Текст книги "В сетях обмана и любви"

Вивьен Воган
В сетях обмана и любви

Глава 1

Восточный Техас, 1880 год.

С каждой оставленной позади милей Рубел Джаррет все больше убеждался, что это путешествие – чертовски глупая затея. Еще до того, как он покинул Орендж и отправился в маленький, окруженный со всех сторон Пайнейским лесом городок Эппл-Спринз, стали крепнуть его подозрения, что путешествие закончится, в лучшем случае, ничем. Чертовски глупая затея!

Решение он принял на пирушке. Ему отчаянно хотелось увидеть снова Молли Дюрант, и близкие сочли разумным его решение: раз уж он никак не может выбросить ее из головы, пускай уж съездит – успокоит свою боль.

– Ради Бога, – тяжело вздохнул дядя Бейлор над стаканом виски, – скачи же в Эппл-Спринз и посмотри, сохранилась ли в памяти этой девушки та ваша единственная ночь.

– К черту, Бейлор! Она, наверное, увидев меня, с криком убежит!

– Есть способ выяснить это, – возразил Джубел, брат-близнец Рубела. – Займись моей работой в компании «Л и М». Ты сможешь не хуже меня выкурить воров из Пайнейского леса. Одно из отделений компании, как ты знаешь, находится в Эппл-Спринз.

– Вряд ли ее мать окажется ко мне гостеприимна, – сказал Рубел.

– Понравься ей, – посоветовал дядя Бейлор. – Ты хорош в застольных беседах. Что толку понапрасну мучаться? Езжай!

Не было сомнений, его мучения были ужасны, сердце разрывалось от воспоминаний. Рубел согласился с предложением брата. Воры наносят изрядный ущерб лесозаготовительной компании «Латчер и Мур», он расправится с ними и… заодно увидит, все так же ли сладка и чувственна Молли Дюрант, как в ту жаркую летнюю ночь, что он провел в ее объятиях.

«Лунный свет в сосновом бору»… Эту мелодию играли, когда они с Молли под конец приема, устроенного ее матерью, выскользнули из дома и направились к сторожке, не думая ни о чем, кроме страсти.

Густой лес ночью был похож на затемненный зал, а освещенный городок – на театральную сцену. Темные волосы Молли сверкали отблесками лунного света, когда Рубел вел ее – или она вела его? – от величественного старого особняка в дальний уголок сада.

Они не говорили, чем займутся в сторожке. Все случилось само собой. В начале танцев кто-то смешал пунш с брагой, и, возможно, это подтолкнуло дальнейшую череду событий, но, определенно, не брага была первопричиной. В тот миг, когда Рубел и Бейлор вошли в залитый светом холл Блек-Хауз, голубые глаза Молли остановились на Рубеле, и он… тут же влюбился!

Итак, глупо это или нет, он скачет в Эппл-Спринз.

Достигнув Эппл-Крик, Рубел остановился у реки. Мутный поток пересекал дорогу в миле от города, или чуть дальше. Напоив Койота, своего трехлетнего серого жеребца, Рубел умылся, но вода в реке была настолько красноватой, что он испугался – она окрасит ему лицо, но все же, сняв пропыленную дорожную рубашку, он ополоснулся речной водой, а затем уселся под раскидистым дубом. Ветер, обдувая, принялся высушивать влагу с его кожи.

Рубел прожевал кусок холодной соленой свинины и толстый ломоть хлеба, купленный этим утром у старика, жившего неподалеку от дороги в ветхой хижине, примостившейся среди леса на небольшом участке, расчищенном под пашню, что, однако, не мешало старику громогласно называть свою хижину гостиницей.

Нельзя сказать, что с тех пор, как Рубел покинул Орендж, его пища была особенно изысканной, а потому при воспоминании о цыплятах с клецками, которых некогда подавали ему в Блек-Хауз, он вынужден был сглотнуть набежавшую слюну. Образ этих воздушных клецок показался Рубелу сладким, как леденцы.

Застегивая чистую голубую рубашку – ее цвет напоминал о небесных глазах Молли – он пробежал пальцами по волосам, поправил вслед за тем подпругу у Койота и нетерпеливо вскочил в седло. Предвкушение встречи с Молли волновало его с каждым днем все больше. Вспомнив, как в то давнее утро он вылезал из пряно пахнущего сена, Рубел не смог сдержать улыбки.

Высокие золотистые сосны и виргинские дубы окружали изрезанную тележной колеей красноватую дорогу, по которой он ехал. Ветви деревьев смыкались над головой, образуя непроницаемый зеленый навес и превращая тем самым дорогу в подобие огромного туннеля. Стволы деревьев обвивала жимолость, и среди разнообразия оттенков зеленого пестрели яркие цветы. Время от времени в пейзаж врывался одинокий кустарник кизила, белые цветы на величавых ветках казались подношением неведомым богам. Пьянящий аромат жимолости, сосновой хвои и бесчисленных растений, названия которых не знал Рубел, вызывал у него мучительные ощущения, какие он не испытывал, по меньшей мере, год: тело, казалось, переполнилось волнующим ожиданием, и радостная мелодия рвалась из души. Прежде чем Рубел сам понял, что делает, он запел гимн зеленому своду над головой и крошечному просвету в конце длинного туннеля. Песня восхваляла край, облюбованный для жизни маленькой общиной Эппл-Спринз – райский уголок возле мельницы на реке Ангелина.

«Люби меня в лунном свете, – пел он, в лунном свете, среди золотистых сосен…»

Он не был уверен в правильности слов, но они как нельзя лучше подходили к его настроению.

Отдавая себе отчет в том, что сходит с ума, Рубел все же был не в состоянии умерить пыл. Видения, в которых царила Молли Дюрант, преследовали его до головокружения. Волнистые черные волосы в беспорядке ниспадали вокруг волшебного лица, локоны касались щек, словно созданные для поцелуев губы были приоткрыты, несколько соломинок запуталось в волосах – такой он видел ее в последний раз. Но больше всего мучили Рубела ее глаза. Эти глаза не давали ему покоя весь год – блестящие, чувственные, мечтательные…

… Глаза подзывали его, заманивая в ловушку, в то время как его руки ворошили темные волосы. Именно глаза заставили Рубела год назад подпрыгнуть и столь стремительно, как он только мог, умчаться из Блек-Хауз, прочь от Эппл-Спринз, прочь от Молли Дюрант, прочь от страха – животного страха зверя, пойманного в ловушку, попавшегося в плен. Он считал: здравомыслящий мужчина должен избегать брачных уз, детей и ответственности.

Но он так и не смог избавиться от преследовавших его голубых глаз Молли. Целый год они внимательно смотрели на него, и Рубел был не в состоянии залить их виски, вытеснить проститутками или скрыться от них в увеселительных прогулках.

Иногда голубые глаза теряли обычное выражение мечтательности, взгляд становился обвиняющим. Они осуждали его за лишение девушки невинности и последующее бегство. Он оставил Молли.

Рубел пытался оправдаться: она ведь сама страстно желала близости. Он пытался доказать себе, что такая милая девушка, как Молли, непременно должна иметь кучу поклонников, даже в столь глухом местечке, как Эппл-Спринз, и вряд ли она сидит дома, иссыхая от тоски. Но почему-то он так и не сумел убедить себя в этом. Близкие надоедали ему остротами и теряли терпение из-за его бесконечных вздохов.

Джубел старался вразумить брата:

– Черт возьми, Руби, нет причины так переживать! Дядя Бейлер был на том приеме тоже и мог бы оказаться на твоем месте. Да любой мужчина, наверное, сумел бы увести эту девушку в сторожку там или амбар: Бейлор, ты… – любой!

Мысль, что кто-то еще сумел бы тайно увести Молли в сторожку, не нравилась Рубелу. А то, что на его месте мог бы оказаться Бейлор Джаррет, нравилось ему еще меньше. Он любил своего разудалого дядю, но видеть его танцующим с Молли всю ночь напролет ему было бы нестерпимо. Он выходил из себя, едва представив, что в поисках удовлетворения страсти она идет в сторожку с кем-нибудь другим – не с ним!

Ревность жгла его, как в аду. Но чего же он ждал? Что она останется старой девой? Думать так было бы очень глупо. Молли была самой красивой девушкой, которую когда-либо доводилось ему видеть. Одухотворенность и неудержимая страстность ее натуры покоряли мужчин. Все это Рубела злило.

Присущая всем членам его семьи склонность подшучивать над близким в сочетании с собственными укорами совести и неутолимая жажда увидеть Молли испортили ему весь последний год. Вряд ли теперь его можно было назвать примерным образцом мужской половины человечества, Рубел знал это.

Что же касается «Латчер и Мур», то это была самая большая лесоповальная компания Восточного Техаса, нанявшая Джубела для поимки в Пайнейском лесу расхитителей древесины. Компания терпела огромные убытки от нашествия воров на земли вдоль рек Ангелина, Сабина и Нечес – владения «Латчер и Мур». В отчаянии руководство компании обратилось к техасской конной полиции за помощью.

Джубел сотрудничал с полицией с тех самых пор, как их старший брат Карсон оставил свою должность, чтобы жениться на разбитной красавице-южанке и покинуть Орендж, переехав на Юг. Взглянув на отмеченные на карте мистером Латчером и мистером Муром районы, представляющие с их точки зрения особый интерес, Джубел сразу понял, что эта работенка поможет Рубелу разрешить и его личные проблемы.

– Езжай в Эппл-Спринз, остановись в Блек-Хауз, представь воров перед законом и между тем узнай, так же ли желанна тебе Молли Дюрант из плоти и крови, как и та девушка-тезка, поселившаяся у тебя в душе.

Рубел сначала попытался отказаться, но предложение было более чем привлекательным. Единственное, что он слышал о Молли за последний год, так это рассказ дяди Бейлора, пять месяцев спустя после того, как Рубел сбежал, проезжавшего по делам через Пайнейский лес. Слова дяди уняли наиболее терзавшее Рубела беспокойство – он боялся, что Молли зачала той ночью в сторожке ребенка.

– Здорова, как всегда, – сказал о Молли дядя Бейлор.

– Здорова?

Дядя Бейлор передвинул трубку с табаком из одного угла губ в другой, набрал полный рот дыма и сплюнул в сторону коричневатую от табака слюну.

– Худа, как жердь. Все, как и раньше.

Дядя Бейлор громко рассмеялся, и Рубел покраснел. Он не намерен был разглашать тайну, но дядя Бейлор добавил:

– Надо быть безмозглым чурбаном, чтобы не догадаться, почему ты показал Молли хвост и покинул Эппл-Спринз, оставив меня одного глотать там красную пыль.

Итак, Молли не забеременела, и никто на ней не женился, ни дядя Бейлор, ни кто другой. Но разговор с дядей случился семь месяцев назад, и все могло измениться за этот срок.

Рубел начал беспокоиться. Он едва не поперхнулся, представив себе, что приезжает в Эппл-Спринз и видит рядом с каким-нибудь неотесанным мужиком Молли, сложившую руки у себя над животом, раздутым так сильно, как раздуваются к концу лета в Восточном Техасе арбузы. Подъехав к окраине города, Рубел чуть было не решил развернуть жеребца и ускакать прочь. Но однажды он уже сбежал, и ничего из этого не вышло. Теперь, у него не было другого пути, как доказать себе, что он настоящий мужчина и способен пройти дорогу до конца – проиграв, потерять или, победив, заполучить Молли.

Город не особенно изменился за год. Одна-единственная немощеная улица с двойной колеей беспорядочно пересекалась с переулками. На лишенной растительности красноватой глине восточной стороны холма вырос торговый центр города. Западный склон, застроенный жилыми домами, спускался в низину.

Большинство торговых заведений Эппл-Спринз имели довольно ветхий вид. Их вывески выцвели, штукатурка фасадов выветрилась, облупилась краска, а кузница и конюшня вообще не имели вывесок, но, вероятно, в них и не было нужды. Магазин Осборна и мясная лавка Крокита делили подгнивший дощатый настил. Два новых здания располагались отдельно от других, в верхней части улицы, позади гостиницы «Капелька росы», отделения лесопильной компании «Латчер и Мур» и соседствующего с ней банка «Эппл-Спринз». Мельком Рубел увидел в низине колокольню церкви. Клинообразной формы, из белых досок, она как бы застыла на темном фоне зеленых сосен в безмолвном призыве помолиться.

Западная сторона безымянного холма приютила ряд аккуратных домиков из сосновых бревен, во дворе каждого из которых лаяла собака, а у крыльца важно стоял хозяин и глазел на проезжавшего по улице незнакомца. Закудахтали вдруг переполошившиеся от лая курицы, из домов вышли домохозяйки, чтобы взглянуть на Рубела, несколько собак, нарушив местную традицию лаять за забором, выбежали на улицу поприветствовать всадника и попытались, подпрыгнув, укусить за пятки. Койот, отгоняя их, неистово размахивал хвостом.

Никто не заговорил и не окликнул Рубела. Впрочем, отсутствие приветственной группы встречающих не было для него сюрпризом. Отдаленность городов Пайнейского леса друг от друга приучила их жителей сидеть, не высовываясь, за оградой своих домов и украдкой сурово посматривать на незнакомцев и странников. Редко кто проезжал верхом Эппл-Спринз, и каждый прибывший в город преследовал какую-то свою цель, и пока эта цель не была известна, житейская мудрость подсказывала: лучше держаться на расстоянии.

Хорошо понимая, что любопытство и настороженная холодность этих людей связаны с уединенностью жизни в небольшом городке, окруженном со всех сторон густым лесом, Рубел, однако, проезжая Эппл-Спринз, не мог отделаться от неприятного чувства, будто попал в гнездо гремучих змей. Его мускулы невольно напряглись, в сердце закралась необоснованная, но отчетливая тревога. Ему вдруг показалось, что все узнают в нем покинувшего их город год назад негодяя, поразвлекавшегося с одной из девушек и бросившего ее, подобно ночному вору. И как бы это не было нелепо, все же неуверенность Рубела в себе возросла, он не представлял, как посмотрит Молли в лицо после этого года разлуки.

С первого взгляда он не узнал Блек-Хауз. Величественный в прошлом старый дом располагался в дальнем конце города, на одном из самых высоких холмов. Рубел подъезжал, его беспокойство нарастало. С трех сторон особняк обрамляла колоннада. Если его не подводила память, дедушка Молли построил этот дом перед войной между Севером и Югом. Он вспомнил: она говорила, что земля, на которой построен дом, некогда была засеяна хлопком, но после окончания войны рабы уже бесплатно не трудились на плантациях, и урожай хлопка сократился настолько, что сельское хозяйство пришло в упадок. Плодородные земли заросли лесом. Бабушка Молли превратила тогда Блек-Хауз в таверну. Ее дочь, мать Молли, научилась сама убирать дом и готовить обеды. И Молли с детства знала, что такое работа по дому.

Перекинув вожжи через перила для привязи лошадей, Рубел в нерешительности остался сидеть в седле, удрученно осматривая признаки обветшания: стены особняка нуждались в покраске, несколько ставень висело на одной петле, двор зарос сорняками и виноградной лозой, не было половины ступенек на крыльце… Открываясь, дверь так пронзительно скрипнула, что Рубел аж подпрыгнул.

Сердитый мужчина вышел из двери. Он был такого же, как Рубел, роста и возраста, одет по-городскому, Рубелу показалось – по последней моде: черные штаны, накрахмаленная белая рубашка, вышитый жилет. Темная куртка висела на плече. В руке он держал узкополую шляпу, которая совершенно не защитила бы владельца от солнца, ветра и холода, но шляпа всегда считалась необходимой вещью для мужчины.

Хрупкая женщина в сером ситцевом платье и белом фартуке вышла вслед за сердитым мужчиной на крыльцо. Рубел посмотрел на нее украдкой, пытаясь определить, может, это Молли? Если так, то она стала строга к своей прическе – темные косы плотно обвивали голову наподобие короны. «Как у старухи», – подобрал Рубел более точное сравнение. Неужели эта женщина, похожая на прачку, – Молли Дюрант?

Мужчина переступил сломанную ступеньку, бросив через плечо:

– Ты по-ослиному упряма, Молли! Нет смысла держаться за ту землю, и ты это знаешь. Ничего не стоящий лесоповал! – повернувшись, он потряс перед ней шляпой. – Пойми, наконец, что для тебя выгодно, а что нет, и позволь «Латчер и Мур» заключить с тобой сделку, пока они еще согласны.

Молли уперлась кулаками в бедра, и жест подчеркнул тонкость ее талии. Рубел облегченно выдохнул, задержанное было дыхание восстановилось. Молли не могла увлечься этим парнем молодцеватого вида, но, по сути вещей… она вполне могла выйти за него замуж! Разительный контраст между модной одеждой мужчины и утомленным обликом Молли, а также обветшание Блек-Хауз ошеломили Рубела. Злоба, мощная, как яд гремучей змеи, закипала у него в душе.

– Я не продам эту землю, Клитус! – закричала Молли.

Рубела неприятно поразил ее крик, целый год в своих мечтах он слышал лишь чувственный шепот мягкого голоса. А она продолжала кричать:

– Эта земля кормит моих братьев и сестру!

Рубел еще раз взглянул на мужчину по имени Клитус и увидел, как он расправляет плечи. Парень, должно быть, понизил голос, так как Рубел не расслышал его слов, но ответ Молли прозвучал столь же громко, как обычно звучит обеденный гонг.

– Ты можешь сказать Пруденс Феррингтон, чтобы она не вмешивалась в мои дела.

– Моя мать печется о твоих интересах, Молли, и мы с ней знаем, что тебе выгодно, лучше, чем ты сама.

– Вы лучше всего знаете, что выгодно вам самим, а не мне и моим братьям с сестрою.

– Гм! – повернувшись на сапогах с тонкой подошвой, мужчина спустился с крыльца и пошел по утоптанной земляной тропинке, его губы исказила сердитая гримаса, прямые каштановые волосы трепал ветер, пока он не нахлобучил шляпу.

Рубел вновь устремил взгляд к Молли, она же пристально смотрела на Клитуса. Рубел слез с лошади и привязал вожжи к покосившейся стойке, размышляя, наяву ли все это происходит, не спит ли он. Если спит, то определенно снится ему кошмар.

Ни Клитус, ни Молли, захваченные спором, не заметили его. Он показался себе призраком, вынужденным наблюдать, как рушится жизнь Молли.

Когда он подошел к незапертым воротам, входная дверь снова пронзительно скрипнула, и светловолосый мальчик лет двенадцати сбежал с крыльца, ловко перепрыгивая сломанные ступеньки. Молли протянула руку и ухватила его за жилетку.

– Не так быстро, Тревис. Ты еще не нарубил дров к ужину.

– Я бегу в школу, – Тревис завертелся, пытаясь высвободиться, но Молли прижала его спиной к перилам крыльца, и он стоял перед ней, лицом к лицу, волнуясь и нетерпеливо вертя в руке коричневую кепку. – Я сделаю это позже.

– Позже ты должен будешь подоить нашу старую Берту.

Руки Тревиса успокоились, мгновение он пристально смотрел на Молли, затем, неожиданно вырвавшись, он перепрыгнул еще одну сломанную ступеньку и, отбежав на безопасное расстояние, повернувшись, крикнул:

– Ты должна слушаться Клитуса, Молли! Не забудь, мистер Тейлор хочет усыновить меня.

Молли сделала было попытку вернуть мальчика, но, услышав, что он говорит, остановилась, одна рука безвольно упала на грудь, и пальцы судорожно смяли белый нагрудник. Рубел увидел, как выражение ее лица переменилось от сильного волнения. С такого расстояния он не мог понять, сердита ли она или ей больно. Скорее всего, и то и другое.

Кажется, прибыл он не вовремя. Но детали не имели значения. Он узнал Тревиса. Рубел видел мальчика в прошлом году, это был один из братьев Молли. Но кто такой этот Клитус, черт возьми? И какое ему дело, продаст ли Молли свою землю с лесом или нет? И почему мистер Тейлор должен усыновить Тревиса? И это еще не все странности! Дом разваливается, и Молли выглядит и говорит так, будто силы ее вот-вот покинут.

Тревис побежал за угол, который как раз обходил Рубел, но брат Молли не обратил на него никакого внимания, и Рубелу снова показалось, что он призраком упал в Эппл-Спринз с небес. Никто его не замечал, даже если видел. Тревис на ходу перепрыгнул забор из кольев, рубашка выбилась из широких выношенных брюк.

Погруженный в свои мысли, Рубел проследил взглядом за мальчиком, пустившимся бежать вниз по улице. Когда же он вновь взглянул на Молли, она сидела на крыльце, уткнувшись лицом в фартук. Плечи вздрагивали. У Рубела комок подкатил к горлу.

Твердым шагом он направился к ней по плотно утоптанной тропинке, окаймленной полоской сорной травы. Он обратил внимание на несколько тощих кустов роз, которые видел в Блек-Хауз и прежде, но тогда это были роскошные цветы. Что, черт возьми, случилось здесь за год, прошедший с тех пор, как он танцевал на приеме с Молли и занимался с ней в сторожке любовью… и затем покинул ее?

Молли не замечала Рубела, даже когда он остановился прямо перед ней. Он долго стоял, неловко подыскивая слова приветствия, пока она сама не подняла на него глаза. Как по мановению волшебной палочки, молниеносная перемена чувств отразилась на ее лице – то был полнейший шок. Голубые глаза широко раскрылись, в них заблестели слезы. Он хотел прикоснуться к ней, успокоить или хотя бы улыбнуться, но она смотрела на него, как смотрят на привидение, и Рубел нерешительно развел руками.

– Гм… – кашлянул он и попытался кашлянуть снова. – Гм…

– Ты? – тон Молли был таким, будто она видела перед собой гремучую змею, злость исказила ее лицо, и прежде чем он смог придумать какую-нибудь фразу, она вскочила и скрылась за дверью.

Когда Молли вернулась, в руках у нее была двустволка, которую она направила ему в живот. Выражение отчаяния на ее лице сменилось выражением враждебности. Он вспомнил, как говорил дяде Бейлору, что Молли, увидев его, может повернуться и убежать. Теперь он понял, что ему просто повезло бы, если б она всего лишь убежала.

– Убирайся вон! – приказала Молли таким тоном, что он не посмел бы ослушаться, если бы не сковавшее вдруг мускулы оцепенение.

Она надвигалась на него, крепко зажав в руках двустволку. Ошеломленный ее гостеприимством, Рубел отступил с крыльца, вовремя вспомнив, что нужно перепрыгнуть через сломанную ступеньку. Приземлился он на обе ноги, покачнувшись, но устояв. Оцепенение усилилось. Безмолвно Молли подходила к нему, наставляя ружье. Он сделал еще один шаг назад, протянув к ней обе руки, словно защищаясь от оружия. «Что за черт? Разве она не узнала его?» Ее слова прозвучали ответом на немой вопрос:

– Скорее в аду станет холодно, чем я снова лягу с тобой в постель, Рубел Джаррет! Пошел вон! Покинь немедленно Блек-Хауз и никогда больше не возвращайся!

Рубел отошел от Молли. Он мог бы догадаться, что она не будет слишком счастлива его видеть, но все же он не давал ей повода стрелять в него! Голубые глаза сверкали льдом. Следы слез, пролитых минутой ранее, исчезли, и пропали все признаки печали. Ему показалось, что Молли Дюрант обезумела. Сумасшедшая, она готова была его убить.

– Давай, давай, уходи! Некогда мне тратить на тебя время, у меня полно работы.

Рубел оглянулся по сторонам, бросив беглый взгляд на дом и сад. Наверное, так оно и было. Он мог бы помочь ей, если она разрешит ему остаться. Но Рубел был уверен, Молли не намерена позволять ему оправдываться. И если он сейчас сбежит от нее, больше шанса у него не будет. Рубел поежился, представив, что Джубел и дядя Бейлор скажут ему, когда обо всем узнают. Он никогда не сможет считать себя настоящим мужчиной, если бросится сейчас спасаться бегством от своей бывшей любовницы, взявшей в руки двустволку. Эта мысль заставила восстать все упрямство характера Рубела.

– Одну минуточку, мадам! Какая-то ошибка!

Молли взглянула свирепо, не заинтересовавшись его словами.

– Я Джубел Джаррет, – добавил он поспешно. – А вы, наверное, сочли, что я – мой брат!

Молли взвела курок одного из стволов ружья. Несмотря на хрупкость сложения, она держала довольно тяжелое ружье необычайно твердо.

– Рубел очень похож на меня. Мы с ним близнецы, вы, должно быть, слышали.

– Да, он похож на тебя, как и на всех своих родственников, и ни один из вас не может считать себя в Блек-Хауз желанным гостем. Уходи! – повторила она, ее голос даже не дрожал.

– Подождите же! Дайте мне возможность объясниться! Мне на несколько дней надо снять комнату, – он снова оглянулся. – Я бы снял в Блек-Хауз, если у вас есть свободная.

Но взгляд Молли не смягчился, и хватка не ослабла, она по-прежнему крепко сжимала в руках ружье.

– Никому из лесорубов мы не сдаем комнат, – от ее взгляда могли бы завянуть розы, если бы они еще цвели вдоль тропинки, – и никому из Джарретов, – добавила она.

Рубел провел пальцами по волосам.

– Ей-богу, мэм! Я понимаю, мой брат в очередной раз совершил дурной поступок и бросил тень на всю семью, – он помолчал, чтобы заметить, как она воспримет его слова. – Пожалуйста, примите мои извинения за все, что сделал этот подлец Рубел. Я был бы рад, если бы вы разрешили мне остаться и восстановить в ваших глазах доброе имя нашей семьи.

– Доброе имя вашей семьи не заштопать даже золотой иголкой с серебряной ниткой, – Молли снова двинулась к нему, взведя курок и на другом стволе.

Рубел почувствовал, как у него крупной дрожью затряслись колени.

– Уходи, – приказала она столь гневно, что не могло быть сомнений: приказ она адресует грязному негодяю, впрочем, Рубел сам начал подозревать, что, скорее всего, так оно и есть.

– Однако дело в том, мэм, что мне необходимо остаться. Я…

– Ты Джаррет!

Рубел выпрямился. Возможно, ему следовало бы взять другой тон, но он не сумел сдержаться:

– И я горжусь этим! Вы, Молли, тоже не святая. Нельзя судить обо всех мужчинах по поступку одного безумца.

Он видел, ее глаза затуманились сомнением.

– Безумца? – слово было произнесено гораздо мягче, чем все, сказанное ранее, и Рубелу показалось, что у него появились основания для надежды.

Он опустил руки и торжественно кивнул, подтверждая безумство Рубела Джаррета. Черт, это должно было прозвучать убедительно, потому что, наверное, на самом деле было правдой.

– Если вы меня опасаетесь, я согласен спать в сторожке.

В то мгновение, как упоминание о сторожке вылетело у него изо рта, Рубел уже знал, что поступает неосмотрительно. Он увидел это по ее лицу. Слово «сторожка» напомнило ей то же самое, что и ему, но в ее взгляде проявилась не воспоминание о страстном желании, испытанном той ночью, в ее взгляде проявилось страстное желание разрядить в него оба ствола ружья и прибить его шкуру на дверь этой самой сторожки.

– Я здесь по делу компании «Латчер и Мур», – поспешил сказать Рубел, он был счастлив, что может добавить хоть немного правды в немалую дозу самоуверенной лжи. – Я должен разузнать, каковы условия для строительства железнодорожного пути через Пайнейский лес, и чем быстрее я сделаю это, тем скорее будет проложена железная дорога в Эппл-Спринз, и, кто знает, может, жизнь вашего городка существенно изменится к лучшему, – он резко прервал объяснения. – Конечно, я могу переночевать и в лесу, – махнул он в сторону леса. – Но это может показаться недостаточно солидным: представитель «Л и М», осуществляющий важную миссию, спит в седле! Это даже, пожалуй, будет выглядеть смешно!

Рубел внимательно наблюдал за Молли, лишь наполовину соображая, что говорит, и мог заметить, что и Молли слушает его лишь наполовину. Было очевидно, что его появление в Эппл-Спринз потрясло ее до глубины души, и хотя ее появление потрясло его не менее, Рубел был уверен, что их потрясения разнятся, как день и ночь.

Даже с этими по-старчески туго стянутыми косами и в выцветшем платье Молли Дюрант была такой же красивой, какой он ее помнил. Рубел решил тотчас же, что если он и должен что-либо еще сделать в своей жизни, так это как-нибудь и когда-нибудь искупить свою вину за то, что использовал эту прекрасную злючку как вульгарную проститутку.

Но нет, это было не так, нет! Они с Бейлором вернулись из Люфкина, куда отогнали стадо скота, и собрались на прием в Блек-Хауз, и как только вошли в зал, он увидел Молли, она несла к покрытому кружевной скатертью столу огромный кувшин с пуншем – чуть ли не с нее ростом. Не собираясь проявлять застенчивость, он подошел прямо к ней, взял ношу из рук и, высунувшись из-за кувшина с мутно-желтым пуншем, представился.

Они танцевали всю ночь, и хотя зачастую кто-либо из молодых людей прерывал их и уводил партнершу прежде, чем заканчивалась мелодия, Рубел всегда ухитрялся первым пригласить Молли на следующий танец. Магическое притяжение мгновенно вспыхнуло между ними, опьяняя сильнее пунша. Черт возьми, он все еще чувствовал эту вспышку!

Было очевидно, что Молли не пристрастилась к сближениям на одну ночь. И как он посмел только часть ответственности переложить на нее! Даже если она сама и хотела близости – что ж с того? – он был опытнее и старше, в то время ему было уже двадцать восемь, и он не должен был позволять ей и себе заходить так далеко. Сейчас она выглядела скорее на все сорок, чем на свои двадцать лет, и Рубел почувствовал, как его сердце щемит от той боли, которую он причинил ей, но при этом он знал, что не избежит повторения сладкой ошибки, если предоставится удобный случай.

Ругая себя за ложь, Рубел полез в карман и вытащил лист измятой бумаги с отпечатком седла – он просидел несколько дней на этом документе. Рубел протянул лист Молли, благодаря судьбу за удачу – первую удачу за все путешествие.

Приказ от «Л и М», конечно, убедит ее. Он был на имя Джубела, и никто из братьев не сообщил компании об изменении, прежде чем Рубел не уехал из города. Джубел согласился позаботиться об этом маленьком дельце уже после отъезда брата в Эппл-Спринз.

Но, даже увидев имя «Джубел Джаррет» на приказе, Молли все еще колебалась, сдать ли ему комнату, ведь она не сдавала комнат лесорубам и… Джарретам.

– У меня есть наличные, – добавил Рубел, слегка усмехнувшись и показав пачку банкнот. – Компания выплатила аванс на дорожные расходы.

Именно деньги стали аргументом, решившим дело, – деньги, не его обаяние и даже не ложь, Рубел знал это. Направляясь следом за Молли в дом, войти в который он мечтал каждую минуту в течение целого года, Рубел сам удивлялся, что оказался таким изощренно-хитрым лжецом. Он чувствовал себя, как енот перед сворой гончих, лающих прямо в морду. Когда Молли раскроет обман, он окажется еще более запятнанным в ее глазах. Но ничего лучшего он придумать не смог, разве что вскочить в седло и покинуть город.

Но и покинуть город он уже не мог – с того самого момента, как Молли скрипнула дверью, выйдя на крыльцо вслед за парнем по имени Клитус. Рубел знал, он не сможет оставить ее, пока не выяснит, что случилось в Блек-Хауз за прошедший год – после того, как он так легко ускакал прочь, чтобы каждую ночь грезить чувственными снами о страстной и беззаботной девушке по имени Молли Дюрант, чьи губы слаще меда Пайнейского леса.