Мне притаскивали лечебные травы, лучшие куски мяса, и через каждые пять минут приходили с какими-нибудь просьбами: то полечить порезанную лапу, то посмотреть навернувшегося с обрыва волчонка. Я стала популярней шамана и готова была взвыть от обилия внимания к моей персоне.

Мы опасались, что среди них могут быть шпионы претендента на место альфы клана. Поэтому от подарков я отказывалась, плату за лечение не брала, если случай был серьезным, настойчиво вела пострадавших на осмотр к Ки.

Иногда мне казалась, что Танатосу действительно надо взять еще одну волчицу в логово. Потому что с увеличением потока посетителей в нашу пещеру я уже не справлялась с приготовлением еды, уборкой и прочими ненавистными для всех мужчин делами. Узкий замкнутый мирок клана, шпионов и опасности, поджидающих на каждом углу, домашние обязанности и прочее. Я не могла больше терпеть и вырвалась на свободу.

Когда тоска, разъедающая мое сердце, становилась невыносима, Тан сжимал меня в своих крепких объятьях. Сильно, до боли, целовал, любил, и она отступала, но только на одну ночь, наутро неизменно вновь воцаряясь в сердце. Режуще, тянуще, непереносимо. Так болеть может только что-то, разбитое вдребезги. Лекарство теряло свою силу с каждой неделей и уже не помогало.

Я была безмерно благодарна за помощь Танатосу, за его неустанную заботу и грубую ласку, спасение и избавление, но я просто задыхалась в замкнутом пространстве. И когда подвернулся шанс – убежала!

Мне было плевать на то, что Танатос разозлится и будет бушевать, снося сталактиты в пещере одним ударом лапы. Что ж, в нашем логове будет просторней, щебень и камни я вымету.

Восхождение на плато далось мне с трудом.

Поэтому на вершине я оказалась к самому закату. Отсюда простирался обалденный вид. Широкое пространство, все заросшее колючими кустами. И лес, зеленый, полный жизни, тянулся до горизонта.

Небо окрасилось в пурпур, солнце послало прощальный луч, и сразу стало темно. Свод из багрового приобрел цвет густо-фиолетового свежего синяка.

Плато помрачнело, на лес опустились семерки, с последним лучом птицы оборвали свои трели, насекомые спрятались в траву. Природа уходила на заслуженный покой.

Я села на камень и принялась ждать, с нетерпением поглядывая на колючие клубки веток вокруг себя.

Призрачные розы. Они цветут в полной темноте. Скоро взойдет луна, но ее не будет видно. Абсолютная тьма.

Новолуние.

На выгнутых дугой стеблях, среди острых, как иглы, шипов набухли остроконечные бутоны, глянцевые, чернильно-черные среди темной, жучиного цвета листвы.

Все произошло очень быстро: только-только были почки, и вдруг голые ветки покрылись листьями. Это означало, что взошла луна.

Магия. Я дотронулась до зазубренного края и тут же отдернула руку: с пальца упала крупная капля крови. Я вспомнила слова одного человека: «Без своих шипов роза превращается в рабыню». Действительно, я видела, как иногда в играх волчицы показывали клыки своим самцам, мучая их и не даваясь им в лапы, от этого жар, полыхающий в оборотнях, разгорался жарче. Только надо быть осторожнее – может полыхнуть и тогда погибнешь в сверхновой, сметенная безумием чувств.

Так и эти розы. На отвратительных, невзрачных кустах растет сама нежность, олицетворение красоты. Но если бы цветы не прятались в переплетение острых игл, они бы не выжили и были бы уничтожены.

Бутон на ближайшей ветке щелкнул и приоткрылся, я приготовилась. Луна скоро будет в зените, и тогда поляну зальет отраженный призрачный свет.

Кто-то подкрадывался. Я обернулась инстинктивно не потому, что услышала звук, а потому, что почувствовала угрозу.

Трое. За моей спиной. Все девушки, знаки клана – ожерелья из волчьих зубов на груди, выкрашенные в красный цвет, открытые, выставленные напоказ девичьи прелести и пышные, торчащие во все стороны волосы, а сквозь них горят страшные нечеловеческие глаза.

Красные клыки – оборотни из клана Ши. Некоторое время назад все, кто присягнул ему на верность, нацепили эти побрякушки, – мимоходом отметила я.

Что им надо? Зачем они за мной шли? Поиздеваться хотят? Неужели они не понимают, что если я пожалуюсь Тану, от них не останется даже ушей и хвостов?

Одна девушка упала на колени, выгнулась и обернулась.

Я сделала шаг назад. Это уже не шутки, они принимают боевую форму!

– Если вы посмеете причинить мне вред, вам достанется на орехи! Будете отвечать и перед своим вожаком, и перед Танатосом!

– Глупая, твоему мертвому оборотню недолго осталось бродить под луной, в лесу его ждет засада. Заговоренный клинок против нежити в спину, так, чтобы он больше не поднялся и не восстал. Он не придет к тебе на помощь, не жди и не зови, это бесполезно!

Я узнала волчицу Аи по черной шерсти. Не сумев заполучить внимание Тана, тварь примкнула к Ши.

Оборотница громко рассмеялась каркающим смехом, огромная волчья пасть, полная зубов, не давала смеяться и говорить четко. Две другие самки ударились оземь и тоже перекинулись.

– Мы убьем тебя и съедим, хоть и противно жрать что-то подобное, но останков или улик не должно сохранится. Ты исчезнешь без следа, от тебя не останется даже костей.

– Я уже ела человечину, там, у реки, стояла сторожка рыбака, – проговорила левая волчица. – Пованивает, но жрать можно, потом все превратится в… – Волчица скорчила презрительную рожу.

– Человеческую вонь потом можно заесть пряными кореньями. Никто и не почует, кого мы съели – оленя, кабана или маленькую крысу. Пронырливую тварь, возомнившую себя невесть кем! Ни вожак, ни шаман не узнают правды. Но прежде чем есть, мы нагуляем аппетит и поиграемся! Беги, крыса, беги!

Мрак! Меня убьют, выпотрошат, раздерут на отдельные кусочки и съедят так, чтобы Тан никогда не узнал, что случилось со мной.

Первый раз в жизни моя душа ушла в пятки. Все вокруг было настоящим, построенный вокруг меня сказочный эфемерный мирок спокойствия рухнул. Клыки, когти, лес, тьма и смерть вокруг.

Никто не поможет, не придет на помощь. Танатос тоже в опасности, возможно, его сейчас так же, как меня, пытаются убить. Черные хищные тени набрасываются из-за кустов, прыгают на него, наваливаются всей кучей, не позволяя дать отпор.

Но у него хотя бы есть чем обороняться, а я безоружна.

Мелькнуло воспоминание: широкая спина, быстрые крылья, кровавый в свете луны меч, горящий взгляд и сокрушительная безжалостность. Оружие, защита, единственная, которая была у меня в этом мире, не считая Тана. Мой фамильяр.

«Не думать, – приказала я себе, – не сейчас!»

Я встала на месте как вкопанная, примороженная страхом и неверием. В моем мозгу крутилась одна мысль: они не сделают этого, не посмеют. Если когда-нибудь подобное всплывет на поверхность, им и их волчатам не жить. Оборотень клана не убивает оборотня клана.

Изгоняют – да, но не убивают. За уничтожение своего только одно – смерть рода на корню: всех, кто связан родственной кровью, не жалея ни детей, ни женщин. Неужели они пойдут против своего клана? Взгляд скользнул по окрашенным в кровь клыкам – знаку отличия.

Пойдут.

Потому, что это больше не их клан!

Правая волчица прыгнула. Инстинктивно, на одних рефлексах, я побежала. Острые клыки оторвали полоску меха от набедренной повязки, за моей спиной послышался заливистый разноголосый вой.

Погоня началась.

Мышцы работали на износ, страх гнал меня вперед быстрее ветра, дробный топот лап, рычание и смешки слышались прямо за спиной.

Самки, задрав морды к небу, издали сигнальный протяжный вой: добыча скоро будет поймана.

Далеко за лесом я услышала ответный зов. «Тан, – мелькнула мысль. – Его сейчас так же, как и меня, пытаются убить».

Богиня! Не допусти!

Мимо мелькали колючие кусты. Странное дело, показалось, или ветки с приоткрытыми бутонами расступались впереди и смыкались за моей спиной, чтобы задержать преследователей? Айя и ее наперсницы продирались сквозь шипастые заросли, оставляя за собой клочки шерсти и капли крови.

Плато кончалось, впереди ущелье, круто уходящее вниз, я знаю, там тупик. Резко затормозив на краю, я обернулась. Преследовательницы выдрались из колючек и остановились.

Главная волчица, свесив на сторону язык, усмехнулась и облизала морду, предвкушая парное мясо. Она знала, что это ловушка, оборотни гнали меня именно в эту часть, внизу в туманной сырости меня ждет смерть. Узкое ущелье, острым клином спускающееся вниз с плато, гладкие, высокие стены, тихое, укромное место, где не будут искать.

«Один раз. Один только раз, ради спасения своей жизни, да простит меня пресветлая Богиня», – молилась я.

Потянувшись сознанием к светящимся искоркам внутри волчиц, приготовилась потушить их. Я собиралась отнять у них жизнь, всю, до последней капли. Совершить зло, сознательное, запрещенное непотребство и умереть самой, предав себя. Потерять новообретенную силу, дарованную Богиней, совершив этот грех.

Энергия выглядела, как призрачная рука, протянутая от меня и вонзающаяся в тело черной волчицы.

Айя даже не видит этого, не чувствует, не ощущает, она не знает, что смерть уже держит ее сердце в своей ладони. И эта смерть я.

Испуганная до полной остановки мыслей в голове, до онемения чувств, но готовая сражаться не на жизнь, а на смерть. Я сама стала чувствовать себя животным. Хищным. Безжалостным. Какое мне дело до тех, кто слабее меня? Они всего лишь второсортные самки, им легко найдется замена! А я – альфа вожака! И если они посмеют тронуть меня, что ж, я не так беззащитна, как они надеются, смогу за себя постоять, у меня найдется для них сюрприз в рукаве!

Эти мысли пробудили в моей душе дремучие звериные рефлексы, даже волоски на руках, и те встали дыбом. Меня загнали в угол.

– Кр-р-рыса! – прорычала волчица. – Хочешь шмыгнуть от нас в норку? Надеешься спрятаться?

– Я не крыса, я человек! – выкрикнула я, а про себя добавила: «Самое опасное и смертоносное животное, способное на подлость, гадость, предательство и… Холоднокровное убийство».

Что-то внутри жаждало этого, просило, надеялось и ожидало, предвкушало мое падение.

В моих зрачках отразились тысячи раскрывающихся бутонов, призрачные лепестки пропускали сквозь себя невидимый отблеск черной луны. Поляну залил яркий свет, и это стало сигналом.

Зарычав, волчица прыгнула, я сжала ее душу в своей призрачной руке, готовясь рвануть на себя, впитать до капли, напиться вволю жизненной энергией ее непрожитых лет.

«Нет! Стой! – приказала я себе. – Нельзя, остановись, прекрати! Ты погубишь и себя и Тана».

«Жизнь – это драгоценный дар. Не ты дала, не тебе отнимать. Адепты пресветлой Богини могут только созидать», – звучали в ушах набатом мудрые слова шамана, возвращая сознание.

Ты не должна, а то станешь, как тот черный маг, отступник от всего человеческого, от всего истинного. Тело твое трансформируется, душа скукожится, ссохнется, как паук, попавший в пламя свечи. Так и будешь ходить с горелым нутром, пачкая гарью все, чего коснешься, сжигая и опаляя души людей своей злобой и ненавистью, мучимая вечным голодом и страхом быть пойманной и наказанной за свои деяния.

Зубы Айи нашли мою шею. Тело с гладкой, лоснящейся, как смоль, шерстью повалило и прижало к земле, не давая дышать.

Капля крови скатилась по ключице и впиталась в каменистую почву.

Внезапно поляна преобразилась: тысячи тысяч Лунных Роз вспыхнули кровавым заревом и закурились призрачными струями. Это было похоже на каплю крови, попавшую в воду и медленно спиралями расползающуюся в ней. Розы плакали кровавыми слезами.