Текст книги "Ливонский поход Ивана Грозного"

Послы заявили, что им под страхом смертной казни запрещено их государем править посольство, если требования этикета, обычного при приеме посольств, не будут исполнены[277]277
  Тургенев, Historica Russiae monimenta, t. I, стр. 275, № CLXXXVIII, Гейденштейн, op. cit., стр. 33, Метр. Лит., И, № 22; Соловьев, ор. cit; стр. 267.


[Закрыть]. Тогда аудиенция была прервана, и посольство уехало из Кракова (11-го декабря). Но прежде чем оно оставило город, король приказал (9-го декабря) литовскому подскарбию Лаврентию Войне задержать его в литовском городке Мсцибове до своего приезда в Гродну, под тем предлогом, что он хочет дать еще раз аудиенцию посольству в присутствии литовских вельмож[278]278
  Акты относящееся к истории Западной России, т. I, стр. 239, № 107.


[Закрыть].

Задержка была произведена в возмездие за то, что Иоанн задержал королевского гонца Петра Гарабурду с той целью, чтобы до возобновления переговоров о Ливонии возвратить здесь потери, понесенные московскими войсками после покорения Иоанном этой страны[279]279
  Бантыш-Каменский, 1. с., стр. 155 и Acta Stephani regis, 164.


[Закрыть].

Происходили переговоры о мире, противники выражали желание находиться друг с другом в приязненных отношениях и в то же время вели уже собственно войну.

Баторий готовился к ней весьма деятельно. Земское ополчение шляхты он признавал негодным для военных целей и не желал им вовсе пользоваться. Поэтому необходимо было организовать наемное войско. Венгерские полководцы Каспер Бекеш и Михаил Вадаш получили поручение нанять солдат в Венгрии, Христофор Розражевский и Эрнест Вейер – в Германии, польским ротмистрам даны деньги авансом на собирание отрядов в самой Польше. Кавалеристы должны были являться в панцирях, шишаках, с копьями, саблями или мечами и иметь сильных и здоровых лошадей, пехотинцы в платьях одинакового цвета и покроя, с рушницами, топорами, мечами или саблями. Предписывалось командирам набирать людей здоровых, сильных, умеющих владеть оружием и поддерживать в отрядах строгую дисциплину: отряды должны были идти прямо на сборный пункт, не делая никаких притеснений мирным жителям. Одновременно заготовлялась амуниция; свозились пушки, ядра, порох, ружья и т. п.; что касается пушек, то в Вильне устроен был завод, который отливал их по рисункам, составленным самим Баторием[280]280
  К. Górski, Pierwsza wojna Rzeczypospolitej z Wielkiem Księstwem Moskiewskiem za Batorego. Bibl. Warsz., 1892, II, стр. 98–99.


[Закрыть].

Кроме наемного войска, Баторий сделал попытку организовать вооруженные силы государства путем возложения воинской повинности на крестьян, обрабатывавших королевские имения. По королевскому проекту, крестьяне обязаны были доставлять с каждых 20 ланов одного пехотинца в определенном вооружении; такой крестьянин-воин освобождался от всяких иных повинностей: чинша, барщины, дачи подвод и др.

Эти последние повинности распределялись между 19 крестьянами, к группе которых принадлежал крестьянин-воин. Крестьяне-воины должны были собираться в определенные пункты к своим начальникам, которые обязаны были вести их против неприятеля всякий раз, как враг угрожал государству. Очевидно, этот проект имел в виду создать в Польше правильно организованное постоянное войско, но этому проекту не суждено было осуществиться так, как задумал его Баторий. Если бы задуманная королем военная организация развилась надлежащим образом, она оказала бы немаловажное влияние даже на судьбы Речи Посполитой, как основательно замечают польские историки. Оборона родины собственной грудью пробудила бы в крестьянине патриотизм и вывела бы его из того косного состояния, в каком он находился; косность же крестьянской массы была одной из важнейших причин гибели Речи Посполитой. Одним словом, рассматриваемый проект Стефана Батория представлял собою замечательный по глубине и целесообразности замысел. Но в 1579 году войско из крестьян не было набрано.

Король сумел привлечь для войны и силы запорожских казаков. Они прислали к королю во Львов (15-го сентября 1578 г.) 5 послов с предложением своих услуг везде, куда король прикажет им идти. Король принял благосклонно это предложение и нанял на службу отряд в 600 человек с платою каждому по 6 коп. литовских грошей и по куску сукна на армяк ежегодно. Черкасский староста назначен был казацким гетманом, и запорожцы обязались повиноваться королю и не предпринимать походов в Молдавию или Турцию[281]281
  Janicki, op. cit., 336, № 160, (Postanowienie z Niżowcy); Acta Steph., стр. 144, № CI. Мнение, распространенное среди русских историков (см., напр., Эварницкий, История Запорожских казаков II. 61) о том, будто Баторий дал всем украинским казакам особенную организацию, решительно опровергается польскими исследователями, см. Al. Jabłonowski, Ukraina, (Polska, XVI w. Źródła dziejowe, t. XXII), стр. 425.


[Закрыть].

В приготовлениях к войне прошел целый 1578 год; начинать войну зимой было неудобно, а потому объявление ее приходилось отложить до весны или лета 1579 года. Кроме того, были и другие важные причины отсрочки. Короля беспокоил недостаток денежных средств. К началу 1579 года в казне собралось, правда, 540 000 злотых, но эти деньги израсходованы были на уплату жалованья наемным отрядам венгерским, немецким и польским, и на приготовление амуниции и продовольствия войскам[282]282
  A. Pawiński, Skarbowość, etc, стр. 341.


[Закрыть]. Ввиду этого король созвал в Краков сенаторов на совет, чтоб спросить их мнения относительно того, нельзя ли обратиться к чинам государства с предложением увеличить налоги, но сенаторы указали королю на неудобство этой меры и он должен был от нее отказаться[283]283
  K. Górski, op. cit., стр. 96.


[Закрыть]. Он намеревался созвать для этой же цели сейм в марте 1579 года, но и это намерение должен был оставить, так как раздавались сильно голоса против этого[284]284
  A. Pawiński, op. cit., стр. 341.


[Закрыть]. Вследствие всех этих обстоятельств король решился вести войну на те средства, которые явятся в казне в 1579 году и какие можно будет приобрести путем займа.

Еще будучи в Кракове, он подумал об избрании главнокомандующего армии и посоветовался с сенаторами по вопросу о том, назначить ли пожизненного гетмана или временного. Большинство высказалось за назначение предводителя только на время войны[285]285
  Гейденштейн, op. cit., стр. 37.


[Закрыть]. Направляясь из Кракова в Варшаву, Баторий вызвал туда подольского воеводу Николая Мелецкого и предложил ему гетманство, которое тот принял только на время первого похода против московского царя[286]286
  Ibid., стр. 38.


[Закрыть]. Это назначение объясняется тем, что Мелецкий был одним из вождей той партии, на которую Баторий опирался в Польше[287]287
  Гейденштейн мотивирует назначение главой Мелецкого, как знающего и храброго полководца, но см. Ф. Вержбовский, В. Лаурео, стр. 606.


[Закрыть], притом вождей деятельных, которые энергически старались расстраивать козни противников Батория.

Из Варшавы король отправился в Гродну, чтобы обсудить с литовскими вельможами государственные нужды и план предстоящей войны с Москвой. По этому поводу высказаны были здесь различные мнения. Одни советовали ударить прежде всего на Великие Луки, другие на Псков, иные на Полоцк. Ян Замойский, главный помощник Батория, советовал идти к Полоцку, мотивируя свое мнение поговоркою: бери то, что ближе всего.

Результат совещаний мог порадовать Батория, потому что вельможи Литвы предложили королю доставить на время всей кампании отряд в 10 000 конницы и обещались содержать его на свой счет.

Такая щедрость Литовцев обязывала короля отнестись к их делам с большим вниманием, а они жаловались на неурядицы в администрации своей страны: так многие судебные дела не разрешены были еще со времен Сигизмунда-Августа[288]288
  Тургенев, op. cit., I, 276, № CLXXXIX.


[Закрыть]. Приготовления к войне и судопроизводство задержали Батория в Гродне до начала марта, а затем он направился в Вильну[289]289
  Король выехал из Гродны 25-го февраля (Римские портфели в библ. Краков. Акад. Наук, 9, CIV, донесение Калигари от 9-го марта) и прибыл в Вильну 2-го марта, см. Тургенев, I, 277, № СХС.


[Закрыть]. Тут в исполнении королевских намерений опять произошла проволочка. Войска собирались очень медленно. Король еще в начале января (9-го) распределил пути, по которым должны будут двигаться отдельные отряды, чтобы совместное их движете по одной дороге не было слишком обременительно для мирных обывателей[290]290
  Acta Stephani regis, 155, № СХ.


[Закрыть]. Срок, назначенный для сбора, прошел уже давно, а польские солдаты еще не появлялись. Первыми прибыли Венгры[291]291
  К. Górski, 1. с, II, 100.


[Закрыть].

Ко всем этим затруднениям присоединились еще и морозы, которые в 1579 году продолжались в Литве дольше, чем когда-нибудь[292]292
  Гейденштейн, 39.


[Закрыть].

IV. Полоцк

Так Баторий принужден был откладывать выступление в поход, но война, хотя и не была еще формально объявлена, началась уже собственно в 1577 году. По уходе Иоанна из Ливонии литовские предводители Борис Сава и Вильгельм Плятер отняли у Москвитян Динабург при помощи хитрости: они послали в подарок московскому гарнизону бочку водки; воины перепились, а Литовцы, воспользовавшись их опьянением, завладели крепостью (в ноябре 1577 года)[293]293
  Гейденштейн, 7. О взятии Динабурга посредством такой хитрости говорит и Ниенштедт, но называет неправильно предводителя отряда, взявшего крепость, ротмистром Иоанном Плате, см. Сборник материалов и статей по истории Прибалтийского края, IV, 48.
  Стрыйковский, (Kronika polska, litewska etc., Warszawa, 1846, II, 427), сообщает, что Динабург был отнять доблестным казаком Забою (Dinenbork z kozakiem dzielnym Zabą odiskali); тут, вероятпо, опечатка и надо читать Савою.


[Закрыть]. Несколько позже Иоанн потерял и Венден. Польский военачальник Матвей Дембинский и немец Иоанн Бюринг, секретарь администратора Ливонии Ходкевича, заняли крепость с помощью Латышей, отворивших им ворота города[294]294
  Гейденштейн (7) ставит взятие Вендена в заслугу только Дембинскому, немецкие летописцы – только Гансу Бюрингу. Согласно Геннингу (Sciptores rerum Livonicarum, II, 273), взяты были при этом в плен наместник (Stadthalter zu Plesskow), князь Даниил и Иван Квашнин (Juan Quasin) – известие, которое подтверждается письмом Батория к Яну Ходкевичу (прилож. № XVIII). Рассказ Рюссова (Script, rerum Livon., II, 132 и Сборн. матер. и статей по ист. Прибалт. края, III, 293–294), изобилующий подробностями, отмечает факт, указанный и Гейденштейном, именно тот, что ворота отворили Латыши. «Немцам не трудно было отворить городские ворота, говорит Рюссов, так как им помог один слесарь, родом из Леттов, оставшийся у Русских». У Гейденштейна фигурирует Латыш-плотник, который делает восковой оттиск городских ключей, приготовляет по нему другие ключи и передает их Дембинскому. У Лавр. Миллера (Записки о временах Стефана Батория, Сборн. матер, по ист. Прибалт. края, IV, 129), приписывающего взятие Вендена тоже Гансу Бюрингу, этой подробности нет. Христиан Штрапфер, секретарь герцога Магнуса, в письме к Баторию говорит, что Иоанн Бюринг «collectis undique Germanis, Polonis atque rusticis admotiscalis», взял Венден, см. Janicki, op. cit., стр. 304.


[Закрыть]. Те же предводители отняли у Русских и другие замки в Ливонии: Зонцель, Эрлю, Лемзаль, Буртних, Ропе, Нитау, Пуркель и др.[295]295
  Henning, 1. с, II, 273; Рюссов, 1. с, III, 294; Г. В. Форстен, Балтийский вопрос, I, 672–673.


[Закрыть]

В начале февраля 1578 года русские воеводы пытались овладеть снова Венденом, простояли под крепостью четыре дня, сделали даже пролом в крепостной стене, но принуждены были отступить, ибо гарнизон, несмотря на недостаток съестных припасов (ему пришлось есть даже лошадей), мужественно защищался и, кроме того, получил подкрепление от Матвея Дембинского, сумевшего проникнуть в крепость[296]296
  Карамзин, IX, примеч. 507. По рассказу Геннинга (1., с., II, 273) и Рюссова (Сборн. мат. Приб. кр., III, 295), гарнизон, за недостатком съестных припасов, принужден был есть лошадей. По Рюссову, крепость была выручена Бюрингом, по Гейденштейну (17) – Домбинским, по Геннингу – Александром Ходкевичем. Гейденштейн говорит, что Александр Ходкевич, гродненский староста, племянник администратора Ливонии, только преследовал отступавших уже воевод, но не мог их настигнуть.


[Закрыть]. Потери Иоанна в Ливонии увеличились еще вследствие измены Магнуса, подчинившего Баторию те свои владения, которые принадлежали еще ему в этой стране.

Сношения герцога с королем начались уже в конце 1577 года[297]297
  См. письмо Христиана Штрапфера, Магнусова секретаря, от 4-го января 1578 года – Janicki, op. cit., 302, № 140.


[Закрыть]. Баторий поручил вести переговоры с Магнусом виленскому воеводе Николаю Радзивиллу[298]298
  Ib., №№ 141, 146, 157.


[Закрыть], который советовал королю поставить герцога во главе управления Ливониею на условиях феодальной зависимости[299]299
  Ib., стр. 355, № 173; Гейденштейн, 18–19; Busse, op. cit., 129–130. Договор об этом состоялся в конце 1578 г., а не в начале, как утверждает проф. Г. В. Форстен (Балтийский вопрос I, 673) ибо письмо Радзивилла, советующее Баторию принять Магнуса под покровительство, помечено 2-м ноября.


[Закрыть].

О немедленном возвращении потерь в Ливонии нельзя было пока и думать Иоанну, так как приходилось действовать против Шведов, которые летом 1578 года причинили немало вреда русским[300]300
  Г. В. Форстен, op. cit., I, 673.


[Закрыть].

Только в октябре этого года московские воеводы, отняв у Шведов замок Оберпален, сделали опять попытку взять Венден. После непродолжительной осады[301]301
  С 15-го по 20-ое октября, см. Акты Зап. Рос, III, 237, № 105.


[Закрыть] им удалось уже разрушить стену крепости[302]302
  Moscouische Niderlag vnd Belegenmg der Statt Wenden, 1579, gedruckt zu Nürnberg durch Leonhard Haussier в Чтениях Общества Ист. и древностей, 1847, № 3 и Карамзин, IX, примеч. 509. У Гейденштейна (35) нет этой важной подробности.


[Закрыть]. Но на выручку ее поспешило польско-литовское войско под начальством Андрея Сапеги и Матвея Дембинского. Соединившись с шведским отрядом, которым командовал Георг Бойе[303]303
  Рюссов, 1. с, III, 300–302.


[Закрыть], оно стало переправляться через реку Аа (Говью). Тогда Москвитяне бросились на врага, чтоб оттеснить его назад за реку, но безуспешно. Завязался жаркий бой, и Русские, несмотря на свое численное превосходство[304]304
  По Геннингу, 1. с, II, 274, Стрыйковскому, II, 427 и по Moscouische Niderlag. (1. с, 1847, № 3) Русских было 20 000, по Рюссову (1. с, III, 300–302) – 18 000; у Гейденштейна цифра не указана. Численность польско-литовского и шведского отрядов сообщает Рюссов (1. с, III, 300–301): в первом было 2000 человек, а во втором 3 эскадрона всадников и 3 роты пехотинцев; в депеше нунция Калигари от 6-го, XI, 1578, (Краков, римские портфели, 8, CII, стр. 59) – 8000.


[Закрыть], были побеждены. Часть русского войска была обращена в бегство[305]305
  По словам Гейденштейна, Татары первые пустились бежать.


[Закрыть], причем с поля битвы бежал и главный воевода, князь Иван Юрьевич Голицын[306]306
  Карамзин, IX (изд. 1852), 286–287 и примеч. 509. В «Вестовой отписке Андрея Сапеги» (Акты Зап. Рос, III, 237, № 105) он не назван по имени, говорится только, что «гетман преднейший войска московского утекл». В Moscouische Niderlag (1. с., 1847, № 3) воеводе дается странное имя Хокца (Choktza genannt). Гейденштейн (36) неправильно говорит, что Петр Хворостинин бежал. «Вестовая отписка» Андрея Сапеги приводит его в списке пленных, тоже и в Moscouische Niderlag.


[Закрыть]. Но зато воины, оставшиеся на поле сражения, засев в окопах, мужественно оборонялись всю ночь и только на следующее утро после отчаянного боя в окопах, когда враги ворвались сюда, сложили оружие, причем убито было несколько воевод и много простых воинов[307]307
  Списки убитых воевод в «Вестовой отписке» Андрея Сапеги и в «Moscouische Niderlag» почти одинаковы. В последнем источнике Никифор Чепчуков называется Никифором Зеперуковым и, кроме того, упоминается в числе убитых какой-то князь Иван Облоцкий, наместник Обдорский, повешенный врагами. Число убитых солдат простиралось, по Moscouische Niderlag и по Рюссову, 1. с, III, 302, до 6000 человек; у Соловьева, II, столб. 263—6.022. Гейденштейн (87) выражается неопределенно: «много неприятелей было убито». Историк сообщает нам факт доблестной смерти русских пушкарей, которые, не желая пережить позора плена и сдачи орудий, повесились на них.


[Закрыть].

^{Андрей Сапега}

Враги завладели всем лагерем, многочисленной артиллерией и захватили в плен 9 воевод и многих солдат[308]308
  По «Вестовой отписке» – 20 пушек с мождчерами, по Стрыйковскому, II, 427, – более 20 орудий, по Moscouische Niderlag – 24, по Рюссову – 14 орудий большого калибра, 6 мортир и несколько полевых орудий, по Гейденштейну (36, лат. текст, 126) – около 30 орудий.


[Закрыть], но сами потерпели незначительный урон[309]309
  Списки плененных воевод в «Вестовой отписке» и Moscouische Niderlag не совсем одинаковы, но число воевод одинаково. Список убитых и плененных в Розр. кн. (Карамзин, IX, примеч. 509) не полон.


[Закрыть]. Русские пленные отправлены были к королю в Гродну, а пушки в Вильну[310]310
  По Рюссову (1. с, III, 302), погибло Поляков и Шведов менее 100 человек. У Гейденштейна – неопределенное выражеиие: «с нашей стороны был незначительный урон». Битва происходила 21-го октября, см. «Вестовую отписку» Андрея Сапеги. Неверно указана дата 21-го сентября в Moscouische Niderlag. Гейденштейн говорит неопределенно: «в то время, как король находился в Кракове, получено было нами известие о победе при Вендене». Баторий прибыл в Краков из Львова в половине октября, см. Acta Stephani regis, 147, № CIV. Г. В. Форстен, op. cit., I, 673–674, сообщает из флорентинского архива известие, что московское войско, численностью в 22 000 человек с 20 орудиями, было разбито осенью 1578 года Поляками и Шведами около местечка Kisson. Очевидно, речь здесь идет о битве при Вендене или Кеси – 21-го октября 1578 г.


[Закрыть].

Это поражение встревожило Иоанна. Понимая, что война неизбежна, и сам готовясь к ней, он попытался затянуть переговоры, чтоб иметь больше времени приготовиться к борьбе. Поэтому он отпустил теперь Баториева гонца Гарабурду и сам послал от себя к королю гонца Андрея Тимофеева с предложением вести новые переговоры относительно Ливонии: пусть король присылает к нему для этой цели своих великих послов, скрепив предварительно присягой состоявшийся уже перемирный договор.

^{Пушки времен Ивана Грозного в одном из ливонских замков}

Ведя дипломатические переговоры о мире, Иоанн в то же время, подобно Баторию, делал приготовления к войне, притом в больших размерах. Он уже в декабре 1578 года решил с боярами и духовенством «идти на свое государство и земское дело, на немецкую и литовскую землю»[311]311
  Карамзин, изд. 1852 г., IX и Соловьев, кн. II, ст. 267.


[Закрыть]. Затем царь отправился в Новгород, где принимал великое посольство, возвратившееся из Кракова (15-го июля)[312]312
  Бантыш-Каменский, 1. с., 156.


[Закрыть]. Послы доносили царю, что Баторий идет к московским границам, но что следуют за ним немногие охочие люди из литовской шляхты, из польских же панов и шляхты никто не идет. «Король говорил панам, чтоб шли с ним всею землею в Ливонию доступать тех городов, которые Москва захватила, но паны ему отговаривают, чтоб он и в Ливонию не ходил, а послал бы наемных людей защищать те города, которые за ним, а над другими промышлять. А во всей земле – в Польше и Литве, у шляхты и у черных людей, у всех одно слово, что у них Стефану королю на королевстве не быть, а пока у них Стефан король на королевстве будет, до тех пор ни в чем добру не бывать, а сколько им себе государей не выбирать, кроме сыновей московского государя или датского короля, никого им не выбрать; а больше говорят во всей земле всякие люди, чтоб у них быть на государстве московского государя сыну». «Донесения послов были справедливы», говорит Соловьев[313]313
  Op. cit., II ст. 267.


[Закрыть], а мы скажем – нет. Баторий не мог уговаривать панов, чтоб шли с ним всей землей в Ливонию, потому что понимал всю непригодность земского ополчения для военного дела. Паны не могли отговаривать, чтоб Баторий не ходил в Ливонию, потому что сейм 1578 года согласился на установление налогов только под условием личного участия короля в войне[314]314
  La detta contribuzione se concessa con condizione che il Re faccia la guerra e vi vada in persona… Вержбовский, В. Лаурео, 666, № 183.


[Закрыть]. О низложении Батория могли говорить послам только немногочисленные его противники. Донесения были ложны, а между тем на них Иоанн строил свои завоевательные планы относительно Ливонии и Литвы; эти донесения должны были вселять в него уверенность, что можно будет легко осуществить задуманное предприятие. Иоанн собрал громадные войска против Батория: численность их доходила, по словам папского нунция Калигари, до 200 000 человек; один царский полк заключал в себе 40 000 воинов[315]315
  Тургенев, I, 283, № CXCV и Карамзин, IX, 293 (изд. 1852 г.). Эти данные не позволяют нам сомневаться, как это делает Соловьев, кн. II, 270, в громадности вооруженных сил, приготовленных Иоанном.


[Закрыть]. Но эта исполинская масса была плохо организована и дисциплинирована, чужда тому военному искусству, которое давало победы войску Батория. К тому же она не имела хорошего руководителя, каким для своего войска являлся Баторий, проницательный, в высшей степени даровитый или даже, как хотят некоторые исследователи[316]316
  Г. В. Форстен, Балтийский вопрос, I, 705.


[Закрыть], гениальный стратег. У Иоанна не было плана военных действий, какой до начала войны составил себе польский король. Царь мог только принять решение идти «на свое государство и земское дело, на немецкую и литовскую землю», но по какому плану следует это решение исполнить, над этим вопросом он не задумывался. Он сразу принужден был вести оборонительную войну, хотя и предпринимал наступательную, хотя замыслы Батория должны были быть известны ему, по крайней мере, по слухам. Правда, поход на Полоцк решен был Баторием окончательно только в самый момент выступления в поход, однако намерения королевские были уже раньше известны. Иоанн ограничивался только угрозами, что если король пойдет на Полоцк, то он двинется на Вильну[317]317
  О том, что Баторий готовится в поход на Полоцк, уведомил Иоанна гонец Андрей Тимофеев в конце июня 1579 г., см. Бантыш-Каменский, 1. с., 156–157; Тургенев, 283, № CXCV. Ввиду этого нельзя согласиться с мнением Соловьева (op. cit., II, 269–271) о том, что Иоанн не знал, откуда ждать ему нападения, и что Баторий застиг его врасплох.


[Закрыть].

Силы Батория были гораздо меньше: они доходили до 60 000 человек. Но всеми этими силами король не мог воспользоваться: он должен был отрядить одну часть на соединение со Шведами, с которыми он желал поддерживать дружественные отношения[318]318
  По словам Гильдебранда (К. Hildebrand, Sveriges ställning till Antonio Possevinos frodsmedling moll an Polen och Ryssland 1581–1582. стр. 8, в Historiska Studier, Pestskrift tillägnad С. G. Malmström den 2 november 1897), настоящий союз между Швецией и Польшей в царствование Стефана Батория никогда не был заключен, но обе стороны сближались между собой.


[Закрыть], другую – на защиту различных крепостей государства, так что свободным оставался отряд в 40 000 человек[319]319
  Эти цифры сообщает папский нунций Калигари (Тургенев, I, 283, № GXCV). В одном современном летучем листке (Pollnischo Zeitung. Summarische und wahrhaffte Beschreibung von jüngster bekriegung und eroberung etlicher fürnemer Stadt und Vestungen etc. Nürenberg) приведен состав армии Батория и численность ее показана в 136 500 чел. По поводу цифр, приведенных листком, В.Г. Васильевский сделал такое замечание: «серьезнее и важнее список военных сил, собранных королем против московского тирана, о количестве которых нет других сведений» (Журн. Мин. Нар. Просв., 1889, январь, 136–137). Но говорить о малейшей даже серьезности этого списка нельзя. Достаточно для этого указать на число низовских казаков – 15 000: нам документально известно, что запорожцы обязались доставить королю отряд только в 600 человек, см. Acta Steph., 144, № CI.


[Закрыть].

Несмотря на численное превосходство московской армии, и несмотря на то, что из Польши и Литвы приходили желанные известия о затруднительности положении Батория, Иоанн мог тревожиться за успешный исход борьбы с королем. После битвы при Вендене успехи войск Баториевых не прекратились. Литовский гетман надворный Христофор Радзивилл, сын виленского воеводы, сжег город Дерпт, опустошил его окрестности, разрушил довольно сильную крепость Киремпе, захватил несколько вражеских орудий и много пленных[320]320
  Тургенев, I, 281 № СХСИ; Henning, 1. с, II, 275; Гейденштейн, 39. У Гейденштейна крепость называется Киромпеш.


[Закрыть] (в марте 1579 г.).

Окончив приготовления к походу, Баторий отправил к Иоанну гонца Вацлава Лопацинского с письмом, в котором объявлял царю войну, мотивируя свое решение так. Иоанн нарушил перемирие, вторгнувшись сам со своим старшим сыном в Ливонскую земно: бросился ты, – говорит Баторий, – на христианский народ, наших подданных, производя резню и кровопролитие, к чему ты улучил время, когда мы отъехали в отдаленные стороны наших государств, завладел ты нашими некоторыми замками вероломно, умерщвляя невинных людей». Царь требует уступки Риги и Курляндской земли, предъявляет притязания на право владеть наследственно Литвой и Польшей. Он ведет войну не только в Ливонии, но и в Витебской земле, где он недавно построил замок Усвят и куда он посылает свои войска. Договорная грамота, данная царем, заключала в себе условия, на которые королевские послы не давали своего согласия. Тем не менее царь «вероломным обычаем» скрепил ее присягою. Поэтому он, Баторий, не может этой договорной грамоты принять и отсылает ее назад царю[321]321
  Грамота Батория, объявляющая войну Иоанну, интересна как изложение хода дипломатических переговоров между обоими противниками, Acta Stephani regis, 162–163, № СXIV; Щербатов, т. V, ч. IV, стр. 190–199; Метр. Лит., II, 42, № 22. О посольстве Лопацинского Одерборн (Vitae Joannis Basilidis libri tres, Ad. Starezewsлi, Historiae ruthenicae scriptores exteri, II, 239–240) приводит следующий фантастический рассказ. Лопацинский прибывает (на самом же деле он был задержан на пути в Дорогобуже) в Москву, где тогда находился Иоанн (царь был в Новгороде). Спустя несколько дней царь послал сказать польскому гонцу, чтобы он не являлся в царский дворец с обнаженным мечом, если он дорожит своей безопасностью или даже своей жизнью. На это Лопацинский ответил, что великий князь может лишить его имущества и жизни, как этого, без сомнения, и ожидать следует, но он не отступит от поручений, данных ему королем, ни на волос. Гонца ведут в сенат (т. е. боярскую думу), где он гордо заявляет, что прислан ко всей Московии объявить войну. Гонца повезли в царский дворец в колеснице, запряженной четверкою лошадей; впереди шел слуга, неся обнаженный меч, который ярко сверкал от солнечных лучей. Посмотреть на королевского гонца сбежалось так много Москвитян, что от давки, происшедшей у ворот дворца, погибло около ста человек. Аудиенция у царя так описана. Basilides palatium, in quo legatum expectabat, tapetibus et peristromatis instraverat multisque odoramentis illud referserat. Se ipsum vero vestibus auro fulgentibus et gemmis clarissimis ornatum cultumque in Lopatinsci conspectum dedit eumque contra naturam suam humaniter excipere visus est. Is vicissim Basilidem more sarmatico salutavit et idem reliqui Poloni fecerunt. Literas deinde regis bullis aureis consignatas ensemque falcatum futnrae ultionis indiccm Basilidi porrexit. Hunc ille crudeli vultu iracunde aspiciens in admirationem magnum venit, quod hostis in peregrina regione tanta audacia tantum principem verbis asperioribus compellare ausns est. Взяв королевское письмо, царь приказал держать гонца под стражей, но с подобающими почестями. Затем он созывает магнатов, чтоб сообщить им о начале войны, собирает войска и произносит к солдатам речь eosque variis exhortationibus ad pristinam virtntem et odium Sarmatarum incitat. Таков риторический и фантастический рассказ Одерборна.


[Закрыть].

^{Рига в конце XVI в.}

Вскоре после этого (30-го июня) король двинулся из Вильны в Свирь, где он созвал военный совет, чтобы решить окончательно вопрос, в каком направлении предпринимать поход против врага. Литовцы советовали королю идти на Псков: этот город плохо укреплен, говорили они, его стены пришли в ветхость, враг не ожидает нападения на этот пункт, а потому крепостью можно будет легко завладеть[322]322
  Гейденштейн, стр. 42–45, весьма подробно разсказывает о мнениях, высказанных на совете в Свири. В эдикте короля о молебствиях по случаю взятия Полоцка отмечено только в сокращенной форме королевское мнение. Этот эдикт (Edictum regium de supplicationibus ob rem bene adversus Moschum gestam an 1579, 30 Augusti) помещен в базельском сборнике Пистория (I. Pistorii, Polonicae historiae Corpus, III, 114–117), во франкфуртском Вехеля (Rerum polonicarum tomi tres, I, 214) и в издании Relacje nunciuszów apostolskich i innych osób o Polsce, Berlin – Poznan, 1864, I, 317–320.


[Закрыть]. Здесь сосредоточены главные неприятельские силы, вследствие чего удачный удар, направленный сюда, скоро положит конец войне. Баторий высказался против этого взгляда. Осаждать Псков было, по мнению короля, при теперешнем положении дел противно правилам военного искусства, так как пришлось бы в таком случае оставить у себя в тылу несколько неприятельских крепостей. Цель настоящей войны – освобождение Ливонии, но для достижения этой цели надо выбрать самые подходящие средства. Вести войну в самой Ливонии неудобно: она слишком разорена, вследствие чего войска будут страдать от недостатка продовольствия; в ней слишком много замков и добывание их замедлит ход военных действий. Следует прежде всего взять Полоцк, потому что эта крепость угрожает Литве и даже самой столице ее Вильне, потому что неприятель посылает из Полоцка вспомогательные войска и продовольствие в ливонские крепости, потому что этот город господствует над течением Двины и является важным торговым пунктом; с его взятием плавание по Двине сделается вполне свободным, что имеет существенное значение для торговых сношений Риги, которые теперь останавливаются постоянными нападениями неприятеля. На эти соображения короля некоторые замечали, что Полоцк – сильная крепость, снабженная военными снарядами в большом количестве, поэтому взять ее будет трудно, а неудача в начале войны может отозваться пагубно на всем ее ходе. Король возражал на это, что именно в начале войны, пока силы армии еще свежи и бодр ее дух, и следует приступить к осаде крепости; неприятель, потеряв самую сильную крепость, потеряет веру в свои собственные силы, между тем как солдаты-победители укрепятся еще более в надежде на успешное ведение дальнейших предприятий. Король заключал, что не следует уклоняться от задуманного еще раньше плана войны. Так решен был поход на Полоцк.

^{Русские войска атакуют Полоцк. Гравюра XVI в.}

Выступая в этот поход, Баторий постарался обеспечить фланги своей армии следующим образом. Он мог ожидать нападения Иоанна с востока, со стороны Смоленска, и с запада, со стороны Жмуди, так как Иоанн заявлял, что Курляндия – его вотчина. Правый фланг своей армии Баторий приказал защищать оршанскому старосте Филону Кмите, а левый – жмудскому каштеляну Ивану Тальвошу. Движение Иоанна на Курляндию, которое предвидел Баторий, не замедлило последовать. Находясь в Пскове, царь выслал в Курляндию (1-го августа) воевод князя Хилкова и Безнина, с отрядом, в котором было 20 000 нагайских и казанских Татар. Перейдя Двину у Кокенгаузена, отряд вторгнулся в Курляндию и сильно опустошил ее. Экспедиция этим и ограничилась, так как Иоанн, узнав об осаде Полоцка, отозвал это войско назад[323]323
  Карамзин, IX, 297 и прим. 522: «они-ж (воеводы) Курляндскую землю пусту учинили»; Гейденштейн, 48.


[Закрыть].

Защитив фланги своей армии, Баторий двинулся из Свири через Поставы и Глубокое к Десне[324]324
  Stryjkowski, II, 428.


[Закрыть], выслав вперед к Полоцку Николая Радзивилла с сыном и Каспара Бекеша, чтобы они, став под стенами Полоцка, помешали неприятелю усилить гарнизон крепости[325]325
  К. Górski, op. cit., Bibl. Warsz., 1892, II, 101.


[Закрыть]. По пути к королю присоединились отряды троцкого воеводы Стефана Збаражского, полоцкого воеводы Николая Дорогостайского и некоторых частных лиц. В Дисне Баторий произвел смотр войскам (17-го июля). Одни отряды были вооружены по-казацки: они имели луки, сабли, шлемы, панцири и копья, чтобы колоть ими врага при нападении и метать их в него, когда он бежит. У других отрядов, вооруженных по-татарски, на шеях лошадей были привязаны куски тафты, похожие на бороды. Лошади легко вооруженных солдат были покрыты шкурами волков или тигров, кроме того, лошади вельмож украшены были драгоценными камнями, жемчугом, золотом и шелком; оружие вызолочено и также усеяно драгоценными камнями[326]326
  Это описание заимствовано из письма итальянца Мартинелло, находившегося при войске, см. римские портфели в Крак. Акад. Наук, 26, D I, 101–103.


[Закрыть].

В Дисне присоединились к армии запоздавшие отряды виленского каштеляна Ивана Ходкевича, минского каштеляна Ивана Глебовича и других панов, равно как и немецкие наемники, предводимые Христофором Розражевским и Эрнестом Вейером[327]327
  Гейденштейн, 46.


[Закрыть].

Войска представлялись в отличном виде. Великий гетман поддерживал среди них строгую дисциплину. В речи, обращенной к солдатам, он запрещал им осквернять храмы и делать насилия над женщинами даже в неприятельской стране[328]328
  См. письмо того же Мартинелло.


[Закрыть].

В то время как главная армия двигалась к Полоцку, литовские казаки завладели замками Козьяном (28-го июля) и Красным (31-го июля), а Венгры и Литовцы – Ситном (4-го августа)[329]329
  Хронология этих событий неясна у Гейденштейна, 52–53; он рассказывает сначала о взятии Красного, а потом Ситна. Козьян был выстроен после взятия Полоцка в 1563 г., на реке Оболи насупротив литовского замка Уды, Красное при озере Островите и Ситно при истоках реки Полоты на великолуцкой дороге. См. Коркунов, Карта военных действий между Русскими и Поляками в 1579 году и тогдашние планы города Полоцка и окрестных крепостей, Журн. Мин. Нар. Просв., 1837, VIII, 235–249. Замойский в письме к нунцию Калигари говорит, что Козьян захвачен был внезапным нападением и дотла сожжен, а по взятии Красного попал в плен московский воевода со всем почти своим гарнизоном, см. Aug. Theiner, Annales ecclesiastici III, 70.


[Закрыть]. Баторий хотел сначала ударить на крепость Сокол, находившуюся между реками Дриссою и Нищею, на псковской дороге, опасаясь, чтобы из этого замка Москвитяне не мешали подвозу провианта его армии, что они могли легко делать, получая совершенно свободно подкрепления из Пскова. Однако, посоветовавшись с гетманом Мелецким, король оставил это намерение, не желая терять дорогого времени добыванием незначительных замков, и направился к Полоцку. Сюда раньше короля прибыл скорым маршем Николай Радзивилл, которого король еще в начале марта 1578 года назначил великим гетманом литовским[330]330
  Acta Stephani regis, 98, № LXIX. Это назначение сильно раздражило Яна Ходасевича, который надеялся получить эту должность за управление Ливонией, см. Вержбицкий, В. Лаурео, стр. 702.


[Закрыть].

Радзивилл должен был воспрепятствовать проведению подкреплений полоцкому гарнизону; однако небольшой отряд Москвитян успел за два дня до прихода королевского авангарда проникнуть в крепость. Радзивилл занял ближайший к крепости пост и преградил всякий доступ в нее[331]331
  Edictura regium de supplicationibus ob captam Polociam (Relacje nuucjuszów, I, 318).


[Закрыть]. В Полоцк же он отправил королевскую грамоту, которую приказано было распространять повсюду среди жителей полоцкой области. В этой грамоте Баторий, изложив обстоятельно причины, побудившие его начать войну с московским царем, обещал всем, которые подчинятся его войскам добровольно вместе с замками, городами и поместьями, сохранить их обычаи, веру и их права и далее все это приумножить, если они только приобретут благорасположение короля за свою верную службу. Тем, которые не пожелают изъявить покорности, Баторий приказывал удалиться из своих замков, земель и городов, ибо в противном случае они, сопротивляясь королевским войскам, подадут повод к кровопролитию и навлекут на себя плен и строгость меча. Ослушники, – так оканчивал свою грамоту Баторий, – не могут винить его и рыцарство его войск, за то, что произойдет, ибо они упорствовать будут против самой справедливости[332]332
  Acta Stephani regis, 171, № CXVI.


[Закрыть].

Грамота эта не произвела желанного действия. Полоцкие воеводы, увидев неприятеля, вывели свои войска из-за укреплений и выстроили их в боевой порядок у самых ворот крепости, но затем без боя удалились назад в город. Тогда литовская конница бросилась их преследовать, гнала вплоть до самой крепости и успела убить несколько человек[333]333
  Гейденштейн, 53.


[Закрыть].

Наконец 11-го августа прибыл и сам Баторий[334]334
  Edictum de sxipplicat. – Relacie nuncj., I, 318.


[Закрыть]. Королевскому войску пришлось совершить весьма утомительный переход. Солдаты должны были прорубать себе просеки в густых лесах, которые успели вырасти с тех пор, как Иоанн взял Полоцк (в 1563 г.), потому что поля не возделывались; приходилось идти по запущенным топким дорогам, которые от проливных дождей сделались еще непроходимее. Все это замедляло движение армии[335]335
  Edictum de snpplicationibus, ib., I, 318, Гейдепштейн, 19. Даниил Герман, данцигский ратман, автор Стефанеиды, ездивший к Баторию в лагерь под Полоцк, сообщает следующие подробности: «Туда, т. е. к Полоцку из Вильны, ведет ужасная дорога, хуже которой не может быть во всем мире. Кажется, главной причиной является то, что с тех пор, как Московит взял Полоцк. т. е. от 1563 г., этот тракт был совсем закрыт, всякие сообщения отрезаны, а Московит на 20 миль в ширину и в длину, с этой стороны Двины, обратил страну в пустыню (lautter Wildniss lassen word en), страну, в которой были прежде города, рынки, деревни и возделанные поля. Поэтому всякий, отправлявшийся из Вильны в эту сторону, должен запастись хорошенько провизией на несколько дней. Ясно можно видеть, как Венгры и иные солдаты, которые шли впереди, должны были искать новых дорог и делать в лесах просеки, чтобы можно было перевезти артиллерию. Беспрестанная непогода, продолжавшаяся несколько месяцев, немало вреда причинила этой экспедиции», см. Aug. Mosbach, op. cit., стр. 161.


[Закрыть].

Подступив к Полоцку, Баторий осадил его, расположив свои войска в трех местах. Численность его армии простиралась до 16 000 человек[336]336
  К. Gorski, op. cit., Bibl. Warsz., 1892, II, 102. Уже в лагерь под Полоцком прибыло несколько отрядов добровольцев; среди них особенно выделялся отряд князя Острожского и отряд немецкой пехоты, присланный бранденбургским маркграфом.


[Закрыть]. Полоцкий гарнизон состоял из 6000 человек. Командовали им воеводы: князь Василий Иванович Телятевский, Петр Иванович Волынский, князь Дмитрий Михайлович Щербатый и Иван Григорьевич Зюзин[337]337
  Stryjkowski, II, 429; К. Gorski. I. с, 1892, II, 106. По выражению разрядных книг, «в Полоцке воеводы худы, а людей мало» – Карамзин, IX, 296–297 и примеч. 520, Щербатов, т. V, ч. III, стр. 19. Воеводы названы худыми несправедливо: мы увидим, что они будут доблестно защищаться; названы так потому, что не сумели отстоять крепости.


[Закрыть].

Город и крепость Полоцк представлялись тогда в следующем виде. Река Полота, плывя с севера на юг, поворачивает недалеко от своего устья сначала назад, а потом на юго-запад и в таком направлении впадает в Двину. Пространство между Двиной и первым изгибом Полоты представляет собою довольно возвышенное плоскогорье, которое, подходя к Полоте, ниспадает довольно круто к реке. На этом возвышении находились два замка: один из них, стоявший у самого слияния Полоты с Двиной, назывался Высоким, а другой, построенный к востоку от первого, Стрелецким Острогом. За Полотою, на правом ее берегу, лежал посад Заполотье, обнесенный деревянной стеной и соединенный мостом с Высоким замком. Таким образом, Высокий замок, как главная крепость, был окружен с востока Стрелецким Острогом, с запада Заполотьем и с севера Полотою; с южной стороны Двина делала доступ к нему совершенно невозможным. Иоанн Грозный, взяв Полоцк в 1563 году, укрепил Высокий замок новыми башнями в несколько этажей для боковой стрельбы, а всю крепость обвел стеной и глубоким рвом[338]338
  Топография Полоцка у Гейденштейна (стр. 54) представляется не совсем ясно. Он описывает положение крепости так: «с севера течет река Полота, у подошвы Стрелецкой крепости, немного уклоняясь от прямого течения к востоку, она, затем, снова отклоняется к северу и, обогнув подошву холма, на котором расположен Верхний замок, отделяемый ею от города, немного ниже того места направляется к югу и соединяется с рекою Двиною». На плане Пахоловецкого (Витебская Старина) течение Полоты изображено не совсем точно. Гурский исправил его согласно топографической карте России (см. op. cit., стр. 105).


[Закрыть].

^{Осада Полоцка войсками Стефана Батория в 1579 г. Гравюра конца XVI в.}

Войска Батория расположились следующим образом: на правом фланге у Двины – Венгры, рядом с ними влево, тоже на правом берегу Полоты – Литовцы, за Полотою, на левом берегу – Поляки, на левом фланге, тоже как и Венгры, у самой Двины – Немцы.

Лишь только Баторий прибыл к Полоцку, как тотчас же отправился осматривать местоположение города и крепости, взяв с собой Замойского и Бекеша, предводителя венгерских войск. Осмотрев местность, он пришел к тому заключению, что все усилия надо направить на Высокий замок, ибо и доступ к крепости с этой стороны удобнее и – что еще важнее – с падением главного укрепления город и Стрелецкий Острог, лишившись провианта и огнестрельных снарядов, которые хранятся в Высоком замке, сами собою сдадутся. Напротив того, Бекеш был того мнения, что осаду следует начинать со стороны Заполотья; он мотивировал свое мнение следующими соображениями: если по завоевании города неприятели удалятся в крепость, то это поставит осажденных в более затруднительное положение, так как они будут стеснены в одном месте, что ослабит у них надежду на избавление от осады и, напротив того, уменьшит труд осаждающих и усилит их мужество: к тому же добывать замки со стороны города немногим теперь труднее, чем с другой стороны, ибо реку Полоту везде можно перейти вброд. Замойский соглашался с королем и уговаривал его настаивать на исполнении своего плана, указывая на выгодные стороны его, которые он заметил во время вторичной рекогносцировки местности, когда он, один подъехав к тому месту, на котором стоял город до 1563 года (место это называлось Пожарищем), увидел, что здесь нет ни рвов, ни высоких холмов и поэтому с этой стороны доступ к крепости легче.

Однако король не совсем последовал совету Замойского; он отступил несколько от своего собственного мнения. Не желая возбуждать национального антагонизма, он предоставил известную долю самостоятельности каждой национальности в своей армии. Немцам разрешено было вести подкопы против Стрелецкого Острога, а Бекешу с его Венграми – действовать против Заполотья. Венгерский предводитель начал обстреливать город на другой день осады, от чего в городе произошел пожар. Тогда Русские, видя, что защищать город нет возможности, зажгли его со всех сторон и со всем имуществом удалились в Высокий замок[339]339
  Относительно этого факта в источниках существует некоторое противоречие. В «Эдикте о молебствиях» король говорит след.: «на другой день город, укрепленный сильно рвами, валом, башнями и весьма толстыми стенами и защищаемый также гарнизоном, мы подожгли и в несколько часов весь уничтожили, главным образом, потому, что он являлся преградою для ближайшего доступа к крепости (Postridie civilatem поп mediocriter fossis et aggere et propugnaculis et parietibus densissimis, turn quoqne praesidio firmam, ea maxime de causa, quod illo loco nos a propinquiore ad arcem accessu proliiberet, incendimus ac totam paucis horis delevimus. Relacje nuncjuszow, I, 318). Гейденштейн говорит, что, когда Бекеш начал громить городские стены из орудий, тогда Москвитяне, «отчаявшись в возможности защищать город, согласно с общим наказом, какой получают от царя все, на кого возлагается защита городов, взяли с собою все вещи, зажгли город и удалились в Верхний замок» (58). Нам думается, что это противоречие можно примирить так, как это мы сделали в тексте.


[Закрыть].

После этого Баторий направил главные силы на эту крепость, и именно на выступ, обращенный к северу, так как гарнизон не мог защищать его ни прямыми, ни боковыми выстрелами[340]340
  Górski, op. cit., 107.


[Закрыть]. Король послал предварительно в крепость гонца с предложением сдаться добровольно. Русские задержали посланного на всю ночь, а в это время так энергично стали работать, что успели поднять еще выше деревянную башню, которая находилась против королевского лагеря. На следующий день они выпустили гонца, приказав сказать королю, что ключи от крепости находятся в руках их государя, а потому пусть король попробует сам отворить крепость, если только он будет в состоянии сделать это[341]341
  A. Mosbach, op. cit., 162.


[Закрыть].

Баторий решил взять крепость приступом, но для этого надо было сделать пролом в стене. С этой целью попробовали сначала пробить стену артиллерийскими ядрами, однако безуспешно. Тогда начали бросать в крепость особенные раскаленные ядра, которые Баторий употреблял уже в Венгрии. Но и это средство не достигало цели: ядра, направленные выше стен, перелетали через них, а направленные к основанию стены зарывались в землю. Вследствие этого была сделана попытка поджечь стены при помощи лучины и смолы. Солдаты в надежде на большую награду, обещанную за такой подвиг, карабкались энергично по крутой покатности холма, на которой стояла крепость, и приближались к стенам, но встречали тут мужественный отпор. Осажденные скатывали на них громадные бревна, которые увлекали вниз карабкавшихся смельчаков и умерщвляли их.

А если удавалось зажечь в каком-нибудь месте стену, тогда осажденные, дряхлые старики, женщины и даже дети, с опасностью жизни спешили потушить пожар водой. Неустрашимость осажденных доходила до того, что многие при самой сильной пальбе из неприятельских орудий «решались спускаться на канатах за стены и лили воду, подаваемую им другими, свешиваясь с более высокого места для того, чтоб потушить огонь, приближавшийся извне». При этом многие гибли, но их с таким же самоотвержением заступали другие. По словам самого Батория, Москвитяне доказали тогда своей энергией и усердием, что в деле защиты крепостей они превосходят все прочие народы[342]342
  «Эдикт о молебствиях» в Relacje nuncjuszów, I, 319.


[Закрыть].

Осада затягивалась также вследствие проливных дождей и недостатка провианта. Лето 1579 года было в высшей степени сырое во всем Прибалтийском крае. По словам Рюссова, в течение пяти недель не было в Ревеле и трех дней без дождя[343]343
  Сборник материалов и статей по истории Прибалтийского края, III, 310.


[Закрыть]. Под Полоцком от непрерывных дождей дороги так испортились, что вьючные лошади, не будучи в состоянии выкарабкаться из грязи, падали и гибли от истощения сил, почва так пропиталась водой, «что даже под кожами в самых палатках магнатов не оставалось места, где можно было бы лежать». Дурное состояние дорог затрудняло весьма подвоз провианта. К тому же продовольствие надо было доставлять из отдаленных местностей, так как окрестности Полоцка были безлюдны. Затруднительность подвоза увеличивалась наконец от нападений, которые производились на шедшие к Полоцку обозы русскими отрядами из окрестных замков, Суши, Туровли и Сокола. Вследствие всех этих обстоятельств купцы очень редко показывались в полоцком лагере. Поэтому цены на съестные припасы и сено достигли неслыханных размеров. Армия Батория начала страдать от сильного голода. Дошло до того, что некоторые Поляки и Венгры не задумывались есть мясо падших лошадей. Сырая погода, голодание и дурная пища вызвали болезни в войске, от которых особенно страдали Немцы: многие из них умирали от кровавого поноса[344]344
  Kronika polska Marcina Bielskiego nowo przez Joach. Bielskiego syna jego wydana. W Krakowie, 1597, стр. 761–765.


[Закрыть].